Земля воров

Глава 18

Андор

— Где Бринла? — спрашивает Фит, член моей команды, передавая мне кружку. — Мы собираемся поиграть в карты. Всегда лучше иметь четное количество игроков.

— Думаю, она на палубе, — говорю я, принюхиваясь к напитку. Затем морщусь. — О, Тумбс опять приготовил свой грог?

— Это ром, — объявляет Тумбс, хлопая меня по спине, из-за чего напиток проливается, и воздух наполняется кислым запахом патоки.

— Это грог, — поправляю я. Он протягивает свою кружку, и я с неохотой стучу по ней своей. — На здоровье, наверное.

Я выпиваю эту ужасную жидкость, а все остальные скандируют:

— На здоровье, на здоровье!

Мне удается проглотить ее, и моя кружка вдруг снова оказывается наполненной, и я почему-то держу уже две кружки.

— Эта для Бринлы, — говорит Тумбс. — Девочка ужасно тихая последние два дня. Возможно, ей нужно что-то, чтобы справиться с волнением. Завтра мы высадимся на Земле изгнанников.

— Спроси ее, не хочет ли она поиграть в карты, — добавляет Фит.

Я киваю и поднимаюсь по лестнице на верхнюю палубу с двумя кружками, наполненными грогом.

Здесь, наверху, тихо, ветер устойчивый, море спокойное, а небо усыпано яркими звездами. Первые несколько дней после отплытия из Мидланда море бушевало так же, как и при подходе к нему, но чем ближе мы к Эсланду и Земле изгнанников на юге, тем больше погода меняется. Интересно, может быть, это предзнаменование, предупреждение о том, что впереди все может быть не так спокойно?

Кирни сегодня стоит у штурвала, что очень кстати, когда Тумбс разливает самогонный ром. Я киваю ему, а затем смотрю вниз на палубу и вижу Бринлу на носу, рядом с ней послушно лежит Леми. Она смотрит на залитую лунным светом воду, отблески слегка отливают розовым из-за слабого сияния розовой луны цикла, и, хотя она сидит спиной ко мне, я почти вижу ее серьезное, задумчивое выражение лица.

С тех пор, как мы покинули Мидланд, едва не лишившись своих жизней, она стала немного отстраненной. Иногда я задаюсь вопросом, не вернулась ли ее боль и не пытается ли она ее скрыть. В другие моменты волнуюсь, не сказал ли лишнего. Может быть, я действовал слишком решительно. Я думал, что держу себя в руках, думал, что поступаю благородно и правильно, предлагая отпустить ее. Освободить ее от сделки, которую она изначально не хотела заключать.

Возможно, она жалеет, что не согласилась на мое предложение.

Возможно, как только мы ступим в Темный город, место, в котором я никогда не был, но которое она знает, как свои пять пальцев, она планирует покинуть меня навсегда.

Или заманить в ловушку.

Мун ничего не сказала о ее тете, кроме того, что она ждет нас.

Значит, она будет ждать нас…

Я выкидываю эту мысль из головы. Бринла на днях спасла мне жизнь. У меня нет причин не доверять ей. Тем более, что я постоянно прошу ее доверять мне.

Леми поднимает голову и пару раз стучит хвостом по палубе, когда замечает меня. Честно говоря, мысль о том, что Бринлы не будет рядом со мной, причиняет боль, но я буду скучать по псу почти так же сильно.

Она слегка поворачивает голову и смотрит на меня, но не двигается с места, волны ритмично разбиваются о корпус, словно музыка для моих ушей. Ее волосы заплетены в свободную косу, на ней кожаные бриджи и темно-синяя рубашка, которую она одолжила у меня, подвязав ее веревкой на талии, чтобы она сидела по фигуре. Я никогда раньше не видел женщину в моей одежде, и должен признать, что это влияет на меня, как будто это визуальный знак того, что она моя.

Но я был бы глупцом, если бы думал так, особенно сейчас, когда между нами все настолько хрупко.

— У меня есть кое-что для тебя, — говорю я, протягивая кружку. — Ты не обязана пить. Это ром Тумбса. Ну, грог. Ромовый грог.

Она берет кружку и нюхает ее, морща нос.

— Ах, знаменитый грог Тумбса. Я все гадала, когда же он наконец откроет его.

