Земля воров

Глава 31

Бринла

Огонь мерцает вдали, отражаясь от черной поверхности.

— Резервуар, — шепчу я, подняв подбородок над водой, и страх в животе становится все сильнее. — Они держат факелы зажженными, чтобы можно было проверить воду. Обычно там никого нет, только по утрам кто-то приходит, чтобы зажечь факел. Сбоку, прямо рядом с ним, будет дверь.

Поток собирается в резервуар, и лишь небольшая его часть продолжает путь в Лерик. На мгновение я задумываюсь, не следует ли нам направить нашу месть на Святых огня и правительство Эсланда. Мы могли бы так легко отравить водоснабжение.

Но потом я вспоминаю, что там есть семьи, такие же, как моя, и, хотя готова убить в целях самообороны, не собираюсь лишать жизни невинных граждан.

Мы проплываем круглое отверстие и поднимаемся по металлическим ступенькам. Ведра и другие приспособления для сбора воды расставлены вдоль резервуара, некоторые на направляющих, опускающихся в воду, другие подвешены на блоках.

Мы втроем сидим на каменном берегу, переводя дыхание, и радуемся тому, что выбрались из воды. Вся моя кожа сморщилась, как чернослив, и я с удовольствием сняла бы мокрую кожаную броню, которая теперь стала в сто раз тяжелее. Но у нас есть график, которого нужно придерживаться, и я чувствую, что путь сюда уже занял больше времени, чем должен был.

— Вы готовы? — спрашиваю я парней через мгновение.

Андор кладет руку мне на плечо.

— Бринла, не нужно торопиться. Ты чуть не утонула. И я знаю, как сложно тебе в этой ситуации. Ничего страшного, если тебе нужно немного времени, чтобы…

— Нет, — перебиваю я. — Мы должны двигаться дальше. Ты знаешь, что должны. Более того, если я проведу здесь еще минуту, то могу потерять самообладание. — Я не хочу признавать, насколько близка к тому, чтобы снова броситься в воду и позволить течению унести меня в море.

Он смотрит на меня с мрачным выражением лица, затем наклоняется, обхватывает затылок и быстро целует в лоб.

— Ты такая чертовски храбрая. Надеюсь, ты это знаешь. Надеюсь, ты знаешь, как я тобой восхищаюсь, как все мы тобой восхищаемся. Без тебя мы бы не смогли этого сделать, лавандовая девочка. Никто из нас не смог бы.

От его слов у меня сжимается горло. Я даже не знаю, что сказать.

— Вау, — тихо говорит он, улыбаясь. — Она потеряла дар речи. Я могу пересчитать по пальцам, сколько раз лишал тебя дара речи.

— Не испытывай удачу, — говорю я, вставая на ноги. Я морщусь от воды, хлюпающей в ботинках. Но если все пойдет по плану, я буду недолго ходить в этой мокрой одежде.

Я иду к двери и пропускаю вперед Андора, который прижимается к ней ухом, чтобы послушать, что за ней.

— Я ничего не слышу, — шепчет он. — Ты уверена, что это безопасный путь?

Я киваю и смотрю на Кирни.

— Ты достаточно высох, чтобы проверить карту?

Кирни тянется к небольшой сумке, висящей у него на боку, расстегивает ее и вынимает небольшой цилиндр из тростника, который растет в болотах вокруг Штормглена и, как обнаружил Штайнер, обладает водонепроницаемыми свойствами. Кирни снимает кожаную пробку и вынимает карту. Мы уже много раз смотрели на эту грубую карту монастыря, которую я нарисовала по памяти, но не помешает еще раз взглянуть, раз мы так далеко зашли.

Я указываю на крестик внизу.

— Мы находимся вот здесь. Отсюда можно попасть в погреб и холодильную камеру. Утром и перед ужином здесь бывают только повара. Но они не задерживаются, берут еду и возвращаются на кухню.

— Но мы не знаем, который сейчас час, — замечает Андор. — Может быть, уже почти ужин.

— Если там тихо, то, думаю, все в порядке. — Я снова смотрю на карту. — После того как выйдем из холодильной камеры, мы поднимемся по служебной лестнице. Там мы можем встретить Дочерей безмолвия, работающих на монастырь. Даже если мы наткнемся на них, они не будут кричать. Наказание за то, что они издадут звук, хуже того, что мы с ними сделаем, и они это знают. Пожалуйста, воздержитесь от убийства кого-либо, если это не является абсолютной необходимостью.

— Тут вступаю в дело я, — говорит Кирни, прижимая большой палец к груди и напоминая мне о своем даре, который заключается не только в силе и фантастической меткости, но и в способности временно обездвиживать людей, прижимая большой палец к их голой коже. По-видимому, это не действует на змей.

