Всего лишь любовь

Глава 26. Костя

Сон, какой чудесный сон. Так хочу, чтобы он не кончался! Боюсь шевельнуться, осознать, что я снова один на кровати. Что её рядом нет. И потому я лежу неподвижно. Вновь и вновь вспоминаю минувшую ночь…

Вита была несравненной! Такой, какой я давно не видел её. Она была вся, вся — моя. Каждой клеточкой тела, каждым изгибом и каждой из впадинок, льнула ко мне, отдавалась моей ненасытной любви. А я… Я был ненасытен! Ох, как я был ненасытен! Я хотел её всю, и везде, и по-всякому. Словно мой внутренний зверь пробудился. Воспрянул от долгого сна.

— Косенька, Косенька, даааа, — причитал она. Прижимала к себе, погружая в мою шевелюру свои тонкие пальцы. И давала себя целовать абсолютно везде.

Я полагал, что насытился ею. Но всякий раз, чуть остыв, ощущал новый острый подъём, новый приступ желания.

— Ты кончила? — этот вопрос не озвучил ни разу. Я итак знал, что да! Она кончила. Множество раз. Подо мной, и на мне. И когда я был сзади. И когда прижимал её голое тело к стене и держал на весу. И когда целовал её нежную, сладкую плоть. И когда проникал в неё пальцем.

— Мммм, Кося, Кось, я уже…, - запрокинувшись, Вита тонула в неистовой буре эмоций, которую нам подарила волшебная ночь.

Я теперь даже думаю. Может быть, это на пользу? Ну, этот разлад. Расставание. Нет, естественно, я продолжаю себя укорять за измену! Но этот божественный секс… Мы давно не любили так сильно. Телами. И душами. Словно любовь зазвучала внутри как по нотам…

Глаза открываются. Вижу кровать. Белый выступ подушки. Знакомая комната, где я бывал много раз. Но в первый раз в жизни любил в ней Виталю. Потянувшись, я ложусь на спину. Подложив руки под голову, улыбаюсь своим дурным мыслям. Впервые я здесь! Как любовник. Как муж.

«А я осквернил ваше ложе, сударыня. То, где вы занимались любовью с другим». И Богачёвских вещей тут не видно. Я думал, признаться, что он тут живёт! Ну, хотя бы является часто. Приходит с ночёвками, как было тогда…

Превозмогая боль в голове, поднимаюсь. Выпили с Виткой изрядно вчера. Ну, и пусть! Если так было нужно «для дела». Дело сделано! Вита, я думаю, тоже дольна. Более чем. Уж мне ли не знать? А уж я как доволен, не сказать словами! Думаю, теперь будет правильным съехать отсюда, вернуться домой. Погрустила отдельно и хватит. Наказала меня, я всё понял, я всё осознал. Давай начинать всё с нуля? Успеем к приезду Антона.

Мои вещи разбросаны. Попутно, идя в направлении ванной, я их собираю. Капустина нет. Значит, Витка ушла вместе с ним на прогулку. Решила меня не будить? Моя радость! Тянусь, наслаждаюсь свободой. И кажется, в каждом углу вижу тень Богачёва. Тебе не отнять у меня ни Витали, ни Майки. Хоть десять квартир им купи, не отнять!

Зубная щёточка в ванной всего лишь одна. С розовой ручкой, Виталина. Я чищу зубы её зубной щёткой. Надеюсь, не против? Вытираю лицо полотенцем, её же. И чувствую запах духов.

Из зеркала смотрит противная рожа! Измятый, невыспанный. Организм в этом возрасте редко прощает такое веселье. Нужно завязывать. Всё! Ставлю крест на спиртном, сигаретах. Начну заниматься собой, высыпаться. Глядишь, и круги под глазами исчезнут. Теперь у меня новый стимул. Точнее, единственный стимул. Семья.

Решаю всё же одеться. Всё-таки, я здесь в гостях! Кофемашины здесь нет, только турка. Которую Витка забрала из дома. Но я не умею варить. Так что завариваю себе растворимый утренний кофе. Но прежде решаю глотнуть из-под крана воды. Вдоволь напившись, наполняю чайник и ставлю на газ. Вдруг на столе замечаю таблетку.

«АСПИРИН», — озаглавила Вита. Как же мне не хватало вот этих записок! Я даже целую её, прижимаю бумагу к губам. Позаботилась! Знала, что будет болеть голова. Моя милая рыжая девочка. Ты лучше всех! Пока аспирин пузырится в стакане, нахожу под салфетницей свёрнутый вдвое листок.

«Прочти», — написано сверху. Я в предвкушении! Думаю, что же там? Наверное, что-нибудь, вроде: «Эта ночь была просто волшебной! Я так благодарна тебе». Хотя, нет! Это не в Виткином стиле. Она лаконична. Напишет: «С добрым утром! Люблю тебя, Рыжик».

Эх, размечтался! До признаний в любви я ещё не дорос. Такое придётся ещё заслужить. Но хотя бы банального слова «спасибо» достоин? Так старался!

Но там, ни одно, ни другое, ни третье…

Развернув, я читаю:

«Костя! Этот вечер был просто чудесным. Но давай будем считать, что это был наш прощальный вечер. И наша прощальная ночь». Подписи нет, даже рисунка, которым обычно она завершала посыл. Рисовала сердечко. Или буковку В с жирной точкой.

Я так и стою, тупо глядя на белый листок, где Виткиным почерком сказано всё. Подытожено. Когда замок на двери открывается. Впускает хозяйку. И пса.

Капустин вбегает на кухню.