К моему удивлению, она подносит кружку к губам и с легкостью делает несколько глотков.

— Ого, — говорю я, протягивая руку, чтобы остановить ее. — Осторожно, он очень крепкий.

Она морщится.

— Я знаю.

Затем она залпом выпивает остальное, пока кружка не пустеет, и возвращает ее мне.

— Земные боги, я не знаю, впечатлен или возбужден, — признаюсь я.

Она громко смеется.

— Думаю, это первый раз за несколько дней, когда я слышу твой смех, — тихо добавляю я.

Она быстро берет себя в руки, и я жалею, что вообще упомянул об этом. Мне нравится ее смех. Он звучит как радость и музыка.

— Прости, что я была такая замкнутая, — говорит она, снова глядя на море. — Я нехорошо себя чувствовала.

— Тебя что-то беспокоит? — осторожно спрашиваю я. — Боль вернулась?

Она пожимает плечами.

— Едва заметная.

Я не могу не почувствовать разочарование. Теперь моя очередь выпить. Я делаю несколько глотков, прежде чем мне приходится остановиться. Боги, это ужасно.

Она бросает на меня извиняющийся взгляд.

— Мне стало легче на несколько дней, Андор. Ты сделал больше, чем любое лекарство. Если боль вернется, можешь не сомневаться, что я приду к тебе. Это самое близкое к чуду, что я когда-либо видела.

По крайней мере, я хоть на что-то гожусь, думаю я, правда хотелось бы, чтобы это не было связано с ее болью.

Затем она протягивает руку и берет у меня кружку.

— Можно?

Прежде чем я успеваю что-то сказать, она допивает остатки грога. Я беру кружку из ее рук, прежде чем она уронит ее, и пристально смотрю, пытаясь понять, почему она решила надраться в стельку.

— Ты в порядке? — спрашиваю я. — Потому что ты пьешь ромовый грог, словно с тобой что-то не так. Даже Тумбс не выпил бы столько так быстро, а он пьет его на завтрак.

— Я просто немного волнуюсь, — говорит она, потирая руки и глядя на луну. — Я не знаю, что будет, когда доберусь туда. Я не знаю, согласится ли Эллестра уехать с нами или будет возражать, возможно, она попытается убить тебя. Или Леми решит, что не хочет уезжать. Я не знаю. Этот город всегда был для меня домом — хотела я этого или нет — и мысль о прощании пугает меня. Возможно, это к лучшему, но… я знаю, что если уеду, больше никогда не вернусь. И хотя люди там могут казаться подавленными и ожесточенными, они добрые, несмотря на грубость, и преданные, и я вписываюсь в этот мир. Я не вписываюсь в Норланд, и особенно в семью Колбеков.

— Я не хочу, чтобы ты вписывалась, — говорю я. — Я хочу, чтобы ты оставалась такой, какая есть. Пусть все остальные приспосабливаются.

— Тебе легко говорить, — говорит она, бросая на меня язвительный взгляд.

Моя грудь раздувается от негодования.

— Это не так. Я не приспосабливаюсь. Мне это дается с трудом.

Она улавливает тон моего голоса.

— Тебе ни за что не приходится бороться, Андор.

Я качаю головой.

— Я паршивая овца в семье. Изгой. У всех есть свое дело в семейном бизнесе, кроме меня. Потому что отказываюсь делать что-то по их указке… — Я замолкаю, понимая, что это не совсем так. — Или, вернее сказать, не потому, что я не хочу, а потому, что не могу. Я снова и снова пытался выполнять ту роль, которую сейчас играет мой дядя. Я пытался быть Мастером Монет, вести учет, организовывать рейды, следить за тем, что изобретает Штайнер и сколько денег нужно армии, но у меня ничего не получалось. Я просто не смог. Мой мозг работает иначе, как будто физически не позволяет мне делать это. Как будто передо мной каменная плита, и я не могу преодолеть ее. Я все порчу, все забываю, я полная катастрофа. И как бы ни старался быть таким, каким меня хочет видеть мой отец, я просто не могу.

Я прерывисто вздыхаю и смотрю на волны.

— Поэтому я приспосабливаюсь, но единственным способом, которым могу. Я нахожу что-то другое, что больше никто не будет делать, потому что не настолько глуп, чтобы пытаться.