— Верно, — говорю я. — Надо давать возможность Кирни обездвиживать людей, когда он может. Эти Дочери такие же, как я, застряли там, откуда нет выхода. Я не хочу причинять им вред.

— Но Предвестница… — говорит Андор со злым блеском в глазах.

— Она моя, если будет такая возможность, — говорю я. — Яйцо в приоритете. — Я снова указываю на карту. — Служебная лестница приведет нас на уровень, где находится одна из часовен и где сестры Высшего ордена, полностью закрытые вуалями, молятся большую часть дня. Если повезет, я смогу раздобыть одну из вуалей, замаскироваться под монахиню и пробраться в покои Предвестницы, где она хранит редкие артефакты. Я знаю, что яйцо там, оно должно быть там. — Я указываю на них. — У часовни я разойдусь с вами. В этих залах много статуй драконов, за которыми можно спрятаться, и там почти нет освещения, всегда темно и дымно. Вам не составит труда укрыться там, но боюсь, что, если вы попробуете пройти дальше, вас обнаружат. Кирни не сможет справиться со всеми.

— Я могу попробовать, — добродушно говорит Кирни.

— Это превратится в кровавую баню, и ты это знаешь, — отвечает ему Андор, прежде чем снова прижать ухо к двери. — Все еще ничего. Думаю, пора двигаться.

Я киваю и кладу руку на металлическую ручку, медленно поворачивая ее.

Заглядываю в темную комнату с масляной лампой в углу, освещающей запасы овощей, фруктов и другой еды. Запах монастыря, этих проклятых ферментированных трав, которые пропитывали мою жизнь в течение многих лет, сразу же бьет мне в нос, и я чуть не задыхаюсь. Вероятно, запах не такой сильный, но мое тело не хочет иметь с ним ничего общего.

— Спокойно, — шепчет Андор, слегка касаясь моей руки. Затем он наклоняется, вытаскивает меч из ножен и вкладывает его мне в руку. — Не надейся, что тебе не придется его использовать.

Я сжимаю рукоять. Он прав. Я должна быть готова.

Мы идем по подвалу, следуя карте, которую Кирни держит в руке, время от времени останавливаясь, чтобы заглянуть в темный угол и прислушаться к шагам или голосам настоятельниц. Пока тут тихо, как в могиле, но как только мы доходим до лестницы, все меняется. Поскольку она высечена в камне и поднимается на несколько уровней, каждый звук эхом разносится по всему зданию. Двери хлопают, прислуга приходит и уходит, иногда до нас доносится тихий шепот сестер, сплетничающих на лестничной площадке.

Мы каждый раз останавливаемся, ожидая подходящего момента, чтобы продолжить путь, и находимся всего в одном этаже от места назначения, когда внезапно дверь хлопает прямо под нами, и раздается звук шагов.

Я смотрю на Андора и Кирни, сжимающих мечи на ступеньках чуть ниже, а затем устремляюсь на следующий этаж так быстро, как могу.

Я добегаю до него, Андор и Кирни сразу за мной, и когда тянусь к ручке, дверь распахивается, чуть не ударив меня.

Одна из служанок выходит, на ней черное одеяние, символизирующее ее служение, капюшон откинут назад, открывая коротко стриженные волосы, что означает, что она не так давно стала служанкой.

Она открывает рот, чтобы закричать, но я быстро прикладываю палец к губам, чтобы предупредить ее, и втягиваю внутрь лестничной клетки, закрывая за нами дверь. Я прижимаю ее к стене, мой меч автоматически поднимается к горлу, как рефлекс.

— Не произноси ни слова, Дочь, — шепчу я. — Ты знаешь, что они с тобой сделают.

Я оглядываюсь на Андора и Кирни как раз в тот момент, когда на лестничной площадке внизу появляется служанка со стопкой книг. Увидев мужчин, она роняет их, и Кирни приходится действовать быстро — он прыгает вниз по лестнице и прижимает большой палец к ее горлу, не давая закричать. Ее глаза закатываются, и она падает ему в объятия. Он быстро опускает тело на пол.

Женщина, которую держу я, всхлипывает.

Я бросаю на нее предупреждающий взгляд.

— Она не умерла, и ты тоже не умрешь, если будешь делать, что тебе говорят, — шепчу я, но ужас в ее глазах говорит о том, что она может поступить необдуманно. Когда Дочери заканчивают обучение, они все равно должны дать обет молчания, но им разрешают отрастить волосы и брови, что наводит меня на мысль, что эта девушка еще совсем новенькая в ордене.

Она снова жалобно всхлипывает, и когда я прижимаю лезвие к ее горлу, она открывает рот и показывает мне…

Пустоту.

Ей вырезали язык.

Я с трудом сглатываю, чувствуя тошноту.

