Невозможная хозяйка таверны "Драный кот"

Глава 37

Я резко распахнула глаза. Мир передо мной сначала казался размытым, но потом я поняла, что просто не дышала. Медленно, болезненно вдохнула, ощущая, как сердце бешено колотится в груди. Тепло от камина гладило кожу, а мягкая обивка кресла успокаивающе обнимала плечи. Огонь в очаге отбрасывал причудливые тени на новые резные панели, превращая драконов и волков в живых существ, танцующих на стенах. Хати и Сколль, извечные преследователи небесных светил, словно ожили в этой игре теней, напоминая о неотвратимости судьбы. Как и эти мифические волки, я тоже гналась за своей правдой, зная, что когда настигну её, она может оказаться разрушительной. Догнала…

Она стояла перед выбором, а я — невидимый свидетель — не могла ничего изменить. Я знала, что она выберет, но всё же надеялась, что выберет себя. Я стиснула зубы, в груди сжалось глухое, вязкое разочарование. Локи дал бы ей защиту. Он действительно хотел её спасти, по-своему. Возможно, тогда она бы осталась жить. Свет из окна падал на пол золотистыми полосами, напоминая о том, как сверкали волосы бога обмана.

Но она доверилась другому бессмертному, который просто создал возможность и… ушёл. Тени в углах комнаты сгустились, словно откликаясь на мои мысли. Руки дрожали. Я хотела злиться, хотела плакать, но не могла. Только странная, жгучая горечь наполняла меня, выжигая изнутри.

— Ну и мерзавец, — глухо произнёс папа, вырывая меня из терзающих мыслей. Он отложил листы с записями на столик между креслами и провёл рукой по лицу, словно стирая с себя то, что только что прочитал. В этом простом жесте читалась усталость человека, который слишком много повидал. Я понимала, что в записях было не всё, что я увидела. Там были сухие факты, скорее всего, отчёт на военный манер. Но папа умел читать между строк. Горечь разливалась по сердцу ядовитым туманом.

— Она могла бы выжить, — мой голос предательски сорвался. — Если бы выбрала Локи.

— Она выбрала твою свободу, — медленно сказал папа, глядя мне в глаза.

— Какой ценой?

Пальцы машинально сжались на чём-то холодном. Я опустила взгляд. Розовые лепестки казались почти живыми — они не потемнели, не осыпались, застыли во времени, как момент, который мама не позволила себе забыть. Она сохранила эту заколку. Даже после того, как узнала правду. Даже после того, как сбежала.

Почему?

Я провела большим пальцем по гладкой поверхности лепестков. Магия, сохранившая их, отозвалась лёгким покалыванием. Я попыталась представить, что чувствовала мама, когда брала заколку в руки. Не гнев — иначе она бы просто сломала её в ту же ночь, когда подслушала разговор. Не боль — тогда бы выбросила, чтобы больше никогда не видеть.

Нет… Я едко усмехнулась. Она сохранила её назло. Заколка не была памятью о любви. Она не позволила предательству разрушить себя, не дала лжецу власти над своими чувствами. Мама выбрала сохранить заколку, чтобы доказать, что правда о подлости того, кого она любила, её не сломила. Для меня эта заколка значила другое: я родилась на лжи. Но это не определяет меня.

Цветы дрогнули — стабилизирующая магия пошла трещинами. Я вложила в заколку всю свою силу, позволив аврорной магии растечься пламенем. Тонкие стебли начали увядать, темнеть, осыпаться. Розовый цвет исчез. От жара магии воздух вокруг моей ладони подёрнулся рябью. Я смотрела, как от заколки остаётся только серый пепел, оседающий на коже невесомыми хлопьями. Эта вещь больше не имела для меня значения. Образ мамы я смогу сохранить и без материальных символов.

— Аврорная сила показала тебе её последние дни? — задумчиво спросил папа, смотря на пепел в моей ладони. Его взгляд был тяжёлым, но понимающим.

