Глава 7


Бринла


— Леми! — кричу я, дико озираясь по сторонам в поисках своего пса.

— Черт, — говорит Андор, кивая в сторону пристани. — Он пошел прогуляться.

Я вижу, как Леми идет по деревянному причалу, люди в страхе расступаются, когда он проходит мимо, принюхиваясь к воздуху.

Вот тебе и незаметный гигантский магический пес.

— Леми, вернись сюда немедленно! — кричу я, сложив ладони рупором вокруг рта.

Он навостряет уши и в мгновение ока исчезает, появившись рядом с Андором на палубе с виноватым выражением на морде.

— Ну, я надеялся, что мы прибудем в Менхейм без лишнего шума, — со вздохом замечает Андор, быстро похлопав Леми. — Теперь у меня такое чувство, что о Леми будут говорить в городе еще несколько лун.

Я почти начинаю извиняться, но вовремя сдерживаюсь. Почему я должна извиняться? Это Андор похитил нас обоих. Если бы не боялась за безопасность Леми, я бы не стала возражать, чтобы он перемещался по всему городу и терроризировал жителей.

Но я должна действовать разумно. Я на незнакомой территории. Какой бы красивой она ни была, и какими бы нормальными ни казались люди, я не могу терять бдительность ни на секунду. Особенно когда Леми оказался в центре внимания.

— Ладно, пойдем. — Андор хватает меня за локоть, и я сразу же пытаюсь вырваться из его захвата, но он держит меня крепко и тихонько цыкает, как будто я какая-то норовистая лошадь. Он ведет меня по палубе, и Кирни передает ему металлическую коробку, которую Андор зажимает под мышкой. Я предполагаю, что в коробке находится суэн, который он, должно быть, извлек из драконьих яиц. Суэн, который должен принадлежать мне.

Затем он ведет меня вниз по сходням с корабля, Леми, к счастью, идет рядом с нами, а все остальные держатся на безопасном расстоянии, когда мы проходим мимо. Тем не менее, хотя горожане смотрят на меня и Леми со смесью страха и презрения, все они тепло улыбаются Андору, многие из них приветствуют его, обращаясь «лейтенант Колбек» или «Хандлангере», слово, которое я не знаю. Проходя мимо, он вежливо кивает всем и иногда приветствует кого-то по имени.

Оказывается, мой похититель пользуется большим уважением в городе. Полагаю, это не должно быть большим сюрпризом, поскольку те, кто состоит в синдикатах, обладают властью.

И все же они, похоже, не боятся Андора. Кажется, они восхищаются им. Я вижу это по мужчинам, которые снимают перед ним шляпы, и по взглядам женщин, проходящих мимо в своих широких нарядных юбках и отделанных кружевом декольте. Только тогда я понимаю, как выгляжу по сравнению с ними. Я приняла ванну на корабле, но на мне все еще грязная броня, а волосы собраны в неряшливый, спутанный пучок. По сравнению с этими женщинами с их темными волосами, уложенными в изысканные прически, с ароматной кожей и следами румян на губах и щеках, я, наверное, выгляжу как уличная крыса. Я привыкла к Темному городу, где все живут на крохи и едва сводят концы с концами.

Я никогда раньше не чувствовала себя настолько неуместной. Это лишает меня уверенности, как будто я парю в этом мире, а не нахожусь здесь.

Андор, кажется, замечает это, потому что слегка наклоняется и шепчет:

— Ты отлично справляешься.

Это только ухудшает ситуацию. Как будто он меня жалеет.

— Отлично справляюсь с чем? С тем, что меня заставляют делать против моей воли? — говорю я ему.

— Да, — отвечает он, и его рука на моем локте слегка ослабевает.

— Ты часто похищаешь женщин?

— Только если они этого заслуживают.

Затем он улыбается и ведет меня дальше по мощеной улице, где нас ждет карета с надписью: «Дом Колбек». Она сделана из гладкого темного дерева, в нее запряжены четыре большие черно-белые, нетерпеливо фыркающие лошади. Хорошо одетый кучер, сидящий на переднем сидении кареты, кивает нам обоим, а затем спрыгивает на землю.

— Не помню, когда в последний раз ездила в карете, — говорю я, когда мы подходим, хотя хотела оставить эту мысль при себе.

— Неужели? — спрашивает Андор. — Наверное, это к лучшему — эта карета видела и лучшие дни.