— Бринла, нам нужно двигаться дальше, пусть Кирни с ней разберется, — шепчет мне Андор. Затем он смотрит на открытый рот девушки. — Чертовы драконы, у нее нет языка.

— Это то, что они делают, когда ты становишься служанкой? — В отчаянии спрашиваю я ее. — Это то, что они теперь делают с Дочерями безмолвия? Они вырезают вам языки?

Она кивает, слезы текут по ее лицу, губы дрожат, когда она закрывает рот.

— Черт, — ругаюсь я. Я чувствую, что меня разрывает, все мое тело начинает дрожать. Они несколько раз угрожали, что, возможно, в один прекрасный день всем Дочерям потребуется более строгая дисциплина, чтобы гарантировать их служение монастырю после окончания учебы.

— Бринла, — снова говорит Андор, отходя в сторону, когда Кирни подходит ко мне слева, быстро протягивает руку и прижимает большой палец ко лбу девушки. Она сразу же падает на меня, и я прислоняю ее к стене.

— Пора уходить. Придерживайся плана, — говорит Андор, одной рукой сжимая мою ладонь, а другой открывая дверь. — Они скоро очнутся и будут в полном порядке. Но в любой момент кто-нибудь может обнаружить их, и нам нужно уходить отсюда.

Я едва могу понять, что он говорит, когда дверь перед нами распахивается, и мы смотрим на длинное, широкое пространство часовни сестер Высшего ордена. Здесь почти совсем темно, за исключением нескольких мерцающих тут и там канделябров, статуй драконов, стоящих по бокам облицованного обсидиановой плиткой зала и достигающих десяти футов в высоту, некоторые из них почти касаются потолочных балок. В конце находится вход в часовню, где из подвешенных шаров курятся ферментированные травы.

Двери часовни открыты. В зале тихо и пусто.

Андор тянет меня внутрь, а Кирни тихо закрывает за нами дверь лестничной клетки, прежде чем мы спешим в тень громоздкой статуи древнедрага, скрывающей нас от глаз всех, кто может пройти мимо.

— Ты в порядке? — шепчет мне Андор.

Я качаю головой.

— Нет, не в порядке.

— Они оправятся, отделавшись лишь головной болью, — уверяет меня Кирни.

— Дело не в этом, — шепотом говорю я, осознавая, насколько здесь тихо на самом деле. — Дело в том, что у нее вырезали язык. Ты можешь себе это представить?

— Но с тобой этого не случилось, — тоже шепотом отвечает он. — И как можно отомстить этому месту? Украсть ценность, которая даст нам преимущество. Давай, лавандовая девочка. Пусть гнев придаст тебе сил. Это то, с чем он справляется лучше всего.

Он прав. Я должна взять себя в руки. Я решительно киваю им.

— Хорошо. Давайте сосредоточимся на цели.

К сожалению, это означает, что нужно ждать, пока представится подходящая возможность. Мы некоторое время стоим в тени дракона, вдыхая аромат трав, изучая другие статуи напротив нас, а с нашей мокрой одежды на плитку все еще медленно капает вода. Я не могу не думать о времени, проведенном здесь, когда тонула в ярости и горе, чувствовала себя настолько чертовски одинокой, что боялась умереть. В некотором смысле я горжусь собой за то, что выжила, и бесконечно благодарна своей тете за то, что она помогла мне сбежать.

Ей бы это понравилось, думаю я про себя, и впервые с момента ее смерти мое сердце наполняется благодарностью к ней, а боль уходит на второй план. Она бы хотела принять участие в нашем ограблении. Она бы возглавила его.

Мои мысли прерывают шаги.

— Слушайте, — шепчу я парням, но, очевидно, они уже и так услышали. Шаги продолжают приближаться из-за наших спин, из другого коридора. Они становятся все громче, сопровождаемые тихим разговором, напоминающим мне писк крыс. Старшие Дочери не связаны обетом молчания, и я думаю, что это заставляет их больше разговаривать, чтобы компенсировать годы тишины.

— Приготовься, — говорит мне Андор. — Выбери ту, с которой тебе будет легче справиться. Мы будем ждать здесь, когда ты вернешься с яйцом.

Затем они появляются перед нами — сестры Высшего ордена, их не меньше дюжины, и они идут друг за другом с большими промежутками, бормоча молитву снова и снова. Я помню эту молитву, она о падении защитных барьеров.

Их религия основана на конце света для всех, кроме них, с горечью думаю я. Как будто они особенные.

Мы смотрим, как они направляются к часовне. У меня не так много времени, чтобы действовать.

Я бросаю на парней многозначительный взгляд, и мы как можно тише устремляемся вдоль ряда драконов, между ними и обсидиановыми стенами.

Я спешу, пока не догоняю последнюю сестру в колонне, прямо перед тем, как их всех поглощает вход в часовню. Затем я быстро подбегаю к ней, закрываю ей рот, приставляю меч к шее и тяну обратно в тень, прежде чем она успевает закричать.

