Невозможная хозяйка таверны "Драный кот"

Глава 41

Серебристое сияние медленно таяло в воздухе, унося последние отголоски присутствия Хокона. Я опустилась на диван, туда, где только что лежал заклинатель. В воздухе витал едва уловимый след его магии — прохладной и чистой, как горный ручей. Сердце болезненно сжалось.

Сто лет. Или больше. Целая жизнь? Я могла бы довериться ему раньше. Могла бы…

— Знаешь, — лёгкий голос Сунь Укуна прорезал тишину. — Обычно в такие моменты говорят что-нибудь пафосное про судьбу и неизбежность, — он фыркнул, присаживаясь на стол. — Но, честно говоря, я не очень хорош в утешениях. К тому же, ты и сама понимаешь: случившееся было предопределено.

Я провела рукой по дивану. На коже всё ещё мерцали отблески серебряных искр, как напоминание о том, что случившееся было реально.

— Ты ведь понимаешь, что произошло? — продолжил Сунь Укун задумчиво, но я лишь отрицательно мотнула головой. Бессмертный вздохнул и всё же пояснил. — Когда ты отдала заклинателю Хаоран свои стихийные ядра, они были в несколько раз мощнее его собственных, — я удивлённо вскинула голову. — А его тело и разум, — царь обезьян уважительно присвистнул. — Они были идеально подготовлены для трансформации. Не хватало только силы.

— Я думала, что исцеляю его, — прошептала я, посмотрев на свои руки, всё ещё хранящие призрачное ощущение прикосновения Хокона. — Но я… перестаралась⁈

— О нет, — рассмеялся бессмертный, но в его смехе слышалась древняя мудрость. — Ты запустила процесс, к которому он шёл с четырёх лет. Его стихийные ядра росли бы ещё десятилетиями. А ты, — он подмигнул. — Ты просто ускорила процесс лет на пятьдесят.

— Сто лет — это уже с учётом его упорства? — спросила я осторожно, боясь услышать ответ. — И если… когда он вернётся… буду ли я ему нужна? Что, если он не вспомнит, что значила для него смертная, пусть и аврор?

— Вопрос не в том, будешь ли ты ему нужна, — Сунь Укун небрежно взмахнул рукой, и в воздухе материализовался его посох. — Вопрос в том, — он начал лениво вращать посох между пальцами. — Будет ли великий небожитель достоин тебя, когда вернётся, — его золотистые глаза лукаво блеснули. — Знаешь ли ты, что в полной силе аврор сильнее любого бессмертного? — он картинно прислонил посох к плечу и откинул рыжую прядь с лица. — Не печалься, дитя. Он не первый заклинатель, который решил поиграть в небожителя. Просто первый, кто умудрился так… эффектно ускорить процесс, — последние слова он произнёс с особой интонацией: то ли намёком, то ли насмешкой, словно наблюдал особенно забавное представление.

Снаружи раздался оглушительный рёв, от которого задрожали стены. Я вскочила, чувствуя, как аврорная сила отзывается на чужую боль.

— А вот и последствия падения барьера, — Сунь Укун оттолкнулся от стола и встал, опираясь на посох. В его позе читалась странная смесь веселья и предвкушения. — Ты разрушила систему на радость Локи. Что ж, — он прищурился с хитрой усмешкой. — Теперь придётся строить заново. И, должен признать, мне уже интересно посмотреть, что ты придумаешь.

Слова Локи перед его уходом. Объяснения Сунь Укуна о случившемся. Размышления Хокона на ярмарке о пути и роли бессмертных. Я на мгновение прикрыла глаза, пропуская через себя эти мысли вместе с новой реальностью. Хокон жив — это главное. Он достиг того, к чему стремился всю жизнь. И теперь, когда между нами лежит не просто расстояние, а сама вечность, я должна сделать шаг вперёд. Не ждать его в тоске, не прятаться за страхами, а стать той, кем должна была стать с самого начала.

Время для слёз и осознания ещё придёт. Но сейчас — моё место здесь. Я нужна здесь и сейчас. Исправить последствия необдуманного поступка, принять ответственность своего дара.

Я прислушалась к рёву существ, и сила внутри меня откликнулась. В нём не было враждебности — только боль и отчаяние. Они не нападали. Они звали на помощь.

