Глава 41

Я проснулась с криком — не громким, но таким, что сердце выскочило в горло и застряло там, как пробка в бутылке ужаса.

Газета.

Портрет.

«Разыскивается детоубийца».

Я рванула одеяло в сторону, будто оно мешало дышать, и вскочила с кровати, едва не споткнувшись о край. Раннее утро ещё держало дом в своих ледяных объятиях, но у меня не было времени на тишину — только паника.

Скорее. Быстрее. Пока он не увидел. Пока не прочитал. Пока не решил, что это правда.

Я наспех накинула платье, даже не пытаясь застегнуть все пуговицы ворота. Волосы — в беспорядке, но мне было не до прически. Я пригладила их пальцами, стараясь спрятать больное ухо под прядью, и сунула руку в карман — гвоздь на месте. Холодный, верный, готовый стать моей последней клятвой.

Я вылетела из комнаты и почти врезалась в мистера Герберна, который как раз поднимался по лестнице с моим завтраком.

— Господин генерал ещё спит? — выдохнула я, цепляясь за его рукав. — Газета… Вы… Вы её…

Дворецкий остановился. Посмотрел мне в глаза — внимательно, спокойно, почти отечески.

— Всё в порядке, — кивнул он. — Газеты перехвачены. Я даже успел сжечь их в камине. Ни одна не попала в руки хозяина.

Я выдохнула так глубоко, что, кажется, сдулась.

Но тут же в голове вспыхнула мысль.

Отец генерала. Он же мог… рассказать? Или нет? Или он сам всё проверит? Я не знала, поверили мне вчера или нет. Правда — не в газетах. Правда — в его глазах. И если он решит, что я лгунья… Мне не спастись.

Мистер Герберн протянул мне аккуратно сложенные чеки.

— Вот. Чеки за вчера. Я предупредил слуг, чтобы они внимательно следили за ценниками. И не кричали на каждом углу, что они работают на семью Моравиа.

Я кивнула, быстро пробежав глазами по цифрам. Всё верно. Без лишнего. Без обмана. Я отдала честь не только деньгам генерала — я отдала честь себе.

— Мне нужно зайти в кабинет, — сказала я, поднимая голову. — Внести расходы в книгу.

— Генерал уже там, — предупредил дворецкий. — Он… не в духе.

— Это может быть связано с газетой? - прошептала я, испуганно глядя на дворецкого.

— О, нет. Я вас уверяю. Все газеты перехвачены и уничтожены, - кивнул мистер Герберн. - Тем более, что генерал не из тех, кто любит читать газеты по утрам. Я уверен, что он даже не заметит их отсутствие.

Я сжала чеки в кулаке.

— Еще раз спасибо. Я схожу и возьму книгу. Надеюсь, его гнев меня не коснется, - выдохнула я, сжав в руке гвоздь.

Дверь кабинета скрипнула, и я шагнула внутрь, стараясь держаться как можно тише. Он стоял у окна, спиной ко мне, в том самом алом мундире, что всегда сводит меня с ума — потому что в нём он не просто мужчина. Он — буря. Пламя. Дракон без цепи.

— Доброе утро, господин генерал, — сказала я, направляясь к шкафу с книгами.

Он не ответил.

И это был дурной знак.

Я обернулась — и замерла.

Эллинер смотрел на меня. Не с насмешкой. Не с желанием. В его глазах была злость.

“Он узнал! Отец ему все рассказал!”.

Это было первой мыслью.

— Это тебе, — резко произнёс он, протягивая огромный кулак.

Его ладонь раскрылась.

И на ней — маленькая лошадка. Розовая. С магией в копытах. Она скакала по его коже, оставляя за собой искорки, как пыльца после бабочки.

Я не могла отвести взгляд.

— Это… — прошептала я, подходя ближе.

Генерал стоял, будто ловил каждое моё дыхание. В глазах — не страсть. Стыд. Как будто он совершил что-то непозволительное.

Я взяла лошадку.

Она тут же оказалась в моих ладонях — лёгкая, живая, тёплая. И вдруг… запела.

Тонкий, звенящий голосок, будто из детства, из другого мира:

Пусть лучик ласково коснётся щёк,

Пусть слезы сдует лёгкий ветерок.

Ты будешь самой нежной, самой милой,

Принцессой в сказке, горячо любимой.

Ты будешь счастлива, я обещаю,

И в этой сказке сердцем согреваю…

Слёзы хлынули.

Не тихо. Не сдержанно.

Слёзы горячие, безудержные, как река, прорвавшая плотину. Я прижала лошадку к груди, будто она — последний обрывок той жизни, где меня называли «любимой», а не «убийцей».

— Она… чудесная, — выдохнула я сквозь рыдания. — Правда…

Я говорила искренне. От всего сердца.

Я подняла глаза на генерала, но в его взгляде было столько злости и растерянности, что я не понимала, в чём дело.

— Не ври, - произнес генерал, а его взгляд вдруг стал хмурым.

— Нет, правда, - сдавленным голосом прошептала я, прижав ее к груди.

На большее у меня просто не хватило слов. Я плакала, глядя на игрушку, которая пела мне те слова, которые я мечтала услышать. Слова утешения измученной душе.

Дракон молчал. Я всхлипывала, вслушиваясь в слова песенки. Я просто не могла говорить.

— Я… пойду, - прошептала я,

Я подошла к шкафу, вытащила тяжёлую книгу, стараясь не смотреть на него. Взяла чеки, прижала к груди подарок. Он сам выбрал. Сам пришёл. Сам купил.

— Мне нужно идти… - повторила я.

И вышла, не оглядываясь.

За дверью я опёрлась спиной о стену, сжимая лошадку так, будто она — последняя нить, связывающая меня с миром, где ещё можно верить в чудо.


Загрузка...