Женщина извивается в моей хватке, но она слабая, и я делаю подсечку и опускаю ее на холодный пол, все еще зажимая рукой рот, закрытый черной вуалью, пока сижу на ней верхом.

— Я предоставлю тебе выбор, — говорю я, зная, что могу просто оттащить ее к Кирни, чтобы он использовал с ней свою магию. — Если ты издашь хоть звук, ты умрешь. Если будешь молчать, ты, возможно, останешься жива.

Женщина перестает дергаться, и я принимаю это как знак того, что она будет вести себя хорошо. Я убираю меч и руку от ее рта и поднимаю вуаль над ее головой.

И вижу, как сестра Мэрит смотрит на меня холодными глазами, ее кожа бледная и дряблая. Глаза наполнились чистым ужасом. Она не узнает меня с моими длинными сиреневыми волосами.

— Ты не помнишь меня, не так ли? — я презрительно ухмыляюсь, прижимая острие меча к ее подбородку. — Но я помню тебя. Шрамы на моей спине помнят тебя. Звук хлыста заставляет меня помнить тебя. И после этого ты точно меня запомнишь.

— Понятно, — говорит она, произнося слова медленно, чтобы мой меч не пронзил ее. — Одна из нашей стаи, которая попала в лапы волков.

— Я не попала в лапы волков, — язвительно говорю я. — Я сама волк.

Она моргает, наконец испугавшись.

Я вжимаю лезвие глубже, достаточно, чтобы пролить кровь.

— Скажи мне, где они хранят яйцо бессмертия. Скажи мне, и я не стану наказывать тебя так, как ты того заслуживаешь.

— Я лучше умру, — резко отвечает сестра Мэрит, и в холоде ее глаз видно, что она говорит серьезно.

Она хочет этого. Эти сумасшедшие жаждут смерти с самого дня своего рождения.

Как бы мне ни хотелось, как бы ни нуждалась в том, чтобы перерезать ей горло, я не могу сдаться.

— Андор, Кирни, — шепчу я парням, которые стоят в тени. — Откройте ей рот.

Они не колеблются. В мгновение ока они набрасываются на нее, Кирни хватает ее за верхние зубы, стараясь пока не использовать большие пальцы, а Андор разжимает ей челюсть снизу. Женщина начинает биться и кричать, но я действую быстро, вставляя лезвие меча в ее рот, чтобы заглушить звук. Я никогда раньше не вырезала никому язык и знаю, что в конце концов она умрет от этого, но по крайней мере я свершу правосудие, даже если оно имеет значение только для меня.

— Это за всех, кого ты заставила замолчать, — говорю я и начинаю резать мечом. Лезвие рассекает уголки ее рта, из которых льется кровь, и я думаю, что успеваю прорезать только половину языка, прежде чем она начинает хрипеть и кашлять кровью.

Я вынимаю меч и киваю Кирни.

— Сейчас.

Он кладет большой палец на щеку женщины, и она отключается, и я быстро переворачиваю ее на бок, чтобы кровь вытекала изо рта. Затем, с помощью Андора, я снимаю черную мантию и вуаль, оставляя ее в сорочке. Я стараюсь не смотреть на хрупкое старое тело, стараюсь не чувствовать угрызений совести за то, что только что сделала, стараюсь помнить о монстре, который живет внутри этой женщины, том самом, который живет во всех сестрах здесь.

Но разве это действительно ее вина? Культ и правительство промыли ей мозги. Разве не они создали это зло внутри нее?

Я отгоняю от себя эти мысли. Я не могу вернуть прошлое, и у меня нет времени на угрызения совести или размышления, не сейчас.

Я надеваю ее мантию и вуаль, морща нос от запаха, похожего на смесь чего-то терпкого и гнилых трав, и смотрю на парней, стараясь не опускать глаза на ее безжизненное тело, истекающее кровью на полу.

— Я должна идти, — шепчу я.

— Мы будем ждать тебя здесь, когда ты вернешься, — говорит Андор. Мы смотрим друг на друга в течение нескольких секунд, хотя я понимаю, что он не может видеть мои глаза через черную вуаль. Затем он откидывает вуаль с моей головы, обнимает мое лицо и крепко целует. — Удачи, лавандовая девочка, — шепчет он, отстраняясь, его взгляд лихорадочный, рот приоткрыт, словно он хочет сказать что-то еще. — Я… я…

— Со мной все будет хорошо, — уверяю я, хотя мое сердце словно сжимают в тисках. Что, если я больше не увижу его? Есть вероятность, что я не вернусь живой. С этого момента я остаюсь одна. Без Леми, без Андора, без Эллестры.

Только я.

