Всего лишь любовь

Глава 6. Костя

Настал день X. Я купил себе настойку пиона. И храню его в кабинете, ближе к себе. Хотя написано, что его нужно хранить в холодильнике. Но я думаю, и так сойдёт! Это ж не химия, а натуральное средство? Вита, кстати, тоже пополнила свои резервы. И на дверце холодильника появился новый «пузырь».

Я пить не стал, за рулём. Мне выпала честь отвезти сына в лагерь. Вместе с нами поедет Виталя, а это уже, хоть и маленький, всё-таки шанс. На обратном пути будем ехать вдвоём. И боюсь и ликую!

Тоха собран и готов к отправке. Нужно заехать за другом его, Саней Ивановым. У того папа вечно в разъездах. А мама машину не водит. Не то, что моя Виталина! Заправский гонщик. Но её «жук» маловат для четверых человек и двух больших чемоданов.

— Капустин, я буду скучать! — треплет Тоха питомца, и чмокает в нос.

Тот отзывается лаем.

— Он по тебе тоже, — смеется Виталя.

Сегодня она в мятной кофточке. Не знаю, есть такой цвет, или нет? Но ей очень идёт! Он, вот именно, мятный. Не зелёный, не синий. Освежающий, как морской бриз. Белые брючки сидят по фигуре. Я невольно любуюсь её круглой попкой. Сколько дней мы не делали ЭТОГО? А у меня уже всё отзывается так, что аж стыдно…

К Ивановым мы добираемся чуть позже, чем обещались. Из-за утренних пробок. Не люблю из-за этого Питер! Вечные пробки, собственно, как и в любом большом городе. Но иногда, кроме как на машине, не получается.

Иванова Нина стоит у подъезда, даёт наставления сыну. Тот, с видом таким же, как Тоха, когда Витка учит его, принимает её инструктаж. И радостно хмыкает, когда я бибикаю.

Витка выходит, я приветственно машу Ивановой и принимаю от Сани багаж.

— Здрасте, дядь Кость! — тянет он руку.

Я по-мужски пожимаю:

— Готов к труду и обороне? — шутливо интересуюсь.

— Готов, — усмехается он.

Я легко нахожу общий язык с молодёжью. Как-то умею вести себя так, непредвзято. Скрываю своё превосходство, для которого, в общем-то, есть предпосылки. Но я не бравирую им! Наверное, что-то осталось во мне ещё со времён моей собственной юности? И до сих пор отзывается приятной ностальгией, в компании таких вот растущих умов.

Наблюдаю, как Вита с Ниной беседуют. Та чуть повыше, одета в спортивный костюм из велюра. Если б не этот костюм, то я бы её не заметил вообще, среди пышных кустов, обрамляющих вход в их подъезд. На фоне Витали любая проигрывает! Её яркий рыжик, сияющий взгляд и привычка всегда улыбаться, беседуя с кем-то, выделяют её среди многих других. Или я субъективен? Плевать! Просто в который раз убеждаюсь, что Вита гораздо красивее многих. Но при этом теперь далека, как планета Венера от Марса.

— Пока, ма! — машет Санёк в приоткрытую «форточку» Опеля.

Нина Иванова провожает нас долго, пока не минуем их двор. Когда выезжаем из города, я, наконец, выдыхаю. По городу ездить — сплошная пытка! Светофоры, бесчисленный трафик. Даже я со своей несгибаемой тягой быть вечно в хвосте, напрягаюсь тому, как насыщен субботний поток.

Едем в сторону лагеря. Добираться не долго, часа полтора. Расположен он в тихом полесье. Высокие сосны и свой водоём, детям только на пользу. Те уселись плечами друг к другу и что-то усиленно смотрят в смартфонах. И как мы раньше жили без гаджетов? Ведь как-то без них обходились? И находили себя, и занятия. А теперь, не отнять! Даже в лагерь набрали зарядок, наушников, пауэрбанков. Не дай Боже сядет! И что тогда делать? На птичек смотреть?

— Эй, молодёжь! Вам не дует? — смотрю на них в зеркало заднего вида.

— Не, па! Норм, — отзывается Тоха.

— Хорошо себя там ведите, понятно? — включает Виталя суровую мать, — Следите друг за другом! Куда зря не лезьте.

— За буйки не заплывать, мазаться кремом, звонить каждый день, — продолжает Антон этот список, уже не единожды ею озвученный.

— Не пить, не курить, девчонок за косы не дёргать, — вставляю свои «пять копеек».

Пацаны поднимают глаза от смартфонов. Эта реплика их рассмешила.

