Глава 22
Андор
С наступлением утра мир меняется. Мои чувства всегда были обострены из-за суэна, но я начинаю думать, что Бринла — это своего рода наркотик. Воздух пахнет свежестью, он теплый, как летнее утро, соломенный матрас кажется мягче, звук ее ровного дыхания — словно самая прекрасная музыка. Я чувствую, что поднялся на более высокий уровень бытия, и все это благодаря ей.
Ты влип по уши, упрекаю я себя, осторожно устраиваясь поудобнее на узкой кровати, чтобы не разбудить Бринлу. Ее обнаженное тело прижимается ко мне спиной, и в тусклом свете ее комнаты, освещаемой только мерцающим факелом, в котором заканчивается топливо, ее лавандовые волосы рассыпаются вокруг нее, как закат, переходящий в сумерки. Вид этих шрамов от всей боли, которую она перенесла в монастыре, смешанный с ее красотой, вызывает во мне такое сильное желание насилия, что я едва могу дышать.
Черт. Я определенно влип. Для меня в этом нет ничего необычного — я всегда действую, не задумываясь, — но я никогда раньше не был так сильно увлечен кем-то. Хотя я заслужил репутацию мужчины «попользовался и бросил», я всегда хотел ощутить этот пьянящий прилив одержимости. Я хотел чего-то большего. Просто я ни с кем не испытывал этого до того, как в моей жизни появилась Бринла. Как будто у меня теперь тоннельное зрение, и все мое внимание сосредоточено исключительно на ней. Остальной мир, остальные проблемы, те самые, которые привели ее в мою жизнь, исчезли. Если бы я мог провести остаток своих дней в постели с ней, я бы умер счастливым.
Но природа зовет.
Я поворачиваюсь рядом с ней, и она просыпается, издавая тихий стон, который сразу устремляется к моему возбужденному члену. Черт, от нее так трудно уйти.
— Который час? — бормочет она сонным голосом, приоткрыв глаза и приподняв голову, чтобы посмотреть на меня через плечо. Я встречаюсь с ней взглядом, и мое сердце замирает в груди.
Успокойся, Андор.
Я целую ее обнаженное, соблазнительное плечико, мои губы задерживаются на нежной коже, наслаждаясь вкусом.
— Понятия не имею, — тихо признаюсь я, на мгновение закрывая глаза.
— Думаю, я привыкла к дневному свету в Норланде, — говорит она, зевая. — Я могла бы проспать несколько дней.
— Спи, не нужно вставать, — говорю я, медленно отстраняясь.
Она сонно улыбается, прежде чем закрыть глаза и снова опустить голову на подушку. Почему-то теперь мне еще труднее уйти от нее.
Я встаю и осматриваю полутемную спальню, гадая, который час. Мы трахались так, словно этому не будет конца, всю ночь, и моему телу кажется, что уже утро, но без естественного света так глубоко под землей трудно сказать наверняка.
В остальной части жилища тихо, когда я направляюсь в туалет, но к тому времени, когда заканчиваю, слышу сопение Леми за дверью.
Я открываю дверь и вижу огромного пса, который припал на передние лапы и хочет поиграть. Прежде чем я успеваю его погладить, он убегает по коридору и растворяется в воздухе. Затем я слышу смех Эллестры из кухни, где он, очевидно, появился снова.
Улыбка исчезает с моего лица, и я глубоко вздыхаю. Полагаю, сегодняшнее утро — самое подходящее время, чтобы попытаться расположить к себе тетю Бринлы. Если мы собираемся придерживаться нашего плана, то она должна понять, что сегодня мы все возвращаемся на корабль, чтобы уехать отсюда навсегда. Не только для блага Бринлы, но и для блага Эллестры.
Я направляюсь на кухню и останавливаюсь в дверях, чтобы оценить обстановку. Эллестра стоит у плиты, помешивая что-то в кастрюле, а рядом с ней тихо свистит чайник. Она снимает его с огня и, не поднимая глаз, говорит:
— Просто будешь стоять и смотреть, или тебе есть что сказать?
Я улыбаюсь, но она этого не замечает.