И это к лучшему. Я сама должна свести счеты.

Я коротко киваю им обоим, прежде чем рухну под тяжестью всего этого, а затем оглядываюсь по сторонам и выхожу в коридор с черной плиткой. Инстинкт подсказывает мне бежать прямо к комнате Предвестницы, но я должна верить, что в моей маскировке меня не обнаружат. Я просто должна играть свою роль, мне нужно вписаться в окружение.

Я ухожу из часовни, стараясь, чтобы моя походка была медленной и плавной, как у сестры Мэрит, но прячу руки под мантией. Я прикрываю их тканью, потому что моя загорелая кожа без морщин может стать тем, что меня выдаст, и иду по коридору в том направлении, откуда пришли сестры.

Пока я никого не вижу, но это не значит, что мое сердце не колотится где-то в горле, что пот не выступает у меня на затылке. Только когда я оказываюсь на главной лестнице, которая ведет почти на все уровни монастыря, моя маскировка подвергается испытанию — свет проникает через витражи, которые поднимаются от пола до потолка на несколько этажей. Здесь можно посмотреть вверх на расписанный потолок, где изображена фреска о конце света, — драконы летают над миром, и их огонь сжигает всех, кроме Святых огня.

Совершенно нелепо.

Затем я смотрю вниз, на главный этаж, в Великий зал Зорета, где группа Дочерей безмолвия собралась у камина и слушает одну из сестер, которая монотонно рассказывает о служении. Что бы я не отдала, чтобы освободить их всех, но знаю, что я здесь не для этого. Возможно, в другой раз. Возможно, это станет моей следующей миссией.

Итак, я поднимаюсь по лестнице. По пути прохожу мимо пары Дочерей безмолвия, а также нескольких сестер. Сестрам я киваю, Дочерей игнорирую, хотя из-под своей вуали вижу, как они изображают на груди знак уважения, а их глаза полны страха.

Я позволяю этому страху подстегнуть меня. Я продолжаю идти, осторожно переставляя ноги в своей мантии, пока не дохожу до самого верхнего уровня, где нарисованные драконы словно обжигают своим огнем. Отсюда я иду по коридору, где находятся комнаты Сестер. Я прохожу мимо еще нескольких, приближающихся ко мне черной массой, скользящих, как призраки.

— Сестра, — обращается одна из них, когда группа замедляет шаг, направляясь прямо ко мне.

О, черт.

Я иду медленнее, но не настолько, чтобы остановиться, и показываю знак молитвы, как будто нахожусь в ее середине и не могу говорить.

Три покрытые вуалями головы кивают в знак понимания.

— Огненные благословения, — говорит одна из сестер, когда они проходят мимо.

Я чувствую, что меня сейчас вырвет. Затем с облегчением выдыхаю, пытаясь напомнить себе, что ни у кого нет абсолютно никаких причин подозревать, кто я на самом деле.

Тем не менее, я оглядываюсь через плечо и жду, пока сестры не уйдут, прежде чем подняться по последней узкой лестнице, ведущей к башне, где находятся покои Предвестницы.

Я могу только надеяться, что ее там нет.

Я спешу по лестнице, а затем по узкому коридору. Я никогда раньше не была здесь и предполагала, что все это пространство — ее покои, но здесь несколько закрытых дверей, ведущих в разные комнаты, и я не знаю, какая из них ее, а какая нет.

Я пробую первую. Дверь заперта, что я расцениваю как хороший знак.

Я запускаю руку под мантию, в карман, вшитый в мою броню, и вытаскиваю устройство для вскрытия замков, которое Штайнер сделал для меня. Я быстро справляюсь с замком, поскольку несколько раз практиковалась в Штормглене.

К моему облегчению, замок щелкает, и я медленно открываю дверь.

Я оказываюсь в кабинете, который выглядит просто, но немного беспорядочно, с большим дубовым столом, заваленным разбросанными бумагами в окружении рулонов карт и наглядных пособий, молитвенными знаменами, а также полками с книгами, изображениями драконов, Каппуса Зорета и Магни, развешанными по стенам.

Я двигаюсь быстро, просматриваю ящики и книги, но здесь все на виду, и не так много мест, где можно что-то спрятать. К тому же, я не думаю, что один из самых ценных предметов в мире будут хранить там, где все выглядит немного неопрятно. Интересно, это ее маленький грязный секрет, что ее благочестивый образ жизни совсем не отличается упорядоченностью?

Я выглядываю в коридор, и, убедившись, что он по-прежнему пуст, запираю дверь и перехожу к следующей, чувствуя, что время и удача на исходе. Потому что чем дольше я здесь нахожусь, тем больше вероятность, что меня поймают.

Следующая дверь тоже заперта, и когда я проникаю внутрь, мне кажется, что сорвала куш. Это похоже на маленький музей, с гобеленами и картинами на стенах, а посередине — ряд стеклянных витрин, в которых выставлены различные экспонаты.