Кучер открывает нам дверь.

— Рад снова видеть вас, лорд Колбек, — говорит он, и его седые густые усы шевелятся, когда он говорит. — О, у вас гостья.

— Приятно вернуться на сушу, Гудвейл. Это мисс Айр, — говорит он кучеру. — И ее пес, Леми. Надеюсь, на дорогах не слишком много грязи.

— Кое-где уже подсыхает, — говорит Гудвейл, когда мы садимся в карету. — Позавчера была буря с градом и молниями, с которой ваш брат быстро разобрался.

Я сажусь лицом вперед, снова чувствуя себя не в своей тарелке в своей грязной кожаной одежде на роскошных зеленых бархатных сиденьях. Леми стоит рядом с Гудвейлом на улице, выглядя настолько подозрительно, насколько может выглядеть пес, но как только я похлопываю по сидению рядом с собой, он запрыгивает внутрь, и карета качается от его веса. Гудвейл шевелит усами, наблюдая, как Леми садится рядом со мной на сиденье. Мгновение я думаю, что он собирается наорать на меня за то, что позвала пса внутрь, но он этого не делает.

— Отличный пес, миледи, — говорит Гудвейл с быстрой, доброй улыбкой, прежде чем захлопнуть дверцу кареты.

Андор садится напротив меня, и карета трогается с места.

— А как же Тумбс и люди с корабля? — спрашиваю я, высунув голову из окна, чтобы посмотреть, как гавань исчезает за зданиями.

— Они живут в городе, — отвечает Андор.

— Даже Кирни? Он казался твоей правой рукой.

Он кивает.

— Даже Кирни. Штормглен тщательно охраняется, и не всем там рады, даже моему лучшему человеку и капитану моего корабля.

— А мне — да? — спрашиваю я, поджимая губы и глядя на него.

Он на мгновение встречает мой взгляд, а затем улыбается.

— Будем надеяться.

Я хмурюсь, гадая, что это значит, пока колеса кареты не наезжают на большой булыжник, и меня не подбрасывает на сидении.

Я перевожу взгляд в окно, наблюдая, как мимо проплывает город Менхейм. Судя по тому, как урчит мой желудок, кажется, что по крайней мере, уже полдень, но все магазины полны покупателей, а улицы запружены каретами и пешеходами. Ряды нежно-зеленых голубей сидят на карнизах над улицами, их перья переливаются в ярком солнечном свете. Время от времени между магазинами и жилыми домами я замечаю уединенный дворик, окруженный пышной зеленью, или аккуратную площадь с фонтаном в центре, где люди отдыхают на зеленых каменных скамейках. В Лерике в полдень все закрывается. Люди прячутся от палящего солнца. От того факта, что здесь есть фонтаны, из которых свободно течет вода — впустую — у меня кружится голова.

Андор издает удивленный возглас, и я перевожу на него взгляд, автоматически прищуриваясь. Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами, улыбка играет на его губах.

— Что? — резко спрашиваю я.

— Ничего, — отвечает он через мгновение, а затем снова переводит взгляд в окно.

Я делаю то же самое, хотя понимаю, что он снова пристально смотрит на меня. Наверное, мне следует относиться ко всему более безразлично. Я чувствую, как мои стены поднимаются.

Тем не менее, свежий запах воды, умбервудов и благоухающих цветов, проникающий через окна кареты, заставляет меня глубоко вдохнуть, и я чувствую, как будто что-то внутри меня растет, словно невидимые ростки пробиваются изнутри. Я не знаю, как к этому относиться.

Мы покидаем город, здания становятся все более редкими, превращаясь в дома с красными деревянными стенами, и травой, растущей на крышах, и затем сменяются большими участками плодородных полей, усеянными пушистыми длиннорогими коровами размером с лошадей и пухлыми белыми овцами, разбросанными тут и там, как капли сливок. За полями, густо усеянными пасущимися животными, за плодородными садами с рядами корявых деревьев, тянущихся друг к другу, как кланяющиеся люди, и рядами позолоченной пшеницы, нежно колышущейся на ветру, простираются покрытые лесом склоны, которые поднимаются все выше и выше, перемежаясь редкими водопадами. Я никогда раньше не видела водопадов, хотя слышала о них, и вид воды, текущей так свободно, так мощно, пробуждает что-то глубоко внутри меня.

Я не хочу быть здесь. И все же…

Я с восхищением смотрю в окно, решив, что не стоит продолжать притворяться, что все это не впечатляет меня.

