Земля воров

Глава 2

Бринла

Я моргаю, когда ветер меняется и туман немного рассеивается, пытаясь разглядеть фигуру, стоящую вдали. Стягиваю маску, как будто это поможет мне сосредоточиться, и щурюсь, а другой рукой тянусь за плечо и вытаскиваю один из мечей, вулканическое стекло скользит бесшумно. Нет сомнений, что темная фигура меня заметила, но даже несмотря на это, я не хочу, чтобы какой-либо шум привлек драконов, тем более до того, как найду их гнездо.

Должно быть, это еще один вор, думаю я, медленно продвигаясь к нему и морщась от треска своих ботинок, когда наступаю на мертвого краба и почерневшие ракушки. Но синдикаты Норланда и Весланда высаживают своих воров на северном и западном берегах Мидланда. Я всегда приплываю с востока. Нет никаких шансов, чтобы кто-то из них мог попасть сюда по суше. Так что, либо этот человек из другого синдиката и прибыл на лодке с восточной стороны, либо…

Либо, возможно, Рунон нанял кого-то другого, пока я была больна. Возможно, этот человек — моя замена. Возможно, за мной наблюдают, чтобы посмотреть, как я справляюсь.

Чтобы посмотреть, не провалюсь ли я.

Кожа на моей шее покрывается мурашками. Независимо от того, собирается ли этот человек заменить меня или является частью вражеского картеля, я не думаю, что он намерен оставить меня в живых. Встреча с ним не была случайной. Он хотел, чтобы я его увидела.

Это нехорошо.

Я останавливаюсь, когда справа от меня что-то шевелится, и Леми внезапно появляется из воздуха с высунутым от жары языком, но в остальном выглядит невредимым. Я быстро поднимаю глаза на таинственную фигуру, но его уже нет.

Исчез.

Там вообще никого нет.

— Что за черт? — шепчу я, быстро осматриваясь в поисках пропавшего незваного гостя. — Леми, ты его видел?

Я знаю, что Леми не понимает речь, но это не мешает мне разговаривать с ним, как будто это так.

Затем мне приходит в голову другая, еще более ужасная мысль. Этот человек видел, как Леми переместился? Насколько я знаю, такие собаки не являются нормой, и если кто-то из других синдикатов узнает, что он играет важную роль в поиске драконьих яиц, то целью станем мы оба.

Я тянусь за спину и на всякий случай достаю еще один меч, крепко сжимая его, когда начинаю двигаться в ту сторону, где заметила фигуру. Я знаю, что мне нужно сосредоточиться на поиске гнезд, но сомневаюсь, что смогу это делать, когда здесь есть кто-то еще.

Я смотрю в сторону моря, желая, чтобы туман рассеялся. Я не вижу лодку за защитными барьерами, но не знаю, связано ли это с тем, что она находится далеко и ее скрывает туман…

Или она уплыла. Может, этот ублюдок уже бросил меня. А если нет, то я начинаю думать, что, вероятно, лучше всего будет заплатить ему и просто вернуться в Эсланд без яиц. Что делать с синдикатом Далгарда, я решу позже.

Леми шумно втягивает носом воздух, навострив свои длинные уши, как у лисы. Он учуял запах.

— Леми, — шепчу я ему, — Леми, стой.

Но Леми, почуяв запах, не слушает меня. По крайней мере, он знает, что не стоит исчезать, чтобы я могла следовать за ним, но даже несмотря на это, он срывается с места и бежит прочь от берега.

Тяжело вздохнув, я крепче сжимаю мечи в руках. Леми направляется к середине острова, которая, к счастью, более пологая. Я карабкаюсь по острому, каменистому подъему, пока не оказываюсь на вершине, а затем бросаюсь за ним. Я продолжаю оглядываться по сторонам, пытаясь понять, куда мог деться тот человек, не желая, чтобы на меня неожиданно напали сзади или сбоку. Пока что, похоже, я одна, но не могу быть уверена в этом. Как кто-то может просто исчезнуть? Возможно, он был плодом моего воображения? Здешний мир действительно играет с тобой в игры.