— Они не злые, — произнесла я медленно и открыла глаза. — Они просто потерялись между мирами.

— Как и ты сейчас? — с доброй усмешкой подметил Сунь Укун.

Я не успела ответить — снаружи взорвалось пламя. Поспешила в сторону выхода из таверны, но тут же резко остановилась, вспомнив. Так сильно сосредоточилась на себе, что совсем забыла о важном.

— Эйвинд! Я ведь так его и не нашла!

— Ты про мальчика, который расплатился магией из-за амбиций своей матери? — спросил Сунь Укун. — Не переживай, она не смогла его обидеть. Он успел добраться к брату в Исфьорд до падения барьера. Тебе действительно стоит поспешить, если не хочешь потом искать новых годи для всех Северных чертогов. Монстры скоро доберутся до поселений.

Я коротко кивнула и больше не мешкала.

Когда мы выбежали из таверны, то увидели хаос: Чендлер кружил в воздухе, пытаясь сдержать поток существ, а Шао…

Огненный яогуай почти растворился в собственном пламени. Его форма стала нестабильной, магия взрывалась вокруг него неконтролируемыми всплесками. Он больше не различал своих и чужих.

— Ты что, спятила⁈ — Чендлер метнулся ко мне, когда я шагнула вперёд. — Они рвутся к тебе! Зачем ты её выпустил из таверны⁈ — он кинулся на Сунь Укуна. — Если огонь её увидит…

В этот момент Шао заметил меня. Языки огня взметнулись к небу, превращая воздух в раскалённый вихрь. Пламя взревело и устремилось ко мне обжигающим потоком.

Но я не испугалась. Шао не обезумел — он вернулся к своей истинной природе. Первородный огонь, принявший когда-то человеческую форму, решил вырваться на свободу. Пламя взметнулось к небу столпом чистой, необузданной силы, и в его реве я слышала отголоски древних времён, когда стихии были свободны.

— Ты прекрасен, Шао, — произнесла я спокойно, глядя в самое сердце бушующего пламени, где золотые и алые всполохи сплетались в гипнотический танец. — Ты — сама суть огня. Разрушительная. Очищающая. Первородная.

Пламя заколебалось, словно прислушиваясь. Я чувствовала его удивление — оно ожидало страха, попыток усмирить, подчинить. Но я просто стояла, позволяя ему быть, позволяя жару осторожно трогать кожу, не обжигая.

— Тебе не нужно сдерживать себя, — продолжила я мягко. — Не нужно притворяться меньше, чем ты есть. Я вижу твою истинную природу — и принимаю её.

Огонь закружился вокруг меня, не пытаясь навредить. В его танце появился ритм древней песни стихий, в реве — мелодия первозданного пламени. Он словно изучал меня, пытаясь понять, почему у меня получается видеть его суть так ясно.

— Ты — пламя, что согревает и уничтожает. Ты — искра жизни и пепел смерти. И это правильно. Это твоя суть, — я протянула руку, позволяя огню коснуться пальцев. Пламя обвило мою руку подобно игривому котёнку, оставляя на коже узоры из искр. — Но ты также и Шао. Не потому, что должен им быть. А потому что ты принял и эту форму.

Пламя дрогнуло, и внутри него начал проявляться силуэт — сначала призрачный, как отражение в раскалённом воздухе, затем всё более чёткий. Шао открыл глаза, в которых плясали живые искры, словно отражение звёздного неба в огненном озере. Огонь всё ещё струился по его коже, но теперь это было естественно — как дыхание, как биение сердца.

— Маленькая хозяйка видит Шао, — произнёс он с удивлением. — По-настоящему видит.

Я улыбнулась яогуаю, шагнула к нему и обняла. Шао вздрогнул на мгновение, а после обнял меня в ответ.

— Шао благодарит, — тихо сказал он, когда я отстранилась, и пламя вокруг него затрепетало, как живое. — Маленькая хозяйка первая увидела настоящего Шао. Не пыталась сделать Шао послушным, — его глаза вспыхнули ярче. — Шао теперь знает свой путь. Шао будет защищать маленькую хозяйку ещё лучше!

— Ох, началось, — Сунь Укун закатил глаза и подмигнул мне. — Эй, огненный, только не говори, что теперь будешь ходить за ней как верный пёсик! Хотя постой… ты же и так это делаешь.