Я молча кивнула, стряхивая потоком воздушной магии серые хлопья в камин. Они вспыхнули мгновенно, превращаясь в искры.

— И теперь ты злишься на её выбор?

— А ты разве нет⁈ — я вскинула голову. Пламя в очаге взметнулось выше, откликаясь на мои эмоции.

— Твоя мама сделала то, что считала правильным, — покачал головой папа. Он откинулся на спинку кресла, и тени от огня подчеркнули морщины в уголках его глаз. — Ты ведь знаешь, что Локи не играет в благородство. И знаешь, что он бы тоже не оставил тебе выбора. Она поставила твою свободу выше своей жизни.

— Но… — мой голос дрогнул.

— Тебе больно, потому что ты думаешь, что она выбрала неправильно.

Я закрыла глаза. Тишина сгустилась между нами, нарушаемая только потрескиванием поленьев в камине. А потом я тихо, почти неразличимо прошептала:

— Прости.

— За что? — в папином голосе прозвучало искреннее удивление.

— Ты не должен был тратить свою жизнь на меня, — выдохнула я. — Мне жаль, — подняла взгляд на папу. — Я прошу прощения, что тебе пришлось обо мне заботиться. Сожалею, что тебя заставили приютить меня.

Мне было невероятно трудно сказать это — признаться в том, что я навязанный магией ребёнок, — но он вдруг рассмеялся. Не просто усмехнулся, а по-настоящему рассмеялся, запрокинув голову назад. Его смех, глубокий и тёплый, эхом разнёсся по залу, отражаясь от стен.

— Доченька моя, — папа подался вперёд, опираясь локтями на колени. Его глаза искрились теплом. — Ты правда думаешь, что кто-то мог заставить меня?

— Я сам сделал этот выбор. Осознанно. И если бы мне пришлось снова принимать это решение, я бы не изменил ничего.

Папин голос звучал твёрдо, без сомнений. Именно в этот момент пришло исцеляющее осознание: он никогда не считал меня обузой.

— Я выбрал тебя сам, Вивека, — повторил с нажимом. — Ты стала для меня даром.

— Даром? — растеряно посмотрела на папу. Подобного заявления я никак не ожидала.

— Я не рассказывал тебе раньше, но незадолго до моего возвращения в Исфьорд я спас одного мальчика, — мягко улыбнулся он. — Маленького аристократа из разгромленного разбойниками каравана. Три дня мы прятались в горах от снежной бури, пока я лечил его ожоги.

— В горах? Зимой? — я невольно поёжилась, представив трёхдневное укрытие от метели.

— Да, не самое приятное время для прогулок, — усмехнулся папа. — Удивительный ребёнок. Несмотря на происхождение и пережитый ужас, держался с таким достоинством… И при этом смотрел на меня с искренним доверием и уважением, — папа задумчиво посмотрел на огонь в камине. — Я тогда впервые использовал свою магию не для разрушения, а для защиты. На войне всё просто: есть враг, есть приказ. Но когда защищаешь ребенка, это меняет что-то внутри. Исцеляет. — в папином голосе проскользнули странные нотки. Словно мальчик спас его, а не наоборот.

— И что случилось потом?

— Я завершил службу и вернулся домой. А мальчик, как оказалось, вырос достойным человеком, — проворчал немного сердито, словно повзрослевший мальчик каким-то образом смог вызвать папино недовольство. — В Исфьорде я начал учиться целительской магии. Боевые заклинания всегда давались мне легко, но именно целительство помогло по-новому взглянуть на свою силу.

— Целительство сложнее боевой магии? — удивилась я.

