Сердце степи. Полёт над степью

32. Кам.Мир обрушится

Серые волосы на сером меху капюшона, белый снег из-под ног. Камайя неслась через открытые дворы, а Тулым со всё ещё хромающим Дерре бежали за ней, не успевая.

- Госпожа… - стонал Дерре. - Остановись… Куда же ты…

Она летела, как злой серый дух, и глиняные пористые кирпичи отталкивали её ноги, пружиня. Ярость и непонимание бились в груди, стучали в её сердце, но она унимала их… Пока что унимала.

Служанки прыскали от неё в стороны. После очередной галерейки она остановилась на пару мгновений, вспоминая направление, и сразу же Дерре нагнал её и вцепился в рукав.

- Госпожа… Куда же…

Камайя рыкнула, резко, рывком выдирая у него рукав, и свернула направо, к резным дверям. Это оказался какой-то холл, тихий, холодный, пахнущий пылью и запустением, но грохот её яростных шагов по красивым каменным плитам пола эхом разорвал эту тишину и прогнал пустоту. Навстречу спешил слуга, его глаза расширились при виде Камайи. Она свирепо прищурилась.

- К Аслэгу, - прошипела она. - Сейчас же!

Он скользнул в какую-то дверь, робким жестом показывая подождать снаружи, и она сразу же рванула резную створку на себя, шагая через порог в красивый светлый зал с полками, резной ширмой и большим тяжёлым столом у стены слева, на возвышении.

- Можешь идти. - Аслэг устало повернулся к слуге. - Все можете идти.

Он спустился к ней с возвышения, обхватил её шею пальцами и прищурился. Горячая волна сбила дыхание, Камайя сглотнула.

- Лисица ворвалась во владения льва. - Он сжал руки и поцеловал её, медленно, очень медленно, потом отпустил. - Ты пылаешь, но этот огонь другой.

- Они кланялись мне, - пробормотала Камайя, пытаясь отдышаться. - Аслэг, объясни мне, что происходит. Аслэг!

Он молча отвёл взгляд, потом вернулся на возвышение и сел в большое кресло, напоминающее трон, за массивным столом. Он молчал, молчание с каждым мгновением давило всё сильнее. Камайя сделала шаг, потом ещё один. Аслэг наконец поднял взгляд на неё. В глазах была тьма.

- Нет… - прошептала она, с ужасом глядя на свою руку. - Значит, мне не привиделось это… В ту ночь, когда меня подстрелили… Я думала, это кошмарный сон…

Шёпот срывался на хрип, и она зажала рот рукой. «Хасэг ал тэрду кама инэш лоо»… Стены большого зала медленно смыкались, ползли к ней, сжимаясь, сдавливая, стискивая.

- Скажи, что я не так всё поняла. Скажи, что это ошибка, и ты не делал этого!

Аслэг сунул руку в карман, потом разжал кулак. Алое на ладони, алое, как свежая кровь. Камайя закрыла глаза, и запахи и звуки погасли.

- Камайя… Катын, мас май… - шёпот становился ближе.

Его лицо было над ней, она лежала головой на его коленях, и на миг на душе стало спокойно и легко, но в следующее мгновение красное мелькнуло в памяти.

- Ты… Как ты мог… - Она села, спуская ноги с какой-то мощной резной деревянной скамьи, и закрыла лицо руками. - Как… Ты… Мог?!

Он обнял её за плечи. Его запах обездвижил её, лишая способности мыслить и рассеивая ярость, но стены давили, давили.

- Расторгни этот брак… Вычеркни запись… Позови эным! - Камайя почти кричала. - Я не клялась! Я не давала клятву! Я освобождаю тебя от твоей, и ты освободи меня!

Аслэг резко схватил её, стиснул и перетащил себе на колени, пальцами касаясь её лица, сбивчиво дыша, целуя и снова касаясь.

- Я не могу, ты понимаешь это? Я теперь не могу. Я опоздал. Ул-хас не может развестись. Ты теперь не можешь уйти. Мы теперь прикованы друг к другу. Эту традицию даже я не посмею нарушить. Я могу даже жениться повторно и вывести вторую жену вперёд тебя, но я не могу развестись с тобой. Ул-хас не расторгает брак. Тан Дан не может разорвать связь с Даыл. Мир обрушится.