— Я тоже ворую яйца, — говорит она.

— Да, и тебе за это платят. Мне — нет. Я делаю это, потому что только так чувствую, что вношу свой вклад, что от меня есть какая-то польза. Я знаю, что мой отец мог бы нанять воров — уверен, он с удовольствием оставил бы тебя и избавился от меня. Но пока я выполняю свою работу и делаю это достаточно хорошо, я вношу свой вклад. И все же… я все еще нахожусь на задворках семьи. Я не принадлежу к ней. Я просто Андор, сын, о котором мой отец думает, чтобы лучше бы мня никогда не было. — Я заглядываю в кружку. — Черт. Теперь и я готов выпить все.

Она протягивает руку и кладет ее на мою.

— Твой отец идиот, Андор. Твой дядя тоже. Ты заставляешь их чувствовать себя ничтожными, потому что ты здесь рискуешь жизнью, убиваешь драконов и добываешь то самое вещество, благодаря которому твой Дом процветает. Они завидуют тебе и всегда будут завидовать, потому что ты знаешь, кто ты, и тебе плевать, если кому-то это не нравится. Итак, где нам взять еще грога? Очевидно, сегодня вечером он нужен нам обоим.

Мы идем по палубе, и ее слегка пошатывает, алкоголь наконец начинает действовать. Когда мы спускаемся вниз, карточная игра уже в разгаре.

— Я думал, ты хотел, чтобы Бринла присоединилась, — говорю я Фиту и показываю Тумбсу, чтобы он принес мне еще две кружки ромового грога.

— Я не дождался, — говорит Фит, тасуя карты. — Мне не терпится заработать немного золота богини, прежде чем мы доберемся до Темного города. Я хочу купить один из тех легендарных чаев из лавы, которые возбуждают женщин, когда они его пьют. — Он смотрит на Бринлу. — Эти чаи действительно существуют?

— Никто из вас не будет покупать никакого возбуждающего чая, — говорю я, пристально глядя на них, пока никто не подхватил эту идею. — Никто из вас даже не войдет в Темный город.

— Что? — говорит Тумбс, подходя с кувшином ромового грога. — Мы не позволим тебе идти одному.

— Я не один. Со мной Бринла. Чем меньше нас будет, тем лучше. Поверьте, вам не захочется привлекать к себе внимание, когда вы будете там. Вы можете помочь нам добраться до входа в город на случай, если на нас нападет Черная гвардия или кочевники из других мест, но после этого мы будем сами по себе.

Я смотрю на Бринлу, ожидая, что она поддержит меня в этом вопросе, но она потягивает свой грог и уже выглядит изрядно пьяной.

— Мне это не нравится, — говорит Тумбс. — И когда я скажу об этом Кирни, ему это тоже не понравится.

Он с тревогой смотрит на Бринлу, и я понимаю, что он не хочет, чтобы я оставался с ней один на один, не в Темном городе. Но я должен доверять ей, если хочу чего-то добиться. Единственная причина, по которой мы отправились в эту поездку на юг Эсланда, — это забрать тетю Бринлы, и я не посмею нарушить свое обещание. Сейчас нет смысла беспокоиться об этом.

Тумбс отодвигает стулья для Бринлы и меня, и мы садимся за карточный стол. Теперь я пью медленнее, и надеюсь, что Бринла тоже притормозит, но, возможно, она хочет расслабиться. Она многое пережила, и после всего, с чем она столкнулась, думаю, ей это нужно.

Парни, похоже, в хорошем настроении, несмотря ни на что. Я начинаю думать, что большинство из них, вероятно, испытали облегчение от того, что им не придется посещать Темный город. Бринла может относиться к нему с нежностью, но у этого места неспроста дурная репутация, и оно, вероятно, сожрало бы мою команду заживо.

Карточная игра продолжается, и Бринла присоединяется к ней, пока не проигрывает все деньги, которых у нее нет, и не проявляет достаточно здравого смысла, чтобы остановиться.

Наш корабль плывет дальше.

Пьянство продолжается.

Карточные игры заканчиваются.

И в конце концов команда расходится, а мы с Бринлой остаемся сидеть бок о бок за пустым столом, наши стулья прижаты друг к другу.

Моя рука на ее бедре.

Ее голова на моем плече.

Мы ближе, чем должны быть.

