Я сидела на краю кровати, сжав колени, будто пыталась удержать внутри себя то, что уже начало вытекать — капля за каплей, как кровь из свежей раны.
За окном метель не утихала. Снег падал так, будто сама зима оплакивала мою боль.
А внутри — пустота.
Нет. Не пустота.
Хуже.
Осознание.
Я влюбилась.
Не в героя. Не в властелина балов и оргий.
А в него.
В того, кто, несмотря на свою жестокость, сам выбрал и подарил мне розовую лошадку.
В того, кто выгнал роскошную гостью только потому, что та назвала меня «крысой».
В того, кто молчал, когда я плакала над игрушкой, потому что не знал, как утешить.
В того, кто смотрел на меня не глазами хищника, а глазами человека, растерявшегося перед чем-то, что не подвластно его власти.
И вот теперь… теперь он смотрит сквозь меня.
Как будто я — не Дита.
Не женщина, чьи губы он целовал, чьё тело он держал в своих руках.
А тень. Ошибка. Пыль на мебели, которую можно смахнуть и забыть.
Сердце сжалось так, что я почти задохнулась.
Я прижала ладонь к груди, будто могла остановить этот рвущийся звук — не крик, не стон, а глухой треск надежды, которая только что разбилась об его лёд.
Он знает.
Он узнал.
Кто-то передал ему газету. Или он сам наткнулся. Или отец решил ему сообщить.
Так или иначе, теперь я — Альгейда Вестфален. Убийца. Мошенница. Та, что подложила магию в подарок ребёнку.
Та, что лгала, прячась под чужим именем.
И он… он, конечно, не простит.
Я закрыла глаза.
Перед внутренним взором всплыли его пальцы на моей коже — тёплые, уверенные, почти ласковые.
Его дыхание у моего уха.
Его голос, хриплый от вина и желания, слова, которые я чувствовала в каждом его прикосновении: «Ты уже моя… даже если пока этого не знаешь».
А теперь — тишина.
Холод.
Пустое место рядом с ним, которое он больше не собирается заполнять.
Слёзы не капали. Они жгли изнутри, обжигая горло, превращая дыхание в пепел.
Я не плакала вслух. Плакать — значит признать, что я ещё надеюсь.
А я больше не имею права на надежду.
Я опустила руку в карман и сжала гвоздь.
Острый. Холодный. Настоящий.
Мой талисман. Моя клятва.
«Самое страшное уже случилось.
Больше ничего не может сломать меня так, как тот гвоздь у камина.
Больше никто не сможет унизить меня сильнее, чем мой муж, который не стал выслушать.
Всё, что происходит сейчас — не самое страшное.
Это просто боль. А боль — временная».
Я повторяла эту мантру, как молитву. Но впервые за всё время — она не помогала.
Потому что боль от его взгляда — не физическая.
Это боль потери.
Потери того, кем он мог стать для меня. Того, кем я начала видеть его.
И теперь это тепло погасло.
Не по моей вине — но из-за моего прошлого.
И разве это не одно и то же?
На столе вдруг запрыгала лошадка.
Лёгкая. Искрящаяся.
Она поскакала ко мне, оставляя за собой тонкий след магии, и замерла возле моей руки, подняв голову.
«Ты будешь счастлива, я обещаю…»
Голосок дрожал.
Или это дрожала я?
Я протянула руку и погладила её по морде.
Она прижалась к моей ладони — не как игрушка, а как живое существо, чувствующее мою боль.
И вдруг запела. Тихо. Для меня. Только для меня:
«Пусть слёзы сдует лёгкий ветерок…
Ты будешь самой нежной, самой милой…
Принцессой в сказке… горячо любимой…»
Но я уже не принцесса.
И не буду любимой.
А может… может, дело не в правде, которую он узнал? Может, на горизонте нарисовалась новая мишень? И он выбросил меня из головы, и все его мысли теперь рядом с ней…
А быть может, в его душе не было ничего серьезного по отношению ко мне? Быть может, ему было просто скучно, поэтому он решил развлечься? И сейчас ему просто надоела эта игра?
— Все может быть, — прошептала я.
Я осторожно взяла лошадку и положила её на подушку.
Потом легла рядом, свернувшись калачиком, как зверёк, прячущий рану от мира.
Гвоздь остался в ладони — я не отпускала его.
Пусть боль напомнит: я ещё живу.
Пусть холод напомнит: я ещё сильна.
Пусть тишина напомнит: я не обязана быть услышанной, чтобы существовать.
Я закрыла глаза.
Мир за окном исчез.
А в груди — медленно гасло пламя, которое я так глупо позволила разгореться.
Спи, Дита.
Завтра будет новый день.
Быть может, что-то изменится. И даже к лучшему. Тебе просто нужно поспать, чтобы увидеть.