— Чаще всего я выпаливаю первое, что приходит в голову. Не думаю, что многого добьюсь с тобой, если не буду тщательно выбирать слова.
Она слегка усмехается, что я воспринимаю как поощрение.
— Вот тут ты ошибаешься. Мне не нужны тщательно подобранные банальности. Я хочу знать правду. Так что скажи мне правду, Андор Колбек, как есть, без прикрас. — Она поднимает на меня глаза, ее пристальный взгляд встречается с моим. — Какие у тебя планы на мою племянницу? Кроме того, чем ты занимался всю ночь.
Я пропускаю последнюю часть мимо ушей. Я должен был догадаться, что звук здесь хорошо распространяется.
— Нам нужна Бринла, — сообщаю я, опускаясь на стул. — И ей нужно работать на кого-то получше, чем Дом Далгард.
Она криво улыбается и опирается на стойку, скрестив руки на длинном бежевом льняном халате.
— Напомни мне еще раз, чем Дом Колбек такой особенный?
— Потому что мы не монстры, несмотря на твое мнение о Домах и других землях. Потому что она действительно может быть счастлива в Норланде. Как и ты.
Она качает головой, отводя взгляд.
— Все, что у меня есть, — это твое слово. Я не могу поверить тебе на слово, потому что в этом случае окажусь дурой. И я не могу поверить Бринле, потому что ты скомпрометировал ее… во многих отношениях.
Мне не нужно гадать, что она имеет в виду.
— Тогда ты должна понимать, что она не может остаться здесь. Ради ее же безопасности. Если Шеф Рунон узнает, что она была со мной…
— И чья это будет вина? — резко спрашивает она, сверкая глазами. — Ты поставил Бринлу в такое положение, похитил ее, использовал для обогащения своего Дома. Если она будет вынуждена уехать, то из-за тебя!
— Ты права, — говорю я, когда она подходит к кастрюле на плите и снова начинает ее сердито помешивать. — Это моя вина. А это значит, что теперь я несу полную ответственность за Бринлу, и за всех, кто ей дорог, а значит, за тебя и Леми.
При упоминании его имени Леми стучит хвостом по собачьей лежанке.
Эллестра ничего не отвечает, только продолжает хмуриться, хлопоча у плиты.
— Послушай, — говорю я серьезно, испуская тяжелый вздох и складывая ладони в мольбе. — У нас есть основания полагать, что Шеф Рунон собирает армию для вторжения на север. — Это, наконец, привлекает ее внимание, и она опускает деревянную ложку. — Я знаю, что война была еще до того, как мы оба родились, но кровь Далгардов сильна, и Рунон ничем не отличается от своих предков. Насколько я могу судить, он хочет захватить весь Альтус Дугрелл. Он уже преуспел в том, чтобы отделить его.
— Почему это должно нас беспокоить? Мы — жители Земли изгнанников. Мы занимаемся своими делами. Нас не волнуют войны в других землях.
— Но это станет вашей войной на вашей земле. Они придут на север по морю и по суше. Они распространятся на Весланд и Эсланд, захватив обе стороны мира. Южная оконечность Земли изгнанников станет их точкой высадки. Ты действительно думаешь, что они пойдут прямо на столицу, не останавливаясь в Темном городе? Не заставят его жителей вступить в свою армию?
— Тогда мы будем сражаться! — говорит она, размахивая ложкой. — Мы сражаемся со свогерами, и будем сражаться с Домом Далгард.
— Не с этой армией, — я медлю, понимая, что еще не поделился этим с Бринлой. — Есть причина, по которой Шеф Рунон так заинтересован в суэне. Дело не только в том, что у него есть армия, способная привести его к власти. Он ищет что-то конкретное. И где бы оно не находилось — в Мидланде или в охраняемых галереях печально известного монастыря Эсланда, как только он это получит, его уже ничто не остановит.
Она хмурится и опускает ложку, принимая настороженную позу.
— О чем ты говоришь, что это за конкретная вещь?
Судя по тому, как она задает вопрос, мне кажется, она уже знает ответ.
— Честно говоря, я думал, что это всего лишь слухи. Мы всегда думали, что это слухи. Но с годами мы получаем все более достоверные сведения. Ты слышала о змеедраге? Двуглавом драконе, который когда-то существовал?