Остров Фьяллен — ближайший к защитным барьерам участок суши, а Эсланд находится сразу за горизонтом, поэтому я обычно высаживаюсь именно здесь. Он напоминает форму стола, с изрезанной береговой линией, которая переходит в плато. Поверхность плато вулканическая и в основном плоская, с большими участками неровной земли, оставшимися от извержений и лавовых потоков, и именно в этих кратерах и расщелинах драконы любят откладывать яйца.

Обычно этот остров используют в качестве места гнездования древнедраги, но иногда в кратерах можно обнаружить и более мелких циклодрагов или кроведрагов, особенно если древнедраги перебрались в другое место. Поскольку единственной пищей драконов являются скальные олени, которых доставляют раз в месяц, более крупные драконы, когда голодны, едят более мелких. И именно этих мелких драконов я и должна сейчас найти.

Чем дальше мы бежим по плато, тем гуще становится вулканический туман, и мне приходится натянуть маску, чтобы дышать, потому что воздух щиплет глаза и заставляет их слезиться. Я чувствую, как липкие следы черной мази, которую нанесла вокруг глаз для защиты, превращаются в обсидиановые реки, стекающие по моим щекам и собирающиеся на маске. Пот выступает под кожаной броней, и мне хочется снять ее, но она необходима на случай нападения дракона. Хотя броня не защитит от когтей циклодрага или палаша врага, она рассчитана на то, чтобы выдержать струю огня, который является первой защитной реакцией дракона.

Наконец, Леми останавливается и замирает, уткнувшись носом в землю, что означает, что он нашел гнездо. Я молю вселенную, чтобы это было гнездо кроведрагов, яйца которых самые маленькие, немного крупнее куриных, но обладают достаточной силой для своего размера. Кроме того, с кроведрагами легче справиться, если их немного.

Внезапно над моей головой проносится тень, и я инстинктивно падаю на землю, не шевелясь и не издавая ни звука, даже когда приземляюсь на твердый камень. Я не осмеливаюсь повернуть голову, чтобы посмотреть, но знаю, что Леми делает то же самое.

Порывы ветра от крыльев дракона выбивают пряди из моей косы, и густой воздух наполняется характерным зловонием — запахом серы, смешанным с чем-то травянистым, что напоминает мне о монастыре. Я не двигаюсь. Вероятно, это дракон, охраняющий гнездо, и судя по тому, что он еще не напал на меня, и по порывам ветра от взмахов его крыльев, я понимаю, что он большой, вероятно, древнедраг. Чем больше зверь, тем легче спрятаться, если не делать резких движений и не издавать звуков. К счастью, обоняние и зрение у них не самые лучшие.

Когда мерное хлопанье крыльев затихает вдали, я медленно отрываю подбородок от земли и вытягиваю шею, чтобы увидеть, как дракон пролетает над Леми на высоте около ста футов, продолжая свой ровный полет в сторону Мидланда, а за ним тянется длинный хвост, напоминающий хлыст. Он издает пронзительный крик, в котором теперь я слышу предупреждение. Он нас не заметил, но инстинкты заставляют его быть начеку.

Я жду, пока он не исчезнет в дыму, а затем быстро вскакиваю на ноги и спешу к Леми, который теперь стоит на лапах, снова сосредоточившись на гнезде.

— Хороший мальчик, — говорю я ему, поглаживая его шелковистую голову и заглядывая в неглубокий кратер. В траве и водорослях, из которых драконы строят свои гнезда, лежат два яйца, оба более трех футов в высоту и не менее фута в самом широком месте. Их скорлупа покрыта чешуйками светло-розового цвета с темно-малиновыми краями. Они красивые, слегка переливаются радужным блеском, который сияет даже под таким пасмурным небом, а это значит, что они не оплодотворены и готовы к употреблению.

Я выдыхаю и вытираю лоб перчаткой. Я чувствую, как ускользает время — в Мидланде оно странным образом течет быстрее. Однажды я думала, что отсутствовала час, но оказалось, что прошел целый день. Погода тоже ведет себя неестественно. Кислотные дожди поднимаются с земли в небо. Когда великий Магни впервые наложил заклятие на эту землю, чтобы заключить драконов в тюрьму, говорили, что магия изменила поведение окружающей среды, и я видела эти последствия собственными глазами.

