Земля воров

Глава 35

Андор

Я вдруг почувствовал ужасное давление в спину, глядя, как Бринла кричит и бежит ко мне. Я почувствовал облегчение, подумал, что, возможно, дракон толкнул меня своей мордой, и рассердился на Бринлу за то, что она бежит ко мне, а не в безопасное место, как следовало бы.

Но потом понял, что не могу дышать, и все, что я чувствовал, был вкус крови.

И лицо Бринлы, все еще прекрасное, даже исказившееся от ужаса, было последним, что я увидел, прежде чем все стало белым.

Ослепительно белым. Чисто белым.

А потом я не чувствовал ничего.

И не было ничего.

Было спокойно, и это было неправильно.

Мне казалось, что прошли века, пока я находился в этом белом, неправильном месте. Я состарился, умер и родился заново. И все равно это было неправильно.

Пока, наконец, свет не начал меркнуть, превращаясь во тьму.

Темный потолок пещеры, освещенный слабым оранжевым светом, который не мерцает, как факел, а движется, как жидкость.

И теперь лицо Бринлы склонилось над моим. Она похожа на призрак. Ее кожа бледная, глаза опухшие и красные, слезы текут по грязным щекам.

— Почему ты плачешь, лавандовая девочка? — спрашиваю я, и мой голос звучит хрипло.

Она только качает головой и говорит:

— Я люблю тебя.

Я не знаю, где я нахожусь и что произошло, но это даже не имеет значения, потому что она только что сказала, что любит меня.

Бринла любит меня.

Меня.

— Даже несмотря на то, что я абсолютно не заслуживаю твоей любви? — спрашиваю я, и, хотя пытаюсь шутить, в моем голосе слышится горечь. Потому что я никогда в это не верил. С тех пор, как умерла моя мать, я никогда не верил, что кто-то добровольно откроет свое сердце тому, кто все портит.

— Ты заслуживаешь всего мира, Андор. — Она наклоняется и нежно целует меня.

Я быстро поднимаю руки, обхватываю ее лицо и целую в ответ, прежде чем отстраниться.

— А ты заслуживаешь большего, — шепчу я ей в губы. — И хотя моя любовь, по большому счету, не имеет значения, я тоже люблю тебя. Думаю, я полюбил тебя в тот момент, как впервые увидел. Надо было догадаться, что воровка украдет мое сердце прямо у меня из-под носа.

Она смеется, отчего Леми начинает лаять.

— Леми, — говорю я и медленно сажусь, чтобы посмотреть на него.

Но я вижу не только его.

— Что за хрень? — вскрикиваю я.

В этой пещере с нами не только синий двуглавый дракон, но и кратер с лавой, а рядом с Леми стоит женщина из лавы, ее затвердевшая ладонь лежит на голове Леми.

Леми виляет хвостом и бросается ко мне, лижет мне лицо, но я не могу не смотреть на женщину из лавы с ужасом.

— Что, черт возьми, происходит? Кто это? — Я снова смотрю на дракона. — Это змеедраг? Богини, Бринла, это же точно, как в твоем видении с Мастером Истины, да?

— Мне многое нужно объяснить, — говорит Бринла, прикасаясь рукой к моей груди, чтобы успокоить. — Тебе нужно успокоиться. Ты умер.

— Я что? — восклицаю я. — Я умер?

Она торжественно кивает.

— Смертодраг почти разорвал тебя пополам. Ты умер мгновенно. Я осталась с тобой, не могла отпустить тебя, пока не появился этот дракон и не забрал твое тело. Он принес тебя сюда, и моя мать сказала, что может вернуть тебя к жизни.

Я качаю головой, пытаясь собраться с мыслями, но это чертовски трудно.

— Твоя мать? Твоя мать? — Я смотрю на леди из лавы. — Эта леди — твоя мать?

— Теперь меня зовут Волданса, — говорит женщина отстраненным голосом. — Но теперь, когда ты жив и пришел в себя, у меня есть время все объяснить.

— Теперь, когда я жив? — повторяю я.

— Это сложно осознать, я понимаю, — говорит Бринла, поглаживая меня по спине. — Я до сих пор не уверена ни в чем, кроме того, что ты здесь, что ты вернулся, и это все, что имеет значение.

