Всего лишь любовь

Глава 40. Костя

Витка звонит. Я отклоняю звонок. Не до этого! Наверно, забыла в машине очки, или наушники? Всё это может и подождать. У меня тут судьба на кону! Судьба моего обучения, диссертации. Перестану быть мужем, останусь профессором. Кем-то я должен остаться? Потеряю всё сразу, останусь никем.

Я в кабинете Инессы. Сама меня вызвала. По телефону её голос звучал чрезвычайно взволнованно. Я уточнил:

— Увольняют?

— При встрече, Шумилов, при встрече, — только и сказала Инесса. Чем окончательно вывела в ноль мой лимит.

Я надеюсь, я всё ещё робко надеюсь на то, что останусь работать у них. Хоть бы кем! Лишь бы только остаться. Наука. Пожалуй, и всё, что меня вдохновляет на нынешний день. Виталя уходит, а скоро уйдёт и Антон. Ну, конечно, он выберет отчима. Тот, несомненно, предложит ему перспективу. А что я могу предложить? Я, выгнанный из института. Я, которого бросила мать потому, что он ей изменил. Стыдно! Ужасно. И больно за всё. И за то, что уже не вернуть.

Инесса, закрыв плотно дверь кабинета, садится за стол. На ней серый костюм изо льна. Ей идёт! Её делает строже. Хотя, куда уж строже? Она итак женщина-лидер. В работе, и в жизни. Говорят, от неё ушёл муж. Потому, что не смог…

— Итак, Костя! У меня для тебя есть хорошая новость, — произносит она, сцепив пальцы.

Эта поза мне очень знакома. И, хотя с её слов, эта новость — хорошая. Я продолжаю поигрывать левой ногой под столом.

— Я весь во внимании, — произношу я как можно спокойнее.

Привык за всё время отсутствия. Даже нашёл подработку в сети. Зарегился на одной из платформ для репетиторов. Буду готовить школьников к ЕГЭ. Хоть какая-то польза с меня. Вспомнил алгебру, подтянул старый навык. А я ещё в силе учить!

— Как ты знаешь, разбирательство шло очень долго и упорно. Нас пытались топить! Я стояла горой за тебя, — начинает Инесса.

«Стояла», — ловлю на себе её взгляд. В прошедшем времени это слово может означать лишь одно. Всё прошло. «Корабль» Инессы дал течь! Я утёк в океан, и примкну к прочим рыбам, к планктону. Стану одним из тех недоучек, которые так и остались в тени.

— Я в курсе, — вздыхаю.

— Так вот. Твой Песков…, - произносит Инесса.

— Он не мой, — говорю, — Он приятель моего одноклассника, Андрея Комарова.

— Прокурора? — кивает Инесса.

— Да, верно, — роняю в ответ.

— Он сотворил невозможное! — возводит она руки к небу.

— Что же такого он сотворил? — настороженно хмыкаю.

— Он вытащил тебя из выгребной ямы, в которую министерство науки хотело засунуть тебя, — произносит она, в нервном жесте поправив пиджак, — Давно в нашем городе не было разных скандалов. И научная база вцепилась в тебя, как в источник вселенского зла! Потопить тебя, и раздуть из этой истории бум, было проще простого. Но вслед за тобой, и наш институт пошёл бы на дно. Представляешь, какой это был бы удар по репутации ВУЗа? Институт с многолетней историей! — Инесса встаёт и подходит к окну.

Она озадачена больше, чем я. Я же продолжаю сидеть, пригвождённый к стулу её кроткой речью:

— Представляю, конечно! Как не представить. Поток студентов значительно убыл уже. Насколько я знаю, абитуриентская база уменьшилась?

— Не настолько, чтобы делать из этого горе, — вздыхает Инесса, — Прибудут! Теперь, я тебя уверяю, прибудут.

— С чего бы? — я хмыкаю, — Им пребывать. Тут у вас, знаете ли, атмосфера такая, с душком. Тут преподы лезут под юбку к студенткам.

— Шумилов! — бросает Инесса в укор, — Прекрати.

— Ну, а что? Ведь это же правда? Я лез. Так написано в том заявлении. И меня изолировать нужно. Я социально-опасный объект, — продолжаю терзать свою рану.

— Шумилов, ты — шут и паяц! Тебе в цирке выступать нужно, клоуном. А не студентов учить, — выдыхает Инесса.

— Вот и я о том же, — киваю, — Неверную выбрал стезю!

