Земля воров

Глава 20

Андор

Я наблюдаю, как Бринла останавливается в темноте, выражая свои опасения по поводу пути. Но прежде чем она успевает повернуться ко мне, к моему горлу приставляют клинок.

Все инстинкты подсказывают мне отклониться назад, подальше от острого лезвия, и опрокинуть нападавшего за спину, но тут мне в спину упирается еще одно лезвие, достаточно острое, чтобы проткнуть кожу.

Затем нападающий перемещается вбок, разворачивает меня, демонстрируя редкую ловкость движений и удерживая оба клинка в том же положении, а затем я оказываюсь прижатым к стене. Теперь лезвие перемещается к моему горлу, прямо под челюсть, и я чувствую пронзительную боль.

— Андор! — кричит Бринла, и мне кажется странным, что Леми не пытается вступиться за меня. Возможно, пес не так верен мне, как я думал.

— Я его держу, — говорит женский голос у моего уха, холодный и уверенный.

— Эллестра? — хрипит Бринла. Конечно, это ее чертова тетя. Полагаю, можно было ожидать, что наша встреча начнется с насилия. — Стой! Отпусти его. Он со мной.

— Я знаю, что он с тобой, — говорит Эллестра, все еще не убирая клинки. — Вот почему он еще не умер. После того, как этот проклятая ворона доставила сообщение, я решила не рисковать. Подумала, что это какая-то ловушка.

— Это не ловушка, — говорю я, осторожно выбирая слова, чтобы она не проткнула мне горло.

Она фыркает мне в ухо.

— Пришло время признаться, Брин. Скажи только слово, и я с легкостью уложу его.

Бринла вздыхает, и я слышу, как она идет к нам, а потом клинки внезапно исчезают.

— Я сказала, прекрати, — говорит Бринла. — Он со мной.

— А ты с ним, — с горечью говорит ее тетя. Но она отходит от меня, позволяя нормально вздохнуть и повернуться, чтобы посмотреть на женщин.

Тетя Бринлы оказывается совсем не такой, как я ожидал. Судя по тому, как она со мной обошлась, я предполагал, что она будет высокой женщиной с такими же мускулами, как у меня, но на самом деле она худая и поджарая, ненамного выше Бринлы и выглядит гораздо старше, чем я думал. У нее пронзительные светлые глаза, хотя в темноте трудно определить их точный цвет, и коротко подстриженные темные волосы. Ее одежда черная и облегающая, из-за чего она похожа на тень, ее ножи быстро скрываются в потайных карманах.

Она хмуро окидывает меня взглядом с ног до головы, но когда переводит его на Бринлу, ее выражение лица не меняется. Я уже понимаю, откуда у Бринлы такая манера.

— Не совсем то приветствие, на которое я надеялась, — говорит Бринла, бросая на меня быстрый, почти извиняющийся взгляд.

— А чего ты ожидала? — говорит Эллестра. — Что перед тобой раскатают красную дорожку и с небес спустятся трубачи? — Но в ее голосе слышится ирония и мелькает улыбка.

Затем напряжение как будто спадает, когда Эллестра заключает Бринлу в крепкие объятия. Я внимательно наблюдаю за лицом Бринлы. Настороженность и беспокойство, кажется, исчезают, сменяясь чем-то вроде безопасности и комфорта. Любовью. Ее брови расслабляются, лицо становится невинным и каким-то более молодым, вызывая у меня щемящую боль в груди.

Внезапно на меня одновременно накатывает зависть и глубокий стыд. Это я шантажом заставил Бринлу покинуть единственного оставшегося члена семьи, свою подругу, свою родственницу. Я увез ее из этого города и из этой жизни. Я ни разу не задумался о том, что Бринла могла скучать по своей тете или тосковать по этой жизни, о которой, как теперь понимаю, я ничего не знал. Я никогда не учитывал ее чувства — был слишком сосредоточен на том, что она могла сделать для меня. Я думал, что спасаю ее от ужасной жизни, как будто делаю ей одолжение. Мне нужно было так думать, чтобы оправдать свои поступки.

Я был неправ, это просто и ясно. И хотя я уже предложил Бринле выход из этой ситуации — который она отклонила — часть меня надеется, что она примет мое предложение.

А часть меня боится мысли, что она останется здесь навсегда.