Ее каменное выражение лица не меняется.
— Дракон, которого никто не видел веками? — осторожно спрашивает она. — Легенда, как и многое другое.
— Похоже на то. В конце концов, единственное доказательство их существования — это рисунки, которые люди оставили в Мидланде. Я сам видел один из этих рисунков — синего двуглавого дракона, нарисованного на скале. Говорят, когда-то было больше рисунков, возможно, оставленных самим Магни, когда он жил там с драконами, но теперь их нет. Как будто кто-то пытался стереть из памяти их существование, или, возможно, камни, на которых они были нарисованы, куда-то спрятали, чтобы люди забыли и превратили это в легенду.
— К чему ты клонишь? — резко спрашивает она.
— Те же самые люди, которые, возможно, украли рисунки, которые создали гобелены и скульптуры в честь этих легендарных драконов, могут обладать чем-то еще. Тем, за что все земли будут сражаться, если только узнают, что оно существует. Яйцо змеедрага. Яйцо, которое дает только один вид магии. Магию бессмертия. Каждый, кто его примет, станет бессмертным. — Я делаю паузу, чтобы она могла это осознать. — В неправильных руках бессмертие приведет к катастрофе. В войне оно является ключом к победе, ключом к завоеванию мира.
— Ты думаешь, суэн может даровать тебе бессмертие?
— Этот суэн может. Я знаю, что он существует. И Шеф Рунон тоже это знает. Вопрос только в том, кто найдет его первым.
— Так ты думаешь, что сможешь опередить их.
— Я знаю, что смогу. Теперь, когда у меня есть Бринла.
На ее лице появляется понимающий взгляд, и она кивает.
— Ага. Настоящая причина, по которой она тебе нужна.
Я натянуто улыбаюсь.
— Одна из многих. Да, Бринла и Леми умеют находить яйца. Но в ней есть нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Есть причина, по которой Рунон хотел, чтобы именно она работала на Далгард. На самом деле, две причины. Одна — ее навыки. А вторая… если ты знаешь, что яйцо бессмертия хранится под замком в легендарном монастыре Дочерей безмолвия, то тебе нужен кто-то, кто знает это место как свои пять пальцев. Бринла знает.
— Я тоже, — тихо говорит Эллестра. — Я провела там большую часть своей жизни. Если это действительно было частью его плана, почему он не попросил меня украсть яйцо?
— Потому что тебе чего-то не хватает, и я имею в виду не пса. Дело не только в том, что Бринла может проникнуть в монастырь и украсть яйцо. Дело в том, что в ней есть что-то особенное. Разве не так? Рунон как-то пронюхал об этом. И я знаю, что ты тоже об этом знаешь.
Она с трудом сглатывает и снова смотрит на плиту. Вода в кастрюле выкипает, заставляя пламя шипеть, но она не вздрагивает. Медленно снимает кастрюлю с огня и отставляет в сторону.
— Я не понимаю, о чем ты, — наконец говорит она. Лжет, конечно.
— Я видел это собственными глазами. Я видел, как драконы пикировали вниз, готовые к атаке, но Бринла ускользала без единой царапины. Как будто драконы не хотят причинять ей вреда, если в этом нет необходимости. Почему это происходит?
— Я не знаю, — говорит она, наконец встречаясь со мной взглядом. Она выглядит измученной, как будто этот разговор измотал ее.
— Когда я ездила с ней в Мидланд, казалось, что драконы съедят нас обеих. Я боролась изо всех сил, чтобы сдержать их.
Я верю тому, что она говорит, и все же она что-то упускает. Я просто не знаю, что именно.
— Что Бринла думает о твоем плане? — спрашивает она, меняя тему.
Я позволяю ей. Пока. Потом будет достаточно времени, чтобы расспросить ее подробнее. Я даже могу обсудить это с Бринлой. Возможно, она знает, а если нет, то может задать своей тете нужные вопросы.
Я прочищаю горло.
— Я ей еще не говорил.
Она поднимает брови.
— Ты ей еще не говорил?