Дорога становится все более ухабистой, с грязными участками, где колеса вязнут в колеях, и тогда я вспоминаю, как в последний раз ехала в карете.

Это был единственный раз, когда я ехала в карете.

Сразу после того, как моя мать отплыла в Мидланд.

Черная гвардия оттащила меня от моей тети Эллестры. Я помню, как большие металлические перчатки больно впивались в мои плечи, как тетя кричала, пытаясь удержать меня. Меня затащили в ожидающую карету, бросили внутрь и заперли дверь. Я не могла сбежать, и через окно смотрела, как корабль с моей матерью исчезает в ночи, направляясь навстречу судьбе, к ее гибели. Я смотрела, как карета уезжала из единственного места, которое считала домом, устремляясь по темной дороге в долгую ночь, которая закончилась прибытием в монастырь.

Место, где меня лишили имени.

Где меня лишили голоса.

Где я поклялась, что отомщу.

И все же я думала, что отомстила. Я думала, что, воруя драгоценные яйца, которые они так почитают, и работая на Дом Далгард, я вонзила кинжал в бок свогеров. Но это было не более, чем укол булавкой. Я едва оставила след.

— Беспокоишься о встрече с остальными Колбеками? — спрашивает меня Андор.

Я моргаю и поднимаю взгляд на него. На мгновение я забыла, где нахожусь. Кто знает, какое выражение появилось на моем лице, какую правду он пытался угадать?

— Я беспокоюсь о своей тете, — уклончиво отвечаю я. Это не ложь, но я не собираюсь рассказывать ему о печальных воспоминаниях из своего прошлого.

Он кивает и вытаскивает кулон, который был спрятан под его рубашкой, сжимает его в руке, вертит снова и снова.

Это зуб.

Зуб дракона. Должно быть, он принадлежал циклодрагу, возможно, тому же, которому принадлежал коготь.

— Мы спасем ее, вот увидишь, — говорит Андор.

— Как я могу в это поверить? — говорю я. — Благодаря Леми все в Менхейме узнают, что я здесь. Ты сам так сказал. Новость быстро разлетится. Кто-то, наверное, уже посылает ворона Далгардам, пока мы здесь разговариваем.

Леми фыркает, словно извиняясь, а затем кладет голову мне на колени. Андор продолжает вертеть зуб на цепочке.

— И, если это произойдет, также сообщат, что ты оказалась здесь против своей воли, под вооруженной охраной.

— А потом моя тетя узнает об этом и сойдет с ума. Это может убить ее. Кто знает, что она сделает? Последнее, чего я хочу, — это чтобы она отправилась на какую-то спасательную миссию.

Он на мгновение перестает вертеть зуб и задумчиво смотрит на меня. На его лице появляется какое-то мягкое выражение, похожее на тоску, но не совсем.

Я уже собираюсь спросить его, на что он так пристально смотрит, когда он снова начинает вертеть зуб, скользя им вверх и вниз по цепочке ожерелья, издавая звук, который, кажется, заполняет всю карету.

— Ворона Штайнера доставит ей сообщение, что ты в хороших руках и вы скоро увидитесь, — говорит он.

Я игнорирую совершенно неправдивое замечание о том, что я в «хороших» руках. Я прочищаю горло.

— И как, по-твоему, эта птица долетит до нее? Ты даже не знаешь, где она живет.

— Мун очень искусна в поиске людей. Она летает быстрее, чем плывет любой корабль. Она найдет твою тетю и передаст сообщение.

— А если сообщение потеряется? — говорю я, думая о голубях-посыльных, которых используют в Эсланде и которые летают в определенные районы с крошечными свитками, прикрепленными к их лапкам. Не говоря уже о трудностях, с которыми птица столкнется в подземных пещерах.

Он смотрит на меня сияющими глазами.

— Оно не может потеряться. Мун произносит сообщение.

— У тебя есть говорящая птица?

— У тебя есть исчезающий пес, — парирует он.

— Это что-то вроде попугая?

Андор пожимает плечами и продолжает вертеть зуб на цепочке.

— Что-то в этом роде.

Звук начинает раздражать меня. Я хмурюсь на него.

— О чем ты так беспокоишься?

— Я? Ни о чем.

— Ты все время теребишь свой кулон.