Наконец, они отрываются друг от друга, и Бринла на мгновение встречается со мной взглядом. В темноте тоннеля я не уверен, что она видит меня, но я ясно вижу ее, как блестят от слез ее глаза, как морщится лоб. Она отводит взгляд, выпрямляет плечи и отступает на шаг, к ней возвращается ее прежняя твердость. Я знаю, что она должна быть жесткой, как того требовали от нее, вероятно, с самого рождения. Но когда вижу эти проблески мягкости в ней — будь то в объятиях ее тети, в пещере, когда я исцелял ее боль, или, когда она прислонилась к моему плечу прошлой ночью, смотрела на меня большими, обожающими карими глазами и спрашивала, хочу ли я ее, — я хочу ее еще больше. Как будто она посвящает меня в секрет, в ту часть себя, которую никто другой не видит.

— Пойдем, — говорит Эллестра, тщательно поглаживая Леми и почесывая его за ушами. — Нам лучше поторопиться, пока мы не привлекли внимание. Думаю, у вас было нелегкое путешествие.

Она обращается больше к Бринле, чем ко мне, поэтому я позволяю ей вести разговор.

— Пока все идет хорошо, — отвечает Бринла, и они начинают спускаться по тоннелю в том направлении, в котором мы шли изначально, за ними идет Леми, а потом я. — С охранниками было непросто, но в остальном путешествие по Раскаленным пескам прошло гладко.

Я сдерживаю смех. Как будто наш переход можно было описать иначе, чем «трудный». Я может и обладаю повышенной физической выносливостью, но даже я с трудом поспевал за Бринлой в дюнах. Я не привык к ощущению, когда песок обжигает ноги, и даже сейчас задаюсь вопросом, сколько времени потребуется, чтобы мое зрение вернулось в норму после воздействия на него такого яркого света.

Я иду за ними по тоннелю, освещенному дрожащим светом факелов, и слушаю их разговор, впитывая все, что могу. Темный город оказался совсем не таким, как я себе представлял. Мне виделась дикая яма, наполненная жалкими кретинами, теми, кого сочли слишком недостойными для Эсланда — места, которое и без того имеющего дурную репутацию.

Но я ошибался, по крайней мере, судя по тому, что вижу сейчас собственными глазами. Спустившись по внушительной лестнице, ведущей в город, я словно попал в другой мир, в котором есть цвет, свет и жизнь внутри всей этой тьмы. Под палящим солнцем, светящим из огромного отверстия в поверхности, я видел участки зелени, в воздухе летали бабочки и колибри, а люди были более благородными, чем я себе представлял. Конечно, они смотрели на меня с опаской, и их одежда была далеко не новой, но она была чистой, сотканной изо льна, и на их лицах не было никакой злобы. Здесь витали запахи, которые не показались бы неуместными на рынках Менхейма: специи, жареное мясо, сладкое вино, раздавались звуки смеха и болтовни с приятным акцентом.

Я бы не променял свою жизнь в Штормглене на жизнь под землей, но я понимаю, почему Бринла не спешила воспользоваться возможностью сбежать. И как бы то ни было, относительно свободная жизнь здесь, в Темном городе, предлагает больше, чем жизнь под властью фанатичных тиранов Эсланда.

Эллестра и Бринла непринужденно беседуют, они обсуждают своих соседей и все, что Бринла пропустила, пока ее не было. У меня есть ощущение, что более серьезные вопросы мне зададут позже.

Мы идем еще около пятнадцати минут по извилистым тоннелям и спускаемся по узким глиняным лестницам, время от времени встречая других людей. Большинство из них вежливо кивают нам, включая меня, хотя те, кто, похоже, лично знают Бринлу и ее тетю, скорее бросают на меня презрительные взгляды.

Наконец мы попадаем в широкий проход, освещенный факелами, с несколькими самодельными дверями по обеим сторонам. У каждой двери есть на что присесть, например, ветхий стул, табурет из пня или камень, на котором лежит коврик из овечьей шкуры. Возле одной двери в деревянном ящике даже спит оранжевый кот, который бросает ленивый взгляд на Леми, а затем снова засыпает.

— Вот мы и на месте, — говорит Эллестра, останавливаясь у двери, перед которой стоят два пня, на одном из которых лежат чашка со сколами и блюдце. Дверь хлипкая и, похоже, сделана из какого-то сочетания старого дерева и сухих пальмовых листьев. Она открывает ее, и мы входим в темную пещеру.

— Дайте мне минутку, я зажгу свет, — говорит она, снимает со стены фонарь и обходит комнату, зажигая бра и лампы. В сияющем оранжевом пламени их дом предстает во всей красе.

