Земля воров

Глава 16

Андор

Мгновение мне кажется, что Бринла собирается бросить меня на произвол судьбы.

Я смотрю, как она стоит там, наблюдая за мной с ужасом и неуверенностью, и почти вижу, как ее тянет в противоположном направлении. Леми, будь он благословлен, лает и бежит ко мне и кроведрагам, которые царапают и кусают меня, пытаясь добраться до кожи.

Но в моем сердце зарождается другой страх, более сильный, чем страх быть покалеченным или даже умереть.

Страх, что она, не задумываясь, оставит меня здесь.

И что она больше никогда не вспомнит обо мне.

Затем Бринла устремляется ко мне на полной скорости, обнажив мечи, и один только вид того, как она приближается ко мне, придает достаточно сил, чтобы выпрямиться. С рыком я стряхиваю с себя столько драконов, сколько могу, хотя один из них крепко вцепился мне в голову. Я скрежещу зубами от боли, когда он царапает своими когтями мою щеку опасно близко к глазу, а его пасть тянется, чтобы укусить меня за шею.

Но тут Леми подпрыгивает, хватает кроведрага за хвост и пытается стащить его с моей головы, что, к сожалению, заставляет дракона впиться когтями еще глубже, отчего теплая кровь начинает течь по моим щекам.

Я рычу и замахиваюсь кинжалом, чтобы стряхнуть с себя уже двух драконов, — второй ползет по моей груди, — и вижу, как Бринла поднимает мечи. Теперь, похоже, у нее не осталось сомнений, стоит ли убивать их, и она начинает рубить ближайших к себе драконов с яростью в глазах и решительно сжатой челюстью.

Драконы внезапно отпускают меня и улетают, как будто Бринла напугала их, оставляя нас троих с парой мертвых кроведрагов у наших ног.

— У тебя идет кровь, — говорит она, тяжело дыша от напряжения.

— Я выживу, — уверяю я, вытирая кровь. — Нам пора возвращаться. Я не знаю, что ты сделала, чтобы эти драконы улетели, но в следующий раз они могут вернуться с подкреплением.

Она кивает и открывает сумку, заглядывая внутрь.

— Пока что ни одно из них не раскололось. Я могу взять еще парочку.

Она подходит к следующему гнезду и начинает собирать блестящие яйца и складывать их в сумку. Я оглядываюсь, чтобы оценить ущерб. Большинство моих яиц разбиты, но я могу хотя бы извлечь суэн.

Я приседаю и достаю экстрактор, чтобы быстро исправить беспорядок.

— Э-э, Андор, — говорит Бринла. — У нас проблема.

Черт, что еще?

Я поднимаюсь, ветер бьет мне в лицо, пахнет серой. Со стороны вулканов, где открывается долина, огонь начинает лизать землю, закручиваясь вверх, к небу.

— Огненные смерчи, — хрипло говорю я.

Она смотрит на меня через плечо, и, хотя выглядит обеспокоенной, в ее взгляде читается «я же тебе говорила».

— Нам нужно бежать, — говорит она, закрывая сумку и возвращая мечи в ножны на спине. Хотя сейчас это кажется неуместным, и есть гораздо более насущные проблемы, о которых нужно думать, вид Бринлы, стоящей в доспехах с гербом Колбека, с развевающимися на ветру лавандовыми волосами, и огненного смерча, пылающего и кружащегося на заднем плане, на мгновение ошеломляет меня. Я испытываю благоговение, как будто вижу настоящую ожившую богиню, и мой первый порыв — опуститься на колени.

— Андор, — теперь ее голос звучит резко, возвращая меня в реальность из моего кратковременного забытья, когда она подбегает ко мне и тянет за руку. — Сейчас!

Я киваю, чувствуя странное головокружение, и развернувшись, устремляюсь бегом по дну долины к узкому входу, который теперь кажется дальше, чем я помню. Я сдерживаюсь, чтобы не обогнать Бринлу, не желая оставлять ее позади, если наберу полную скорость.