Камайя глотала воздух, но задыхалась. Красная лента лежала на столе, там, вдалеке, ярко алея посреди комнаты, потерявшей цвета, но она одновременно будто стиснула горло и скользила, затягиваясь. В глазах снова темнело.

- Она приковала меня к тебе… Она передала мне свой титул… Подарок, от которого нельзя отказаться… Это не венец… Смогу совладать... Она ошиблась… Аслэг, она ошиблась! Не могу дышать… Аслэг…

Мир угасал, звуки отдалялись. Лента затягивалась всё туже, и чернота поглотила её.

Тёмные, очень ласковые руки Кэлантай нежно распутывали свалявшиеся серые волосы. Повозка с высокой полотняной крышей, натянутой на дуги, нещадно тряслась по дороге. Яблоко в руках было таким огромным, что укусить его не получалось. Камайя вытерла слёзы, отчего на чумазой руке остались светлые полоски.

- Помочь, милая? - Кэлантай улыбалась, её белые волосы сияли в рассеянном свете под тентом. - Могу надрезать.

- Я сама. - Камайя упрямо прищурилась и открыла рот пошире, так, что челюсть заболела. Яблоко наконец поддалось, и шатающийся зуб хрустнул. - Ой… Зуб.

- Ничего. Он всё равно скоро выпадет. - Серьги Кэлантай покачивались в ушах, паренёк в углу стонал во сне. - И вырастет новый.

Камайя кивнула. Она вспомнила, как Велв учила её плеваться сквозь дырку на месте зуба, а бабушка Ро ругалась на это.

- Мама привязала нитку, когда у меня выпадывал вот этот. - Она показала пальцем в рот. - И дерганула. А то больно было, когда он качался. Есть мешал. К этому она тоже привяжет.

- Не дерганула, а дёрнула. Милая, мама не привяжет нитку. Мы уезжаем отсюда. - Пальцы Кэлантай в волосах были такими нежными, что от их прикосновений хотелось плакать. - В Мадви я отмою тебя и намажу средством от вшей и блох. Смотри, что у меня есть.

Женщина достала резной красивый гребень, очень частый. Камайя повела носом, потому что от него очень уж приятно пахло, и Кэлантай с любопытством склонила голову к плечу.

- Ты чувствуешь этот запах? - спросила она заинтересованно. - Дерево давно выдохлось. Он не пахнет, пока им не начинаешь причёсываться.

- Он сильно пахнет сладким деревом и немного грушей. - Камайя протянула руку к гребню и потрогала его пальцем. - Очертенеть как приятно.

- Милая, это слово говорить нельзя. - Кэлантай вытеребила одну прядь серых волос и начала распутывать её пальцами и гребнем, очень осторожно, отчего его аромат усилился во много раз. - Надо же… У тебя чуткий нос.

- Почему мама не привяжет нитку? - Камайя хрустела яблоком, болтая ногами, и косилась на сияющие серьги Кэлантай и её странную одежду, белую, как снег на вершинах гор в ярком дневном свете, которая пахла какими-то фруктами и свежей холодной травой. - От Мадви сюда всего пара дней пути.

- Камайя, ты не вернёшься сюда. - Голос и прикосновения были мягкими и убаюкивали. - Тебя выкупили. Ты принадлежишь вон тому человеку, киру Салке Руану.

Женщина кивнула на огромного загорелого молодого мужчину со светлыми желтоватыми волосами, которые были похожи на странную длинную щетину, только росли на голове. Он о чём-то тихо беседовал с ещё одним парнем в другом углу большой повозки.

- Он отдал за тебя десять золотых. Ты сможешь отработать их, и тогда будешь свободна.

- Принадлежу? - Рука с яблоком замерла. - Выкупили?

- Да. Он даст тебе род. Ты получишь родовое имя Элсавиго. Камайя Элсавиго, правда, красиво?

- Но у меня никогда не было рода. - Камайя нахмурилась. - Я - Камайя из деревни Сутур. Что значит - принадлежу?