Леми нетерпеливо скулит и пристально смотрит на меня, удивляясь, почему я не достаю сумку и не кладу в нее яйцо.

— Как мы доставим его на лодку? — спрашиваю я, положив руку на бедро. — Ты не сможешь тянуть меня с ним, а я не могу плыть в полном снаряжении без посторонней помощи.

Он наклоняет голову, свесив язык в сторону.

— Думаю, ты мог бы оттащить меня к лодке, а потом вернуться за яйцом, — размышляю я, постукивая мечом по подбородку. — Так лодочник будет вынужден остаться и дождаться твоего возвращения.

Он, кажется, кивает, и я вставляю мечи в ножны на спине, а затем спускаюсь в небольшой кратер. Сумка, которую я ношу с собой, была сделана моей тетей и сконструирована как сеть, что означает, что она легкая, но прочная и расширяется, чтобы вместить самые большие яйца. Она использовала веревку, укрепленную нитями йормунганда, гигантской водяной змеи, чешуя которой была собрана в реках Норланда. По крайней мере, так говорят. Поскольку я никогда там не была, проверить это невозможно, а в Темном городе полно поддельных товаров.

Я расправляю сетку в кратере, а затем осторожно перекатываю ближайшее яйцо из стороны в сторону, пока оно не оказывается в сумке. Скорлупа твердая и кожистая, но даже в этом случае нужно быть осторожным. Разбитое яйцо может обернуться катастрофой, если не удастся спасти желток до того, как воздух изменит его химический состав. Именно по этой причине я ношу с собой флягу, чтобы в случае худшего сценария не вернуться с пустыми руками.

Как только я помещаю яйцо в сумку, выбираюсь из кратера и снова быстро осматриваю пустынный ландшафт в поисках незнакомца. Его по-прежнему нигде не видно. Убедившись, что пока в безопасности, я наклоняюсь и осторожно вытаскиваю сеть из кратера, как мой отец вытаскивал соленую форель из моря. Мои мышцы напрягаются от усилий, но я справляюсь, приседаю и поднимаюсь, чтобы нести яйцо на спине, закинув сумку на плечо.

Пот снова заливает мне глаза, и я устало смотрю на Леми. В некоторые дни мое тело слабее, чем в другие, особенно когда у меня обостряется недомогание. Сегодня один из таких дней. Мне ничего не остается, как смириться с этим и идти дальше.

— Пойдем? — спрашиваю я его.

Он фыркает в ответ, протестуя, что хочет еще поохотиться, но я отправляюсь в обратный путь, и яйцо подпрыгивает у меня на заднице при каждом шаге. Я иду осторожно, шаг за шагом преодолевая неровную местность, игнорируя то, как начинают болеть мышцы и как доспехи прилипают к коже. Возможно, лодочник делает мне одолжение, заставляя плыть обратно к лодке. Я вся горю.

Я нахожусь примерно в ста футах от гнезда, когда воздух наполняет рев дракона, настолько громкий, что он отдается в моих костях, а сердце бешено стучит в груди.

Я вскрикиваю от неожиданности и пытаюсь застыть на месте, но мой ботинок задевает край камня, и, потеряв равновесие, я наклоняюсь в сторону, вес яйца тянет меня назад.

Я падаю на спину, с разрушительным треском разбивая яйцо, красный желток разливается вокруг меня, как кровь, в тот момент, когда взмахи крыльев драконихи раздаются в воздухе прямо надо мной, развевая волосы и наполняя мой нос запахом серы и специй.

Я поднимаю подбородок настолько, чтобы увидеть, как она опускается передо мной.

Черт возьми.

Она ужасающая.

Она великолепная.

И она смотрит прямо на меня.

Она приземляется прямо у моих ботинок, огромные тридцатифутовые крылья заслоняют свет вулканов, голова опущена, демонстрируя колючие чешуйки, которые тянутся от кончиков ее раздутых ноздрей к выразительным бровям и вниз по шее и всей длине ее гигантского тела. Она делает шаг вперед на своих массивных когтистых лапах, сильные мышцы перекатываются под шероховатой кожей, ее движения сотрясают землю, призрачные серебристые глаза сосредоточены исключительно на мне.

