Всего лишь любовь

Глава 17. Вита

С утра пробуждаюсь сама, отключаю будильник. Затем звонит мама. Когда я почистила зубы и пью утренний кофе. Растворимый теперь! Так как кофемашина и турка остались в Шумиловском логове. Нужно забрать у него. Только что? Турка — Аськин подарок. Когда та была в Турции, то привозила мне кофе и турку, чтобы готовить его, как положено. А кофемашину, на двадцать лет свадьбы, дарила моя развесёлая мать. Поклонник всего натурального, свежего и дорогого.

— Алло! — говорю, насыпая Капустину корм.

Вчерашняя Сангрия чуть отзывается слабостью. Видно, слегка перебрала? Давно не пила.

— Вита, как ты там? — интересуется мама. Таким же тоном она поучает своих подчинённых.

Я возвращаюсь за стол и решаю съесть булочку:

— Я, хорошо. А у тебя как дела? На работе?

— А где же ещё? — восклицает она, — Тут привезли форель. Я выбрала тебе самую хорошую тушку. А ещё фермерскую курочку.

— Форель с головой? — говорю, подперев подбородок рукой.

Сразу прикинув в уме: «Хвост и голову можно пустить на уху. Там кусочек курятины был для навара...». Но, прервав свой мыслительный бум, вспоминаю, что теперь мы с Шумиловым врозь и готовим отдельно. Оставить ему? Только что? Курицу, чтобы сварил себе суп? Сколько дней без горячего. Наверно, уже получил несварение, или запор от готовой еды...

— Да, с головой. Там и на суп, и на второе хватит, — делится мама. Подумала о том же, о чём и я.

Мысленно я представляю себе кашевара Шумилова. В фартуке и с поварёшкой в руке. Боже, да что он там сварит? Испортит, скорее! Заляпает мне всю плиту.

Я кусаю губу. Моя бедная кухня!

— Ну, что у вас там? Как дела? — прерывает поток размышлений мамуля.

— Да, нормально дела, — отвечаю.

— Как у вас с Костей? — отчего-то интересуется она.

Я очень сильно стараюсь звучать беззаботно:

— Да всё хорошо, а чего?

— А то я сон нехороший видела, — мама вздыхает.

Я закрываю глаза:

— Ой, мамуль! Ты меньше сериалов смотри перед сном.

— А ты не умничай! — парирует мама, и добавляет уже другим тоном, — Так тебе рассказать, о чём сон?

— Расскажи, — пожимаю плечами.

Она произносит:

— Так вот! Снился Костя. С бокалом вина.

— Ну, и что? — вспоминаю себя и бокал красной Сангрии.

— Он напился им до потери сознания, — изумляется мама. При ней Костя не пил никогда. Точнее, он пил! Но никогда — до потери сознания.

— И что это значит? — жую сочник с творогом.

— Это значит, что в жизни ему не хватает тепла от супруги. И вас ждёт разлад, а ещё неприятности, не только в семейных делах. И в работе! — вангует мамуля.

«Тепла ему не хватает», — про себя усмехаюсь. Ну, надо же!

— Глупости, мам! У нас с Костиком всё хорошо, — не спешу посвящать её в наши проблемы. Успеется. Тут, хоть бы самой разобраться.

Мы болтаем немного, о том, о сём. О Майке, о Тоше. О её ухажёре. Правда, стоит начать разговор о Дотошном, как мама стремится скорее его завершить.

Выхожу на прогулку с Капустиным. Обязательный «рейд» вокруг дома — это ещё один плюс пребывания рядом собаки. Ведь, хочешь, не хочешь, а нужно идти! В прошлый раз мы гуляли до самой Невы. Там Капустин, ещё никогда не бывавший в подобных местах, чуть с ума не сошёл. Особенно сильно его впечатлили крикливые утки, тусившие возле моста. Он, сунув морду в прореху бетонных перил, громко лаял, пока не охрип. А им хоть бы что! Даже не крякнули.

А сегодня решаем себя ограничить двором. И... В парадной встречаем соседку. Ту самую, что грозилась милицию вызвать. Но ведь не вызвала? Решаю сказать ей спасибо.

— Агриппина... простите! Напомните, как вас по отчеству? — обращаюсь к старушке. Ведь надо же как-то её обозвать?

— Вяцеславовна, — она поправляет очки на носу.

Белый платочек с обеих сторон головы закреплён невидимками. На баптистку она не похожа! Наверное, просто стыдится своей седины?

— Вячеславовна, — я повторяю. И тут же ловлю её пристальный взгляд.

— ВяЦеславовна! — букву «ц» она произносит намеренно чётко.

«Что за имя такое?», — растерянно думаю я.

— Моего отца звали Вяцеслав, царство ему небесное, — произносит она, и глядит в потолок.

— П-поняла, — я киваю, — Простите! Агриппина Вяцеславовна, то, что вы вчера видели..., - пытаюсь начать.

Но она прерывает меня:

— Я не имею привычки подглядывать!

«Предпочитаешь подслушивать?», — думаю я. Но вслух извиняюсь:

— В любом случае, извините за этот бардак!

Она поджимает губу:

— Раньше в этом доме жили интеллигентные люди.