- Мы уедем в далёкий, далёкий город, который называется Ордалл. Ты наверняка слышала о нём, правда, милая? - Голос Кэлантай был как ласковые волны, как нежный шум ив над ручьём, когда птицы поют в них по весне, а от движений её рук и запаха гребня почему-то слёзы наворачивались на глаза. - Этот город большой, и там много людей, и у каждого есть своё дело. У тебя тоже будет дело. Ты будешь усердно учиться. Ты научишься петь и танцевать, вышивать и ездить верхом, будешь читать мудрые книги и учиться вычислениям. А когда ты подрастёшь, кир Салке найдёт тебе дело. Ты будешь его помощницей или получишь работу в городе, в одном из наших приютов или в доме какого-нибудь именитого кира, а то и во дворце. Но пока кир Салке не скажет, что твой долг выплачен, ты не сможешь покинуть его или распоряжаться своей судьбой. Не бойся, тебе не дадут заданий, с которыми ты не совладаешь, милая.

- Как на каторге, - кивнула Камайя. - Для тех, кто имеет право выкупиться. Они зарабатывают себе на откуп и уходят на свободу.

- Ты будешь не на каторге, Камайя. Ты будешь жить в благоустроенном приюте или в доме хорошего рода. У тебя будет своя комната, игрушки, платья, вкусная еда.

- Но не свобода.

- Со временем будет и свобода. - Кэлантай с интересом смотрела на неё. - Милая, тебе восемь… Что ты знаешь о свободе?

- Свобода - это когда ты принадлежишь только себе, - уверенно сказала Камайя, глядя на яблоко. - Когда тебя не могут купить или продать. Не могут заставить работать. Не могут приказать пойти в хижину надсмотрщика, которому ты понравилась. А потом говорить, что такова твоя судьба, если родится дитя. Так про Меррет говорили. Свобода - это когда ты сам решаешь, что тебе делать. Сам выбираешь.

- Она не по годам рассудительна, - улыбнулась Кэлантай светловолосому гиганту, который отошёл от парня и сел рядом с ними. - Думаю, кир Аргат согласится со мной: её стоит оставить при себе. Не отдавай её в приют, кир. Эта малышка, похоже, сделает всё, чтобы получить свободу, о которой она так много слышала за свои восемь лет, но никогда по-настоящему не видела.

Гребень нежно касался головы, и, казалось, даже укусы жуков стали зудеть меньше. Камайя грызла хрустящее яблоко - оно и не думало заканчиваться. Светловолосый гигант, от которого приятно пахло мылом, кожей его странной безрукавки с косой застёжкой и какими-то незнакомыми травами, тихо о чём-то беседовал с Кэлантай. Камайя больше не вслушивалась. Мама плакала, продавая её, и бабушка Ро тоже плакала, провожая их до порога, но все их взрослые разговоры, слышанные раньше, были об этой свободе, и вот она едет к ней. Её продали, но она получит свободу. Почему-то она была уверена, что Кэлантай не обманывает. Повозка тряслась на ухабах, серьги Кэлантай покачивались, гребень нежно касался волос, а тихие голоса навевали дремоту.

- Камайя…

Она открыла глаза. Аслэг сидел на полу перед скамьёй. Между бровей залегла складка, но лицо прояснилось, когда он поймал её взгляд. Он нежно гладил её по волосам и щеке, и Камайя заплакала.

- Убей меня, снова проткни моё плечо или сердце, только не плачь! - Лицо Аслэга исказилось болью, и он встал. - Отец Тан Дан не посылает испытаний в милости своей больше, чем может вынести человек, так чем же я прогневал его?

Рукав халата впитал слёзы, и на сером остались тёмные пятна. Камайя села на скамье, потом осторожно встала и шагнула к Аслэгу.

- Я останусь с тобой, пока ты нуждаешься в этом, Аслэг. Я останусь, пока тебе не станет легче. Дай мне руку. Я не могу сейчас подвести тебя и запятнать твою репутацию. У меня есть обязанности. Есть долг. Ты потерял близких людей, и я была бы последней тварью, оставь я тебя сейчас. Но то, что ты сделал…

Его поцелуй был таким, что у Камайи подкосились ноги, но, к счастью, Аслэг крепко держал её.

- Это единственная причина, по которой ты остаёшься? - спросил он, прижимаясь лбом к её лбу и глядя ей в глаза. - Не подвести меня? Не запятнать репутацию? - Он поцеловал её снова, ещё яростнее, и Камайя зажмурилась, потому что к глазам подступали слёзы, а в животе всё сжалось в горящий ком. - Это всё?

Она молчала, но его взгляд был невыносим. Глаза пришлось отвести: их щипало. Она молча кивнула. Аслэг сжал её плечи, и ещё сильнее, потом стиснул зубы и медленно убрал руки.