Покачав головой, она возвращается к своему «капитанскому мостику». Встав надо мной, произносит:

— Ну, что, дорогой! Поздравляю. Мы сделали это! — и, взяв одну из бумажек, лежащих поверх остальных, предлагает мне ознакомиться.

Я беру и со вздохом читаю…

«Приношу извинения ВУЗу и персонально Шумилову Константину Борисовичу. Намёк его был истолкован неверно. Его отношение ко мне носило сугубо учебный характер и никаких предпосылок о том, чтобы думать иначе, у меня не было…».

— Это что? — говорю.

— Извинения Светы, — толкует Инесса.

Я опять возвращаюсь к бумажке. На ней стоит подпись и дата. А также печать: «Приложить к личному делу Шумилова К.Б.».

— На меня завели дело? — впиваюсь глазами в Инессу, — Вы же сказали, до суда не дойдёт?

— Ой, Костя! — она отбирает сей важный листок, — Это внутренний документооборот нашего ВУЗа. У каждого из преподавательского состава есть личное дело. Это такая папочка, с надписью. Слышал?

Краснею:

— Ну, вроде того.

— Твоё личное дело, Шумилов, теперь отличается от остальных, — говорит она с гордостью. Как будто не скандал с домогательством, а как минимум, грант, приложила к нему.

— Не самым выгодным образом, — хмыкаю многозначительно.

— Не самым, — кивает Инесса, — Но ты же не намерен от нас сбежать? Теперь-то уж точно никуда не денешься! Иначе об этом… недоразумении, узнают на новом месте работы.

— Значит… я не уволен? — гляжу на неё, как паломник на господа Бога.

Она усмехается:

— Нет, Костя, миленький! Нет! Ну, куда же мы без тебя? Ты же — наш выдающийся ум! Ты планируешь сдать диссертацию?

Выдыхаю. В глазах расплываются мутные пятна. Не думал, что так среагирую.

— Костя, ты что? — Инесса подходит, кладёт свою руку ко мне на плечо, — Ты в порядке? Воды принести?

Я машу головой:

— Где она? Света.

— Ну, что тебе Света? — вздыхает Инесса, опять становясь деловито-серьёзной, — В больнице она.

— В больнице? — шепчу.

— Ну, там другая история. Это тебя не касается, понял? Не вздумай ходить к ней! — палец Инессы настойчиво тычет в меня.

— Почему? — озадаченно хмурюсь.

— Потому! — произносит шефиня, — Ты итак натворил… Боже, как вспомню, так вздрогну! Думала, сроду потом не отмоюсь от всей этой грязи. Уж если б раздули скандал, то наш ВУЗ, да и я вместе с ним, угодили бы в чёрные списки.

Она говорит обезличенно.

«Света в больнице», — рассеянно думаю я. Почему? Отчего? Неужели, моя вина в том? Нет! Я обязан узнать. Я обязан её навестить. Но ставить в курс дела шефиню совершенно не обязательно. Инесса итак пострадала! Мне стоит её поберечь.

Поднимаюсь:

— Инесса Васильевна, даже не знаю… Я рад! Это — лучшая новость за последнее время. Да что там, за всю мою жизнь! Не считая рождения сына и дочки.

Теперь, когда я стою в полный рост, Инесса не кажется такой уж серьёзной. Трудно казаться серьёзной, когда ты вынужден смотреть на кого-либо снизу вверх. Она ростиком с Витку. И почему в моей жизни все женщины мелкие? Высоких и длинноногих брюнеток уже разобрали, пока я страдал?

— Я тоже! Я тоже несказанно рада этому, Костя, — берёт мои плечи, сжимает, — Ничего, ничего, — поправляет пиджак на груди, — Эту историю скоро забудут. И всё войдёт в привычную колею. Даже хорошо, что сейчас лето, каникулы. Сессия позади! А с сентября ты приступишь к работе. С новыми силами в бой.

— И вечный бой, покой нам только снится, — продолжаю я мысль.

Инесса, меня отпустив, улыбается:

— Да, это уж точно! Покой нам только снится. Но, такова жизнь.

«Жизнь — жестянка», — добавляю я мысленно. Из кабинета выбираюсь каким-то подавленным. Мне бы воспрянуть! Но сил не осталось. Как говорил Фридрих Ницше: «После победы наступает чувство великой потери». Примерно так и со мной! Я потерян. Единственное, чего мне сейчас хочется — сесть, покурить и подумать.

Но, увы! Остаться один на один со своей рефлексией, мне не даёт громкий оклик.

