Сердце стучало не в груди — в горле. Так, будто пыталось вырваться и упасть на мраморный пол лавки.
Дрожащие колени едва удержали меня. Пришлось вцепиться в витрину.
Муж и его дорогая подруга вошли в магазин, а я поспешила отвернуться к витрине с золотыми ложками.
Я стояла у витрины спиной к двери, пальцы впивались в бархатную подушечку с ложечками — будто они могли удержать меня в этом мире. За стеклом мерцали бриллианты, жемчуга, изумруды… Но в отражении стекла я видела только его.
Альбина.
Он вошёл, как всегда — уверенно, будто весь город принадлежит ему. Каштановые волосы аккуратно зачёсаны. Роскошное пальто без единой складки.
Его рука в чёрной перчатке заботливо держала под локоток спутницу.
Женна.
В скромном пальто-накидке, в коричневом платье с кружевным воротом, с платком у горла и глазами, полными… благодарности. Да, именно так — благодарности. Как у святой, что страдает за чужие грехи.
— Ой, я прошу вас… — её голос звенел, как колокольчик над гробом. — Здесь очень дорого.
Я не обернулась. Не смела.
— Я хочу выразить вам признательность, — сказал Альбин, и в этом голосе не было и тени того, кто кричал «УБИЙЦА!» три дня назад. Теперь он — добрый, щедрый, благородный отец. — За то, что вы столько сделали для моего сына. Хотя и не обязаны.
— Ах… — Женна вздохнула, будто от боли. — Но… вы же сами всё это делаете для него… Я лишь рядом…
Она ломалась. Играла в скромность.
Но я видела, как её пальцы дрожат от нетерпения, как глаза впиваются в золотой гарнитур на подставке — образец тончайшей работы, с крупными изумрудами.
Она хотела его. И знала: получит.
Я сделала шаг в сторону, к витрине с серёжками. Притворилась, что выбираю. Подняла руку — чтобы спрятать больное ухо за волосами. Оно всё ещё не заживало. Но болело не так сильно, как раньше.
— Прекратите меня баловать! — послышался нарочито строгий голос Женны.
— Вы заслужили хотя бы этот браслет. Это лишь капля в море, по сравнению с вашей безграничной добротой и терпением…
“Капля в море!” — беззвучно передразнила я, видя, как они подходят к каждой витрине. И Женна тут же начинала упираться. Но, отдать должное, упиралась она так мастерски, что теперь у нее есть и серёжечки, и брошка и даже тот изумрудный гарнитур.
Тонкая рука Женны заботливо отряхнула снег с плеча Альбина.
— Ах, простите, — вздохнула она. — Мне очень неловко. Просто когда мы с Сибилом гуляем, я всегда отряхиваю его от снега. Я привыкла заботиться и…
Она покраснела.
Альбин взял ее за руку, и в этот момент я увидела, как Женна задышала глубже.
Я тут же отвернулась.
— …Она могла сбежать? — раздался его голос уже ближе. Я краем уха уловила разговор, делая вид, что примеряю дешёвые колечки.
— У неё нет родственников. Нет друзей. Я обошёл всех. Обзвонил. Даже лавку на Сент-Клер проверил. Я помню про ухо. Поэтому обошёл всех докторов, целителей и даже аптеки. Её никто не видел.
Мои ногти впились в ладонь.
Ты не искал меня, Альбин. Ты искал ту, кого ненавидишь. А меня ты уже убил. Так ведь?
— Ты боишься, что она поднимет скандал? — прошептала Женна. Так тихо, что слышать это было почти преступлением.