— Вы что-то хотели? — сухим голосом произнесла я, стараясь держать подбородок ровно, взгляд — строго на переносицу, как учили в доме Вестфаленов.
Голос не дрожит? Точно не дрожит?
Но предательские глаза сами соскользнули ниже.
К его губам. Насмешливым. Полным обещаний, которых я не просила… но от которых во мне что-то дрогнуло, как струна под пальцем музыканта.
Я вспомнила, как эти губы час назад — или целую вечность? — жгли мои, как пламя, сжигающее ледяную броню.
— Да, — усмехнулся генерал, и в этом смехе звенела опасность.
Он стоял слишком близко. Слишком уверенно. Как будто моя комната — его территория, а я — всего лишь случайная гостья, которую он решил потерпеть.
— Что именно? — ледяным тоном спросила я, сжимая перо так, будто оно могло стать оружием. — Я могу вам чем-то помочь?
Внутри всё дрожало. Сердце колотилось не от страха — нет, от чего-то куда более опасного.
От той самой дрожи, что поднималась по позвоночнику, когда его пальцы касались моей ключицы. От запаха — смеси амбры, чего-то сладкого и чего-то звериного, дикого, что не скроешь парфюмом.
Я держалась.
Потому что дала себе клятву: никогда больше не позволю мужчине взять над собой власть.
Особенно — такому, как он.
— Скорее, я пришёл вам помочь, — произнёс он, и его голос опустился ниже, до хриплости, от которой мурашки побежали по коже. — Вы сейчас составляете письмо моему отцу? О моём образе жизни? Не так ли?
Дверь за ним осталась открытой, но комната вдруг стала слишком маленькой. Слишком душной.
Я чуть не выдала себя — пальцы дрогнули, чернильное пятно расплылось по бумаге.
Я резко отвела взгляд к столу, к чернильнице, к листу с цифрами, будто там — спасение.
Быстро прижала руку к груди, будто могла остановить этот предательский ритм сердца.
— Я думаю, что справлюсь без вашей помощи, — произнесла, и голос, к моему ужасу, дрогнул на последнем слове.
Сердце заколотилось сильнее. Оно уже чувствовало колебание воздуха совсем рядом.
Генерал наклонился.
Медленно. Намеренно.
Я замерла.
Словно вместе со мной у меня остановилось и кровообращение. Генерал наклонился — совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы его дыхание коснулось моей височной пряди.
— Я уверен, что не справитесь, — прошептал он, и его дыхание коснулось моего уха. — Мой папа… очень строгий. И всё проверяет. Он терпеть не может обман и ложь. Так уж получилось.