Леми, должно быть, переместился в тот момент, когда услышал ее рев, но теперь он вернулся и делает то, что всегда, то есть отвлекает внимание и спасает меня от неминуемой гибели. Хотя он легко может уложить человека или крупное животное, он не может сравниться с драконом такого размера, поэтому он отвлечет внимание от меня настолько, чтобы я смогла сбежать, прежде чем он переместится, чтобы его не поймали.

Но в тот момент, когда Леми появляется перед драконихой, она набрасывается на него.

Она поднимает когтистую лапу и обрушивает ее на Леми, как раз в тот момент, когда я кричу ему, чтобы он переместился, и мой крик разрывает воздух.

Но уже слишком поздно.

Леми издает вой, разбивающий мне сердце, она сжимает его когтями. Из-под его неподвижного тела начинает течь кровь, и я сдерживаю вздох, глядя на это и молюсь, чтобы это оказалось неправдой. Молюсь, чтобы время начало течь вспять. Молюсь, чтобы все это оказалось ужасным сном.

Но это не первый раз, когда на моих глазах умирают мои близкие.

И тогда это тоже не было сном.

Из моего горла вырывается хриплый звук, и, задыхаясь от страха и боли, от агонии пронзенного сердца, я заставляю себя отвести взгляд. Я не хочу этого делать, чувствую, что предам Леми, если перестану смотреть на его неподвижное тело.

О, черт.

Нет. Пожалуйста, этого не может произойти.

Но я должна. Я снова смотрю на дракониху, не смея пошевелиться, не смея дышать, хотя слезы текут по моим щекам.

Леми, Леми, только не Леми.

Как бы мне не хотелось бежать туда, как бы не хотелось кричать, плакать, я знаю, что если не буду оставаться неподвижной, то тоже умру.

Дракониха пронзает меня взглядом, ее голова приближается, пока нос не оказывается у подошв моих ботинок. Она фыркает.

Я никогда раньше не видела дракона так близко. Не уверена, что кто-нибудь видел и остался в живых, чтобы рассказать об этом. Я разрываюсь от боли потери Леми, и в то же время очарована этим существом и знаю, что скоро умру. Как будто я пытаюсь впитать в себя каждую деталь жизни, которую только могу.

На самом деле я не верю ни в каких богов или богинь, но, если бы мне пришлось, выбрала бы того, в кого верил мой отец. Этот бог был справедливым, честным и милосердным. Поэтому тщетно молю его, чтобы все прошло быстро, и я воссоединилась с Леми и моими родителями.

Дракониха вдыхает, ее ноздри раздуваются до размера обеденных тарелок, а затем обдает мое тело горячим травянистым дыханием. Она очень медленно проводит носом по моим ботинкам, по икрам, по бедрам, останавливается и нюхает, не отрывая от меня глаз.

Я практически корчусь, пытаясь сдержаться, не закричать, не убежать. Мои легкие сжимаются, дыхание учащенное и поверхностное, горячие слезы текут из глаз. Я лежу неподвижно, застыв под ее взглядом, когда она утыкается мордой в мой живот, прижимая к нему свои чешуйчатые губы.

Ужас, ужас, ужас!

Я чувствую, как древние зубы сильно тыкаются в мою броню, а затем она продолжает обнюхивать меня, поднимаясь все выше и выше, к моей груди, к подбородку.

Боже мой.

Затем она останавливается, резко вдыхая.

Я смотрю на нее широко раскрытыми глазами.

Хищник и добыча.

Вот и все.

Это конец всему.

Я должна закрыть глаза. Я не должна смотреть на свою собственную гибель.

Но я не закрываю.

Я вдыхаю последние капли жизни.

Я так верила в лучшее будущее.

Но оно закончится сегодня.

Я смотрю, как ее голова слегка наклоняется, а зрачки сужаются до темных щелей, а затем расширяются до черных дыр, поглощающих весь серебристый пигмент. Это все равно, что смотреть в пустоту. Затем она замирает и слегка наклоняет голову, что заставляет меня нахмуриться в ответ.

Клянусь, она смотрит на меня как… как…

Стрела прилетает из ниоткуда и вонзается в шею, с легкостью пронзая ее толстую кожу.

Древнедраг издает оглушительный рев, от которого у меня почти лопаются барабанные перепонки, и в удивлении поднимает свою гигантскую голову, обращая внимание на нападающего.

