Сердце степи. Полёт над степью

51. Кам.Только тут у вас не Фадо

Камайя ехала молча, копыта Дамал стучали в сердце, впечатывая в алое и живое улыбку Гатэ, которая осталась позади, угасая постепенно в памяти, так же, как и злость на то, что эта женщина сделала с её, Камайи, судьбой. «Я же не могу пожизненно приковать тебя к Аслэгу, правда? Ты бы и не простила меня за такое». - «Не знаю». - «Твоё "не знаю" греет мне душу». Воспоминания не грели, они обжигали и ранили, как раскалённый нож, и ресницы снова намокли. Камайя потянула повод Дамал, направляя её ближе к Кезер, и широкий, очень длинный рукав скрыл её пальцы, сплетающиеся с пальцами Аслэга, в кончиках которых тоже билась печаль.

- Теперь вокруг стены, - тихо сказал Аслэг. - Тебе не холодно?

- Пока нет. Только немного жалко парней. - Камайя показала глазами на усымов, что шли за ними. - Тэкче не жалко, пусть животы растрясут.

Аслэг тихо хмыкнул. Эным за их спинами сменились: звук бубнов стал другим. На пути вокруг стены стояли на кострах котлы с оолом, и девушки, сверкая улыбками, протягивали усымам чаши, над которыми в воздух поднимался густой пар. Со стороны стойбища доносились звуки умтанов и разухабистые песни, пару раз из-за шатров на своей пегой показывался Тагат с усымами-охранниками, и две женщины вышли с младенцами для благословения примерно в середине пути.

Не останавливая Дамал, Камайя сказала благие напутствия, присовокупив от себя несколько арнайских и тех, которыми наставляла её бабушка Ро в Рети. Слова радостными белыми птицами летели из её сердца, и старшие дети женщин, стайками крутившиеся у ног шагающих сзади усымов, вооружённые щитами из крышек от бочек, издали торжествующий клич.

- Да здравствует Улхасум! - крикнул один из мальчишек, плотно упакованный в толстый стёганый халат. - Да здравствует Ул-хас! Да расстелятся ладони Неба и Земли перед вами!

Ладони неба и земли были светлы, запахи праздника плыли между ними, запахи жертвенной крови на снегу, жареной баранины, жирных лепёшек, жёлтого местного пива, которое варили и наливали только как подношение духам. Стена города была пройдена, лошади дошли до границы стойбища и шагали теперь вокруг него, по широкой дуге, шевеля ушами: толпа ряженых с колотушками, полтора десятка эным-дада с бубнами, нарядные шумные хасэ, что следовали за процессией - всё было громко и весело, пёстро, слегка суетливо и ярко.

- А как это было до того, как построили Улданмай? - спросила Камайя.

- Ты имеешь в виду церемонию? Выбранный хас-старейшина обходил стоянку своего хасэна.

- Гораздо быстрее. Как так получилось, что править стал один род? Почему другие отступились?

- Не отступились. Артай подмял всех соперников. С кем-то породнился, кому-то пригрозил. Раньше жён брали из Оладэ, потом - из Соот. Из самых богатых и влиятельных хасэнов. Такие же обычаи, как в Фадо. Мы многое переняли у Фадо. Многие строители были оттуда.

- Да. Обычай отпускать птиц - точно оттуда. И обычай набирать гарем. - Камайя прищурилась. - Только вот тут у вас не Фадо.

- Ты опять скалишься? - прошипел Аслэг, поджимая губы. - Прекрати это.

Камайя покосилась на толпу, идущую на почтительном отдалении, и Тагата, который присматривал за порядком, расправила плечи и улыбнулась одной из самых сияющих улыбок. Не время для этих разговоров. Она едет рядом с повелителем степи, который готовится принять власть, и должна держать лицо.

Каким же огромным кажется расстояние, если его нужно преодолеть медленно и торжественно! Дамал вышагивала, шурша парчой расшитой попоны, под песни, сменявшие друг друга, хвалебные возгласы, звуки бубнов и смех детей, и причудливые головные уборы девушек мельтешили по краям зрения, звеня круглыми подвесками и вспыхивая неимоверно яркими бусинами, зелёными, красными, синими, а пучки перьев на их верхушках колыхались в такт шагам.

- Теперь в город. - Аслэг поднял руку, показывая усымам направление.

Улицы были полны народа. Под копытами лошадей хрустела скорлупа орехов. Камайя заметила, как Тагат, спешившись у ворот, выговаривает тэкче Кануку за этот беспорядок, а тот, слегка румяный от быуза, радостно хлопает его по плечу.

- Тагат очень ответственно подошёл к своим обязанностям. - Аслэг проследил её взгляд и кивнул. - Им я доволен.

В его голосе явно слышалось: «Хотел бы я быть так доволен и остальными», и Камайя промолчала. Они доехали до входа во двор Ул-хаса, слуги забрали поводья и помогли Камайе спешиться - длинные широкие рукава не желали слушаться. Золото скользнуло по золоту, узорчатые сапожки коснулись шершавых плит, тщательно очищенных от снега, лошадей увели, и Камайя, скромно сложив руки в рукавах, проследовала за Аслэгом в центр двора, держась на полшага позади - так, как это предписывали приличия.

Два с лишним десятка тэкче, туусы и су-туусы выстроились вокруг широкого двора, в центре которого лежал широкий жёлтый войлок, расшитый золотом. Аслэг прошёл на него и уселся в середине, лицом на юг. Камайя отошла к толпе, стараясь сдерживать любопытство.

- Ул-дан, улхар, улруск, - завела старшая эным песню на дэхи, сопровождая каждое слово ударами в гулкий большой бубен с расписной кожей. - Тан Дан луудык, адайет, сыква-тус…

Другие эным подхватили песню, добавляя свои низкие, хрипловатые от постоянного курения трубок голоса в ритмичный напев, похожий на заклинание. Из толпы вышел Харан и встал у одного угла войлока, ко второму подошёл Тагат, место у третьего занял судья Уртум. Неожиданно от толпы отделился Руан, и, подмигнув Камайе, встал у четвёртого.

- Слава Ул-хасу! - крикнул молодой тоо, который стоял, сияя халатом и гордой улыбкой, в углу двора. - Слава Улхасум! Халедану слава!

Аслэг прижал ладонь к груди и едва заметно кивнул. Четверо мужчин подняли войлок, толпа загудела, потом заорала так, что Камайя еле сдержалась, чтобы не заткнуть уши. Трижды поднимался Аслэг над головами своих людей, и трижды хасэ выкрикивали хвалебные слова по знаку тоо.

Кошму опустили. Аслэг протянул руку к Камайе. Она шла, расправив плечи и чувствуя каждый взгляд, провожавший её, и у края войлока сняла венец, передавая его Дерре.

Шершавые плиты были ледяными. Они трижды холодили лоб, потом Камайя встала, и височные кольца снова легонько звякнули над её ушами. Пальцы скользнули в руку Аслэга, тяжёлые рукава упали, золотые кисти пояса легли на жёлтый войлок.

- Слава! - гремело оглушительно. - Да здравствует!!!