Но я не двигаюсь ни на дюйм.

— Ну, что думаешь? — спрашиваю я, касаясь губами ее макушки. — Пора спать?

Она хихикает. Она хихикала всю ночь.

— Только если мы будем спать вместе, — говорит она с придыханием.

Я сглатываю, мое тело напрягается от этих слов и от того, что я услышал в ее голосе.

— Боюсь, это невозможно, — говорю я, стараясь сохранять непринужденный тон. — Каюты слишком малы для таких шалостей.

— Пол подойдет, — говорит она, поднимая голову, чтобы посмотреть мне в глаза. — Можем даже стоя.

Я сильно прикусываю губу. Блядь. Не думаю, что я это переживу.

— Думаю, мы оба немного пьяны, — говорю я.

Она хмурится, слегка надувая губы.

— Ты меня не хочешь?

Она серьезно меня об этом спрашивает?

— А ты как думаешь? — удается мне сказать.

— Думаю, ты должен меня поцеловать, — шепчет она, ее пьяный взгляд скользит по моему лицу. — Думаю, ты должен показать мне.

Я сглатываю ком в горле.

— Я думаю, что с моей стороны было бы не по-джентльменски воспользоваться пьяной женщиной.

Она улыбается, и это так чертовски красиво, что я едва могу дышать. Чувственность в ее глазах, игривость ее губ. Та ее сторона, о которой я мог только мечтать ночами, которую представлял себе снова и снова.

— Кто сказал, что мне нужен джентльмен? — говорит она томным голосом. — Может, я из тех женщин, которые напившись рома, ценят животных.

Мои ноздри раздуваются, меня пронзает желание, член болезненно твердеет и напрягается под ширинкой брюк.

— Не искушай меня.

— Или что? — спрашивает она, поднимая руку и легко проводя пальцами по затянувшимся порезам на моей скуле. — Что произойдет, если у меня получится? Что ты со мной сделаешь?

Я закрываю глаза, мне нужно отвлечься от похоти в ее взгляде.

— Хорошенько выпорю, для начала, — отвечаю я, и мой голос срывается на рычание. — Может быть, немного придушу, пока буду этим заниматься.

Она замолкает, ее пальцы застывают на моей коже.

Я открываю глаза, ожидая увидеть на ее лице ужас от моего ответа.

Вместо этого я вижу что-то похожее на любопытство. И желание. Ее губы слегка приоткрыты, она тяжело дышит, показывая розовый язык за мягкими губами, и я знаю, что если в ближайшее время что-нибудь не предприму, то в конечном итоге совершу поступок, о котором пожалею.

Не всегда легко быть человеком чести.

— Я не помешал? — спрашивает Тумбс, подходя к нам кружкой в руке, его взгляд мечется между нами.

— Просто собираюсь проводить Бринлу в ее каюту, — говорю я, осторожно вставая, чтобы она не упала.

Она улыбается, глядя на Тумбса, и показывает ему язык.

— Ты мешаешь, — говорит она, слегка заплетающимся языком. — Я пытаюсь его соблазнить.

Тумбс бросает на меня веселый взгляд.

— Соблазнить его? Хотел бы я посмотреть, как ты это сделаешь. Единственный оставшийся приличный Колбек, если вы не возражаете, что я так говорю. Он может позволить себе немного поступиться своими моральными принципами.

Я вздыхаю и, подхватив Бринлу под мышки, с трудом поднимаю ее на ноги.

— Сегодня никто никого не соблазняет. Завтра у нас важный день.

— Ты отведешь меня в постель? — спрашивает она. Если бы я не поддерживал ее, она бы распласталась на палубе.

— Да, — говорю я и почти несу ее мимо Тумбса к каюте. Леми встает и идет за нами, с беспокойством глядя на свою хозяйку. Из того, что я узнал о Бринле за последний месяц, она редко теряет бдительность, редко позволяет себе расслабиться и стать уязвимой. Учитывая это, я только укрепляюсь в своем решении поступить правильно, чтобы завтра она не жалела об этом. — Тебе нужно выспаться, — говорю я. — Нам всем нужно.

— Пока, Тумбс, — говорит она, лениво помахав ему рукой и послав ему воздушный поцелуй.