Мы находимся всего в нескольких ярдах от выхода из долины, когда внезапно давление воздуха меняется, и в небе раздается раскат грома, сотрясая землю под нами так, что Бринла почти падает, и я хватаю ее за руку, чтобы поддержать.

Языки пламени высотой в десять футов перекрывают наш единственный выход, заставляя резко остановиться. Сверху темные, пепельные облака опускаются вниз, как закручивающаяся рука, и я со смешанным чувством ужаса и восхищения наблюдаю, как спираль пепла соединяется с огнем.

Пламя начинает реветь, разгораясь высоко и быстро, и устремляется в небо, жар обжигает мне лицо.

— Черт! — вскрикиваю я, хватаю Бринлу за руку, чтобы не потерять, и оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, что огненный смерч, от которого мы бежали, разделился на три и кружит по дну долины, направляясь к нам. Я смотрю вверх на склоны ущелья, пытаясь понять, по какому из них будет легче подняться, и замечаю облако пыли, высотой и шириной в несколько миль, надвигающееся с востока, с редкими вспышками молний.

— Песчаная буря, — мрачно говорит Бринла.

Времени на раздумья нет.

— Пещеры, — говорю я. — Нам нужно бежать к пещерам!

Бринла смотрит на них расширившимися от страха глазами. Сейчас они кажутся такими далекими. Я не знаю, как мы сможем убежать от огненных смерчей, надвигающихся с обеих сторон, или от мощной песчаной бури, но мы должны попытаться.

— Леми! — кричит ему Бринла. — Возвращайся на корабль. Переместись обратно на корабль и оставайся там. Жди, пока мы вернемся.

Леми лает, но Бринла кричит в ответ:

— Давай, Леми! К кораблю. Сейчас же!

Он прижимает уши, на его морде появляется грустное выражение, а затем он растворяется в воздухе.

Все еще держа ее за руку, я бегу так быстро, как может она и тяну ее за собой. Жар смерчей теперь обрушивается на нас с обеих сторон, ветер сбивает с ног. Рев пламени становится все громче, заглушая звук хруста пемзы под ногами и наше тяжелое дыхание.

Я осмеливаюсь оглянуться и вижу только пламя.

Я смотрю на Бринлу, и на мгновение наши взгляды встречаются.

— Ты успеешь, если отпустишь меня, — удается ей сказать, и ее голос едва слышен.

Я только качаю головой.

Ни за что.

Мы продолжаем бежать, пока не достигаем склона, ведущего к пещерам. Мне приходится отпустить ее, потому что мне нужны обе руки, чтобы подняться по рыхлому щебню и песку. Я несколько раз соскальзываю, пока наконец не достигаю твердого гребня, встаю на ноги, наклоняюсь и подтягиваю Бринлу.

Огненные смерчи под нами сталкиваются друг с другом, объединяясь в один огромный, как раз в тот момент, когда песчаная буря почти настигает их. Хотелось бы надеяться, что буря потушит огонь, но прежде чем это произойдет, она вытолкнет волну пламени из долины прямо на нас.

Я тяну Бринлу за собой в ближайшую пещеру, вход узкий, едва достаточный, чтобы мы могли пролезть. Я пропускаю ее внутрь первой, а затем забираюсь за ней и толкаю ее на землю, накрывая своим телом, как раз в тот момент, когда пламя врывается внутрь и вспыхивает внутри пещеры над нашими головами.

Бринла кричит, а я прикрываю ее, пламя лижет пещеру изнутри, хотя мы оба защищены нашей огнеупорной броней. Крепко обняв ее, я даже не задумываюсь о дыхании, просто молюсь богиням и жду, надеясь выжить.

Но затем жар отступает, и ему на смену приходит песок.