— Не сложнее. Оно другое. Освоив основные принципы целительства, я начал подумывать о женитьбе. — он странно усмехнулся. — Была одна девушка… Всё вроде бы складывалось правильно, но что-то меня останавливало. Я не мог понять, правильный ли делаю выбор. А потом я нашёл тебя, — он сжал мою руку крепче. — И когда моя невеста потребовала избавиться от чужого ребёнка, все сомнения разом отпали. Она показала своё истинное лицо, а ты, — папа тепло улыбнулся. — Ты стала смыслом не забыть, что жизнь — это не только бой. Так что не смей извиняться, — папа стёр остатки пепла с моих пальцев. Его ладонь была тёплой и надёжной.

Я вдохнула, медленно, глубоко. Боль не ушла, но она больше не казалась такой жгучей. Мама выбрала свободу для меня. А папа выбрал семью. Я не была ошибкой. Я не была наказанием или навязанной ответственностью. Я была их выбором. Наконец, я приняла их выбор с искренней благодарностью.

— Спасибо, — тихо сказала я.

Папа кивнул, и его тёплая ладонь чуть сильнее сжала мою. В этом простом жесте читалась вся та поддержка, которую он давал мне все эти годы.

— Раз уж ты очнулась, то можешь заняться делом, — он вдруг усмехнулся. — Тебе не помешает отвлечься от груза чужого прошлого. К тому же, — добавил он с улыбкой, — я вижу, как твоя сила изменилась. Она стала… яснее.

— Хорошая идея, — раздался голос Чендлера сзади меня. — Пока ты постигала тайны аврорной магии во сне, мы тут не теряли времени даром.

Я почувствовала, как внутри разлилось непривычное тепло. Аврорная магия действительно ощущалась иначе — более естественно, словно наконец-то нашла своё место во мне.

— Зайду завтра, — папа поднялся и ласково потрепал меня по голове. — Вижу, что с тобой всё в порядке, так что я могу вернуться к обязанностям целителя. И да, — он обернулся в дверях, искры целительской магии на мгновение окутали его пальцы, — не позволяй тревогам затмевать разум.

Как только папа ушёл, Чендлер обогнул кресло и пытливо посмотрел на меня. В его янтарных глазах плясали искорки любопытства.

— Ну что, готова опробовать полученные знания на практике? — деловито уточнил он. — Давай проверим знакомые тебе ритуалы, но используя аврорную стихию? Позавчера привезли мебель, и мы всё расставили. Осталось только закрепить чистоту на вещах. А время поджимает.

— Подожди, — я удивлённо осмотрелась, только теперь осознав в полной мере масштаб проделанной работы. — Вы правда успели всё сделать?

— Ты думала, мы тут прохлаждались? — дракон одарил меня своей фирменной кривоклыкастой улыбкой. — Между прочим, даже библиотеку на втором ярусе оборудовали. Ничего научного — только развлекательная литература. Правда, Шао немного увлёкся с резьбой на лестнице…

Я встала и подошла к объекту яогуайского искусства. Среди традиционных узоров действительно обнаружились весьма… интересные детали… Вот что забавно: пока не знаешь о них, не замечаешь.

— Ё-о-о-туны, — протянула, чувствуя, как к лицу приливает жар. — Это точно подходит для заведения, в котором будут останавливаться бессмертные?

Работа, надо признать, была выполнена безупречно. Каждая линия, каждый изгиб передавали удивительную грацию и живость движения. Шао определённо был талантлив. Жаль только, что его талант нашёл такое своеобразное применение. Невольно вспомнился тот единственный раз, когда я случайно наткнулась в столичной библиотеке на трактат об искусстве внутренних покоев императорского дворца. Он затесался среди книг по архитектуре и эстетике прошлой императорской династии. Я тогда изучала влияние движения потоков стихий в условиях закрытых помещений. Несколько месяцев после этого я старательно пыталась развидеть некоторые особенно выразительные иллюстрации. И вот теперь похожие сцены украшали нашу лестницу. Чудесно…

— Маленькая хозяйка недовольна работой Шао? — раздался притворно обиженный голос. — Шао надеялся, что маленькой хозяйке понравится, — огненный дух, по своему обыкновению, повиснул у меня на плечах. — Это же произведение искусства! — гордо добавил он, проследив за моим взглядом. — Шао готов поспорить, что такой резьбы даже в императорском дворце не найти!

