Я смотрел на неё — и вдруг почувствовал странное:
Не хочется разрывать одеяло.
Не хочется срывать рубашку.
Хочется… накрыть. Убедиться, что ей тепло. Что никто больше не тронет.
Я отогнал мысль, как мерзкую муху.
«Ты что, Эллинер? Влюбился?»
Но пальцы уже тянулись к её волосам.
И в этот момент я понял: я уже проиграл.
Потому что начал хотеть не только ее тела, но и сна на моей груди, в моих объятиях.
А если это не она? Если просто похожа?
Отец сказал, что не стал бы присылать убийцу в мой дом.
Эта мысль посеяла в душе сомнение.
Я подошел к ящику ее стола и выдвинул его.
В нем лежали две драгоценные серёжки. Слишком роскошные для простой экономки. Чуть дальше лежало кольцо и золотой медальон. Я поднял его, щелкнул и открыл. С одной стороны медальона на меня смотрела та самая графиня из газеты, а с другой стороны — ее супруг.
Я закрыл медальон и задвинул ящик.
Она.
После того, что я видел, никаких сомнений.
И все-таки насколько ловкой нужно быть, чтобы обмануть моего отца.
Я усмехнулся и подошел к ней, осторожно убирая одеяло. Тонкая ночная сорочка обрисовывала контуры ее соблазнительного тела.
Тела, которым я хотел обладать.
Сейчас же.
Немедленно.
Я почувствовал, как подаюсь вперед, а мои пальцы касаются завязок рубашки на ее груди. Ткань обрисовывала очертание двух соблазнительных полушарий, а я дернул завязку, позволяя тонкой ткани сползти вниз, обнажив то, что обычно пряталось в унылом платье без проблеска кокетства.
Пульс участился, дыхание стало прерывистым, когда я с жадностью смотрел на открывшуюся картину.
Пусть будет такой же, как все. Пусть будет жадной, стонущей, готовой принять всё — и забыть к утру. Тогда я смогу вернуть себе контроль. Тогда я снова буду драконом, а не глупцом, который бегает за служанкой с дешёвой игрушкой.
Моя рука скользнула по ее теплой коже, а вторая рука щелкнула ремнем на штанах.
Если она лжёт — пусть лжёт подо мной. Если она играет — пусть играет до тех пор, пока не поймёт: я не тот, кого можно обмануть дважды.
Она ничем не отличается от всех тех леди, которые были у меня до этого. Она точно такая же… И ничто не мешает мне наконец-то взять ее и успокоиться. Тем более, что она явно будет не против.
Я усмехнулся этой мысли, чувствуя, как внутри поднимается волна желания.
И почему я должен с ней церемониться, будто она особенная? Бегать ей за подарками, сдерживать свое желание, когда мне просто хочется задрать ее юбку и повалить на стол?
Я наклонился, оставляя жадный поцелуй на ее коже. От прикосновения я потерял голову, услышав только, что она проснулась.
Моя рука нырнула под ее рубашку, пока мои губы приоткрывали ее губы в поцелуе. “Хочу!”.
Её губы были тёплыми. Податливыми.
Сердце бешено ломилось из груди.
Близость ее тела сводила с ума.
Я упивался поцелуем, беря ее лицо в свои руки.
И тут…
…крик!
Пронзительный крик боли.
Из ее глаз брызнули слезы. Она задыхалась, прижимая руку к своему уху и глядя на меня испуганным взглядом.
Я отпрянул, как обожженный.
Дракон во мне взревел — не от ярости, а от страха, что он пропустил опасность.
Я на инстинктах дернулся, чтобы закрыть ее собой. Сгреб ее, прижал к себе в объятия.
Сейчас Дита беззвучно плакала, прижимая руку к своему уху.
— Что там? - резко спросил я. - Показывай!
— Нет! - дернулась она, прижимая крепче руку к уху.
— Показывай! - приказал я, глядя на нее.
Она молчала, стягивая рубаху на груди.
— Думаешь, я поверю в то, что сделал тебе больно? - раздраженно спросил я, прекрасно зная, что с женщинами мне приходится сдерживать свою силу.
Прикосновение к волосам еще ни у кого не вызывало истерик и слез.
Я всегда знаю меру.
Мои руки гладят — не давят.
Мои пальцы ласкают — не калечат.
А она… она играет.
Как все они.
Слёзы — её оружие.
А я… я больше не мальчик, чтобы верить в них.
И сейчас мне были не понятны ее крики.
— Может, ты прекратишь этот театр, Альгейда Вестфален! - насмешливо произнес я.
Ее глаза распахнулись, словно я сказал что-то ужасное. Она отползла от меня, прижимая руку к уху.
Я вышел, хлопнув дверью — не от злости.
От страха.
Страха, что если я останусь ещё на минуту — я поверю в её слёзы.
Ведь они так похожи на настоящие.