Но мой восторг длится недолго. В каждой витрине выставлен один предмет: нож с рукоятью, украшенной драгоценными камнями; корона из черного лавового стекла и бриллиантов; старинная книга в кожаном переплете со стершимся текстом; пара кристаллов, вырезанных в форме драконов; и человеческий череп. Последний вызывает беспокойство, но нет таблички, указывающей, кому он принадлежит.

Драконьих яиц нет.

Теперь я действительно начинаю нервничать. Если яйцо бессмертия и может быть где-то, то только здесь. Что, если слухи были всего лишь слухами? Что, если Эллестра ошибалась?

Я пытаюсь игнорировать чувство беспокойства в груди, потому что у меня осталась еще одна дверь, которую можно проверить.

Я закрываю дверь галереи на замок и пробую открыть последнюю.

Замок сопротивляется. Я пробую снова и снова, гадая, не наложил ли кто-то на него чары. Но ведь магия здесь запрещена. Магия — это продукт суэна.

Я глубоко вдыхаю, не желая наваливаться на дверь всем своим весом и пытаться выломать ее. Это самый быстрый способ быть разоблаченной.

Я пробую снова, но безрезультатно.

Я вздыхаю, прижимаюсь лбом к двери и думаю, что мне делать. Сдаться? Все было зря?

Помогите мне, думаю я, молясь не богиням, а своей семье. Помогите мне.

Это бесполезная молитва, основанная на слабой вере.

Я снова пробую открыть замок, гадая, как быстро я смогу выбраться отсюда, если мое вторжение привлечет внимание, можно ли спуститься по стене монастыря или я упаду и разобьюсь насмерть?

И тут раздается щелчок.

Я чуть не плачу.

— Спасибо, — шепчу я.

Замок открывается, и дверь распахивается.

Это спальня Предвестницы. Мне повезло, что ее здесь нет, иначе у меня не было бы оправдания. В то время как Дочери безмолвия и, возможно, Сестры живут в скудно обставленных помещениях с тонкими матрасами, я не удивлена, что комната Предвестницы — полная противоположность.

Я вхожу внутрь и с восхищением оглядываюсь. Здесь так же роскошно, как в любой комнате в доме Колбеков, но вместо золота все выполнено в черном, красном и серебряном цветах. Люстра, богато украшенные статуи драконов, вырезанные из оникса, багряного агата и огненного кварца, которые стоят по бокам больших окон, выходящих на заросли кустарника, пустыню и невысокие холмы между монастырем и Лериком, кровать с балдахином и покрывало с кисточками, бархатные гобелены на каменных стенах. Это выглядит одновременно и великолепно, и зловеще.

Я сосредотачиваюсь на поисках яйца. Я спешу по шикарным тканным коврам, открываю украшенные драгоценными камнями шкатулки, выдвигаю ящики и, наконец, останавливаюсь у стеклянного шкафа, где хранятся различные камни и кристаллы. Мои глаза быстро просматривают каждый из них в поисках чего-то, что выделяется, и наконец я вижу его.

На верхней полке, почти вне моей досягаемости, стоит большая статуэтка двуглавого дракона, выполненная из камня, меняющего цвет, который выглядит одновременно серым и ярко-синим.

Тот самый синий, который я видела в своем видении.

А под драконом на серебряной подставке лежит яйцо. Яйцо никак не выделяется, оно светло-серого цвета с приглушенными оттенками фиолетового и розового на чешуйках, размером примерно с мою ладонь. На первый взгляд кажется, что оно может быть из того же меняющего цвет кристалла, что и дракон, что делает его идеально замаскированным, скрытым у всех на виду.

Но я сразу понимаю, что это не кристалл.

Оно словно поет мне, излучает энергию, и я чувствую, как электричество проходит через мои ладони и поднимается вверх по телу.

Это яйцо бессмертия.

Я открываю шкаф, мои руки дрожат.

Я встаю на цыпочки и тянусь вверх.

Сжимаю яйцо пальцами.

По мне пробегает дрожь, от которой кровь словно поет.

Это оно.

Это оно.

Я почти плачу от радости, хотя не уверена в чем причина, — то ли дело в том, что я все-таки нашла то, что мы искали, яйцо, способное изменить мир, то ли в том, что яйцо будто зовет меня, зажигает огонь глубоко в моей душе, как будто во мне что-то спало с самого дня моего рождения.

Я раскрываю ладонь и смотрю на яйцо, которое тяжелее любого яйца дракона, которое я когда-либо держала. На мгновение оно переливается металлическим розовым цветом, а затем снова становится приглушенного фиолетово-серого оттенка, цвета сумерек.

— Что ты делаешь?