— Богини, — слышу я бормотание Тумбса, когда мы выходим из камбуза, и не могу удержаться от смешка.

— Что смешного? — спрашивает она, когда я ногой открываю дверь ее каюты.

— Да ничего особенного, просто Тумбс, кажется, влюбился в тебя.

— Ну хоть кто-то, — говорит она, горько улыбаясь.

Моя кожа тут же начинает пылать, как будто на корабле внезапно стало слишком душно и жарко. Мне нужен свежий воздух. Мне нужно окунуть голову в море. И мне нужно, чтобы Бринла легла спать, иначе она поведет меня по пути, о котором я потом пожалею.

О, но какой это был бы прекрасный путь.

Не помогает то, что ее каюта кажется невыносимо маленькой. Леми заходит и терпеливо садится у ее кровати, занимая половину свободного пространства. Я веду ее к краю кровати и усаживаю. Она слегка покачивается взад-вперед, пока я приседаю у ее ног и пытаюсь стянуть с нее ботинки. Но прежде чем я успеваю это сделать, она начинает заваливаться назад.

Я действую быстро, хватая ее за плечи и затылок, прежде чем она ударится о стену.

Она хихикает и наклоняется вперед, прижимаясь своим лбом к моему и обхватывая мою шею руками.

— Богини, — невольно шепчу я, наши губы слишком близко друг к другу.

— Теперь они тебе не помогут, — тихо говорит она.

Затем она приподнимается, ровно настолько, чтобы коснуться моих губ своими.

Я закрываю глаза, теряя самообладание, ожидание наконец закончилось.

Это то, чего я хочу.

Это все, чего я хотел с тех пор, как увидел ее.

И она одурманивает меня своим коварством, заставляет меня соскользнуть в водоворот.

Я не могу дышать, не могу говорить, все, что я могу сделать, это открыть рот пошире, высунуть язык навстречу ее языку и поцеловать глубоко, отдавая все, что у меня есть.

— Черт, — хриплю я в ее губы, крепко сжимая ее волосы в кулаке, пока она не издает стон, и этот звук отдается прямо в моем члене. Боги, я не думаю, что смогу устоять, удержаться от того, чтобы целовать ее, прикасаться к ней, трахать ее до изнеможения.

Затем Леми фыркает.

Это придает мне сил и решимости.

Я отстраняюсь, сжимая челюсти и пытаясь глубоко вдохнуть.

— Думаю, пора пожелать тебе спокойной ночи, — говорю я хриплым голосом, прижимаясь лбом к ее лбу и тяжело дыша.

— Ты не хочешь меня, — говорит она так тихо, с таким стыдом, что мне кажется, будто у меня ломается одно из ребер.

Я беру ее руку в свою и кладу на мой член, твердый, горячий и пульсирующий под тканью.

— Тебе кажется, что я не хочу тебя? — с трудом выдавливаю я, прижимая ее руку к себе, борясь с желанием потереться о ладонь. Мне не потребуется много времени, чтобы кончить после всего этого.

Леми снова фыркает, давая понять, что пора уходить.

Я бросаю на него сердитый взгляд.

— Ты можешь нам помешать только сегодня, пес, — ворчливо говорю я. — Это сработает один раз.

Он пристально смотрит на меня с дикой, преданной интенсивностью, не двигаясь с места. Если бы я не знал его лучше, то подумал бы, что он вот-вот зарычит на меня.

Я оглядываюсь на Бринлу, гадая, что она скажет. Но ее рука опускается, а глаза закрываются. Я едва сдерживаюсь, чтобы не сказать ей, что это уже второй раз, когда она засыпает после того, как вызвала у меня невыразимое возбуждение, но я не хочу провоцировать ее. Так будет лучше для всех.

— Хорошо, — тихо говорю я, осторожно укладывая ее на кровать. Я подхожу к краю, стягиваю с нее ботинки, дважды подумав, прежде чем снять с нее остальную одежду, а затем натягиваю на нее одеяло до самого подбородка.

Я опускаю руку ей на голову, глядя на нее с всепоглощающей нежностью, которая захлестывает меня, как буря, разрывая мое сердце на куски, и наклоняюсь, чтобы нежно поцеловать ее в лоб.

— Спокойной ночи, Бринла, — шепчу я, прикоснувшись к ее коже, прежде чем отстраниться. — Пожалуйста, не испытывай ко мне ненависти завтра.