Дух огня развернулся к царю обезьян, его волосы вспыхнули ярче, а вокруг рук заплясали языки пламени.

— Шао не пёсик! Шао — гордый яогуай! И Шао сам выбирает, кого защищать!

— Вот об этом я и говорю, — усмехнулся Сунь Укун.

Невольно улыбнулась, глядя на эту перепалку. Шао остался собой — даже найдя баланс между своей огненной сутью и человеческой формой, он не растерял ни капли пылкого характера. Но времени на обмен колкостями не было — искажённые существа всё ещё тянулись к нам. Теперь, когда аврорная сила текла свободно, я ясно чувствовала их боль — магия ётунов искажала саму их природу.

Вскинула руку и потянулась аврорной силой к первому — огромному волку с глазами, полными тьмы. Это было похоже на распутывание узлов — найти, где искажение вплелось в истинную природу, и аккуратно отделить одно от другого.

— Интересная техника, — заметил Чендлер, наблюдая, как волк встряхивается и уходит в лес — уже обычный, без следов одержимости. — Ты не уничтожаешь магию ётунов, а просто отпускаешь её?

— Она не злая, — я потянулась силой к следующему существу. — Просто другая. Ей нет места в нашем мире, но это не значит, что она должна быть уничтожена.

— О, как благородно! — протянул с нарочитым восхищением Сунь Укун, опершись на посох. — Спасать каждого потерянного монстрика, — он склонил голову набок, и его золотистые глаза лукаво блеснули. — Только вот незадача — их тут, похоже, на пару столетий работы… О, постой! — он картинно хлопнул себя по лбу. — Дай угадаю — ты уже придумала что-то получше?

— Нужно восстановить настоящую защиту, — произнесла я, невольно улыбнувшись, и посмотрела в сторону, где начиналась тропа к точке силы. Даже отсюда чувствовалось её притяжение — как пульс древней магии. — Не стену между мирами, а живой барьер. Такой, каким он был задуман изначально.

Внезапно пространство изменилось. Из тени дерева, пробуждённого для приглашения в таверну бессмертных, появилась Ксиан.

Меня пронзило острое осознание: когда я смотрела на неё, то будто видела искривлённое зеркало собственной души. Яогуай скопировала не просто внешность — она воссоздала саму суть: каждый жест, каждый взгляд, даже едва заметный наклон головы. Но теперь я видела и различия: в глубине её глаз таилась древняя тьма, а в улыбке — тысячелетняя горечь. Эта почти идеальная имитация моего облика усыпила нашу с Чендлером бдительность при первой встрече.

И даже предусмотрительно взятые клятвы не помогли. Ксиан обещала не вредить мне. Про Чендлера и Шао договорённостей не было… Какими же слепыми мы были. Я заметила, как напрягся Чендлер, его чешуя потемнела, очевидно, он думал о том же.

— Ты действительно собираешься всё вернуть, как было? — в голосе Ксиан звучала странная смесь эмоций: горечь, надежда, затаённая боль. Она сделала паузу, словно подбирая слова. — Я думала… я так надеялась, что ты поймёшь.

— Ты ведь помогала мне, Ксиан, — начала я осторожно, чувствуя, как воздух вокруг нас наполняется напряжением, а ночные тени становятся гуще. — Почему же предала? Зачем заманила в ловушку Шао и Чендлера?

— Предала? — её голос сорвался на хриплый смех, в котором слышался шелест опавших листьев. — Ты привела сюда людей! В священное место! В мой дом! — последние слова она почти прокричала, а затем внезапно затихла, будто испугавшись собственной ярости.

— Ты была в столице, — внезапное понимание обожгло меня. — Служила там.

Ксиан дёрнулась, словно от удара. Её глаза потемнели от старой боли.

— Служила? — она рассмеялась, но смех больше походил на рыдание. — Я была собственностью. Игрушкой. Тысячелетиями люди держали меня на магической привязи, выкачивали силу для своих ритуалов, — она запнулась. — Потом просто запечатали здесь, как сломанный инструмент.

— И теперь ты решила, что все люди — враги? — резко вмешался Чендлер, его хвост нервно подёргивался, а чешуя отливала тьмой. — Блестящая логика.