Я оставляю Бринлы и ползу вперед, пытаясь найти более надежное укрытие. Пещера немного расширяется и поворачивает за угол. Я знаю, что здесь могут гнездиться циклодраги, но они уже напали бы на нас.

— Сюда! — кричу я, стараясь не наглотаться песка. Я жду, пока она подползет ко мне, а затем оттаскиваю в сторону, так чтобы мы оба оказались за стеной, защищенные от ветра и песка, которые проносятся мимо, кружась и собираясь в невидимых глубинах пещеры.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, стараясь говорить достаточно громко, чтобы меня было слышно сквозь адский рев песчаной бури.

Она кивает.

— Да. Немного болит, но я в порядке. Думаю, яйца разбились.

— Лучше они, чем ты, — говорю я. — Посмотрю, что можно спасти, когда буря утихнет.

— Как долго они обычно длятся? Я никогда не сталкивалась с такими.

— Может занять несколько дней, — говорю я.

Свет в пещере тусклый, и я едва вижу морщину между ее бровями.

Но ты ведь запаслась всем необходимым, не так ли? Думаю я. Пока я оставляю эту мысль при себе.

— Уверен, она продлится недолго, — говорю я. — Жаль, что у тебя нет такой же способности, как у твоего пса, тогда вас обоих можно было бы отправить в безопасное место.

— Я бы тебя не бросила, — говорит она.

Я ничего не отвечаю.

Вместо этого я выглядываю за угол, прикрывая глаза от летящего песка. У входа в пещеру мелькает слабый огонек, и я встаю на колени и ползу к нему, пригибая голову. Там лежат несколько обломков горящих веток, занесенных бурей, которые вот-вот погаснут. Я хватаю одну из них и ползу обратно к Бринле.

— Что ты делаешь? — спрашивает она, подтягивая колени к груди.

— Никогда не знаешь, когда огонь может пригодиться, — говорю я. — Конечно, такой, который можно контролировать.

Я лезу в свой рюкзак и достаю из рюкзака небольшой кусочек коры огненного дерева, которое растет в Весланде. Я втыкаю кусочек в отверстие в пористом полу пещеры и поджигаю его, а затем бросаю ветку в сторону, где ее тут же уносит ветром. Но огненная кора продолжает гореть, давая ровное свечение и выделяя много тепла, учитывая, насколько маленькое пламя.

Убедившись, что оно не погаснет — этот маленький кусочек коры может гореть несколько дней — я поворачиваюсь к Бринле.

Ее лицо искажено от боли.

— Что случилось? — спрашиваю я, подходя к ней ближе и опуская руку ей на колено.

Она сбрасывает мою руку, и я замечаю, как она хватается за живот.

— Это твои боли? — спрашиваю я. — Ты взяла с собой маковую смолу? — Я хватаю свой рюкзак и начинаю рыться в нем. Я знаю, что должен был взять ее с собой.

Она выдыхает и кивает.

— Взяла, — говорит она, произнося слова отрывисто. — Но это не помогает. Если приму слишком много, то отключусь.

Я опускаю рюкзак. Я хочу ей помочь, нуждаюсь в этом.

— Когда это началось? Только что?

Она закрывает глаза и качает головой.

— Нет. На корабле.

Моя грудь сжимается от боли и легкого гнева.

— Почему ты мне не сказала? Я бы не стал заставлять тебя идти со мной.

— Поэтому и не сказала, — признается она, в ее взгляде поровну боли и твердости.

— Я не хотела, чтобы ты волновался, и не хотела, чтобы ты оставлял меня на корабле. Даже если ты не понимаешь, зачем я тебе нужна.

Я сжимаю губы и снова тянусь к ней. Она вздрагивает от моего прикосновения, но я держу ее за колено.

— Ты нужен мне, — тихо говорит она.

Я с трудом сглатываю, понимая, о чем она просит.

— Бринла, — начинаю я.