Мой взгляд следует за ней. Я поворачиваю голову и вижу стоящего неподалеку незнакомца с луком у бедра. На нем плащ, и я не могу видеть его глаз, но он стоит неподвижно, сосредоточившись на драконе. Ему следовало бы бежать, ведь ни одна стрела не может нанести дракону существенного вреда, если только она не пронзит ему глаз, но этот человек не двигается с места.

Он просто наблюдает и ждет.

Затем дракон издает еще один рев, который переходит в тихое поскуливание, и огромное чудовище начинает качаться на своих лапах, пока не падает на землю в нескольких футах, от удара в скале появляются трещины, а земля сотрясается.

Что, черт возьми, только что произошло? Он убил дракониху?

Как это возможно?

Я смотрю на дракониху, ожидая, что она встанет и выместит на мне свою ярость, но она лежит совершенно неподвижно, ее глаза закрыты. Единственный признак того, что она жива, — это слабое движение ее шершавого живота.

Я снова смотрю на незнакомца и вижу, что он приседает рядом с Леми. Он водит руками в перчатках взад-вперед по телу моего пса, что-то бормоча себе под нос.

Леми!

— Отойди от него, — удается мне крикнуть, слова застревают в горле. Я переворачиваюсь и пытаюсь подняться, но продолжаю скользить по красному желтку, покрывающему мою броню багряной слизью. Несколько минут назад эта субстанция была для меня дороже всего на свете, а теперь, без моего пса, она не стоит ничего.

Мне удается встать на колени, а затем, теряя равновесие и чувствуя себя опустошенной, подняться на ноги. Незнакомец все еще держит руки над Леми, но что-то изменилось. Клянусь, я вижу, как у Леми дергается хвост.

Нет.

Затем он лениво покачивается.

Раз, два…

— Леми! — кричу я и бросаюсь к нему, надежда растет во мне, как сорняк. Я останавливаюсь рядом с незнакомцем и вижу, как бок Леми поднимается и опускается в ровном дыхании. Вокруг него больше нет крови, и он выглядит совершенно невредимым, его блестящая черная шерсть не тронута ничем, кроме рук незнакомца.

Я падаю на колени рядом с Леми, а незнакомец выпрямляется. Я на мгновение встречаюсь с его глазами, золотистыми и обезоруживающе яркими, окруженными той же черной мазью, которую использую я.

— Что ты сделал? — спрашиваю я, как раз в тот момент, когда Леми поднимает голову и лижет мою руку. Слезы снова текут по моему лицу, на этот раз от радости. Он жив!

Как он остался жив?

— Он крепкий пес, — говорит незнакомец. Мужчина. Его голос тихий, но тон легкий, как будто мы все не были только что на грани жизни и смерти.

Леми продолжает лизать мою руку, пока не встает и не встряхивается всем телом с головы до ног, слюна летит повсюду, попадая на нас обоих липкими нитями.

Мужчина смеется и протягивает руку, и Леми подходит к нему, чтобы его погладили за ушами. Обычно он настороженно относится к незнакомцам, но не к этому парню, вероятно, потому что тот только что спас ему жизнь. Или нет? Возможно, дракониха все-таки не причинила Леми вреда. Я клянусь, что видела кровь, но, может быть, мне это только показалось в моей истерике.

Но он спас тебе жизнь, напоминаю я себе.

Я встаю, вытирая руки о чистый сухой участок доспехов.

— Пожалуй, я должна поблагодарить тебя за то, что ты спас мне жизнь, — говорю я.

Мужчина продолжает гладить Леми, хотя его золотистые глаза пристально смотрят на меня. С капюшоном, все еще накинутым на голову, и маской, закрывающей нижнюю часть лица, я вижу только черные брови и эти сверкающие глаза. Они мало что мне говорят. Если бы я могла хотя бы увидеть цвет его волос, то узнала бы, под какой луной он родился, и получила представление о его характере.

— Уверен, ты поступила бы так же, — говорит он с иронией, как будто зная, что я бы так не поступила. — Лавандовая девочка.

Я игнорирую прозвище, связанное с цветом моих волос.