— Ты бы мог понять меня! — Ксиан повернулась к дракону, в её глазах плескалась тьма веков. По коже пробежала рябь, обнажая истинную сущность — древнюю, как сами горы. — Разве твой род не страдал от людской жадности?

Я видела её насквозь — израненный дух, запертый в клетке страха и обиды, как дикое животное, слишком долго просидевшее в тесной клетке. Но в глубине этой тьмы, за завесой боли и гнева, всё ещё теплился свет надежды — крошечный, но несломленный. Сделав шаг вперёд, я протянула руку к её сломанному рогу, в котором, как в кривом зеркале, отражалась вся её искажённая суть. Аврорная сила потекла мягким потоком, не просто исцеляя, но предлагая то, чего она была лишена тысячелетиями.

— Что ты?.. — прошептала она, широко распахнув глаза.

— Возвращаю тебе свободу выбора, — ответила я мягко. — Ты можешь остаться той, кем стала. Или вспомнить, кем была до того, как люди исказили твою суть.

Рог восстановился, словно никогда не был сломан. Свет проник глубже, касаясь не только физической формы, но самой её сущности, смывая наслоения тысячелетий боли и страха. Ксиан задрожала, и её глаза посветлели, наполняясь зеленью весеннего леса.

— Я помню, — прошептала яогуай, и её голос зазвучал как шелест листвы.

Тело земного духа начало светиться, превращаясь в чистую энергию. Древнее дерево, которое Ксиан пробудила для призыва бессмертных, отозвалось, протягивая к ней незримые нити. Словно весенние побеги, тянущиеся к солнцу, эти связи наполнялись жизнью — не цепи заточения, а корни новой судьбы.

— Надо же, — Сунь Укун положил посох на плечи, небрежно свесив руки поверх него, и с притворной задумчивостью склонился набок. — Оказывается, древним духам можно просто предложить выбор. А я-то думал, такие драмы обязательно должны заканчиваться эпической битвой, — его глаза насмешливо блеснули. — Почти разочарован. Я ведь специально припас парочку… особенных приёмов.

Ночной ветер взъерошил листья в кроне древа, и мне показалось, что я услышала тихий, умиротворённый вздох — словно тысячелетняя рана наконец-то начала заживать. В шелесте листвы звучала не скорбь пленницы, а песня хранительницы, выбравшей свой путь. Я уважительно поклонилась древу-духу и поспешила к источнику.

Путь к точке силы был пропитан древней магией. Воздух становился гуще с каждым шагом, а ветер шептал истории о временах, когда границы между мирами были живыми, дышащими. Я заметила, как летний ветер принёс запах грозы и едва уловимый отзвук полёта над фьёрдом — дух воздуха уже тосковал по Хокону.

— Почему старый барьер пал? — спросила я у Прекрасного царя обезьян.

Сунь Укун шёл впереди пружинистым шагом, Чендлер летел немного позади, а Шао легко скользил между деревьями, как живое пламя.

— Какой интересный вопрос! — царь обезьян обернулся ко мне, и его золотистые глаза хитро сверкнули. — Все думают, что это произошло только из-за отсутствия авроров. Но знаешь, что самое важное? Никто не спрашивает, почему боги это допустили.

— И почему же?

— Потому что иногда хаос рождает гармонию, — он на мгновение стал серьёзным. — Когда-то древний барьер защищал разрозненные земли. Но пока каждый регион жил отдельно, люди продолжали воевать, не видя общего пути.

— Боги… способствовали объединению путём разрушения? — я удивлённо посмотрела на него.

— Всего лишь слегка подтолкнули события, — лукаво улыбнулся царь обезьян. — Когда старый барьер начал слабеть, люди наконец увидели необходимость объединения, — он сделал паузу. — Вот только Фэйланы заметили древние структуры в северных городах и решили создать свой барьер. Искусственный. Неестественный.

— И начали использовать артефакты на сильных магах из простых семей, — кивнула я.

— Да! Но, — Сунь Укун многозначительно поднял палец вверх. — Они не знали, что делают. Забавно, как случайность может изменить всё — аврорная сила не приняла такого насилия над своей природой, — он хитро прищурился. — Искусственный барьер начал разрушаться именно тогда, когда тебя включили в противоестественную систему.

— Раз система настолько противоестественная, почему боги не вмешались?

— Как это не вмешались? — удивлённо склонил голову набок царь обезьян. — А чем мы с Локи сейчас занимаемся?