— Впрочем, — решаю продолжить, — Девчонок можно подёргать! А вдруг повезёт?

— Ага! — отзывается Вита, — Константин Борисович знает, о чём говорит.

Я кошусь на неё. Затыкаюсь. А сынуля берёт право голоса:

— Это вы тут себя хорошо ведите, ясно?

— Ишь ты! — хмыкаю я, — Деловой!

— А то будет, как у моих, — добавляет Санёк. И оба гогочут, как гуси.

— Чего у твоих? — хмурюсь я в зеркало заднего вида.

— Да у Санька скоро сестрёнка родится, — информирует Тоха.

— А, может быть, братик? Ведь не известно ещё! — возражает Санёк.

Вита в ответ оживляется, даже слегка повернувшись. При этом задев своей острой коленкой мой локоть:

— А ты откуда знаешь?

— Ой, да все уже знают! — кривит губы Санёк, — Тоже мне, тайна.

Иванова моложе Витали. На целых семь лет. Хотя так и не скажешь! Родила она аж в 25! И Саня — единственный сын. До этого времени был единственным сыном. Эта новость, судя по виду, ему не слишком-то нравится. И он предпочёл не вдаваться в подробности.

Я говорю:

— Мы будем прилежно вести себя, да? — и кладу свою руку на мягкое бёдрышко Виты.

Она напрягается так, что бедро каменеет. И, судя по взгляду, я в тот же момент понимаю, что руку мне лучше убрать.

Доезжаем спокойно, дорога пустая. Почти, по сравнению с городом. Красивые виды слегка расслабляют меня. Я стараюсь не думать о том, как нам ехать обратно и что говорить. Положусь на ситуацию, сердце подскажет.

Довозим ребят до знакомого места. Тут уже, кроме нас, куча разных машин и родителей.

— Тошенька, спрей не забудь, хорошо? От комаров! И от клещей проверяйте друг друга! Всё же природа, — напутствует Вита.

Вижу, как она нервно кусает губу. Впрочем, как и всегда, провожая сынулю куда-то, надолго.

— Давай там! Чтобы всё чики-пуки! — треплю его рыжую «шерсть». Понимаю, что буду скучать. Да что там? Уже скучаю! По этому лоботрясу, который каждое утро являет миру своё худощавое тело и заспанный вид.

Также по Майке скучал, тосковал. Страшно! Когда она съехала. А уж как плакала Вита, а я утешал.

Я кошусь на неё, вижу, как украдкой она вытирает слезу, чтобы я не заметил. Про себя улыбаюсь! Хочу приобнять. И даже слегка придвигаюсь к ней… Только Вита уже отступила к машине, открыла переднюю дверцу. И, достав свою сумочку, расправляет ремень на плече.

— Не понял, куда ты? — интересуюсь рассеяно.

За каких-нибудь пару мгновений, она изменилась в лице. Недавней мягкости как не бывало!

— Попрошусь к кому-нибудь, чтоб подвезли, — отвечает.

— Не понял, — повторяюсь я, — Это зачем ещё?

— Просто решила так, — даёт объяснение. Такое меня не устраивает!

Я подхожу к ней вплотную:

— Вит, ты чего? Ты серьёзно? Вот, прям так? Так тебе неприятен, что ты и в машине со мной находиться не можешь? Лучше с кем-то чужим, чем со мной?

Она смотрит, но не на меня, а в сторону. Туда, где уже растворился среди прочих ребят наш Антошка.

— Вит, ну пожалуйста, — говорю умоляюще. Так хочу взять её за плечи, встряхнуть. Привести её в чувство! Чтобы смотрела в глаза, а не вниз, — Обещаю, я буду молчать всю дорогу, — привожу я финальный аргумент.

Это действует. Вита, вздохнув, говорит:

— Сомневаюсь я!

— Вот, клянусь! Ни словечка тебе не скажу, — мой тон убедителен, разве что жестом «даю тебе зуб», не пытаюсь усилить эффект.

Она усмехается:

— Ладно, — подходит к машине.

Опередив её, я открываю переднюю дверцу:

— Прошу!

Молча, чуть приподняв свои бровки, она опускает округлую попку в сидение. Я закрываю её, обегаю машину. Скорее, чтобы она не передумала! И завожусь.

Какое-то время действительно, мы едем молча. Я прибавляю звук радио. «Говорит Петербург! Московское время, и бла-бла-бла…».

Вита, кажется, слушает? Или делает вид. Смотрит перед собой на дорогу задумчиво. Профиль её так изящен и строг. Я невольно муссирую в памяти мысль, как мы делали ЭТО в машине. Сколько раз, при каких обстоятельствах…

— С вами была Катя Сипович, до новых встреч, — завершает анонс новостей сладкоголосая дикторша.