Он больше, чем я думал, обстановка достаточно приятная, но скудная — выцветшие ковры, закрывающие пол пещеры, низкий комод вдоль стены со свечами и небольшой стопкой книг, небольшой диван и кресло-качалка, заваленное одеялами, обращенное к камину, который Эллестра сейчас разжигает своим факелом. На другом конце стоит круглый стол с парой стульев и табуреткой, небольшой кухонный уголок с баком и дровяной печью, трубы которой ведут куда-то наружу, и то, что похоже на кучу сена, покрытую одеялом на земле. На мгновение мне становится любопытно, пока Леми не подходит прямо к нему и не плюхается на нее — это его собачья кровать.

— Я уверена, что по сравнению с тобой мы живем как крестьяне, — говорит мне Эллестра, убирая факел за дверь и закрывая ее. — Но это наш дом.

— Он выглядит мило, — говорю я, стараясь выглядеть как можно более искренним. У меня такое чувство, что она не замедлит приставить кинжал к моему горлу, если я дам ей малейший повод.

Эллестра закатывает глаза и смотрит на Бринлу.

— Не могу понять, он иронизирует или нет. Этот норландский сленг.

— Разве «мило» здесь означает что-то другое? — спрашиваю я, но они обе, похоже, игнорируют меня и направляются на кухню. Бринла снимает со стены факел и зажигает дровяную печь, а Эллестра наполняет чайник из раковины. Они с легкостью передвигаются, избегая столкновений, их движения синхронны, и я чувствую, что заглядываю в повседневную жизнь Бринлы, в ее прошлое.

— Скажи своему парню, чтобы он сел, — говорит Эллестра.

— Он не мой парень, — отвечает Бринла, выглядя слегка смущенной. Приятно знать, что я все еще заставляю ее краснеть.

— Он твой кто-то, это точно, — бормочет Эллестра себе под нос.

Я послушно сажусь за стол, не в силах отвести взгляд от Бринлы, которая что-то ищет в обшарпанном буфете, гадаю, что будет дальше, и мечтаю, чтобы мы остались одни.

— У нас есть мятный чай? — спрашивает Бринла свою тетю.

— Вот здесь. — Она кивает на маленький полотняный мешочек.

Бринла нюхает его.

— Это не самый лучший. Я говорю о том, что от фермера Вейла. Тот, что для гостей.

Эллестра вздыхает, как будто Бринла попросила луну. Она встает рядом с ней, достает маленький бумажный пакет и сует его в руки Бринлы.

— Мне не нужно ничего особенного, — говорю я, разводя руками. — Не трать на меня хороший чай.

Эллестра устало смотрит на меня, а Бринла сыплет чайные листья в ситечко чайника.

— У свободных жителей принято предлагать гостям, которые останавливаются на ночь или приезжают в гости, воду в двух видах, — говорит мне Эллестра. — В виде чая и в ванне или тазу.

— Мне не нужна ванна, — отвечаю я, хотя быстро обнюхиваю себя, чтобы убедиться, что я прав. Пока все в порядке. — Я вчера купался в море. Бринла тоже. — По крайней мере, я предполагаю, что купалась, потому что она ушла с носа корабля и не показывалась, пока остальные члены команды купались с кормы. Соленая вода не очищает так хорошо, как пресная, но с правильным мылом она вполне сойдет.

— Как я уже сказала, это обычай, — строго говорит Эллестра. — На Земле изгнанников вода в дефиците. Это предложение — высшая честь. И ты не должен отказываться, если не хочешь оказаться в паутине слизней. Я приготовлю тебе ванну.

С этими словами она берет факел и уходит по коридору, ведущему из комнаты.

— Ты видела, что я мылся вчера, — говорю я Бринле. — По крайней мере, я заметил, как ты отвела глаза, когда я снял штаны.

— Прими ванну, — советует она мне, все еще краснея. — Никогда не знаешь, когда она может оказаться последней. На самом деле, соглашайся на все, что предлагает тебе моя тетя.

— Я ей не очень нравлюсь, — говорю я. — Она могла отравить воду.

Она смеется, и высохшая черная мазь на ее щеках трескается. Она по-прежнему невероятно красивая.

— Если бы она хотела твоей смерти, ты бы уже был мертв.

Она ставит на стол передо мной маленькую чашку, и я импульсивно накрываю ее руку своей и смотрю в глаза. Я даже не знаю, что сказать. Я не понимаю, что делаю. Я просто знаю, что хочу прикоснуться к ней, почувствовать ее, и хочу, чтобы она знала, что я этого хочу.

Я хочу ее.