— И слава Асам, — пробормотал Чендлер, тоже рассматривая результат трудов яогуая. — Ого, только теперь заметил, что тут прослеживается полноценная романтическая история, — оживился дракон. — Ну надо же! Какая интересная интерпретация.

Я невольно перевела взгляд туда, куда указывал дракон. Действительно, резьба складывалась в историю, поднимающуюся по перилам. Вот только она была весьма… откровенной.

— Смотри-ка, — продолжал Чендлер с явным удовольствием. — Как, однако, ярко прослеживается сюжет! Начинается всё невинно: фея встречает духа воды, а потом… — он присвистнул и задумчиво кивнул. — Скажем так: пришла весна — пора любви. Кого поймал, того…

— Шао следовал канонам древнего искусства! — довольно протянул яогуай.

— О да, особенно в той сцене, где е… кхм… любят, — хмыкнул дракон. — Пятьдесят оттенков весны. Парные практики у героев сюжета явно удались.

Я замерла. Бессмертные небожители… Парные практики. В памяти мгновенно всплыл недавний разговор с Хоконом. Искусство внутренних покоев — вот как он это назвал. Тогда я смутилась, но была слишком обеспокоена его самочувствием, чтобы по-настоящему задуматься над смыслом. А после случилось столько всего, что тот неловкий разговор совсем вылетел из головы.

Щёки вспыхнули ещё сильнее, и я отшатнулась от лестницы. Сейчас, глядя на искусную резьбу, я в полной мере поняла, почему заклинатель так странно отреагировал на мою формулировку. И, ётуны подери, получается, Хокон не просто знал об этих трактатах, но и… Так, стоп. Определённо не стоило думать об этом. Особенно глядя на то, как детально Шао изобразил… Нет-нет-нет.

— Знаешь, некоторые вещи лучше оставлять в области фантазии, а не вырезать на перилах общественного заведения, — продолжал между тем Чендлер, не замечая, как я мелкими шажками отдаляюсь от лестницы.

Или, может быть, прекрасно замечая, но делая вид, что не видит. Впрочем, это было не так важно, потому что мне следовало каким-то образом справиться с внезапно возникшим образом Хокона, изучающего подобную литературу. Но, видимо, разуму этого было мало, потому что он подкинул ещё более смущающую мысль: после изучения теории переходил ли он на практику?.. И почему, ётуны подери, эта мысль вызвала такую странную реакцию?

Я мысленно одёрнула себя. Но предательское воображение уже нарисовало, как изящные пальцы заклинателя перелистывают страницы того самого трактата, как его льдисто-серый взгляд внимательно изучает иллюстрации… А после он наверняка практиковался…

Внутри что-то неприятно кольнуло. Ревность? О нет, только не это. Определённо пора заняться делом. Немедленно. Прямо сейчас.

— Так что, приступим к ритуалам чистоты? — спросила я излишне громко, пытаясь заглушить собственные мысли.

— А что вы тут рассматриваете? — раздался любопытный голос Эйвинда, выглянувшего из кухни.

К моему изумлению, стоило мальчику приблизиться к лестнице, как фривольные сцены словно растворились в узоре, превратившись в изящный растительный орнамент. Теперь по перилам вились виноградные лозы и цветы, скрывая под собой все пикантные подробности прежнего рисунка.

— Как? — я перевела удивлённый взгляд на Шао.

— Это особое умение Шао! — огненный дух горделиво выпрямился. — Узор меняется в зависимости от того, кто смотрит.

— А можно оставить только этот вариант? — спросила я, надеясь, что не придётся каждый раз краснеть, поднимаясь по лестнице.