— Капустин! Иди сюда, лапы мыть! — слышу я Виткино.

Мне бы выбежать. Ткнуть ей бумажкой в лицо. Почему? Почему? Только тело, как будто уже не моё. Только разум дал сбой. Только сердце ещё продолжает стучать, так надрывно и глухо…

Слышу, как в ванной шумит старый кран. Вымыв лапы Капустину, Вита его выпускает. Когда она входит на кухню, я опираюсь ладонями в стол. Наверное, чтобы не пасть? Поднимаю лицо и веду по ней взглядом. Джинсы те же, что были вчера. Те, что я яростно сдёрнул с неё на пороге, в прихожей. Футболка с лисятами. Такая забавная! Заправлена в них.

Когда достигаю лица, вижу губы, и щёки, и нос. Всё, что сердцу так сильно знакомо! Россыпь нежных веснушек на бледных щеках. Пару рыженьких прядок, заправленных за уши. Она выжидает, глядит на меня. Не дождавшись, бросает:

— Ну, Кость!

Выдыхаю с усмешкой, и снова смотрю на записку:

— Вот так значит, да?

— Ну, не смотри на меня так! — ограждает себя, сложив руки в замкнутой позе.

— А как я должен смотреть на тебя? — говорю очень тихо. Сил нет быть громче. Наверно, вчерашнее пение? Голос охрип. Или просто внезапная новость о том, что минувшая ночь ничего не значила. Для меня — значила! А для неё — ничего…

— То есть, ты мне предъявляешь претензии? — пожимает плечами она.

— Нет, — отвечаю, — Я просто надеюсь понять, что случилось сегодняшней ночью? Я думал, это…

— Ты думал, это означает, что мы снова вместе? — бросает подсказку.

— Ну, — выдыхаю я, — Вроде того. Мне казалось, тебе очень нравилось.

— Тебе не казалось! Мне правда, понравилось. Это было чудесно! Но…, - она осекается, — Я не могу!

— Не можешь что? — давлю через силу я каждое слово.

Виталина отводит глаза:

— Мы не сможем быть вместе.

— Почему? — говорю, — Объясни!

«Мы же любим друг друга», — стучит в голове. Ты же мне говорила, шептала, царапая плечи, что любишь, что хочешь, что ждёшь…

— Я не смогу! — повторяет она, — Не смогу никогда смириться с тем, что случилось. С тем, что ты и Милана…

— Да что ты…, - цежу я, — Опять!

— Да, опять! — восклицает Виталя, стоит, прижимаясь к стене. А руки всё также намертво сцеплены. Словно боится дать волю эмоциям, телу, рукам. Боится меня. Презирает?

— Кость, ты правда не понимаешь? — впивается взглядом.

— Я не понимаю, — шепчу, — Объясни! Я же принёс извинения? Сказал, это было ошибкой! Это действительно было ошибкой. Фатальной ошибкой, Виталь! Ну, нельзя же из-за какой-то ошибки рушить всё?

Она закрывает глаза, выдыхает. И грудь опадает под кофточкой:

— Я всегда буду помнить об этом, пойми. Я забыть не смогу! Что ты делал со мной, то же делал и с нею…

— Да нет же! Не то же! — кричу я, пытаясь приблизиться в пару шагов.

Но она выставляет ладони вперёд.

— Это не то же самое, Вит, — понижаю я голос в молительном шепоте, — Ты и она — это разные вещи. Она — это просто… ошибка. Я не знаю, какое из слов подобрать! А ты — это всё. Тот секс, я уже и забыл про него…

— А вот я не забыла, — спокойно и холодно шепчет Виталя.

— Забудешь, со временем, — это скорее вопрос, чем моё утверждение. Но Вита смеётся:

— Едва ли смогу.

— И что же теперь? — я смотрю на неё, ожидая ответа.

— Ничего, — пожимает плечами, — Если мне каждый раз, чтобы лечь с тобой в постель, придётся напиваться до чёртиков. Я так быстро сопьюсь! Мне здоровье дороже.

Я листаю «словарь» в голове. Отыскать подходящее слово непросто. Какое из множества слов способно её убедить?

— Я люблю тебя, Вит, — говорю то единственно верное, что приходит на ум, — А ты? Ты меня хоть немножечко любишь?

Этот вопрос, прозвучав, остаётся висеть между нами. Её губы пытаются что-то сказать, замолкают. Затем открываются вновь:

— Любила.

«Любила», — прошедшее время, как будто ножом отрезает меня, как ненужный ломоть. Любила, когда-то. Любила, но больше не…

Глаза её смотрят испуганно. Как будто сама не ждала, что озвучит подобное.

— Нельзя разлюбить в одночасье, — говорю, глядя в них, — Может быть, ты никогда не любила меня?

Она смотрит пристально:

— Может быть.

Её губы смыкаются плотно. И я понимаю, они ничего не скажут мне больше. Ничего из того, что я бы хотел. Только боль причинят, только ещё больше страданий.

В ответ усмехаюсь:

— Ну, что ж! Спасибо тебе, за честность.

Капустин выходит меня проводить. Мне уже всё равно! Мне так больно, что где-то в груди нарастает болезненный ком. Вот-вот и рёбра не выдержат, треснут. Он настолько велик! Я хватаю джинсовку, сую ноги в кеды. Хорошо, хоть оделся! Не нужно искать по квартире трусы.

У двери так хочу обернуться. И знаю, что смотрит! И ждёт: обернусь, или нет? Потому, пересилив себя, нажимаю на ручку. Насколько я счастлив вчера был, войдя в этот дом. Настолько несчастен, его покидая.