***

Земля изгнанников появляется на горизонте, как нечто из бесплодного сна. Белая дымка, едва различимая за мерцающими линиями зноя и морем. Чем ближе мы подходим, тем больше дымка приобретает очертания земли цвета дюн, которая плавно поднимается от берега. Ряд острых скал и ущелий ограничивает ее с севера, служа естественной границей между Землей изгнанников и остальной частью Эсланда, в то время как земля к югу становится более пологой. Вдали виднеются меловые горы, тянущиеся к гигантскому вулкану. Я полагаю, что он бездействует, поскольку из кратера не поднимается дым, но все равно это грозное чудовище.

И где-то там, в пустых лавовых трубах, оставшихся после последнего извержения вулкана, находится Темный город.

— Издалека он выглядит так красиво, правда? — говорит Бринла, подходя ко мне.

Я смотрю на нее, удивленный тем, что она уже проснулась. Большинство членов команды еще спят.

— Я думал, ты будешь спать дольше, — говорю я, замечая темные круги под глазами и тревожную бледность, хотя она все равно выглядит потрясающе, даже в этом резком свете пустыни.

— Я проснулась с учащенным сердцебиением и тошнотой, — признается она. — Подумала, что свежий воздух будет для меня лучшим лекарством.

— Ты, наверное, права. Хотя Тумбс скоро должен начать раздавать лекарство от похмелья.

Она морщится и щурится от солнечного света.

— Полагаю, я должна перед тобой извиниться.

— За что?

— За то, что вчера вечером вела себя как полная идиотка.

— Это не так, — говорю я. — Ты просто была пьяна.

— Это одно и то же.

— Нет, — говорю я, осторожно пихая ее локтем. — Поверь мне, я знаю. Ты была в порядке. Более того, ты была лучше, чем в порядке. Было приятно видеть тебя с распущенными волосами, так сказать.

При этих словах ее глаза широко распахиваются. Она сглатывает.

— Я… — начинает она.

— Ты что? — спрашиваю я, слишком наслаждаясь этим.

Она облизывает губы, нахмуривает брови и отворачивается.

— Неужели я… Неужели мы…У меня есть воспоминание, ощущение…

— Ах, — говорю я, успокаивающе улыбаясь ей. — Ты была пьяна, это точно, но ты была в порядке. Ты не сделала ничего глупого.

На ее лице появляется облегчение, а плечи расслабляются.

— О, слава богам, — говорит она, нервно улыбаясь мне.

Я киваю и снова смотрю на берег.

— Но ты все-таки поцеловала меня. — Она ахает. — Извини, что это было не очень запоминающимся, — добавляю я.

Я смотрю на нее с улыбкой, а она моргает, ее лицо бледнеет еще больше, она прижимает руку к груди.

— Мне так жаль, — говорит она, лишь мельком взглянув на меня. — Не знаю, что на меня нашло.

Я смеюсь.

— А я знаю. Ты выпила слишком много грога, и твои запреты улетели за борт. Не волнуйся, в основном, я нашел это забавным.

Она прерывисто выдыхает.

— Мы не…

Я качаю головой и прислоняюсь к перилам лицом к ней.

— Нет. Больше мы ничего не делали. Твой пес этого бы не допустил.

Она выглядит огорченной.

— Думаю, это хорошо. Подожди. Тебе это показалось, в основном, забавным?

Я бросаю на нее многозначительный взгляд.

— Мне было приятно увидеть тебя с этой стороны, лавандовая девочка, — говорю я, понизив голос. — И я призываю тебя почаще выпускать ее наружу. Но мне бы хотелось, чтобы в следующий раз ты была трезвой. Чтобы я мог принять твое предложение и не позволять своей глупой морали мешать мне. Хотя должен сказать, что если бы не твой пес, возможно, сегодня утром у меня было бы на одну моральную норму меньше.

Ее темные глаза слегка расширяются, и я беру ее за руку и сжимаю.

— Отказать тебе — было одним из самых трудных решений, которые мне приходилось принимать.

Она громко сглатывает, и я провожу большим пальцем по ее костяшкам, понимая, что, возможно, перехожу границы, но после прошлой ночи, надеюсь, что теперь могу.