— Конечно, нет! — возмутился яогуай. — Шао создавал особый орнамент специально для маленькой хозяйки.

— Ты главное об этом при её заклинателе не говори, — фыркнул Чендлер.

— О чём не говорить? — от бархатистого голоса за спиной по коже пробежали мурашки.

Ну почему Хокон появился именно сейчас⁈ Я же собиралась серьёзно разговаривать с ним о доверии и границах, а в голове теперь только…

— Совершенно ни о чем! — поспешно воскликнула, оборачиваясь к заклинателю.

Хокон бросил задумчивый взгляд на лестницу, которая сейчас выглядела совершенно невинно, и, мягко улыбнувшись, шагнул ко мне. Но тут же остановился в нерешительности.

— Вивека, — в его голосе прозвучало столько эмоций — беспокойство, нежность, вина — что я окончательно растерялась. — Как ты себя чувствуешь?

— Словно выспалась на пару недель вперёд, — попыталась отшутиться, делая стратегический шаг в сторону от лестницы, побуждающей на странные мысли.

Вот только отступление от смущающего элемента интерьера приблизило меня к Хокону. Новый виток мыслей о трактате, заклинателе, который явно разбирается как минимум в теории (а может, и в практике⁈)… Необоснованная ревность, желание узнать наверняка и… Все неприемлемые мысли отступили на второй план, стоило посмотреть на Хокона ближе. Лицо бледнее обычного, черты лица заострились, и, пусть одежда выглядела как всегда безупречно, всё равно чувствовалась какая-то неправильная, едва уловимая растерянность. Хокон выглядел усталым.

— Ты не спал? — спросила, хотя ответ был и так очевиден.

— Ни спал, ни ел. Ходил тут как самый несчастный заклинатель в Шэн-Хейме. Места себе не находил, — с каким-то мрачным торжеством проворчал Чендлер, пока Хокон сохранял молчание. — В общем, пока ты спала, твой заклинатель не сидел без дела и шёл по пути страдания и самобичевания.

— Чендлер… — тихо, но предупредительно сказал Хокон.

— Да-да, конечно, давай продолжай делать вид, что в порядке. Целыми днями у барьера, а ночью за монстрами гоняешься… В общем, положил на сон, — припечатал дракон, а Хокон отвёл взгляд, словно эта тема его не особенно интересовала.

— Прости, что заставила беспокоиться.

Заклинатель посмотрел на меня так, словно меньше всего ожидал именно такой реакции. Затем медленно выдохнул и, чуть улыбнувшись, ответил:

— Это я должен просить прощения. За то, что пытался решать за тебя. Снова, — он всё же сделал небольшой шаг ко мне и тихо добавил. — Нам стоит поговорить.

— Да, — согласно кивнула и тоже шагнула ближе к Хокону.

— Может, поднимемся наверх? — предложил Хокон, кивнув в сторону лестницы, про которую я только успела забыть. — Там спокойнее.

— Шао проводит! — радостно встрял огненный дух.

— Нет! — слишком поспешно возразила я, за что поймала на себе очередной удивлённый взгляд заклинателя.

— Мы с Эйвиндом будем на кухне, — вмешался Чендлер. — Надо составить меню и подготовить всё для открытия. Найдёшь нас там, когда закончите разговор. А ты, — он ухватил огненного духа за шиворот, — идёшь с нами.

— Но Шао хочет посмотреть, оценит ли маленькая хозяйка все детали его работы! — возмутился яогуай. — Там ведь такая прекрасная легенда, и без пояснений наверняка пропустит детали!

— Понадобятся пояснения — у неё есть заклинатель, чтобы рассказать, — невозмутимо отмахнулся Чендлер, а я почувствовала, что снова краснею. — Так что на кухню. Живо!

Если Хокона происходящее удивило, то виду он не подал. Звук закрывшейся двери дал понять, что я осталась наедине с Хоконом… и этой злополучной лестницей.