— Я дам тебе безопасность, — наконец сказал он. Голос — почти мольба.
— Я же сказала! — выкрикнула я, и в голосе прорезался истерический смех. — Побереги это для очередной шледи! Я уверена, ей это понравится! Ей понравится, что ты называешь её «моя», целуешь так, будто не жил до неё, обещаешь всё — и забываешь за час!
Я выдохнула — рвано, больно.
— А я… Я не хочу быть твоей. Ни на час. Ни на ночь. Ни даже на поцелуй.
Он молчал.
Но руки не разжимались.
А внутри меня всё горело: не от желания. От боли, которую он не осознаёт, но создаёт.
— Отпусти меня, — прошептала я уже почти без звука. — Пожалуйста…
И в этот миг его губы коснулись моей шеи.
Не страстно. Не жадно.
А с такой болью, что я почувствовала, как дрожит его челюсть. Как он сдерживается. Как он сам — на грани.
— Я не знаю, как тебя отпустить, — прошептал он.
— Просто разжать пальцы, — произнесла я, понимая, что сдаюсь.
— Не разжимаются, — услышала я голос в своих волосах.
Я закрыла глаза.
И впервые за всё это время захотела повернуться.
Положить ладонь ему на щеку. Сказать: «Я всё понимаю. Но и ты меня пойми. Я не хочу быть очередной шледи. Домашней шледи, которую можно использовать за неимением других или заполнять ею перерывы…».
Но не сделала этого.
Потому что в моём кармане — гвоздь.
А в его мире — слишком много лжи, чтобы верить в чудо.
Время шло.
Стрелки часов двигались, а я нет.
— Ну, — произнесла я, нарушив тишину. — И долго мы так стоять будем?
— Хоть до вечера, — услышала я голос. — Не знаю, как ты, но я на сегодня совершенно свободен.
Вот что с ним делать?
Я захныкала, но меня прижали еще крепче, словно пытаясь вдавить в себе.
Через десять минут мне стало смешно.
Просто смешно.
А через двадцать я закусила губу, чувствуя, как слезы текут по щекам.
— Ну хорошо, — прошептала я. — Допустим, я останусь… И что? Что тебе с этого? Очередная победа? Генерала не бросают? Это он бросает всех?
— Прекрати так говорить, — услышала я шепот.
— Ты понимаешь, как это глупо? — прошептала я уставшим голосом.
— Понимаю.
— И продолжаешь!
— И продолжу, — послышался вздох.
— Давай не будем доводить до абсурда…
— Давай.
Мы стояли, а я думала, уехала ли карета? Или все еще ждет?
— Там ваш отец хочет с вами поговорить, — послышался голос дворецкого.
— Пусть пока просто хочет, — услышала я голос. — Я занят.
— Вам принести сюда чай? — спросил мистер Герберн.
— Лучше сходи и проверь, уехала ли карета? — приказал генерал.
Я вздохнула.
Дворецкий спустился вниз, подошел к окну и выглянул.
— Кажется, да, — ответил он.
И я только сейчас почувствовала, как его руки наконец-то разжались.
Я осторожно сняла его руку с себя, повернулась, чтобы посмотреть в его глаза.
— Герберн. Будь так любезен. Съезди за зельем от ран и воспалений. Возьми несколько, — приказал генерал, а дворецкий поклонился.
— Будем лечить твое бедное ухо, — услышала я вздох.