- Да ну, дружище, - сморщился Лумыт. - Бабы в Фадо - огонь! Скромные на вид, но как доходит дело до того самого, ну пр-р-росто огонь!
- Да ну… - протянул второй, чьё имя начиналось вроде бы на «п». - Теларские красотки - жарче! Папаша как-то рассказывал, что встретил в степи покойную, да будет её Перерождение достойным, Гатэ. Сказал, таких красавиц нет у нас. Я-то её не видел ни разу. Не верил в его россказни, пока не съездил в Телар… Вот они там горячи!
- А ну не смей трогать Артай-хасэн! - стукнул по столу Нада. - Язы… этого… ка лишишься, понл?
- Охолони, приятель, - сказал Тагат. - Улхасум Гатэ была красива, глупо спорить. Но в Фадо вкусы другие, да?
- Да-а-а… - протянул Нада. - Слушайте… Кто бы сказал - ну вот никогда… Хэй! Верни бутылку!
- Господин, она пустая, - попятился тщедушный слуга. - Я новую принесу. Не изволь гневаться!
- Тащи. - Руан потёр виски, пытаясь вспомнить, какая по счёту эта бутыль, и хватит ли у него с собой серебра, чтобы оплатить этот кутёж.
- У меня с собой три золотых, - тихо сказал Тагат, от которого густо несло хмельным. - Не переживай… Расплатимся.
- Знал бы - зашёл домой, - так же тихо посетовал Руан, копаясь в кармане. - Быстро же Наду пробирает…
- Да на себя то посмотри, - фыркнул Тагат. - Чучело красноносое…
- Я тебе! - возмутился Руан. - А ну, пойдём-ка выйдем!
Возмутительно холодный ночной апрельский ветер жестоко холодил уши. Руан постоял немного снаружи, и, пока Тагат поднимался по лестнице, воинственное настроение немного схлынуло.
- Ты косеешь слишком быстро, - хмыкнул Тагат, закрывая за собой хлипкую дверь уборной, которая в этом дворе представляла из себя нечто вроде очень высокой собачьей будки. - Пойдём вытаскивать этого бедолагу… Его после первого стакана унесло.
- Я просто… голодный, - жалобно сказал Руан, и его желудок сразу же подтвердил слова громкой и не очень мелодичной трелью. - Я крупный мужчина… Мне нужно много есть. Только жена меня и понимает. Знаешь, как здорово, когда жена тебя ужином встречает? - сказал он, взваливая на плечи обмякшего Наду. - Приходишь к ней, уставший, злой, а она посмотрит так…
Слуги Нады, два дюжих парня, которые тоже, по-видимому, успели пропустить по стаканчику, перехватили своего господина наверху, у лестницы.
- Вот так вот, - причитал Нада. - Сын у меня будет… Опозоренный! Позор Соот! Мама, мамочка… Могла ли ты представить?! Гнилое семя… Минуй моих сыновей…
- Заноси, - сказал Руан, придерживая ворота дворца. - Эх… Зря только время потратили. Причитает бессмысленно. Я так и не понял ничего.
- Чушь какую-то лепечет. Да кто ж знал, - развёл руками Тагат, шагая за слугами Нады. - Накормить его надо было… Шесть баб в гареме, а пить голодным отправился. Во-от… Осторожно, тут лестница… Всё. Пусть дрыхнет.
Дверь покоев Нады закрылась за ним и его слугами. Руан спустился по лестнице, прошёл через двор за Тагатом и поднялся к его покоям.
- Давай ачте заварю, - сказал советник, скидывая верхний халат. - Что думаешь, союзник?
- Тайна сия позорна весьма, мнится мне. - Руан зажмурился и потряс головой. - Тьфу. Что-то его гнетёт. И Аслэг не просто так замалчивает причину.
- Он тебя, кстати, зачем оставил?
- Да так… перевести кое-что просил. Тагат, мне так мерзко…
- А мне, думаешь, каково? - скривился Тагат. - Завтра к Аулун пойду, попрошу у неё трав от похмелья… Чую, плохо будет.
- Господин, - послышалось из-за двери. - Срочное.
- Иду.
Тагат вышел за дверь так бодро, будто вовсе и не пил. Руан с завистью проводил его глазами и налил себе чашку крепкого настоя. Из-за неплотно прикрытой двери раздавался женский голос, очень взволнованный, потом наступила тишина.
- Что случилось? - осведомился Руан у вернувшегося Тагата, наливая себе вторую чашку. - В гареме что-то?
- Нет… Да… Нет. - Тагат почему-то выглядел очень потерянным. - Руан, допивай. Уже поздно. Завтра праздник… Мне пора спать ложиться. Давай, давай… Тебя жена ждёт.
Руан, обжигаясь, залил в себя содержимое второй чашки, с подозрением поглядывая на Тагата, который выглядел ещё более напряжённым, чем обычно, и, провожаемый странной кривоватой улыбкой тэкче, вышел в коридор. Он дошёл до выхода на открытую галерейку и обернулся было, потому что за спиной снова померещился женский голос и шум закрывающейся двери, но прямо перед ним из темноты в темноту нырнул паренёк с конюшни, и Руан дёрнулся от неожиданности.