Он тут же опускает руку и кладет ладони на колени. Он смотрит в окно на проплывающие мимо деревья, а затем его нога начинает подпрыгивать. Теперь я начинаю нервничать.

Остальная часть пути проходит через холмистые поля и густые леса, где деревья с красной корой и стволами, толщиной с эту карету, высоко вздымают свои кроны. Андор все это время странно молчалив, если не считать его беспокойных движений. К тому времени, когда карета сворачивает с главной дороги, послеполуденное солнце скрывается за высокими деревьями и далекими горами, а мы так и не сказали друг другу ни слова.

Дорога, по которой мы сейчас едем, отличается от грязной и ухабистой главной дороги. Она вымощена мелкой галькой, а между колеями аккуратно подстрижена полоса травы. С обеих сторон участок расчищен и превращен в луг, что открывает вид на изгиб дороги, которая ведет через железные ворота и поднимается по небольшому холму к замку на вершине, наполовину скрытому среди дубов и других деревьев.

— Добро пожаловать в Штормглен, — говорит Андор, когда карета проезжает под аркой над воротами, на которой изящным курсивом выгравировано название поместья.

— Мне казалось, ты говорил, что это место хорошо охраняется, — говорю я, оглядываясь по сторонам и не замечая ничего, кроме маленьких желтых цветов на холмистых полях. Даже лес теперь кажется далеким.

— Просто поверь мне, — говорит он. — Есть причина, по которой вокруг Штормглена столько пустого пространства. Мы можем увидеть врага за милю.

— А у вас много врагов, которые могут напасть?

— Когда-то было. Мой отец считает, что это время снова настало. В этом мире все циклично. — Его выражение лица на мгновение становится серьезным, губы сжимаются в твердую линию, черные брови сходятся. — Ты не чувствуешь этого? Тебе не кажется, что все в этом мире движется к какому-то новому концу?

— Я не беспокоюсь о таких вещах, — говорю я, наклоняясь вперед, когда карета поднимается в гору. — Я слишком занята тем, что пытаюсь выжить. Должно быть, приятно сидеть в своем хорошо охраняемом замке и беспокоиться о конце света.

Он спокойно воспринимает мой ответ и проводит рукой по волосам.

— Справедливое замечание. Но если все, что тебя волнует, — это выживание, то конец света тебя тоже касается.

Я пожимаю плечами и снова смотрю в окно, хотя должна признать, что мне любопытно.

Вскоре карета достигает вершины холма, с грохотом проезжая по дорожке, обсаженной подстриженными деревьями, а затем останавливается. Гудвейл открывает для нас дверцу кареты и протягивает мне руку. Я смотрю на Андора, который жестом приглашает меня идти первой.

Я нерешительно опираюсь на руку Гудвейла и выхожу из кареты, стук моих ботинок по камню эхом разносится вокруг. И вот тогда я радуюсь, что держусь за него, потому что вид, открывшийся передо мной, почти заставляет меня опуститься на колени.

Штормглен возвышается над нами, как лев, — раскинувшееся поместье, похожее на замок, столь же широкое, сколь и высокое, кажется, занимает весь холм. Мы стоим перед массивными деревянными дверьми, которые закрыты, над ними находится железная решетка подъемных ворот, а по обеим сторонам ворот возвышаются каменные гарнизоны. Похоже, за ними есть пространство, возможно, внутренний двор, а затем замок поднимается на три этажа с двумя полукруглыми бастионами по обе стороны ворот. Сам замок построен из какого-то переливающегося черного камня, который мерцает серебром в лучах заходящего солнца, а по стенам местами вьются зеленые лозы, что делает его менее суровым. Окна арочные с позолоченными рамами, а стрельчатые проемы вдоль бастионов и части башни закрыты витражами, как будто это место не может определиться между замком и крепостью.

Леми нюхает мою руку, и я чувствую, что ему хочется умчаться вперед и все обследовать, возможно, пописать на многочисленные деревья в горшках, которые выстроились вдоль внешней стороны стен, но делаю жест ладонью, чтобы он остался на месте.

Как раз в этот момент распахиваются большие деревянные двери, и из них выходит высокий, коренастый мужчина с толстой шеей и длинными темными волосами, с хмурым выражением лица и большой кружкой чего-то, похожего на эль, в руке.

Он пристально смотрит на меня своими черными глазами. Оглядывает с ног до головы, морщит нос и говорит:

— Кто, черт возьми, это такая?



Загрузка...