— Дурью маетесь, — проворчал Чендлер.

— Да! И это тоже, — рассмеялся Сунь Укун. — Но мы же не можем вмешиваться напрямую, вот и ищем лазейки. И если проблему аврора решили, то с защитником…

— Защитником? — переспросила я. — Что это значит?

— Посмотри на небо, — он указал вверх, где между ветвей мерцали созвездия. — Свет и тьма там не просто существуют рядом — они создают друг друга, — Сунь Укун говорил спокойно, но словно ждал от меня чего-то. — Нужен тот, кто готов познать тьму ради защиты света. Не тот, кто родился во тьме или привык к ней. А тот, кто был светом и добровольно примет тень, чтобы защищать.

В его словах крылось что-то важное, какая-то истина, до которой я пока не могла дотянуться. Ночь вокруг казалась живой, наполненной древними тайнами, а звёзды над головой мерцали словно намекая на что-то.

Деревья расступились перед нами, открывая священное место. Воздух здесь был густым от древней магии, каждый вдох наполнял тело силой веков. Чаша в центре сияла мягким серебристым светом, и теперь я видела работу Хокона — почти все символы были восстановлены его рукой, ждали только пробуждения. В каждой линии чувствовался отпечаток его силы — прохладной и чистой, как горный ручей.

— Но для этого, — царь обезьян внезапно остановился у границы рощи, где начиналась поляна с точкой силы. — Нужна правильная искра. Добровольное принятие. Кстати, о свете и тьме, — он перевёл взгляд на мерцающие руны точки силы. — Ты довольно легко простила земного яогуая.

— Ксиан не была заодно с Танши, — ответила я. — Но я её не простила. Даже с учётом того, что она просто…

— Пыталась защитить священное место от людей, — тихо фыркнул Шао. — Тому безумцу просто повезло, что именно в тот момент она решила наказать Шао и дракона за то, что позволяли маленькой хозяйке сближаться с людьми.

— Забавно, правда? — Сунь Укун повернулся ко мне. — Как ты видишь суть вещей. Не злой умысел, а страх и боль древнего духа, запертого в клетке тысячелетиями, — он сделал паузу. — Ты понимаешь тьму, даже когда она направлена против тебя. Ты не простила, но всё равно излечила, — Сунь Укун легко оперся о ствол древнего дерева. — И это куда интереснее, чем простое прощение. — он изящным движением достал из воздуха персик. — Кстати, о целительстве… Ты же ещё не знаешь, что Локи затеял?

— А стоит знать? — осторожно спросила я.

— Определённо! — рассмеялся царь обезьян. — Ты ведь понимаешь, почему исцелила Ксиан? Не из жалости, не из прощения…

— Из необходимости, — ответила я. — В первую очередь нужно восстановить барьер. Нельзя строить новый мир на старых ранах.

— И именно поэтому, — Сунь Укун подбросил персик. — Ты смогла почувствовать разницу между злым умыслом Танши и болью древнего духа и понять, что они действовали не заодно. Один желал разрушать, другая просто не знала иного пути.

— Шао знает, — тихо согласился огненный дух. — Иногда древним сложно принять новое. Особенно когда тысячелетиями жил иначе.

— А сейчас… может, займёмся делом? — Сунь Укун поймал персик и откусил кусочек.

Я подошла к чаше и провела пальцами по узорам, чувствуя, как магия откликается на прикосновение, словно старый друг. Теперь они не были просто символами — я понимала каждую линию, каждый изгиб древней песни о равновесии между мирами. Узоры пели под моими пальцами историю о временах, когда границы были живыми, дышащими.

— Значит, нужно восстановить старый барьер, — произнесла я, чувствуя, как сила источника резонирует с моей собственной. — Правильно на этот раз.

— И как ты это представляешь? — спросил Чендлер, замерев рядом.

— Добровольно, — я посмотрела на Чендлера, а затем перевела взгляд на Сунь Укуна. В золотистых глазах бессмертного мелькнула искра понимания, но он лишь слегка склонил голову, признавая мой выбор. — Не так, как Фэйланы, забирающие чужую силу. Не как ты, привязавший меня без спроса. Я сама выберу этот путь.

