Забитая жена для генерала дракона (СИ)

Глава 55

Я медленно спускалась по лестнице, как будто шла не по ступеням, а по краю собственного разума. Я знала, почему медлю. Что-то внутри меня кричало: «Беги! Быстрее беги отсюда!», но было и другое. То, что просило замедлить шаг. Надежда, что он придет хотя бы попрощаться.

Глупая! Глупая!

Каждый шаг — гвоздь в гроб моей надежды.

Каждый вдох — пепел.

А сердце… сердце уже не билось. Оно просто тянуло за собой тяжесть, будто в груди вместо него — камень.

И тут — руки.

Сильные, горячие, безжалостные — обвили мою талию и впились в ткань платья, будто впивались в саму плоть.

Я замерла.

Не от страха. От неожиданности.

Это были его руки. Те самые, которые обнимали меня. К моей макушке прижался горячий поцелуй, будто я — последний глоток воды в пустыне.

— Не уходи, — прошептал голос Эллинера прямо в мои волосы. Голос — хриплый, почти разбитый. Как будто не я ухожу… а он теряет.

Я сжала зубы так крепко, что виски заныли.

— Отпусти, — выдавила я. Только хрип. Только боль, застывшая в горле.

Голос мой дрожал не от слабости — от борьбы.

От того, что внутри меня всё сжималось и рвалось: одна часть тела рванула назад — к нему, к теплу, к жизни. Другая — вперёд, к свободе, к покою, к тишине, где не надо больше бояться разоблачений и мужа.

Он не отпустил.

— Нет, — сказал он. Просто. Без угрозы. Без просьбы.

Как будто это слово — не отказ. А приговор. Мой. Его. Наш.

— Я кому сказала? — вырвалось у меня хрипло, почти с клокочущей яростью.

Глаза защипало — не от слёз. От злости на саму себя. На то, что я всё ещё чувствую, как по коже бежит огонь от его прикосновения. Как под ладонями его рук напрягается живот. Как сердце стучит не «беги», а «останься».

— Нет… — повторил он. Только сейчас я услышала — в этом «нет» не было власти. Был страх и мольба.

Я резко вдохнула. Мотнула головой, будто могла сбросить не только его руки, но и всё — запах его кожи, тепло его дыхания, память о его губах на моей шее.

Подняла глаза к роскошному потолку — к алебастровым завиткам, к золотой люстре, к драконам, которые смотрели сверху с безразличием богов.

— Может, хватит этих игр? А? — выдохнула я, и голос мой дрогнул, треснул на половине предложения, будто стекло под ударом. — Мы — взрослые люди, Эллинер. Я не ребёнок, чтобы устраивать спектакли «хочу — не хочу», «целую — не прощаю». У меня нет сил. У меня нет желания. У меня… уже нет ничего.

Он молчал.

Только руки — сжались чуть крепче. Как будто пытаясь удержать то, что уже утекает сквозь пальцы.

— Прекрати этот театр, Эллинер Моравиа! — вырвалось у меня со всей яростью, накопившейся за эти дни, за эту ночь, за всё, что было между нами. — Оставь его для своих людей! Я не твоя очередная игрушка, которую надо сначала сломать, потом собрать, чтобы снова разломать! Я просто хочу… просто хочу тишины. Покоя. Безопасности. Не твоей страсти. Не твоих обещаний.

Я рванула вперёд — резко, отчаянно. Но его руки — как цепи.

Я попыталась пальцами разжать пальцы на своей талии — впилась ногтями в его костяшки, как будто могла вырваться силой. Но не могла. И это бессилие — хуже боли. Хуже унижения. Оно напомнило мне ту ночь у камина:

«Дёрнешься — убью».