— Почему? — сердито спрашивает она. — Если ты обладаешь этой силой суэна и можешь лечить, почему ты не хочешь помочь мне? Что с тобой случилось? Что тебя пугает?

На мгновение я замираю, такое ощущение, будто внутри меня все застыло.

А потом выплескивается наружу порывом горечи.

— Моя мать, — говорю я, и воспоминания накрывают меня, как черный плащ. Они готовы задушить меня, чтобы осталась только тьма. Я чувствую себя так, словно пытаюсь удержаться на поверхности, поэтому говорю быстро, боясь погрузиться в нее. — Моя мать умирала. Это случилось однажды вечером, мы не знаем, что это было. Как будто ее тело начало отказывать. Она испытывала такую боль… она потеряла голос от криков. Ее глаза начали кровоточить, кожа превратилась… в один большой синяк. Она не могла ни ходить, ни есть, она умирала. Мучительно и медленно.

Глаза жжет от подступающих слез, но я игнорирую их. Пусть прольются, если хотят. Бринла смотрит на меня с тихим ужасом, хотя я не могу понять, от моего признания это или от ее собственной боли.

— Все знали о моем даре, — продолжаю я. — Мне было всего тринадцать, я едва успел понять, что могу, а что не могу делать. Я мог вылечить сломанное крыло птицы. Я мог залечить раны, которые получали наши лошади после тяжелого дня охоты на лис. Я смог излечить ужасные головные боли Видара, по крайней мере на некоторое время. И вдруг мой отец говорит мне исцелить мою мать. И я понимаю, что не смогу. — Я качаю головой, слеза скатывается и обжигает свежие порезы на моей щеке. — Я просто знал, что не могу. Это обрекло меня на неудачу? То, что я не верил в себя?

— Что ты сделал? — шепчет она.

— То, что должен был. Я бы сделал для матери все, что угодно. Отцу не нужно было заставлять меня. Я остался рядом с ней, касался руками всего ее тела: сердца, легких, головы, чувствовал ее боль, эту болезнь, этот темный недуг. Смерть. Я знал, что это смерть. И тогда я почувствовал, как моя энергия покидает мое тело и переходит в ее, и у меня появилась надежда, я молился. Я оставался с ней целый день и целую ночь, а когда наступило утро, она умерла.

Ее глаза расширяются, затем вздрагивают, переходя от боли к сочувствию.

— Мне так жаль.

Я сглатываю ком в горле, в груди нарастает волна горя, словно хищный зверь, который только и ждет, чтобы вырваться на свободу и уничтожить меня. Я не часто выпускаю это чудовище. Ему нужна моя скорбь, чтобы выжить.

— Не так жаль, как мне. Не так жаль, как моему отцу, который винил меня в неудаче. Какая польза от этой силы, если я не смог использовать ее, чтобы спасти женщину, которую он любил? Какая от меня польза?

— Но это не твоя вина, — говорит она, качая головой. — Очевидно, она была очень больна. Ты сделал все, что мог.

— Да, но этого оказалось недостаточно, чтобы спасти ее. Какая польза от способности избавляться от головной боли и лечить порезы, если я не смог спасти свою собственную мать, свою родную кровь?

Она тяжело вздыхает и прислоняется к стене пещеры.

— Мне жаль, что ты не смог спасти ее, но ты можешь спасти других. — Она закрывает глаза, опускает голову, прижимает руки к животу, ее дыхание становится прерывистым.

Я не могу смотреть на нее в таком состоянии.

— Ты спас Леми, — говорит она. — Ты можешь исцелять, это твой дар, который ты должен использовать. — Она поднимает голову и встречает мой взгляд, ее глаза наполняются слезами. — Пожалуйста, помоги мне.

Мне следует согласиться. Я должен быть рядом с ней, сделать все, что в моих силах, чтобы помочь.

Но я слышу только голос отца.

Слышу, как он называет меня разочарованием. Что я никогда ничего не добьюсь, потому что провалил свой первый тест. И последний тест.