Я начала напевать древнюю мелодию — она сама пришла ко мне, словно была частью крови, словно ждала тысячелетия, чтобы снова зазвучать. Символы откликнулись, загораясь один за другим, как звёзды на ночном небе. Это больше не было просто восстановлением — я создавала что-то новое, сплетая древнюю мудрость с живым дыханием настоящего. Знаки словно оживали под моими пальцами, превращаясь из застывших форм в пульсирующие потоки силы, в которых сплетались свет и тьма, прошлое и будущее.

Как только чаша восстановилась полностью, пространство вокруг задрожало, и я почувствовала, как установленная привязка к ней рассыпалась серебристой пылью. Источник остался в моей власти, но не как инструмент, а как живое продолжение моей силы — мы были единым целым, двумя частями одной песни. Я была связана с ним, но не привязана — как дерево связано с землёй, питающей его корни, как горный поток связан с фьордом, в который стремится.

— Осталось только вернуть привязку, — я протянула руку к центру чаши, где сила пульсировала особенно ярко.

— Я возьму это на себя, — спокойно произнёс Чендлер.

— Что? — я непонимающе посмотрела на дракона. — Но твоя сила…

— Не забывай, что я тоже аврор, Ви-Ви. Пусть и, как ты уже наверняка заметила, не светлый, — он усмехнулся, и в его янтарных глазах отразилась древняя мудрость. — Я не мог восстановить барьер. Но поддерживать — вполне. К тому же, — он подмигнул. — Я дракон. У нас вечность в запасе.

— Ах ты, хитрая ящерица! — Сунь Укун сделал вид, что падает в обморок, опираясь на посох, но вместо этого грациозно скользнул вокруг него и замер в изящной позе, картинно прижав руку ко лбу. — Две тысячи лет! — он насмешливо прищурил золотистые глаза. — И всё это время ты делал вид, что тебя интересуют только твои драгоценные игрушки… А я-то думал, что знаю все твои уловки, — он качнулся на пятках с притворным разочарованием. — Неужели великий мудрец, равный небу, настолько постарел, что какой-то юный дракончик смог его провести? И это после того, как я к тебе приходил именно с этой просьбой, а ты заявил, что не интересуешься людскими делами!

— Просто тогда не было достойной причины участвовать в ваших забавах, — фыркнул дракон.

— О-о-о, — царь обезьян картинно взмахнул руками. — Значит, так? Ломаешь нашу великолепную многоходовочку? — он прищурился с хитрой усмешкой. — Ну, знаешь что? За такое я устрою тебе месть. Божественного масштаба!

Чендлер замер. В его янтарных глазах промелькнуло беспокойство. Похоже, он слишком хорошо знал этот тон.

— Что бы ты ни задумал…

— Уже! — глаза Сунь Укуна загорелись озорным огнём. — Я принесу тебе подарочек из того мира. Нечто… особенное. Такое, что заставит тебя вспомнить все те аниме, которые ты так любишь пересматривать!

— Мне не нравится, как это звучит, — Чендлер нахмурился, и его чешуя слегка потемнела.

— О-о-о, тебе понравится! — расхохотался царь обезьян. — Вот увидишь, эта месть будет, — он сделал многозначительную паузу, — Восхитительной! Каваий и всё такое!

Я невольно поёжилась, наблюдая за этим обменом репликами. За то короткое время, что я знала Прекрасного царя обезьян, я уже поняла — его «подарочки» редко бывают простыми. А судя по реакции Чендлера, этот обещал быть особенно… интересным.

— Давай уже закончим с барьером, — проворчал Чендлер, явно пытаясь сменить тему. — Пока ты тут не напланировал мне, — он поёжился. — Ещё каких-нибудь сюрпризов из мира моих любимых манг.

Дракон коснулся чаши. Древняя магия откликнулась мгновенно — словно только и ждала этого момента. Тьма и свет сплелись в единый узор, создавая новый барьер — живой, дышащий, основанный не на жертвах, а на свободном выборе.

— Знаешь, — задумчиво протянул Сунь Укун, наблюдая за преображением барьера. — А ведь ты действительно всех переиграл. Локи будет в ярости, — он ухмыльнулся. — Почти такой же, как ты, когда получишь мой подарок!

— Надеюсь, ты хотя бы не притащишь, — он осёкся, заметив мой любопытный взгляд. — В общем, ничего слишком… разрушительного для моего душевного спокойствия.