Я ахаю и резко оборачиваюсь, пряча яйцо в один из рукавов своей мантии и опуская его в мешочек, вшитый в мою броню.

— Сестра Мэрит? — резко спрашивает Предвестница, заметив в моей мантии и вуали что-то, что выдает ту, кем я пытаюсь казаться.

Я не могу ответить, даже если бы захотела. Я настолько потрясена видом ужасного лица Предвестницы, которое возвращает меня к моему первому дню здесь, когда я оплакивала смерть отца и матери, что теряю дар речи.

Ее больные катарактой глаза скользят по мне, выражение лица становится суровым. Она такая же бледная, такая же старая, и я задаюсь вопросом, не вечная ли она.

— Ты не сестра Мэрит, — говорит она жестко, медленно потянувшись в складки своей мантии.

У меня нет времени обдумывать варианты.

Я запускаю руку в свою мантию и вытаскиваю свой вулканический меч, как раз в тот момент, когда она достает что-то темное и маленькое, помещающееся в ее ладони. Миниатюрный арбалет с кнопочным спусковым механизмом и острым, как бритва, блестящим наконечником стрелы.

Он направлен прямо на меня.

— Кто ты? — спрашивает Предвестница. — Сними вуаль, пока я не выстрелила.

— Я просто отражу ее своим мечом, — говорю я, стиснув зубы. — А через секунду перережу тебе горло.

— А если не сможешь? — парирует она, поднимая подбородок и делая шаг ко мне. — Если эта стрела пронзит твою кожу, у тебя будет пять секунд, прежде чем ты умрешь в мучениях. Она пропитана кровью песчаного змея. Возможно, ты знакома с ними.

Я знакома. Многие животные моих родителей были укушены ими. Ужасная, мучительная смерть, но это часть жизни на равнинах за пределами Лерика.

Я не хочу проверять блеф этой женщины — не думаю, что она блефует.

Но я должна убить ее, если хочу выбраться отсюда с яйцом.

Я отказываюсь умирать.

— Я знакома со всем, — говорю я.

Уголок ее морщинистого рта поднимается, это действует на меня, как укус змеи.

— И ты мне знакома. Скажи мне, кто ты? Есть так много недовольной молодежи, чьи спины я еще не имела удовольствия сломать.

Сколько их было? Думаю я. Сколько еще таких, как я, избежали твоих мучений?

Но этот вопрос — на другой день.

Я ничего не говорю. Не сводя с нее глаз, прикрываясь мечом, как щитом, я откидываю вуаль, чтобы она могла увидеть мое лицо.

Она не выглядит удивленной.

— Дочь Боли, — каркает она. — Я ждала этого момента.

— Уверена, что ждала, — говорю я, взмахивая мечом. — Я польщена, что все это время ты думала обо мне.

— И я рада, что оставалась в твоих мыслях. Сколько времени прошло, Дочь Боли, с тех пор, как я занимала в них центральное место? С тех пор, как я стала козлом отпущения для всего твоего гнева? Сколько лет ты пыталась начать новую жизнь в Темном городе, развращенная твоей тетей?

Я с трудом сглатываю. Она просто говорит наугад.

— Ах, — говорит она, кивая с пониманием. — Ты действительно думаешь, что все это время мы не следили за тобой? Ты думала, что сможешь сбежать в Землю изгнанников, и мы забудем о тебе? Мы никогда не забываем своих, моя дорогая. Ты это знаешь. Мы не позволяем нашим Дочерям так легко поддаваться влиянию, особенно со стороны свободных жителей. Конечно, понадобилось время, чтобы собрать против тебя доказательства. Чтобы мы поняли, что ты стала кровавой воровкой. Кража драконьих яиц — самое наказуемое и кощунственное преступление, которое когда-либо совершалось, особенно для тебя. Ты, как никто другой, должна была избегать этого. Распространяла магию по синдикатам. Только когда наши шпионы в Темном городе смогли выйти на твой след, мы наконец смогли передать твое дело Черной Гвардии и разобраться с тобой.

Она замолкает, и я чувствую, что тону в ее словах.

— Это не Шеф Рунон и не Далгарды убили твою тетю. — Она улыбается. — Это была я.

Мои колени подкашиваются, по телу прокатывается шок.

Я подозревала, что за нами охотилась Черная Гвардия, но никогда не думала, что за этим стоит Предвестница.

Теперь, конечно, все очевидно.

Я позволила себе поверить, что ничего для них не значу, что, как только окажусь на Земле изгнанников, они забудут обо мне. Всегда найдется другая Дочь, которая займет мое место.

Я сглатываю ком в горле.

— Ты отпустила Эллестру, когда она сбежала из монастыря, — говорю я хриплым голосом. — Зачем тебе я?

