Всего лишь любовь

Глава 22. Костя

Да, перебрали чуток. Не помню, Толяну сегодня нужно было идти на работу? Или он уже принял экзамены? Он не особенно тщательно их принимает. Филонит и делает скидку на то, что студенты платят за обучение, а значит, имеют право, чтобы их не особенно мучили. Я потому и не иду на коммерцию. У меня всё по-честному! Было по-честному. А теперь…

Зато теперь я имею законное право лежать, отходить от вчерашнего. И никуда не спешить. Поднимаюсь, тащу себя в кухню. Наполняю стакан до краёв. Выпиваю практически залпом. И чего я напился вчера? Да не выдержал просто! Навалилось всё сразу. Виталя, работа, ещё и мамин звонок. Не хочу даже думать об этом. О том, как жить дальше! Хочу просто лежать и болеть. Что и делаю. Возвращаюсь в комфортную спальню. Где задёрнуты жалюзи. Где так приятно меня обнимает постель. И даже подушка ещё до сих пор хранит запах Витали…

Тут телефон дребезжит. Отключился режим «не беспокоить»? Жаль! Надо было продлить до полудня. Я нехотя думаю: «Может, не брать?». Ну, кто там ещё может быть? Наверняка, не с работы. На кой чёрт я им сдался? Виталя подавно не станет звонить. Каково же моё удивление, когда на экране смартфона я вижу её.

Откашлявшись, делаю вдох. Отвечаю:

— Алло!

— Костя? — журчит голосок. И я понимаю, как сильно скучал! Закрываю глаза и валюсь на подушку. Буду слушать его с закрытыми глазами.

— Костя на проводе, — отвечаю в шутливой манере. Сквозь боль в голове я способен шутить!

— Ты на работе сейчас? У меня к тебе дело! — вставляет Виталя.

— Я…, - я пытаюсь понять, как лучше ответить ей, «где я», — Я на работе, а что?

Решаю придать себе веса в её глазах. Но эта потребность выходит мне боком. Виталя бросает:

— Я еду к тебе в институт! Нужно поговорить!

Она за рулём. Слышу гул на заднем плане. О, Боже мой! Нет! Только не это…

— А… Нет! Я не на работе. Я дома сегодня. Это я так сказал… По привычке. Я в смысле, дома работаю. Вот и сказал.

«Ох, тону я тону», — попрекаю себя. Это ж надо было так вляпаться. Не дай боже, она уже там. Ей расскажут! Как пить дать, расскажут.

Но Вита бросает, слегка удивлённо:

— Ты дома? С чего был? А впрочем… Какая мне разница! Так даже лучше. Так вот, я приеду сейчас.

— А что за срочность? — пытаюсь понять. Представляю, как выгляжу. А уж как пахну… В таком виде встречать Виталину нельзя. А встать, даже ради того, чтобы выглядеть лучше… Смогу ли?

— Дело касается Майи! — бросает она.

В голове проясняется. Майи? Какие такие дела могут касаться её? В мыслях разное… Вита сказала ей, кто её папа. А Майка… Что Майка? Рассорилась с ней? Отреклась от обоих? Хотела свести счёты с жизнью? О, Господи!

— Она жива? С ней всё в порядке? — тороплюсь уточнить.

И поднявшись достаточно резко, получаю мощнейший космический бум. В голове млечный путь. Столько звёзд, что ладони не видно.

— Физически, да! А вот душевно… Я бы не была так уверена, — усмехается Вита.

И я не берусь выяснять, что к чему. Вопрошаю единственно:

— Ты уже близко?

— Ещё минут двадцать, а что? — её голос становится едким, — У тебя будет время, чтобы выгнать Милану. Ей это слышать не обязательно!

— Милану? О чём ты вообще? — удивляюсь.

Но Вита уже отключилась. Я делаю выдох. Понимаю, что надо собраться и встать. Звонок в дверь застаёт меня в ду́ше. Когда я, намылившись, тщательно мо́ю подмышки. Как будто от запаха мыла она не учует другой.

Наконец-то она открывает ключом. Догадалась, ну надо же! Выхожу, завернув вокруг бёдер полотенце.