Я смотрю на женину из лавы. Она была бы довольно привлекательной, если бы не, ну, магма. Я даже вижу сходство с Бринлой в ее вздернутом носике и маленьком подбородке.

Она улыбается.

— Ты узнаешь правду, когда услышишь ее.

— Но я не понимаю, — говорю я. — Как ты можешь быть богиней? — Я смотрю на Бринлу. — Это значит, что ты тоже богиня?

— Не совсем, хотя она определенно напоминает богиню, не так ли? — говорит ее мать. — Во мне течет кровь Магни. Я прямой потомок, а значит, и Бринла тоже. Мне рассказали об этом, это была тайна нашей семьи, которую хранили из-за риска быть обвиненными в богохульстве. Но я чувствовала, что это правда. Думаю, правительство тоже так считало. Как только они смогли осудить моего мужа за наши преступления, они были более чем счастливы принести меня в жертву драконам по какой-то иронии судьбы. Но я не знала, кто я не самом деле, единственным доказательством было то, что, когда прибыла в Мидланд на корабле, полном блеющих скальных оленей, драконы съели их всех, но не стали есть меня. Они обнюхивали меня, кружили вокруг, но всегда уходили.

Я смотрю на Бринлу. Она впитывает все это, как кислород, ее глаза возбужденно горят.

Ее мать продолжает.

— Так я жила среди них несколько лунных циклов. Я ела водоросли и крабов. Когда пришел следующий корабль, я собиралась пробраться на него и вернуться в Эсланд. Но в какой-то момент поняла, что есть вероятность, что меня могут просто убить. Мой муж был мертв, дочь отправили в монастырь, хотя я надеялась, что моя невестка вытащит ее оттуда, как мы однажды договорились на случай худшего сценария. И в этот момент драконы начали приносить мне мясо.

— А как это произошло? — спрашиваю я, указывая на ее тело.

— Взорвался вулкан и погреб меня под лавой. Я думала, что умру мучительной смертью, сгорю и задохнусь заживо, но не умерла. Вместо этого я вышла из лавы, как и ты, только не вернулась в привычный облик. Я стала частью островов. Частью земли. Частью моего дома. Я стала Волдансой, богиней, которой никто не поклоняется, известной только драконам. Даже драконы должны кому-то поклоняться, знаешь ли.

— Значит, я родственница Магни, — с восхищением говорит Бринла.

— Подожди, я видел дракона в подземелье монастыря, — говорю я. — Сестра назвала его Магни. Она думала, что это колдун.

— Сестры ошибаются, — говорит Волданса. — Магни все еще жив, питаемый суэном или своей собственной магией, трудно сказать. Он где-то там, но не в форме дракона. Они верят в то, во что хотят верить.

— Но откуда они взяли того дракона? Он был больше всех, которых я когда-либо видел.

Она улыбается мне.

— Не все драконы живут за защитными барьерами. Некоторые из них остались в других землях, когда заклятия были наложены. Эти драконы в конце концов вымерли, но некоторые из них все еще живы. Например, в ледяных пещерах Сорланда. В вулканических жерлах Весланда. Возможно, драконы есть на всех землях, и они будут скрываться до конца дней.

— Значит, конец света все-таки наступит, — шепчет Бринла, сжимая руки.

— Не все пророчества сбываются по одним и тем же причинам, — говорит она. — Защитные барьеры падут, но есть только одна группа людей, заинтересованная в этом. Если ты не можешь заставить мир следовать твоим убеждениям, ты можешь создать что-то, что заставит его это сделать.

— И когда это произойдет? — спрашиваю я.

— У меня нет дара предвидения, извини. Но я уверена, что у кого-то он есть, благодаря суэну.

— Ну, это не я, поскольку суэн никогда не действовал на меня, — ворчит Бринла.

— И никогда не будет, — говорит ее мать. — Он не действует на тебя, потому что в тебе течет кровь дракона.

— Но Магни — мужчина, — говорит она, хотя от этой истины у нее, кажется, расширяются глаза.

— Магни был мужчиной в какой-то момент, но он всегда был магом. Мидланд превратил его в нечто, чего даже я не могу понять.

— Подожди, это значит, что кровь Бринлы может действовать так же, как суэн?

— Даже не думай, — говорит Бринла, свирепо глядя на меня. Затем она прочищает горло. — Значит, яйцо бессмертия не подействует на меня, верно?

