Земля воров

Глава 36

Андор

Я привык разочаровывать людей, особенно когда дело касается моей семьи.

Но когда мы с Бринлой столкнулись с поисковой группой Видара, Кирни и Белфаста на обратном пути из пещеры змеедрага, и я увидел выражение лица моего брата, сообщив ему, что мы потеряли яйцо бессмертия, это было как удар ножом в сердце.

Казалось, ему было все равно, что я умер. Буквально умер. Меня почти разорвал надвое смертодраг, а затем вернула к жизни настоящая богиня — мать Бринлы, которая целиком состоит из лавы. Нет, Видару все это было безразлично. Ему было важно только то, что Бринла украла яйцо, которое затем было уничтожено, что свело на нет всю операцию.

Я не имею права осуждать Бринлу. В конце концов, я держал в секрете принцессу Фриду, а также план ограбления, так что, полагаю, мы квиты. И теперь я знаю, что судьба изменила наш путь. Яйцо никогда не было предназначено нам.

Я рад, что мой отец не сможет им воспользоваться. Хотя оно дало бы Колбекам и армии Элгинов, королевскому дому, преимущество в долгосрочной перспективе, мы бы затеяли опасную игру с тем, чего не понимаем до конца. Я не могу не думать о Предвестнице, о том, как Бринла описывала, что Леми разорвала ей горло и сожрал лицо, и то, что она все же смогла выжить после этого и преследовать их. Предвестница будет вынуждена оставаться такой навечно? От этого нет спасения?

Но нам больше не нужно об этом беспокоиться. Да, возможно, есть еще яйца. Скорее всего, есть. Но сейчас мы должны отпустить эту опасную мечту и сосредоточиться на реальной опасной мечте, которая у нас в руках.

Прежде чем мы столкнулись с поисковой группой, мы с Бринлой нашли оплодотворенное яйцо смертодрага, надежно хранившееся в моей сумке, которую я выронил, когда дракон напал. Мы забрали яйцо и оставшиеся флаконы с суэном с собой, не зная, сможет ли Штайнер спасти яйцо, поскольку оно так долго находилось без тепла матери. Но как только мы вернулись на лодку и отплыли, Штайнер поместил яйцо в инкубатор, и мы смогли увидеть слабый пульс его сердца под специальным светом, дракон внутри все еще жив и растет.

Как я уже сказал, еще одна опасная мечта. Идея воспитывать смертодрага совершенно безумная. Слова Волдансы все еще звучат в моей голове, даже после многодневного путешествия домой. Драконы помнят, что с ними сделали.

Возможно, это лучшее, что могло случиться с домом Колбек.

Или худшее.

— Удачи, брат, — шепчет мне Видар, когда мы покидаем карету.

Я выхожу на широкую дорогу за пределами Штормглена, мой дом сегодня выглядит особенно внушительно. Полагаю, есть вероятность, что он перестанет быть моим домом, когда мой отец узнает о том, что произошло. В конце концов, единственная причина, по которой я добился расторжения помолвки с принцессой Фридой, заключалась в том, что пообещал вместо этого достать яйцо бессмертия.

А вот и мой отец выходит из ворот в сопровождении дяди. Высокая, долговязая фигура моего отца выглядит особенно устрашающе в его длинном черном одеянии. Он хлопает в ладоши в радостном предвкушении, от чего мое сердце превращается камень.

О, я в полной заднице.

— Все будет хорошо, — тихо говорит Бринла, когда мой отец приближается, и слегка сжимает мою руку. — Я возьму вину на себя.

— Ты этого не сделаешь, — я практически шиплю на нее. — Ты не скажешь ни единого проклятого слова. Пообещай это. Пообещай мне.

Я вижу, что она собирается возразить мне, но молча сжимает губы и кивает.

— Итак, скажи мне, у тебя все получилось? — спрашивает мой отец, останавливаясь передо мной. — Ты нашел яйцо бессмертия?

— Да, — отвечает Видар, и я никогда не видел, чтобы глаза моего отца так загорались. — И нет.

Мой отец хмурится, его губы уже скривились в угрюмой гримасе. Это длилось недолго.

— Что значит — нет? — спрашивает он резким, властным голосом.