— Потому что твоя тетя — это не ты, — говорит она. Она наклоняет голову, но мой взгляд падает на арбалет в ее руке, все еще направленный на меня. Ее хватка кажется более расслабленной. Возможно, у меня есть шанс добраться до нее раньше, прежде чем она поразит меня. Я начинаю рассчитывать, как быстро смогу метнуть меч и смогу ли ранить ее первой.

— В твоей тете нет твоей крови, — добавляет она, теперь ее слова звучат более взвешенно. — Она хмурится. — Ты не знаешь, да? Она тебе не рассказала.

Это уловка! Она пытается внушить тебе чувство безопасности! Не поддавайся!

— Не рассказала, что? — я не могу удержаться от вопроса и облизываю губы. Я не избавлюсь от любопытства до самой смерти.

Которая может наступить сегодня.

— Тебе никогда не приходило в голову, что ты другая? — говорит она, поднимая серую бровь. — Ты никогда не задавалась вопросами о себе?

Я даже не могу подобрать нужные слова.

— Мы называли тебя Дочерью Боли из-за твоего внутреннего горя, твоего гнева и ежемесячных болей в твоем несчастном лоне, — говорит она, впиваясь в меня взглядом. — И из-за правды внутри тебя, которую ты еще не осознала. О, неудивительно, что ты здесь, пытаешься хоть как-то отомстить. Ты набрасываешься на других, потому что хочешь обвинить кого-то в том, что тебя всю жизнь обманывали. Ты хочешь обвинить кого-то в том, о чем твои родители никогда тебе не рассказывали. В правде о твоей матери. В правде о том, кто ты такая.

— И кто я такая? — шепчу я.

— Ложный идол, — говорит она. — Та, кого следовало уничтожить давным-давно.

При этих словах время останавливается.

Она нажимает на курок.

Я бросаю свой меч.

Стрела попадает в меч в воздухе, на полпути между нами. Удар отклоняет ее в сторону от моей головы, а меч отлетает к спинке кровати, где с треском вонзается в дерево.

Я стремительно бросаюсь к Предвестнице, вытаскивая второй меч, пока она перезаряжает арбалет.

Я подпрыгиваю, мантия развевается, мой меч занесен и готов вонзиться в сердце старой ведьмы.

И тут я ударяюсь о что-то.

Сильно.

Отлетаю назад и падаю на ковер.

Смотрю на Предвестницу, которая направляет на меня арбалет, между нами вспыхивает мерцающий свет, а потом исчезает.

Щит.

У нее есть магический щит, за который остальные жители Эсланда были бы убиты.

— Ты думаешь, Магни не защитил своих лучших учеников? — говорит она, нацеливая стрелу в мою голову.

Ее палец дергается на спусковом крючке.

Я вот-вот умру.

Это.

Конец.

Всего.

Я люблю тебя, не могу не подумать я, проецируя свои мысли на Андора. На Леми. На мою семью.

Но в комнате Предвестницы неожиданно становится светлее, воздух меняется, и у меня закладывает уши.

Раздается рычание.

И прежде чем Предвестница успевает нажать на курок, она поворачивается и видит большую черную фигуру, прыгающую на нее и сбивающую с ног.

— Леми! — кричу я.

Леми игнорирует меня и кусает Предвестницу за шею, разрывая кожу, превращая ее горло в кровавое месиво, прежде чем она успевает закричать. Он впивается в ее яремную вену, щелкая челюстями, и бросает на меня короткий взгляд, достаточный, чтобы помахать хвостом, прежде чем вернуться к своей жертве.

Он кусает Предвестницу за лицо, и я наконец отворачиваюсь. Я пошатываясь, поднимаюсь на ноги, подбираю арбалет, который отлетел в другой конец комнаты вместе со стрелой, которая так и не была выпущена. Я осторожно вынимаю стрелу, кладу ее туда, где находится отмычка, затем засовываю устройство в ботинок, прежде чем вытащить меч из спинки кровати.

Я смотрю на Леми, который оставил после себя кровавую бойню. Лицо Предвестницы превратилось в неузнаваемое месиво.

Он замечает, что я смотрю на него, и останавливается, собираясь подойти и лизнуть меня, но я удерживаю его окровавленный рот.

— Как, черт возьми, ты это сделал, Леми? — спрашиваю я, почесывая его за ушами. — Я думала, ты не можешь перемещаться туда, где раньше не был?

В ответ он только виляет хвостом. Наверное, мое предположение было ошибочным.

Никогда еще я не была так рада, что ошибалась.

— Хороший пес, — говорю я, целуя его в макушку. — Теперь как мы отсюда выберемся?

Он смотрит на меня влажными глазами, и пока я смотрю на него в ответ, невероятно благодарная своему лучшему другу, краем глаза замечаю движение.

Предвестница вздрагивает.

Затем садится.