Ее мать смотрит на нее в течение нескольких секунд, а затем обменивается взглядом с двуглавым драконом.

— Яйцо бессмертия — это то, что никогда не должно было попасть в руки людей, иначе конец света наступит гораздо раньше, чем предсказывает пророчество. — Серьезно говорит она и смотрит прямо на меня горящими белыми глазами. — Такая сила развращает даже самые чистые души.

Бринла прочищает горло.

— Я рада, что ты это сказала. Потому что меня кое-что тяготит. Понимаешь…

— Бринла, — предупреждаю я ее.

— Мы только что выкрали яйцо бессмертия у Предвестницы. Мы вломились в монастырь.

Ее мать некоторое время ничего не говорит, просто смотрит на нее. Затем кивает.

— Я благодарна тебе за то, что ты это сделала, потому что яйцо было частью их плана. Сделать своих граждан, или по крайней мере своих чиновников, бессмертными, чтобы, когда защитные барьеры исчезнут, ни один дракон не смог им навредить.

Бринла явно испытала облегчение.

— Конечно, яйцо теперь должно быть уничтожено, — добавляет ее мать.

— Яйцо у Штайнера, — говорю я. — У моего брата, на корабле. Сейчас будет трудно его забрать.

— Нет, — говорит Бринла с виноватым выражением лица. — Это не так. — Она запускает руку в один из мешков, висящий на ее поясе, и вытаскивает яйцо бессмертия. Раздавленное, разбитое яйцо бессмертия, из которого капает желток.

Я ошеломленно смотрю на него.

— Прости, — говорит она. — Я не могла оставить его Штайнеру. Я стащила его, пока он не смотрел. Я не думаю, что кто-то из твоей семьи достаточно беспристрастен для этого.

— Ты собиралась избавиться от него? — спрашиваю я, ощущая укол предательства.

Она качает головой.

— Нет. Я просто хотела сохранить его. Я чувствовала, что это моя ответственность, даже не могла это объяснить… — Она замолкает и смотрит на свою мать. — Но, думаю, теперь понимаю. — Она снова смотрит на меня. — Я собиралась тебе рассказать, — говорит она. — Но стали происходить странные вещи. Я не решилась оставить яйцо на корабле. Твой брат…

Я с трудом сглатываю, не желая слушать то, что она говорит, и все же я с ней согласен. Я внимательно наблюдал за Видаром всю поездку из-за того, что сказал мой отец. Что если я не избавлюсь от Бринлы, он найдет кого-то другого, кто это сделает. Но я не собираюсь рассказывать ей об этом. Достаточно подозрений, что Видар собирался украсть у нас яйцо в какой-то момент.

— К тому же мы не знаем людей, которых спасли от Дочерей безмолвия, — быстро продолжает она. — Это был слишком большой риск, и в глубине души я не верю, что даже Штайнер может быть настолько беспристрастным. Он может слишком увлечься. — Она делает паузу и облизывает губы, выглядя при этом расстроенной. — Ты меня прощаешь?

— Конечно, я прощаю тебя, — говорю я. — Ты действовала в соответствии с инстинктом, который оказался гораздо сложнее, чем ты могла себе представить. К тому же, чему удивляться, воровка — есть воровка.

Я тянусь и обнимаю ее лицо ладонями.

— Это благословение, — громко говорит Волданса. — Что яйцо было разбито. Теперь нам не нужно беспокоиться, что оно попадет в чужие руки, по крайней мере, пока.

— Но я слышал, что где-то могут быть еще яйца, — говорю я. — Наверняка кто-то еще обнаружит эту силу. Предвестница не умерла, даже когда Леми съел ее лицо. Я полагаю, что правительство Эсланда тоже приняло его.

— Может быть, так, а может быть, и нет, — говорит ее мать. — Ты можешь контролировать только то, что в твоей власти. Если случится что-то еще, с этим разберутся, но, поверь мне, ты не захочешь нести ответственность за такую магию. Не всякая магия хороша, а бессмертие принадлежит богиням, а не людям. Иначе мир был бы совсем другим.

Я тяжело вздыхаю. У меня такое чувство, что все пошло прахом. Я вернусь домой без яйца бессмертия, без оплодотворенного яйца для разведения и с целым кораблем эслендцев.

— Ты не вернешься с пустыми руками, — говорит Бринла. — Мы соберем яйца по дороге обратно к кораблю. — Она бросает настороженный взгляд на мать. — Надеюсь, ты не против.