«Сипович, Сипович — вроде знакомое что-то», — рассеяно думаю я. Вита глядит на меня, мимолётным, пронзительным взглядом. Огонёк, так нечаянно вспыхнувший в нём, пробуждает надежду в груди.

— Что? — поднимаю я брови.

— Да так, — опускает свои, — Ничего.

И продолжает молчать, глядя вперёд, на дорогу. Мы едем под звуки мелодий, звучащих по радио. Мимо сосновых «высоток», стоящих с обеих сторон. Вдруг с макушки одной из них срывается птица. Она так красиво планирует вниз, на зелёное поле…

— Видела? — тычу я пальцем туда.

Но Виталя глядит на меня удивлённо:

— Что я должна была там увидеть?

Я выдыхаю:

— Орла, или беркута. А, может быть, ястреба.

— Хорошо, не сову, — ухмыляется Вита.

— Совы, вообще-то ночные животные, — возражаю я ей.

— Птицы, — поправляет меня.

— Ну, да! — подхватив эту мысль, начинаю её развивать, чтобы хоть как-то продолжить беседу, — Хотя, некоторые виды сов охотятся и днём тоже. Но редко. Их же в семействе аж двести видов! Я читал.

— С каких это пор ты интересуешься птицами? — усмехается Вита язвительно.

Меня не смущает язвительный тон:

— Да просто, мне всё интересно.

— Разносторонний ты наш, — отвечает она. Достаёт из кармашка наушники. И собирается вставить.

— Виталь! — окликаю её, будто стоит ей это сделать, и мне уже не докричаться.

— А? — поднимает она свои бровки.

— Что будешь слушать? — обрывисто интересуюсь.

— Шумилов! Не делай вид, что тебе интересно! — отзывается Вита.

— Ну, почему же? Мне всё интересно, что связано с тобой, — возражаю.

Вита пытается вставить наушник. Но тот загорается красным.

«Разряжен», — восторженно думаю я. Ха-ха-ха!

— Костя, у тебя есть зарядка для блютуз-наушников? — теряет Виталя свою независимость.

— В бардачке посмотри, — бросаю с апломбом.

Она открывает его. Бардачок. Оттуда, как чёрт из табакерки, выпадает Кузьмин. Кассета, времён нашей юности. Я смотрю на неё:

— Ну-ка дай!

— Я искала наушники, Костя! — противится Вита.

— Ну, дай, я прошу, — умоляю её.

Вита со вздохом тянет кассету. Ковыряет бардак в бардачке. Пока она что-то бурчит себе под нос, я ставлю находку в кассетоприёмник. Включаю. И первый же трек проникает под кожу:

— Я тебя искал повсюду, Ты пришла ко мне из сна. Я не мог поверить чуду, Но в душе моей весна. Я тобою очарован, Светлый ангел неземной. Я любовью околдован, С той поры, как ты со мной... Губы я алые целую, локоны белые, как лен. Как я давно искал такую, Как я давно в тебя влюблен... Я собираюсь подпеть, но ловлю на себе осуждающий взгляд Виталины.

— Чудненько! Светлый ангел неземной, — повторяет она слова куплета, — Хоть бы постеснялся. Мы пока что женаты, Шумилов!

— А… в смысле? — хмурюсь в ответ. Мне даже в голову не приходит, что именно так взбесило её.

— Локоны белые, как лён? Ты серьёзно? — усмехается Вита. Но дрожь в её голосе заставляет понять.

Белые волосы… Мила? Она думает, эта песня про Милу? Вот такие в её голове ассоциации.

Я нажимаю промотку:

— Виталь, ты чего? Это бред! Это ж песня из прошлого, — пытаюсь себя оправдать, пока кассета жужжит.

— Из далёкого прошлого? В каком там году вы в первый раз переспали? — произносит она, отвернувшись к окну.

Я скорее включаю другую. Не знаю, изменит она что-нибудь, или нет:

— Я не прошу судьбу вернуть тебя ко мне. Я знаю, счастье не приходит дважды. Плыву по ветру, но река моя в огне. А я всего лишь парусник бумажный, — поёт Кузьмин. И теперь самому мне становится больно.