- Высокие небеса и Великий морской зверь, - шёпотом сказал он, поплотнее запахивая халат, потому что сеящийся дождь падал на лицо обжигающе ледяной моросью. - Одари меня покоем.
Темнота внутренних дворов была разбавлена кляксами света из окон, а тишина - негромкими голосами девушек. Руан вышел из ворот дворцовой части и прошёл мимо лечебницы, окна которой были тёмными, кроме одного, в каморке для караульных. К шатрам своей небольшой стоянки он подходил уже с полным осознанием того, что такие частые попойки с Тагатом до добра его не доведут, и если он продолжит в том же духе, лекарское мастерство Аулун будет уже бессильно.
Ночь мигнула, оставшись в памяти теплом кожи Аулун под боком, и просветлела в прохладный рассвет. Постель рядом была холодной. Стакан снадобья от похмелья не излечивал от острого чувства вины. Руан опрокинул в себя вторую половину настоя и вышел наружу, завязывая на ходу халат.
- Я к Оладэ, - крикнул ему убегающий Айтелл. - Там у них ограда чой-та шатается… посмотреть надо бы!
Руан удручённо посмотрел ему вслед и ушёл к большой бочке с водой. Холодные брызги смыли остатки сна и прояснили разум. Он вытерся жёстким полотенцем, развесил его на верёвке, натянутой за шатрами, и повернулся.
Камайя стояла, как дух Дээт, потерявший свой род и путь, и глаза её были тёмными и запавшими на белом, бескровном лице. Она шагнула Руану навстречу и вцепилась в халат на его груди, а он растерянно поднял руку и положил ей на голову. Она стояла, уткнувшись носом в его одежду, потом дёрнулась и издала какой-то звук, от которого сердце перевернулось. Руан прижал её крепче, звук повторился. Он зажмурился, потом отступил на шаг и вынул из кармана носовой платок.
- Держи. Я полью тебе… Умойся, досточтимая, - сказал он с вежливым кивком.
- Прошу… Умоляю, - еле слышно прошептала Камайя, не отпуская его халат. - Руан, я умоляю тебя…
Руан осторожно взял её руки и отцепил от своей одежды. Камайя опустила голову, ветер трепал её спутанные серые волосы над помятым дорогим нарядом. Полотнища высохших простыней на верёвках хлопали и трепетали вокруг них, холодный ветер гнал небольшие волны по поверхности воды в бочке, и он задержал дыхание, а потом положил ладонь ей на щёку.
- Ты свободна, Элсавиго Камайя, - тихо сказал он. - Ты отдала свой долг. Я отпускаю тебя. Ты вольна распоряжаться своей жизнью. Пойдём.
Её сведённые плечи вздрагивали, ветер подхватывал слёзы прямо со сморщенного бледного лица и уносил куда-то между простынями, которые всё хлопали и хлопали под светло-серым небом. Она шла за плечом Руана, на полшага позади. Он не смотрел на неё, но видел её мокрые ресницы и синеву под глазами, белые пальцы, сжимающие ворот халата, большой перстень с камнем, похожим на отполированную ледышку, слышал шорох её шагов и халата, расшитого серебром по тёмно-серому, и сердце заходилось, но он не мог сделать ничего, ничего.
- Отдай это управляющему, - сказал он, вынимая из сундука небольшой квадратный конверт с печатью. - Если так случится и ты потеряешь его по дороге - передай управляющему: «Ме шулта та паргело».
- Мой долг выплачен… - повторила Камайя. - Так просто?.. Я могла сбежать и вернуться туда, пока ты тут… - Слёзы всё капали на дорогую ткань, на светлые пальцы, на квадратик плотной бумаги. - Я бы получила деньги и купила дом, и ты, приехав, не стал бы устраивать скандал…
- Ты могла сбежать? - спросил Руан, глядя на её руки. - Кам… Девочка моя…
- Ты же знаешь… - Ножом по сердцу, ржавым, зазубренным. - Ты же всё знаешь про меня…
- Я и про себя-то не всё знаю, - тихо сказал Руан.
- Ты не спросишь, почему сегодня и что дальше? - прошептала она, сжимая в руке конвертик.
- Я не имею власти над тобой, Кам… Если ты захочешь - сама расскажешь.
- Может быть, когда-нибудь. - Эта улыбка была как серебряная маска на костюмированном балу, и за ней не видно было совершенно ничего, только остатки слёз на припухших глазах. - Быть может. Если мы ещё встретимся. Мне пора, Руан. Я не могу стряхнуть долги, как пылинки. Дай мне руку.
- Досточтимая…
- Дай руку.
Холодные белые пальцы скользнули в его ладонь, будто Руан обменялся рукопожатием с лучом лунного серебра. Потом полог и дверь на короткий миг впустили в темноватый шатёр немного ослепительного жемчужно-серого света, и Руан остался в тишине между войлочных стен, у холодного очага, под сероватым куполом шатра среди апрельской степи, под серой ладонью Тан Дан, и сердце билось, словно стянутое колючим ремнём, вполсилы, а в горле застрял комок серебристой сухой полыни.