— Я? — царь обезьян изобразил оскорблённую невинность. — Да я само благоразумие! Просто принесу то, что сделает твою вечность, — он мечтательно закатил глаза. — Немного интереснее.

— Вот этого я и боюсь, — пробормотал дракон.

Я переводила взгляд с одного на другого, пытаясь понять, о чём они говорят. Но оба выглядели как старые друзья, один из которых задумал грандиозный розыгрыш, а второй уже знал, что не сможет этого избежать.

— Ладно! — Сунь Укун крутанул посох между пальцами и отвесил шутовской поклон. — Дела сделаны, планы разрушены, новые, — он подмигнул Чендлеру. — В процессе создания. Пожалуй, пора проверить, как там Локи переживает крушение своих надежд.

— Подожди, — я шагнула вперёд. — А зачем вам вообще нужно было…

Но царь обезьян уже растворился в воздухе, оставив после себя только эхо смеха и легкий аромат весенних цветов.

— Вот же… шутник, — проворчал Чендлер, глядя туда, где только что был Сунь Укун. В его голосе смешались раздражение и невольная теплота — похоже, за века дружбы он привык к выходкам царя обезьян. Он хмыкнул и повернулся ко мне. — Ты свободна, Ви-Ви, — произнёс дракон мягко. — Действительно свободна. Можешь отправиться куда захочешь, сделать что посчитаешь нужным.

Я медленно провела ладонью по прохладному камню чаши, ощущая отголоски силы Хокона в восстановленных им символах. Каждая линия хранила след его прикосновения — чистый и сильный, как он сам.

— О, ты будешь поражён масштабом моих планов, — произнесла я с той особой улыбкой, которую подсмотрела у Локи.

— Только помни, — Чендлер предупреждающе нахмурился и немного виновато договорил. — Аврорам нельзя в земли ётунов.

— Я знаю, — кивнула я спокойно. — Прекрасно это понимаю, — провела рукой по узорам на чаше. — Знаешь, я всю жизнь пряталась. Боялась, что кто-то узнает о моей силе. Что придётся бежать. Что не справлюсь с судьбой. — Я подняла взгляд в сторону таверны. — Но теперь мне нечего скрывать. Нечего бояться.

— И ты выбираешь остаться? — Чендлер удивлённо склонил голову набок. — Открыто жить с такой силой?

Я помолчала, глядя на мерно светящиеся символы на каменной чаше. Они едва заметно пульсировали в такт с биением моего сердца, словно подтверждая правильность выбора. Раньше я судила по древним сказкам Северных чертогов. Мне казалось, что судьба аврора — это бесконечная борьба, метания между мирами, вечное служение высшим целям. Я боялась этой судьбы. Теперь же я понимала — истинная сила не в том, чтобы постоянно доказывать её наличие.

— А где ещё магу с невозможной силой быть в безопасности, как не в таверне для бессмертных? — усмехнулась я. — Здесь можно жить вне правил, и я буду собой. И это не побег. Это выбор. Осознанный выбор быть там, где я могу просто быть, а не вечно бороться.

— Без приключений? — Чендлер заинтересованно склонил голову набок. — Без великих свершений?

— Я никогда их не искала, — покачала я головой. — Я хочу дом. Хочу слушать истории путников, помогать тем, кто приходит за советом, варить травяные отвары и печь пироги с яблоками. Быть собой — разве это меньше, чем странствия по мирам?

Чендлер смотрел на меня долгим взглядом, а потом медленно кивнул и улыбнулся своей фирменной кривоклыкастой улыбкой.

— Знаешь, Ви-Ви, это, пожалуй, самое мудрое решение, что я слышал за последние несколько веков.

— Шао согласен, — тихо произнёс яогуай. — Сильнейший огонь — тот, что горит в очаге.

— Ты, конечно, выбрала мирную жизнь, — проворчал Чендлер, когда наша странная троица направилась в сторону таверны. — Но после того, как мы тут навели столько шума, я не удивлюсь, если скоро сюда заявится проверка от императора.

— Ты думаешь, они заметили? — я озадаченно посмотрела в сторону границы с землями ётунов.

— Учитывая, что мы разрушили барьер, поломали систему артефактов и восстановили древнюю магическую структуру? — усмехнулся дракон. — О да, заметили. И, возможно, уже в пути.