— В поту холодном просыпаюсь, боль в груди. Мне не даёт забыть прощальные объятья. Последний крик любви, последнее "прости". И тело нежное твоё под летним платьем, — продолжает он петь. А я вспоминаю Виталино тело, под тонким летним платьицем. Хотя она платьев не любит. Но иногда надевает их, когда я попрошу! В театр там, или в кино. В ресторан ходим редко, обычно по праздникам. Но уж если она нарядится, то я просто жажду скорее раздеть… — Я не забуду тебя никогда! Твою любовь, твою печаль, улыбки, слёзы. А за окном всё так же стонут провода. И поезд мчит меня в сибирские морозы…, - проникновенный, с хрипотцой голос Кузьмина, всегда впечатлял Виталину. Она подпевала. А нынче сидит, лбом прилипла к стеклу.

Выключаю кассету. В тишине слышу всхлип.

— Вит, Виталь? — я тянусь к ней.

— Не трогай меня! — вздрогнув, едва мои пальцы касаются, она жмётся подальше, к двери.

Я блокирую дверь кнопкой, что на руле. Чтобы она не дай Бог не открыла случайно.

— Виталь, ну чего ты? — пытаюсь найти подходящее слово. Начнёшь утешать, будет хуже! Остановишься, чтобы обнять, убежит.

— Ничего, — вытирает она свои щёки. И голос такой… Что моё сердце сейчас разорвётся, не выдержит! Я ведь и сам бы заплакал сейчас. Если бы мог. Раньше плакал, а с возрастом как-то не получается. Да и не было поводов, кстати. Засох мой слезливый ручей.

— Рыжик, прости, — говорю.

Но Виталина, как будто именно эта фраза её отрезвила, выпрямляется, делает вдох:

— Никогда больше так не зови меня, понял, Шумилов?

— Вит…, - я с жаром пытаюсь перечить.

Но Вита меня прерывает:

— Всё! Хватит! Дай мне наушники, я буду слушать аудиокнигу.

Я открываю свой подлокотник, что оборудован между сиденьями. Там и зарядка, и наушники. Одного только чёрта там нет! Вита, достав проводные, втыкает в смартфон. И, устроившись на сидении поудобнее, закрывает глаза.

«Интересно, а что она слушает?», — думаю я. Раньше бы я уточнил. А сейчас не рискну.

Всю дорогу назад я намеренно еду помедленнее. Мне кажется, Вита уснула. Но в какой-то момент вынимает наушник. Обратив ко мне взгляд, произносит:

— В ближайшем кафе остановишь? Или на заправке.

— Проголодалась? — говорю я с надеждой.

— Я пи́сать хочу! — отрезает она.

— Тоже дело, — решаю одобрить, — Может, возьмём кофеёк, посидим? — предлагаю, — Там, по пути, не доезжая до города, есть небольшая кафешка. Помнишь, как раньше мы там останавливались?

— Я сильно хочу, давай здесь! — тянет шею. Машин вокруг мало. Посадка довольно густая.

— Ну, может, потерпишь? Недолго осталось, — отвечаю с досадой.

— Нет, не потерплю! — не терпящим возражений тоном, бросает она.

Мне приходится сделать «пит-стоп» посредине дороги. Сам тоже решаю отлить. И спускаюсь к кустам.

Вита, открыв обе дверцы, приседает между ними. Снимает штаны. Краем глаза мне видно её белую попку, что светится, словно фонарь. Хотя бы меня не стыдится, уже хорошо! Но ведь сделала это специально? Ведь теперь мне придётся проехать мимо кафешки. Единственный повод остановиться там — это кофе. Которого Вита, увы, не захочет. Ну, что ж…

На въезде в город я вижу киоск. «Мастерская цветов», — гласит надпись.

— Подожди! — говорю.

И не дав ей возможности возразить, выбегаю наружу. Выбор здесь невелик! Но любимые Виткой большие ромашки стоят, ждут, пока их кто-нибудь купит. Я беру сразу все.

Продавщица кивает и с радостью мне говорит:

— Упаковка за счёт заведения. И открыточку можете прикрепить.

Я смотрю на открытку. Взяв ручку, пишу: «Любимая, прости меня!».

— Как называются эти цветы? — решаю спросить напоследок.

Женщина мне улыбается:

— Это герберы!

— Спасибо, — киваю в ответ. Выхожу.

Преднамеренно вынул ключи из машины. Думал, вдруг Вита решит разыграть, и уедет на ней? И оставит меня одного на окраине города. Мол, выбирайся, как хочешь! Но она разыграла меня куда лучше. Ушла.

Я сжимаю букет разноцветных гербер и стою у машины. В ней пусто. Как и во мне. Сердце почти не стучит. Я кладу его рядом с собой, на пустое сидение. Завожусь. И охота рыдать. Только слёз, к сожалению, нет. Как нет и желания двигаться дальше.