Я дождалась вечера. Когда карета вернулась. Когда шаги его сапог отдались в холле. Когда заранее предупрежденный дворецкий тихо шепнул в мою приоткрытую дверь: «Господин генерал в кабинете».
Я взяла книгу, браслет — и пошла.
Я постучалась, услышав: «Войдите».
Он сидел за столом. Не пил вино. Не читал донесений. Не улыбался с той дерзкой ухмылкой, будто уже знает, кем ты станешь через час.
Эллинер просто сидел в кресле.
Молчал.
Спина — прямая, как клинок. Взгляд — устремлён в никуда, будто он не здесь. Не в этом доме. Не в этом мире.
Я положила книгу на край стола.
Он не пошевелился.
«Что-то случилось», — прошептал внутренний голос. — «Ты опоздала».
Я подошла к шкафу, открыла дверцу и замерла.
И снова тишина.
Неприятная.
Холодная.
Пустая.
Я ждала, что он что-то скажет, но Эллинер молчал.
Но я не могла просто уйти. Поэтому решила заговорить первой.
— Господин генерал, — тихо сказала я. — Позвольте… протяните руку.
Он медленно поднял глаза на меня.
И в них не было ни страсти, ни насмешки, ни даже раздражения.
Там была стена.
Высокая. Ледяная. Непроницаемая.
Пугающая.
Но он протянул руку.
Я подошла ближе, наклонилась и надела браслет на запястье. Шёлк мягко скользнул по коже. Чёрный фон. Красные буквы «Э. М.» — как капля крови на пепле. Мои пальцы дрожали, но не от холода. От страха быть непонятой.
Я ждала — хоть вздоха. Хоть дрожи в пальцах. Хоть тени смятения в его глазах.
Но он смотрел на браслет так, будто это не дар — а оковы, которые я навязываю ему без спроса.
И в этот миг я поняла: я не просто ошиблась.
Я перепутала жест доброты с напоминанием.
Он дал мне игрушку — как ребёнку, которого жалко. А я ответила браслетом — как женщине, которая надеется на равенство.
А равенства между нами нет.
— Я… я сама его сплела, — шепнула я, чувствуя неловкость момента.
Дракон посмотрел на браслет. Пальцы слегка шевельнулись — будто хотел сорвать. Но не сорвал.
Ничего не сказал. Не поблагодарил.
Я стояла так близко, что чувствовала его запах — тёплый янтарь и что-то горькое, как дым после пожара. Но он не шевелился. Даже когда мои пальцы коснулись его запястья. Кожа — горячая, но взгляд — мёртвый.
Тишина стала гуще.
Воздух в комнате стал тяжёлым, как свинец. Я почувствовала, как сердце замедлило ход — не от страха. От предчувствия падения.
Он сидел… и будто отсутствовал. Не физически. Душой.
«Он уже знает», — прошептал голос внутри. — «Он прочитал газету. Или поговорил с отцом. И теперь я — не Дита. Я — убийца».
Но если он знает, то почему молчит? Почему не задает вопросы? Почему не пытается узнать правду?
Или… она его просто не интересует.
Я стояла, чувствуя, как что-то хрустит внутри — не сердце. Надежда.
Потом развернулась и вышла.
За спиной — ни слова. Ни шага.
Только тиканье часов.
И холод, который теперь исходил не от зимы за окном…
…а от него.
Раньше, когда мы оставались наедине, я не ощущала времени. А стоило выйти за дверь, как оставалось такое чувство, будто каждая минута без него выцарапывала из души кусочек тепла. А теперь… теперь он дома — и в доме тишина. Не пустота. Тишина. Та самая, что бывает между двумя ударами сердца, когда ты ждёшь: «Это конец… или начало?»