— Борисыч! — Артур Моложаев стремится ко мне сквозь пролёт, — А я как знал, что ты тут!

Я усмехаюсь. Обнявшись, мы отходим в сторонку. Народу сейчас в ВУЗе мало, преподаватели все разбрелись в отпуска. Так что, моё появление здесь проходит бесследно. Почти.

— Ну, как там? Как чё? — торопит Артур, выпучив взгляд, словно рыба.

Пожимаю плечами:

— Оправдан.

Артур выдыхает так шумно, как будто копил этот воздух в себе:

— Ну, как гора с плеч! Я прямо извёлся весь. К Инесске ходил. А она, зараза такая, не колется. Говорит: «Это наше с Шумиловым дело! Не лезь». Представляешь?

— Да, Инесска — кремень! — соглашаюсь.

— Ну, так что? Расскажи? Как сложилось? — не унимается мой институтский приятель.

Предлагаю ему:

— Может, под ивкой присядем?

Мы покидаем наш ВУЗ. Окружающий мир заливает июньское солнце. Этот июнь я запомню надолго! На всю свою жизнь.

Ива всё там же. Стоит, наклонившись в печальном раздумье. Прячет скамью под своей шевелюрой. Садимся. Вздыхаем. И я, закурив, говорю всё, как есть.

— Вот, дела! Ну, и жизнь у тебя, Борисыч! Хоть книгу пиши.

— Да уж, — бросаю я, — Книга получится не очень весёлой.

— Так, а с женой-то чего разводиться надумал? — уточняет Артур. Я сказал лишь о том, что мы с Виткой, скорее всего, разведёмся. А о том, почему, предпочёл умолчать…

— Да, так! — отмахнувшись, тяну в себя дым, — Наболело.

— Ну, может ещё, повернётся лицом к тебе эта… Ну, как её? Любовь! Вот, — изрекает философ.

— Что-то ты навык, гляжу, растерял! Совсем закостенел твой словарный запас, — упрекаю по-дружески.

— Ой, мозги закипают! Всю свою, так сказать, мысль излагаю в работе, — пепел с его сигареты падает к нашим ногам.

— Диссертацию пишешь? — бросаю.

— А то! — отвечает, — А ты?

— Мне пока не до этого, — делаю вдох, — Слушай, Артур! Подсоби. Узнай для меня телефон Моисеевой Светы.

— Моисеевой? — снова упёршись глазами в меня, произносит приятель, — А зачем тебе?

— Надо, — шепчу, — И узнай, отчего она в больницу угодила? А то Инесска сказала мне только, что Света в больнице. А почему, не говорит!

— На то она и Инесска! — замечает Артур, и, усмехнувшись, рождает догадку, — Думаешь, Светка себе это… вены порезала, что ли? Из-за неразделённой любви?

— Да типун тебе! — фыркаю, — Я не хочу стать причиной для чьих-то страданий.

— Уже стал, друг, уже стал, — треплет меня за плечо Моложаев, — Хорошо. Я узнаю всё, что смогу. У меня в отделе кадров девчоночка есть…

Его хитрый оскал вызывает усмешку:

— Ты гляди, осторожно с девчоночками! Харассмент предъявят. Будешь потом огребать, как и я.

— А я чё? Я не гордый! Я, может, хочу, чтобы мне предъявили харассмент. Моя репутация слишком уж чистая. Надо немного её запятнать, — Артур излучает бесстыдство.

А я не могу сдержать смех. Как домой возвратился! Ещё бы и Витку вернуть…

Когда он уходит, оставив меня под раскидистой ивой. Я лезу проверить смартфон. Что там Вита хотела? Два пропущенных. Думал, будет, хотя бы, штук пять! И всего лишь одно сообщение:

«Нужно встретиться. Разговор есть», — как серьёзно настроена барышня. И о чём может быть разговор? О разводе? В связи с последними обстоятельствами, иного ждать не приходится. Будем думать совместно, как детям сказать? Делить имущество, распределять время общения с сыном.

О, Господи! Я возвожу глаза к небу. Как же мне хочется смыться отсюда. Исчезнуть. Забыть. И забыться. Но, нет! Не сегодня. Напиваться я буду потом, когда заимею штамп в паспорте. А пока… Нужно расставить все точки.

Встаю. Выдыхаю. Поеду домой, прогуляюсь с Капустиным. Пока Витка ещё не успела отнять! А затем, ближе к вечеру, оденусь прилично и возьму курс на «Асторию». Мне нужно узнать у него обо всём. И тогда… И тогда принимать непростое решение.