— Они и сейчас здесь живут! — я спешу опровергнуть тот факт, что меня она к таковым не относит, — Мой муж, между прочим, учёный.

«Мой почти бывший муж», — поправляю себя. Но ей это знать не обязательно.

Агриппина Вяцеславовна хмыкает:

— И который из них был ваш муж? — в её голосе явный упрёк. Мол, разве учёные так поступают? Так поступают лишь гопники! И я с ней согласна.

Вот только, один из них — чуть ли не самый крутой бизнесмен, а второй без пяти минут доктор наук. Эх, Агриппина Вяцеславовна, мне бы ваши иллюзии.

Капустин усилено нюхает новую знакомую. Ставит лапу ей на туфлю.

— Капустин, прекрати! — я дёргаю поводок на себя.

— Его зовут Капустин? — удивляется соседка, — Это в честь советского композитора, Николая Гиршевича Капустина?

Её тон изменился. Теперь в нём звучит одобрение. И я не рискую перечить.

— Э... Да! Всё верно! Именно так.

Думаю: «Надо бы дома погуглить потом». Выхожу из подъезда. На улице славный июнь. Благодать! Утро раннее, птички поют. Здесь хоть и центр, но дворик довольно уютный. В промежутке между домов есть деревья и лавочки. Парковка совсем небольшая, для тех, кто живёт здесь...

Но, что это? Опель Шумилова? А вот и он сам, распластался щекой по стеклу.

Я подхожу, и какое-то время его изучаю. Расплющенный профиль, и рот приоткрыт. Озираюсь вокруг. Нет ли рядом соседки? В этом виде он меньше всего похож на учёного! Стучу пальцем в стекло. Ноль реакции. Я ещё раз стучу. Один глаз открывается. Он с трудом отлепляет себя от окна. На щеке красный след.

Опускает стекло:

— Виталин?

— Ты что, ночевал здесь? — спешу уточнить.

Шумилов качается:

— Нет! Я только недавно приехал. Просто задремал. «Вот, брехло», — изумляюсь умению мужа так врать. Ведь заметно, что он не дремал. Крепко спал! Даже веки опухли.

— Ну, да, ну, да, — я вздыхаю, решив игнорировать тему, говорю, — Мама звонила! Сегодня с семи до восьми будь дома. Продукты привезут.

Он подавляет зевоту:

— Ага, хорошо!

— Рыбу и курицу положи в морозилку, — инструктирую я, — Молочку и овощи в холодильник. Я заеду потом, и возьму то, что нужно.

— Понял, сделаю! — откупорив бутылку воды, он делает пару глотков. Выходить не торопится. Вид у него запредельный. Спросонья, нечёсаный, футболка разорвана, взгляд как у пьяного. Я порываюсь спросить: «Ты, случайно, не пил?».

— Ты выглядишь просто ужасно! — констатирую факт.

Он произносит:

— Спасибо, я знаю, — сгребает волнистые волосы в хвост и крепко фиксирует их на макушке.

Выходит, заставив меня отойти от двери.

— Тебе на работу не нужно? — смотрю на часы.

Шумилов кивает, как будто припомнил:

— Вообще-то да! Я как раз собирался уже... — В таком виде? — презрительно хмурюсь.

Он массирует шею ладонью:

— Ну, если позволишь зайти, принять душ, выпить кофе...

— Шумилов! — я спешно его прерываю, — Добывай еду сам! Я тебе не кофемашина, понятно?

Думаю: «Нужно взять кофемашину и турку. И то, и другое! Пусть пьёт растворимый. Почувствует разницу! Его образ жизни теперь соответствует этому».

— Грубо! Но справедливо, — кивает Шумилов.

Капустин тусуется возле него. Учуял знакомые запахи? Радостно взвизгнув, он ставил лапы ему на ступню. Костя, присев, берёт пса подмышки. Если у псов есть подмышки? Поднявшись с ним вместе, он, словно ребёнка, сажает к себе на рукав.

— Соскучился? Малый! Ты ж мой ушастый прыгун! Хочешь жить с папочкой? Хочешь? Поедешь со мной?

— Не дави на него! — возмущённо держу поводок. Ощущаю укол едкой ревности, видя как пёсий язык лижет щёку Шумилова.

— Да я не давлю, — отставляет он руку.

— Ты давишь морально! — повышаю я голос.

— Ой, Вит..., - Костя кривится.

— Всё, нам пора! — отрезаю, беря из его рук Капустина.

Опускаю на землю. Тот даже не понял, в чём дело. Переводит глаза с одного на другого. Уж если так трудно с Капустиным, как будет с Тошей? Я даже представить боюсь...

Уже поворачиваюсь, чтобы продолжить прогулку. И слышу вопрос:

— Ты спала с Богачёвым? Ты же детьми поклялась! — восклицает Шумилов.

Как будто я клятву нарушила. Спала ли я? Да как он ещё смеет спрашивать? Спала ли я с кем-то. Когда сам переспал с моей лучшей подругой.

Приступ злости достаточно сильный, но я заставляю себя промолчать.

— Вита! — кричит в спину Костик.

А я поднимаю свободную левую руку, и... выдаю оскорбительный жест.