— Я не хотел поднимать эту тему, пока не был уверен, что она сможет это сделать, что она захочет это сделать.
Эллестра качает головой, достает из шкафа пару кружек и наливает в них чай.
— Ты не знал об этом до сих пор? Бринла мечтает о мести Дочерям с тех пор, как ушла от них. Дай ей меч и прикажи пойти туда, и она сделает это без колебаний. Даже если это будет ей во вред.
— Послушай, я знаю, что ты хочешь ее защитить.
— Я скорее наврежу себе, чем позволю навредить ей, — говорит она, наполняя кружки водой. — Ее жизнь и так достаточно опасна. — Она ставит кружки на стол, садится, опускает голову на руки и тяжело вздыхает. — Но ты не ошибаешься насчет яйца. У нас, свободных жителей, есть свои истории, которые передаются из поколения в поколение.
— Так ты знаешь о змеедраге?
Она поднимает голову и бросает на меня усталый взгляд.
— Возможно, они вымерли. А может, и нет. Но это яйцо может изменить мир. Посмотри на Магни. Он все еще жив благодаря именно этому суэну, я уверена. Свогеры просто не хотят, чтобы этот секрет стал известен. Они хотят верить, что он действительно бессмертен, потому что он не только обладает магией, но и сам является магом. Это поддерживает видимость.
— Тогда нам не помешала бы твоя помощь. Ты уже знаешь гораздо больше, чем мы.
Она слабо улыбается.
— Я помогу тебе только потому, что хочу убедиться, что с Бринлой все будет в порядке и яйцо попадет в нужные руки. Это не значит, что в твои. Это значит, что я хочу, чтобы яйцо было уничтожено, чтобы оно не досталось никому.
— Это справедливо, — говорю я, хотя знаю, что не могу ей этого обещать. Мне нужно яйцо для Колбеков. Мне самому оно нужно.
— Хотя я сомневаюсь, что в монастыре только одно яйцо. Уверена, их больше. Может быть, в зданиях столицы. Может быть, все свогеры уже его приняли.
— Ты думаешь, они делятся им со своими последователями?
— Ты сказал, что Далгард создает армию таким же образом. Свогеры заинтересованы в бессмертии не меньше, чем все остальные. Когда защитные барьеры падут, как предсказано в пророчестве, какой народ выживет? Тот, который не может умереть. И когда пророчество сбудется, не потому, что так было предначертано, а потому, что это было подстроено, тогда они будут иметь преимущество над всеми. Всеми землями, всеми королевствами, всеми Домами.
Я хмурюсь, принимая от нее чай.
— Подстроено?
Она смотрит на меня с удивлением.
— Не говори мне, что ты веришь, что пророчество не является чем-то, что они контролируют. Они…
Внезапно раздается стук в дверь.
Мы оба замираем.
Леми поднимает голову и тихо рычит.
— Оставайся здесь, — шепчет мне Эллестра, осторожно вставая и жестом приказывая мне не двигаться. — Ты — проблема.
Я смотрю, как она выходит из кухни в гостиную и исчезает из поля моего зрения, направляясь к двери.
— Кто там? — слышу я, как она спрашивает.
Несмотря на то, что она велела мне оставаться на месте, я тихо встаю и начинаю обходить стол.
— Золар, — раздается тихий мужской голос снаружи. Я не знаю, кто такой Золар и как он обычно говорит, но в его тоне есть что-то странное.
В моей голове раздается тревожный сигнал, грудь сжимается.
Нет. Не открывай.
— Еще рано, Золар, — вздыхает Эллестра.
— Подожди! — кричу я, вбегая в комнату, только чтобы увидеть, как она распахивает дверь.
За ней стоит мужчина, полностью одетый в черное, включая маску на лице.
У него в руке меч.
Эллестра переводит взгляд с меня на мужчину.
В этот момент он поднимает меч и вонзает его прямо в грудь Эллестры.
Леми лает, а Эллестра кричит, пытаясь вырвать меч из своего сердца, кровь льется повсюду, и я бегу к мужчине, хватая по дороге ближайший предмет, который можно использовать в качестве оружия.
К мужчине у двери присоединяются еще трое, с оружием в руках, и наступают на меня.