— Ограбление прошло успешно, благодаря Бринле, — говорю я. — Мы проникли в монастырь, и она украла яйцо. Однако оно разбилось, когда Бринла пыталась спасти мне жизнь. Она спасла мне жизнь.

Я чувствую, как Штайнер пристально смотрит мне в затылок, и молча прошу его промолчать. Ему так трудно лгать, но мы все решили, что это лучший вариант поведения с моим отцом. Я возьму на себя всю вину, но это будет несчастный случай. Мы скажем ему, что яйцо было разбито, когда мы пытались сбежать. Все мои товарищи согласились с этим, как и свободные жители, невольно втянутые в наши дела. Они сейчас находятся в Менхейме, пытаясь начать новую жизнь, а Тумбс и Кирни помогают им устроиться.

Убедить Видара и Штайнера было сложнее, но я постарался создать впечатление, что мой отец найдет способ обвинить их обоих, если правда выйдет наружу — что они позволили Бринле украсть яйцо у них из-под носа. Видар согласился первым. Штайнера было сложнее убедить из-за его морального кодекса, но, когда я сказал, что наш отец, вероятно, прикажет убить Бринлу, он наконец согласился.

— Разбилось? — с насмешкой говорит мой дядя. — И вы не собрали желток?

— Они собрали, — говорит Штайнер. Я удивленно смотрю на брата. — Они сохранили желток и принесли его мне. Но когда я попытался очистить его на корабле, он уже испортился. Думаю, яйцо было настолько старым, что потеряло свою ценность в момент контакта с воздухом. Даже если бы мы сохранили яйцо, я ничего не смог бы сделать.

Милый, славный Штайнер. Я никогда не испытывал такого облегчения и гордости за него.

— Понятно, — говорит мой отец. — Что ж, это просто ужасная неудача, не так ли? — Его ястребиный взгляд останавливается на мне, когда он начинает наступать на меня, сцепив руки за спиной. — Особенно для тебя, Андор. Без яйца бессмертия у нас нет ничего, что могло бы укрепить отношения Норланда с Альтусом Дугреллом. Ничего, кроме твоей женитьбы на принцессе Фриде.

Бринла застывает рядом со мной, и я тянусь и беру ее за руку, чтобы отец это заметил.

— Что я по-прежнему отказываюсь делать, — говорю я, расправляя плечи. Я не собираюсь позволять ему и дальше запугивать меня. — Я не женюсь на принцессе Фриде.

— Из-за нее. — Он с презрением кивает в сторону Бринлы, хотя и отказывается смотреть на нее.

— Из-за нее, — говорю я. — Потому что я не марионетка на ниточках. Я твой сын, и у меня есть своя жизнь и свои мечты, мечты, за которые ты унижал меня с тех пор, как умерла моя мать. Мы — твоя семья, твои дети, твоя плоть и кровь. Разве это для тебя ничего не значит? Разве в твоей груди нет сердца, которое велит быть отцом, а не правителем? Разве ты не видишь, что твое презрение к собственным детям — это именно то, что разрушит нашу семью, а не объединит нас?

Мой отец продолжает смотреть на меня, не мигая, так неподвижно, что я удивляюсь, как могу быть его сыном, когда мое сердце бьется как сумасшедшее, ладони потеют, и я чувствую, что земля вот-вот поглотит меня целиком. Все внутри меня беспорядочно, хаотично и реально, а он просто статуя со льдом в венах.

— Берите ее, — холодно говорит он, и прежде чем я успеваю осознать, что происходит, из-за спины моего дяди выходят два охранника и хватают Бринлу. Она кричит, Видар кричит, и начинается хаос.

Леми лает и выскакивает из кареты перед Бринлой, готовясь к атаке, но она быстро дает ему понять своим пристальным взглядом и движением запястья, чтобы он остался на месте, не желая, чтобы он пострадал.

Он слушается, опускается на задние лапы, но яростно рычит, и это отвлекает внимание всех, давая мне возможность действовать.

Я хватаю отца сзади, уже обнажив кинжал и приставив к его шее.

— Отпустите Бринлу, или я прикончу его, — приказываю я.

— Андор! — кричит мой дядя, направляясь ко мне. — Отпусти его!

— Отойди, — говорю я. — Я это сделаю.