Бринла удерживает мой взгляд, ее темные глаза полны эмоций, которые мне трудно понять — похоть, стыд, печаль, привязанность? Все вышеперечисленное?

Это не имеет значения. Я уже собираюсь подняться на ноги, чтобы подойти и поцеловать ее, потому что это желание становится невыносимым, когда в комнату торопливо входит Эллестра. Бринла стряхивает мою руку и поворачивается к плите, но ее тетя останавливается и смотрит на нас, выгнув бровь.

— Нагревание займет некоторое время, — холодно говорит Эллестра, выдвигает стул напротив меня и садится. — Это даст мне время решить, достоин ли ты нашей воды.

Я откидываюсь на спинку стула и пытаюсь выглядеть как можно более непринужденно, улыбаясь ей. Это только заставляет ее прищурить глаза.

— Спрашивай меня о чем угодно, — говорю я. — Я как открытая книга.

— Это мы еще посмотрим, — говорит Эллестра, медленно постукивая ногтями по столу. — А теперь представь, что Бринла и Леми уезжают в Мидланд на рейд за яйцами. И они не возвращаются в назначенный срок. Я думаю — ладно, может быть, ей пришлось задержаться. Может быть, ей понадобилось больше времени, чтобы добыть яйца. В конце концов, это не первый раз, когда Бринла не торопится. Но проходит еще один день. И еще один. И я начинаю ужасно волноваться. Я думаю, что Бринла умерла, а если нет, то она ранена или застряла где-то. Я не могу найти лодочника, который перевозил ее, потому что она воспользовалась услугами кого-то, кого я не знаю, а ее старый лодочник умер. И я задаюсь вопросом… что будет, если Бринла не вернется с суэном? Когда Дом Далгард появится у моей двери и потребует оплату?

— Они приходили? — осторожно спрашивает Бринла, снимая чайник с плиты и наполняя наши чашки.

— Нет, — отвечает Эллестра. — Но это не значит, что я не ждала их всю последнюю луну. Я ждала известия о том, что ты погибла или попала в плен. Каждую минуту я ждала, пока не увидела ту белую ворону. И даже тогда я знала, что лучше в это не верить.

— Почему? — спрашиваю я, глубоко вдыхая манящий аромат мяты. — Мы же здесь.

— Я вижу, — говорит она. — Но это не значит, что я доверяю тебе или тому, что происходит. — Она бросает взгляд на Бринлу, которая садится за стол. — Что с тобой случилось? Почему ты переметнулась в Дом Колбек?

Бринла смотрит мне в глаза, и я сжимаю губы, давая понять, что не буду говорить за нее.

— Андор сделал мне предложение, от которого я не смогла отказаться, — сухо отвечает она. — Работать на Дом Колбек вместо Дома Далгард.

Эллестра хмурится.

— И что ты получишь за это?

Бринла смотрит на свой чай, покручивая чашку в руках.

— Лучшее будущее.

Ее тетя снова бросает на меня настороженный взгляд, поджав губы.

— Что за сказки ты ей внушил? Для свободных жителей нет лучшего завтра. Это наше завтра. — Она обводит рукой свой дом. — Для нас это самое лучшее, что может быть, по крайней мере это место, которое мы знаем и можем контролировать.

— Существует бесконечное количество завтрашних дней, — говорю я. — Некоторые из них лучше других. Я предложил Бринле возможность жить в Норланде, жить свободно в мире, где ей не придется скрываться под землей, где ее не будут преследовать. Ты тоже часть этого предложения.

— В обмен на что? — спрашивает Эллестра. — На ее навыки? Дело в Леми? Скажи мне, как она может быть свободна, если ее будут использовать в обмен на это так называемое лучшее завтра.

Я пристально смотрю на нее, снова поражаясь тому, какая она непреклонная. Я восхищаюсь ею, правда. На ее месте я, наверное, был бы таким же упрямым.

— Ничто не дается даром, — тихо говорит Бринла. — В конце концов, я доверяю Андору и предпочитаю работать на Дом Колбек, а не на Дом Далгард.

Эллестра прищуривается.

— Доверяешь, да? Это то, что между вами? — Она бросает на меня взгляд. — Почему бы тебе не отнести свой чай в ванную, Андор из дома Колбек? Вода в уже должна быть достаточно горячей. Нам с Бринлой нужно многое обсудить.

Я встаю и беру чашку с чаем.

— Это значит, что я официально достоин вашей воды?

Она ворчит.

— На данный момент. Наслаждайся, пока я не передумала. — Затем она кивает в сторону коридора.

Я понимаю, когда мое присутствие нежелательно.