— Пожалуйста, — снова просит она, отчаяние в голосе почти душит ее. Ее брови сдвинуты, она мучается, молит о помощи, и я ничего так сильно не хочу, как унять ее боль, принести ей облегчение.

Но меня останавливает моя собственная боль, страх перед ней.

— Если у меня не выйдет… — шепчу я.

— Значит так и будет, — говорит она, зажмуривая глаза с тихим стоном. — Ты не можешь причинить мне больше боли, чем та, которую я уже испытываю. — Она умудряется посмотреть на меня, ее взгляд пронзительный. — Ты у меня в долгу.

Она права. Я действительно у нее в долгу. Я многим ей обязан, учитывая, что сделал с ее жизнью.

Я киваю, ощущая прилив решимости, и, прежде чем передумать, снова лезу в свой рюкзак. Я достаю одеяло и расстилаю его на самой мягкой поверхности пещеры, смеси воздушной пемзы и мелкого песка рядом с костром.

— Ложись, — говорю я тихо. — На бок.

Она, шатаясь, подходит к одеялу, падает на четвереньки, а затем принимает позу эмбриона. Боль ощутима. Я задаюсь вопросом, почувствую ли ее боль так же, как чувствовал боль своей матери. Агония иного рода, но все равно это агония.

Я осторожно обхожу ее, чтобы оказаться за спиной, а затем ложусь, стараясь не прижиматься слишком близко, чтобы не вызвать у нее дискомфорт. Я делаю глубокий вдох и медленно кладу руку ей на бок. Она все еще вздрагивает от моего прикосновения.

— Я просто положу на тебя руку, — говорю я, чтобы она точно знала, что я буду делать. — Я положу руку на место, где болит. Просто скажи мне, где.

Она сглатывает, ее дыхание учащается.

Я передвигаю ладонь на ее живот, и она берет мою руку и опускает ее ниже.

Я с трудом сглатываю, стараясь сосредоточиться на задаче, а не на том, куда устремляются мои грязные мысли. Я сосредотачиваюсь на нижней части ее живота, на том, какой он мягкий даже под кожаной броней.

— Это может сработать лучше, если я прикоснусь к обнаженной коже, — говорю я, прижимая губы к ее уху, чтобы она могла услышать меня сквозь непрекращающийся рев песчаной бури за пределами пещеры.

Она кивает, издавая стон боли.

Я раздвигаю место соединения ее бронированного нагрудника и кожаных штанов. Она сразу втягивает живот, и я осознаю, как тяжело дышу, как контролирую каждое свое движение.

Мои пальцы прижимаются к ее обнаженной коже, такой мягкой, излучающей столько тепла, что я чувствую, как оно поднимается по моей руке.

Она ахает.

— Я причиняю тебе боль? — хрипло спрашиваю я.

— Нет, — отвечает она. У нее перехватывает дыхание. — Просто немного щекотно.

Я усмехаюсь про себя, а затем медленно веду ладонью по ее животу, туда, куда она направляла меня раньше. Здесь ее кожа еще мягче, изгиб живота похож на место, где я мог бы отдыхать днями напролет. Я хочу только одного — опустить руку еще ниже, найти то место между ее ног и заставить забыть, что эта боль вообще когда-либо существовала. Это не исцелит ее, но доставит удовольствие нам обоим.

Но я не собираюсь пользоваться девушкой, которая страдает.

Я сделаю все, что в моих силах, чтобы избавить ее от этой боли.

— Здесь? — шепчу я ей на ухо.

— Да, — отвечает она, задыхаясь.

— Ты можешь почувствовать странное ощущение, — предупреждаю я. — Надеюсь, будет не слишком щекотно. Просто тепло. Так мне говорили.

В ответ она стонет от боли.

Я приступаю к делу.

Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на своих внутренних резервах, которые находятся где-то так глубоко, что я даже не уверен, что они могут исходить из моего собственного тела. Возможно, из другого мира. Может быть, из того, где рождаются драконы.