— У тебя кишка тонка, — усмехается мой отец.

— У меня больше мужества, чем у тебя когда-либо будет, — говорю я, вжимая кинжал глубже, настолько, что он задыхается, и я понимаю, что пролил кровь.

— Андор, пожалуйста, — говорит Видар, медленно приближаясь ко мне с поднятыми руками, как будто я дикий зверь. Возможно, я того заслуживаю, но даже несмотря на то, что кровь шумит в моей голове, а сердце бьется как сумасшедшее, я полностью контролирую себя и мыслю ясно.

— Я отпущу его, — говорю я. — Я не причиню ему боль. Все, что он должен сделать, — это отпустить Бринлу и пообещать, что она будет в безопасности в этом доме, пообещать, что он никогда не будет преследовать ее. Что он принимает то, что она со мной, что она — женщина, которую я люблю, и никакие угрозы, разочарованные взгляды или злобные комментарии не заставят меня изменить свое решение. Я не женюсь на принцессе. Я выбираю Бринлу своей женой, так же как я сам буду принимать каждое следующее решение в своей жизни. Не для тебя, не для синдиката, а для себя. — Я с трудом сглатываю, встречаясь с полными страха и слез глазами Бринлы. — Ради нее.

Мой отец ворчит, ничего не говоря.

Я вдавливаю кинжал глубже, пока он не начинает извиваться.

Все остальные молчат. Все ждут, когда мой отец сдастся.

— Ладно, ладно, — говорит он. — Стражи, отпустите женщину.

Охранники немедленно отпускают Бринлу и отступают. Она вынимает из ножен свой меч и сжимает его в руке в качестве предупреждения, на всякий случай.

Но я не отпускаю отца.

— Обещай мне, что она сможет свободно жить в нашем доме, что ты не причинишь ей вреда, ни ты, ни твой брат, или, клянусь богинями, я убью вас обоих во сне.

— Хорошо, хорошо, — говорит он.

— Обещай!

— Я обещаю. — Он практически умоляет. Я не думаю, что кто-то из нас когда-либо видел его таким.

Поэтому я отпускаю его.

Он, спотыкаясь, отходит от меня к своему брату, хватаясь за окровавленное горло, из которого сочится лишь струйка крови.

— Но ты больше не мой сын, — говорит он.

Я пожимаю плечами, возвращая кинжал на место.

— И я уверен, что это ни черта не изменит в наших отношениях.

Мы смотрим друг на друга в течение нескольких секунд, между нами пульсирует ненависть и враждебность. Хотя сейчас в воздухе витает еще что-то, что усложняет ситуацию. Мне кажется, я вижу проблеск уважения. Лучше не зацикливаться на этом.

Штайнер откашливается за моей спиной. Я поворачиваюсь и вижу, как он тянется к двери кареты.

— Пожалуй, сейчас подходящий момент, чтобы сказать, что у нас есть утешительный приз, отец.

Он забирается внутрь и выносит гигантское яйцо смертодрага, с трудом поднимая его, но все же справляясь.

— Что это? — устало спрашивает мой отец хриплым голосом.

— Оплодотворенное яйцо смертодрага, — отвечает Штайнер. — Как ты и просил. Хотя, технически, ты просил яйца циклодрага, но нам пришлось обойтись тем, что было.

— Вы притащили оплодотворенное яйцо смертодрага? — выпаливает мой дядя. Он разводит руками. — Где, черт возьми, мы будем выращивать эту гигантскую тварь, когда она вылупится?

Штайнер пожимает плечами.

— Уверен, мы что-нибудь придумаем.

Я смотрю на отца. Он уставился на яйцо, его выражение лица меняется с яростного на восторженное. Не такое счастливое, как от мысли, что он станет бессмертным, но близко. Вероятно, он представляет себе сорокафутового дракона, и себя в качестве всадника, уничтожающего врага в какой-нибудь будущей войне. Если бы я действительно хотел подразнить его, я бы сказал, что он никогда не сможет его обучить и что Бринла — единственная, кому это под силу, или, по крайней мере, единственная, кого дракон не съест.

Но поскольку мой отец выглядит счастливым, даже злобно счастливым, это означает, что давление на меня спало. Я больше не интересую его, как и Бринла.