- Ты лжёшь мне. Мне и себе. Нет. - Он схватил её снова и впился в губы, потом отпустил и придержал, глядя, как её пошатывает. - Почему? Тебе нравится, когда мы оба терзаемся? Хорошо. Хорошо. Пусть будет так. Камайя, у меня много дел. Скоро всем станет известно. Пригласи Туруд. Она теперь будет подчиняться тебе. Жди меня ночью.

Сердце колотилось. Она вышла в холл, слыша, как Аслэг за спиной подзывает слуг, и на входе столкнулась с тремя эным и девушками-служанками, которые поклонились ей в пояс. «Скоро всем станет известно»… Он, похоже, немного ошибся. Слуги кланялись ей навстречу и шептались вслед, а Тулым шикала на них.

- Позовите Туруд, - сказала она Дерре, заходя в покои. - О… Рисэл. Ты тут…

- Улхасум Камайя, не гневайся… Я боюсь идти туда, - тихо сказала Рисэл, соскальзывая с кресла и пытаясь броситься на пол. - Госпожа… Иймэт… Служанка сказала, что она потеряла рассудок. Я боюсь…

Камайя удержала её от земного поклона и резко ткнула пальцем в сторону кресла. Алая лента мелькнула перед глазами, но она усилием воли свернула её в тугой рулончик и сунула в дальний угол памяти. Не время. Не время.

Улсум Туруд пришла ровно тогда, когда Камайя уже готова была взорваться от ярости. Она вошла, прямая, сухощавая, с поджатыми губами, принеся с собой запах цветочного мыла, смешанный со свежим воздухом снаружи, и Рисэл, которая сидела как мышка, беспокойно посмотрела на Камайю.

- Полагаю, уважаемой улсум уже известно, какие изменения произошли в гареме. - Камайя сидела, рассматривая свои ногти. - Я не знаю, как это происходит у вас - даёте ли вы какие-то клятвы верности или…

Она осеклась. Улсум закрыла лицо руками, и её плечи подпрыгивали. Потом она убрала руки от лица, и Камайя с ужасом увидела, что Туруд смеётся и рыдает одновременно. И эта потеряла рассудок?

- Давай, досточтимая, начинай, - смеялась Туруд, и Камайе стало жутко. - С чего начнёшь? Запрёшь меня без воды на несколько дней? Или тоже дашь мне выпить отраву, а потом заставишь вымаливать противоядие? Ну что же ты! Приступай!

Она расхохоталась, потом осела на пол в рыданиях, и Рисэл в ужасе вжалась в кресло. Камайя нахмурилась.

- Тулым. В лечебнице есть каприфоль. Кошачья трава. Скажи Аулун, что я прошу. Мешочек спрячь за пазуху. Тут прямо какое-то змеиное гнездо, клянусь высокими небесами. Куда ни ступи - везде отрава. - Она повернулась к Рисэл. - Ты всё ещё счастлива быть здесь?

Рисэл плакала. Её милое, нежное личико распухло и покраснело, а по юным щекам катились некрасивые искренние слёзы. Она тёрла и тёрла глаза, глядя, как Камайя перед Туруд отпивает треть стакана и протягивает улсум оставшееся. Гамте! Камайя морщилась, глядя на Туруд, которая с подозрением принюхивалась к каприфоли, но понимала её, понимала отчаянно. Когда при тебе всех травят, начинаешь бояться дышать.

- Это лекарство? - спросила Рисэл тихо.

- Это что-то вроде вашей травы сумарзых. Успокоительное. - Камайя встала и налила Туруд ещё, жестом отпуская Тулым. - Ну что, улсум… Легче стало?

- Я думала, ты отыграешься на мне, - сказала Туруд, стоя на коленях перед Камайей. - За всё, что я делала… Я думала, время Йерин никогда не закончится… На моей совести столько девушек… Я сбилась со счёта, досточтимая… Ты казнишь меня, если узнаешь… Со всех концов великой степи они приезжали сюда, и навсегда оставались здесь, в курганах вокруг города. Все они, все… - Она снова плакала, закрывая лицо руками. - Они приходят ко мне во снах… Убей меня, досточтимая, закончи мои мучения!

- Вряд ли ты делала это по собственной воле, - усмехнулась Камайя. - В любом случае, мне пока некем тебя заменить. Я не доверяю тебе, Туруд, но есть дела, с которыми я без тебя не справлюсь. Итак, приступим.