Затем я чувствую, как тепло поднимается, устремляется по моим рукам, мои вены словно наполняются расплавленным золотом и небесной молнией, и через кончики пальцев перетекает в нее.

Она ахает, снова задерживает дыхание, сначала отстраняясь от меня, а затем возвращаясь, чтобы моя ладонь плотнее прижалась к ее коже. Я держу глаза закрытыми, ожидая, когда ее боль перейдет ко мне, готовлюсь к удару.

И она обрушивается на меня, как будто кто-то буквально ударил меня под дых.

Я сдерживаю крик, не желая, чтобы она подумала, что я могу остановиться из-за того, насколько это больно, и стискиваю зубы, когда боль охватывает меня. Это длится недолго, но к тому времени, когда она прокатывается по всему моему телу, я весь в испарине, а пульс бешено колотится.

— Боже мой, — говорит она, тихо вздыхая, и ее голова откидывается назад, прижимаясь ко мне. — Это работает.

— Ты уверена? — спрашиваю я, слишком боясь надеяться.

— Да, — выдыхает она. — Боль уходит.

Улыбка на моем лице может разорвать его пополам. Теперь кажется, что надежду невозможно сдержать.

— Я не знаю, что произойдет, если уберу руку, — предупреждаю я. — Возможно, это работает только пока я прикасаюсь к тебе.

— Тогда не убирай ее. Продолжай прикасаться ко мне, Андор, — говорит она со стоном. — Пожалуйста, не останавливайся.

Черт возьми. Теперь я одновременно невероятно горд тем, что смог избавить ее от боли, и невероятно возбужден.

Она издает еще один сдавленный стон, а затем сдвигается назад, пока не прижимается к моему напрягшемуся члену.

Я сдерживаю стон, но, поскольку мои губы у ее уха, не думаю, что смог его скрыть.

Она прижимается еще ближе, мой член становится тверже камня, а ладонь скользит ниже, пока кончики пальцев не касаются кружевного края ее нижнего белья.

У меня перехватывает дыхание, рука замирает, я разрываясь между тем, что хочу сделать, тем, что думаю, она хочет, чтобы я сделал, и тем, о чем мы договорились.

Мне удается удержаться, прижать пальцы к ее коже и не двинуться дальше.

— Андор, — шепчет она, и в ее голосе слышится то ли облегчение, то ли вожделение, а может, и то, и другое. — Не убирай руку.

Я сам не хочу этого.

— Я попробую прекратить исцеление, чтобы проверить, вернется ли твоя боль.

Она кивает, голова все еще запрокинута назад, ее обнаженная шея прямо перед моими губами, и я вдыхаю еще раз, закрываю глаза и обращаюсь к золотому источнику внутри себя. Я отключаю его, как краны, и энергия рассеивается.

А Бринла все еще прижимается к моему члену, потирая его медленными, мучительными движениями.

— Тебе больно? — шепчу я, прижимая губы к ее сладко пахнущей коже.

— Нет, — отвечает она. — Боль ушла. Все прошло. — Затем она опускается на одеяло. — Она ушла, — говорит она, и ее голос затихает.

Я смотрю на ее лицо.

Ее глаза закрыты, черты лица расслабленные и мягкие, на губах играет легкая улыбка.

Через несколько секунд она засыпает, глубоко дыша в сне, вызванном острым облегчением, ее тело наконец-то расслабляется.

Наконец-то обретает покой.

И этот покой принес ей я.

Медленно, осторожно, чтобы не разбудить, я вытаскиваю руку. Затем опускаю ладонь на ее живот, расслабляясь рядом с ней, прижимая к себе. Я не знаю, как смогу заснуть, когда она так близко ко мне, когда чувствую, как бьется ее сердце, когда сладкий запах ее волос заставляет мою кровь закипать.

Но, к счастью, я засыпаю.