— Господин генерал, не переживайте, я на этом собаку съел, — произнес парень, сосредоточенно что-то заштриховывая на эскизе.
— А я не одну лошадь на поле боя, — заметил я. — Вместе с наездником.
Парень поднял на меня удивленные глаза, но тут же опустил.
— Вот так? — спросил он, показывая мне эскиз.
— Ты нормальную лошадь видел? — спросил я.
— А чем это ненормальная? — обиделся художник.
— Это какая-то крестьянская кляча! Пойдем, я тебе нормальную лошадь покажу! — произнес я, вытаскивая его на улицу и показывая на свою карету.
— Вот это — нормальная лошадь!
Снег падал, а парень зарисовывал. Я стоял над ним, как надзиратель.
— Вот. Вот это лошадь! — согласился я. — Делайте!
Парень выдохнул, быстро что-то подсчитывая. Откуда-то повылазили другие мастера. Кто-то принялся высыпать драгоценные камни на бархатную ткань. Кто-то скрупулёзно отбирал их, пересчитывая.
Раньше мне это неинтересно. А сейчас я стоял над душой.
— Не этот! Этот какой-то тусклый! Следующий! — произнес я, видя, как заменяют камень.
Работа кипела. Я контролировал.
Через четыре часа я защелкнул коробочку с брошью и расплатился.
У меня было такое чувство, словно я сам, своими руками сделал эту бедную лошадь!
Я уже хотел было открыть дверь, видя, как мимо пробегает мальчишка с газетами. «Свежая газета! Покупайте свежую газету!» — слышался его звонкий голос. — «Графиня — детоубийца!»
— А гравировку будем делать? — спросил мастер, а я замер.
— Наверное, да, — решил я.
— Это быстро, не переживайте! Итак, что и где вы хотите написать? — спросил мастер, когда я смотрел на лошадь.
— А что обычно пишут? — спросил я.
— Любимая жена! Дорогая дочь! На долгую память! Любовь всей моей жизни! Люблю тебя! Иногда пишут имя! — перечислял мастер. — Только у вас из-за инкрустации места не так много! У вас есть место на крупе. Там вполне поместится что-то коротенькое…
Я представил лошадь с гравировкой «Дита».
Потом в голову пришло слово «Моей».
— Моей? — предложил я, а ювелиры переглянулись.
— Вы собираетесь это дарить даме? Верно? — осторожно спросил один из них.
Да, они правы. «Моей» и «лошадь» как-то звучит странно.
— Любимой? — предложил художник.
«Любимой» и «лошадь» — тоже так себе сочетание.
С обычными кольцами и браслетами было как-то попроще.
— Можно сделать просто сердце, — предложил художник.
— Да! Сердце. Делайте! — согласился я.
«Свежая газета! Покупайте свежую газету!» — кричал паренёк, расхаживая по улице. — «Графиня-убийца в бегах! Кто хочет узнать правду!»
— Готово, — произнес мастер, вручая мне брошку.
Я вышел на улицу.
— Газета! Покупайте газету! — кричал парень, размахивая газетой. — Сэр, не хотите купить газету! Очень интересная, сэр! Вот, смотрите!
Он развернул озябшими пальцами газету, а я замер, глядя на знакомое лицо. С портрета на меня смотрела… Дита. Только здесь она была в роскошном платье.
Альгейда Вестфален.
— Держи, — произнес я, не глядя сунул мальчишке деньги.
— О, спасибо, сэр! — послышался голос.
Я сел в карету, стряхнул снег и…
…посмотрел в глаза красавице-убийце.
Да. Это она. Те же глаза, тот же взгляд…
«Сбежала из дома», «пыталась убить ребенка»... Я впивался глазами в строчки, но глаза снова возвращались к портрету.
Ошибки быть не может.
Это — Дита.