— Я бы так и сделала, если бы у меня была стрела, способная сразить древнедрага, — признаюсь я и поворачиваюсь, чтобы взглянуть на дракониху, которая все еще лежит на боку. Если смотреть с этого ракурса, она просто огромная, и по мне пробегает дрожь при мысли о том, как близко я была к смерти, как близко была к потере Леми.

Я снова смотрю на незнакомца, нахмурившись.

— Как ты это сделал? Она спит?

— Да, она спит, — объясняет он. — Это транквилизатор. У нас есть около десяти минут, прежде чем она очнется. Не стоит оставаться здесь, когда это произойдет.

Спит? За все время, что я этим занимаюсь, никогда не слышала о каком-либо зелье или формуле, которая могла бы усыпить дракона. Насколько проще была бы моя работа, если бы у меня было такое.

— Откуда ты? — осторожно спрашиваю я его.

— Из маленького городка под названием Штормглен-Крик, — отвечает он. — А ты?

Штормглен-Крик. Ручей¹. В Эсланде нет ручьев. Единственный источник воды в нашем королевстве — два подземных водоносных слоя, которые строго контролируются Святыми огня. Только с их «благословения» они позволяют людям в Земле изгнанников пользоваться ими, но даже в этом случае наши рационы ограничены — если вода не отравлена.

— Неважно, — отвечаю я, не желая, чтобы он знал обо мне что-либо, что можно использовать против меня.

Его глаза скользят по моему лицу, прищуриваясь от удивления.

— Понятно. Ну, по твоему диалекту я бы сказал, что ты из Эсланда, но ты не похожа на свогера. — Он использует уничижительный термин, которым Свободные жители называют последователей Святых огня. Интересно узнать, что они так же известны и в других землях.

Я хочу сказать ему, что я не свогер, но прикусываю язык. Если сделаю это, он поймет, что я из Земли изгнанников, хотя, наверное, это и так понятно, раз я краду яйца.

Он снова смеется, а затем поднимает руку и стягивает маску вниз, так что теперь я вижу прямой нос и полные губы, изогнутые в легкой улыбке.

— Я Андор Колбек, — говорит он, протягивая руку.

Я смотрю на него с восхищением. Дело не только в том, что у него очаровательная улыбка с ослепительно белыми зубами, но и в том, что он — Колбек.

— Из Дома Колбек? — тихо восклицаю я.

Он смотрит на свою руку в перчатке, которую я не пожимаю, и опускает ее.

— Полагаю, у вашего народа другие обычаи приветствия.

— Дом Колбек? Синдикат Норланда? — повторяю я, игнорируя его слова.

В его взгляде на мгновение мелькает что-то мрачное.

— Да. Полагаю, ты слышала о нас.

Спокойно, говорю я себе. Не проболтайся, на кого ты работаешь.

— Все знают эти Дома, — объясняю я.

Он скрещивает руки на груди.

— Неужели? А я думал, что все знают королей и королев разных королевств, а не Дома. Считается, что власть принадлежит королевствам. Если только ты не в курсе, что настоящей властью обладают Дома. — Он делает паузу, его тон становится недобрым. — И я думаю, что ты знаешь.

Я сглатываю, потому что у меня неожиданно пересыхает во рту, и быстро улыбаюсь ему. Думаю, пора уходить.

— Трудно понять, что думать, — говорю я, поправляя ножны за спиной. — Я простая девушка из Эсланда. Ну ладно. Мне лучше уйти, пока дракониха не очнулась.

Андор кивает на оставшееся в кратере яйцо.

— Ты не возьмешь его?

— Лучше не испытывать судьбу. Второй раз ты можешь не спасти меня.

Он сухо смеется, и я бросаю быстрый взгляд на Леми.

— Пойдем, Леми, — говорю я и направляюсь прочь. Я ожидаю услышать стук его лап по камням, когда он побежит за мной, но не слышу ничего.

— Боюсь, что пес пойдет со мной, — говорит Колбек, и его голос становится холодным и жестким. Приказ, приговор, еще один узел в моем плане. Этого достаточно, чтобы мое сердце застыло. Я останавливаюсь и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Андора, широко раскрыв глаза.

Его губы слегка приподнимаются, глаза темнеют.

— И ты тоже.