— Если ты не против, — отвечает мать, возвращаясь к кратеру, от следов ее ног поднимается пар. — С тех пор, как появились защитные барьеры, все, о чем мечтали драконы, — это быть свободными. Если ты можешь дать им свободу, разводя их на другой стороне, я не вижу в этом ничего плохого. — Она замолкает на мгновение. — Если только ты осознаешь риски. Бринла, возможно, со временем сможет их приручить, так же, как она приручила Леми. Но это не точно. И драконы знают, что люди сделали с ними, это у них в крови, передается из поколения в поколение. Они помнят коллективную травму. Если ты будешь разводить этих существ… тебе лучше спать с одним открытым глазом.

Бринла поднимается и протягивает руку, чтобы помочь мне встать. Сначала я хочу отмахнуться, потому что мне не нужна помощь, но внезапно чувствую тяжесть. Ужасную тяжесть, как будто мои ноги больше не слушаются, а мышцы атрофировались.

— Что за хрень? — я ругаюсь в миллионный раз за сегодня, потянувшись к Бринле.

— Ты только что умер, успокойся, — говорит она, прижимая руку к моей груди.

— Он чувствует последствия, — говорит ее мать, осматривая меня. — Придется привыкать к тому, что твои возможности больше не безграничны.

Я хмурюсь.

— О чем ты говоришь?

И тогда я замечаю, что у меня уже не такое отличное ночное зрение, как раньше.

— Некоторые способности останутся, — говорит она. — Ты по-прежнему будешь сильнее среднего мужчины, быстрее и, возможно, умнее. Но это будет не так, как раньше. Бринла согласилась пойти на этот риск.

Я смотрю на Бринлу в ожидании объяснений.

Она натянуто улыбается.

— Чтобы вернуть тебя к жизни, ей пришлось извлечь из твоего тела целительный суэн. Думаю, остальные суэны покинули тебя вместе с ним, по крайней мере, большая их часть. — Она делает паузу. — Суэн больше не будет действовать на тебя. Ты стал таким же обычным, как я.

Я моргаю, медленно качая головой.

— В тебе кровь дракона. Это трудно назвать обычным. — И тут меня осеняет. — Я не смогу тебя исцелить.

— Мы найдем другое решение, — говорит она. — Либо так, либо я должна была оставить тебя умирать. Мне жаль, но я могу терпеть свою боль, особенно с помощью лекарств Штайнера, пока ты есть в моей жизни.

— Я уверена, что ты найдешь целителя в свое время, — говорит ее мать. — И, кстати, о времени, вам пора возвращаться на корабль. У меня предчувствие, что они скоро отправятся вас искать.

Она возвращается к кратеру, и Бринла подбегает к его краю.

— Но подожди, — говорит она со слезами на глазах. — Я не хочу, чтобы ты уходила.

— Я не уйду, — говорит она, опускаясь в лаву. — Я всегда буду здесь. Всякий раз, когда ты захочешь меня увидеть, поговорить, я буду здесь. Я слышу твои молитвы, знаешь ли, даже те, о которых ты не подозреваешь.

— Но я люблю тебя! — рыдает Бринла, падая на колени. — Мама.

— Я тоже люблю тебя, моя дорогая, — ласково говорит ее мать, прежде чем полностью погрузиться в лаву, и остается только пустой кратер.

Бринла плачет, а я приседаю рядом с ней и обнимаю ее.

— Давай, отойдем подальше от края. У тебя может и есть кровь дракона, но я не собираюсь проверять твою устойчивость к огню. — Я поднимаю ее на ноги и впервые чувствую весь ее вес.

Должен признаться, мне это нравится.

Она мускулистая, крепкая, с красивыми формами, сильная.

Она моя опора, моя скала.

Я притягиваю ее к себе, целую в макушку и обнимаю.

— Похоже, теперь я буду называть тебя драконьей девочкой, — дразню я ее. — Говорю тебе, если ты в конце концов приручишь драконов Колбеков, то официально не останется ничего, чего ты не можешь сделать.

Она смотрит на меня.

— Твой отец все равно будет ненавидеть нас за то, что у нас нет этого яйца.

— Честно говоря, мой отец может пойти на хрен, — говорю я. — Давай. Пора домой.