— Оденься, Шумилов! — взрывается Вита. Я нахожу её в кухне. Она напряжённо глотает из чашки. Что ли тоже пила накануне?

— Прям так? — говорю. Раньше моя нагота не смущала её. А теперь не по вкусу. Привыкла к тому волосатому телу, которое, видимо, рядом ночует. Ну, что же! Я вне конкуренции.

Натянув на себя шорты и футболку, выхожу к ней одетым. Виталя сидит за столом.

— В общем, дело — труба! — говорит.

Я опускаюсь с другой стороны, забираю назад непослушные волосы. Надо бы стричься! Уже всё равно, что в самый разгар летней сессии. Приметы все по боку. Я вне игры.

— Говори, не томи, — тороплю.

— В общем, Майка влюбилась! — произносит с усмешкой.

— И всё? — хмурюсь я. А я-то думал! — Влюбилась, ну это же здорово?

— Ты не знаешь, в кого! — продолжает она.

Не слишком внимательным зрением я замечаю, что Вита надела серёжки. Те самые, которые долго лежали в её закромах. Она берегла их! Боялась меня уязвить, но и расстаться с ними не смогла. А теперь они снова красуются в ушках. Так, словно и не было всех этих лет…

— В своего преподавателя. Ты представляешь? Он даёт ей не только уроки писательства, но и любви, — слышу её возмущённое.

— Преподаватель? Ну… всякое в жизни бывает, — отвечаю. Уж мне ли не знать?

— Шумилов! Ему сорок семь, — произносит Виталя. И вот эта инфа зацепляет меня куда больше.

— Он старше меня? — удивляюсь такому.

— Представь себе, старше! И меня и тебя, вместе взятых, — парирует Вита.

— Вместе взятых, тогда ему должно быть уже девяносто, — смеюсь я в ответ.

— Тебе смешно? Костя! Серьёзно? У тебя дочь с ума сходит, а тебе смешно? — Виталина встаёт. Сцепив руки на груди, подходит к окну. Смотрит на двор.

Сколько раз она также стояла, возмущаясь чему-нибудь. Ругая, к примеру, меня, или Тошу. Любимая поза. Стоять, сцепив руки, и глядя во двор.

— Вит, ну, может быть, ты драматизируешь? Может, всё не так плохо? И вообще! Откуда ты знаешь? Она сама рассказала тебе?

Виталя в ответ излагает мне версию минувших событий. О том, как она собиралась лечь спать, а тут двери открылись. И в квартиру вломилась влюблённая парочка.

— Они почти сделали это в прихожей! Какое-то блядство, ей богу! — роняет она.

— В одном предложении соединить слова «блядство» и «бог», можешь только ты, — приглушённо смеюсь.

— Шумилов! — взрывается Вита.

Я морщусь от боли.

— Ты пил? — вопрошает она. И ведёт носом так, как свойственно было Капустину. Когда тот учует еду. А Вита сейчас чует нечто другое, — От тебя перегаром воняет! О, боже мой! Ты что, с бодуна?

Она открывает одну сворку окна целиком, чтобы впустить свежий воздух.

— Ну, прям так уж? Задохнулась как будто бы, — бурчу себе под нос.

— Шумилов, ты на глазах деградируешь, — поражённая этим, язвит, — Так тебя скоро с работы попрут!

Про себя отмечаю: «Уже». А вслух говорю:

— Не думал, что тебя так волнует.

— Меня волнует другое! А именно то, что тебе наплевать на тот факт, что дочь сходит с ума, — распыляется Вита.

Ветерок, что идёт из окна, шевелит её волосы. Она как Ассоль, что стоит на корме. И ждёт свой корабль с парусами…

Засмотревшись, я долго молчу.

— Хотя, конечно! Тебе всё равно.

— Почему всё равно? — говорю.

— Потому! Что она…, - Виталина, начав, осекается на полуслове.

— Ну-ну, продолжай, — усмехаюсь, поняв, о чём речь, — Потому, что она — не моя, а его?

— Я этого не говорила, — отвечает она, понизив голос.

— Но хотела сказать именно это, — завершаю я фразу.

— Откуда тебе вообще знать, что я хотела сказать? — восклицает она, повернувшись ко мне. Сквозь стекло смотрит так, что мне стыдно.