— Это был лучший поцелуй в моей жизни, — добавляю я. — Надеюсь, однажды ты решишь повторить его.

Ее щеки заливает румянцем, и она качает головой, глядя вниз на палубу.

— Кажется меня сейчас стошнит.

Я смеюсь и отпускаю ее руку.

— Именно то, что хочет услышать мужчина. Мало того, что ты не помнишь поцелуй, так тебя еще и тошнит от упоминания о нем.

Она поднимает голову и бросает на меня страдальческий взгляд, не зная, что ответить.

— Я просто дразню тебя, — говорю я, шлепнув ее по руке, и наклоняюсь ближе. — И я довольно хорош в этом.

Затем я ухожу с палубы, чтобы обсудить с Тумбсом наш план по высадке, чувствуя, как Бринла смотрит мне вслед.

— Уже скоро, да? — спрашиваю я Тумбса, занимая место рядом с ним у руля.

— Скоро, — соглашается он. — Тебе нужно разбудить остальных членов команды. Удивлен, что дама держится на ногах.

— Она крепче, чем кажется, — говорю я.

— Это меня и беспокоит, — говорит он, понизив голос.

— Я знаю, — отвечаю я, глядя в его добрые глаза. — Но я готов пойти на этот риск.

— Потому что ты влюблен в нее, — говорит он грубовато.

— Да, — соглашаюсь я с долгим вздохом. — Я влюблен.

— Добром это не кончится, Андор, — говорит он.

Я не обращаю внимания на боль под ребрами.

— Нет. Скорее всего. Но я уже привык к этому.

Теперь он вздыхает и кладет свою большую ладонь мне на плечо.

— Я просто не хочу, чтобы тебе было больно, мой мальчик. Я хочу ей доверять и хочу, чтобы она подошла тебе. Может быть, так и будет, что я знаю? Я старый ворчливый морской капитан. Но я все равно волнуюсь. Ты заслуживаешь хорошую женщину, равную себе…

— Она хорошая женщина и подходит мне, — говорю я, и мой тон звучит резче, чем я хотел.

Он моргает.

— Возможно, — соглашается он. — Но даже если вернешься с ней и ее тетей, даже если она будет продолжать работать на Дом Колбек… что ты будешь делать с женщиной, с которой помолвлен?

Я закрываю глаза, и негодование закипает во мне, как кислота.

— Я ни с кем не помолвлен, — твердо говорю я. — Это всего лишь мечта моего отца. Я не давал согласия на это.

— Потому что в этом нет необходимости, — говорит он. — Потому что это единственное, о чем твой отец когда-либо просил тебя, и что ты в состоянии ему дать.

Черт.

— Мы с принцессой даже не знакомы, — говорю я ему. — Мы никогда не встречались.

— Ты же знаешь, что для Домов это не имеет значения. Поэтому я чертовски благодарен, что не богат. Я могу жениться на ком захочу и отвергать столько дам, сколько захочу, — добавляет он с усмешкой.

— Видар — настоящий наследник, — говорю я. — Именно его будут женить. Мой отец считает, что союз между нами и Альтусом Дугреллом — это путь вперед, но пусть королевские семьи сами решают эту проблему. Мы не королевские особы, так почему на нас должно оказываться такое давление?

Он просто пристально смотрит на меня. Мы обсуждали это много раз. Дело в том, что, хотя мой отец и предполагает, что я женюсь на принцессе Фриде королевства Альтус Дугрелл, ни одна из сторон никогда не давала никаких обещаний. Я не думаю о ней, не думаю о браке. Этого не произойдет, как бы сильно не давил на меня отец.

Хотя, наверное, в какой-то момент я был более склонен пойти на это.

Все изменилось с тех пор, как я встретил Бринлу.

Я смотрю на нее, стоящую на носу корабля, ее лавандовые волосы развеваются на ветру ее родной земли, Леми стоит рядом с ней. Мне не нужна принцесса. Мне нужна воровка.

— Твое счастье — мое счастье, мальчик, — говорит Тумбс, возвращая руку на штурвал. — Я надеюсь, что ты получишь именно то, что хочешь. Ты это заслуживаешь.

Я благодарно улыбаюсь ему, хотя сейчас трудно игнорировать напряжение в груди. Так много поставлено на карту.

— Пойду разбужу команду, — говорю я.