— Я мысли читаю, — говорю, опираясь спиной о прохладную стену.

Кухонная штора парит над окном. Вызывая всё те же книжные ассоциации. Ассоль, паруса, ожидание чуда…

Я, подумав, решаю спросить:

— Он женат?

Вижу, как Вита в лице изменилась:

— О, Боже! А я ведь даже его не спросила об этом. Но…, - она жмурится, трёт переносицу, — Кольца не было, нет! Я точно помню, что кольца на нём не было.

— Нуу, — я тяну, — Это ещё не гарантия. Может у вас с ней семейная тяга к женатым?

Лицо каменеет за гладью стекла. А рыжие волосы как у Медузы Горгоны.

— Я не намерена выслушивать оскорбления в свой адрес, — цедит Виталя, — Я пришла для того, чтобы тебе сообщить! Майя, скорее всего, обратится к тебе за советом. Уж будь добр, посоветуй ей что-нибудь дельное.

Она говорит это так. Мол: «Что с тебя взять?».

— Ты ей сказала? — бросаю.

— О чём? — осекается Вита.

— О том, кто её настоящий отец.

По взгляду я вижу, что нет. И боль на мгновение отступает. Даёт передышку! Тот факт, что она не сказала — лишь временный. Не сказала сейчас, так расскажет потом. Всё равно ведь расскажет. Если будет с ним жить.

— А ты хочешь, чтобы я ей сказала? — неожиданно Вита глядит на меня сквозь стекло. Так глядит, что меня лихорадит.

— Я… Нет! Не хочу, — отрезаю. Надеюсь, она уточнила не просто «для галочки»? Надеюсь, моё мнение имеет хоть какой-нибудь вес для неё?

— Хорошо, — опускает глаза. Вскинув руку, глядит на часы, — Мне пора!

Поднимаюсь, хочу проводить. У порога она добавляет:

— Кость, ты ведь можешь узнать? По научным каналам. Кто он такой, этот Немов Борис Давыдович. Он сказал, что он — профессор, заслуженный критик и член союза писателей.

— Заслуженный член? — уточняю.

— Чего? — поднимает глаза на меня. Зелёные, как свежий майский газон. Стоит сказать, изумруды ей очень к лицу. Ведь и правда, идут! Отчего не носила?

— Ну, это шутка такая, — говорю я, смутившись, — Не бери в голову.

Она продолжает смотреть. И мне хочется к ней прикоснуться. Как сильно! О, Господи! Вита! Как долго смогу я прожить без тебя?

— Ну, ладно, — бросает она, и, поддев ложечкой пятку своих мокасин, суёт внутрь ножку, одетую в белый носочек. Вита — поклонница белых носков! У неё своеобразная фобия. Она не любит ходить босиком, даже летом. Раньше ходила, демонстрируя свой педикюр. А теперь… Только я мог его оценить. Раньше мог.

— Ты не хочешь продукты забрать? — торопливо ищу я предлог, чтобы хоть немного её задержать на пороге.

— А разве там что-то осталось? — улыбается Вита.

— Осталась, конечно! — бросаю, — Форель и курятина.

— Оставь себе, — отвечает она, — Сваришь суп.

«Да я ещё тот не съел», — думаю. Вот сегодня бульончик пойдёт мне на пользу.

— А ты голодна? Может быть, пообедаем вместе? — усердно ищу я зацепку.

Она усмехается:

— Нет, уж! Спасибо. Терпеть не могу суп из курицы.

— Как? Почему? Ты ведь раньше любила его, — хмурю брови в ответ.

Покачав головой, Виталина вздыхает:

— Шумилов, твоя непосредственность раньше меня забавляла. Сейчас же она раздражает меня.

«Непосредственность», — думаю я. И, причём тут моя непосредственность? Что, лучше быть посредственным? Впрочем, эти два слова не являются антонимами. Непосредственность — это умение быть откровенным. А посредственность — это обычность.

Пока размышляю, Виталя уходит:

— Полы помой дома! — бросает она напоследок.

— Помою, — проводив её взглядом, не дожидаясь того, пока лифт увезёт её прочь, я затворяю дверь нашей квартиры. Хотя бы какая-то радость! Моя дочка влюбилась. Неважно в кого.