Сердце степи. Полёт над степью

86. Кам.Я не лошадь

Дым сплетался затейливо, фигурками людей и животных поднимался над трубкой эным-дада. Сказания обретали призрачные, мимолётные очертания и тут же рассеивались. Хитрая лисица Мунг вильнула белым полупрозрачным хвостом, и Камайя наконец сморгнула видение.

- В душе твоей смешаны свет и тьма, - сказала эным Варад. - Ты спутала короткий путь и правильный.

Зыбкая, почти незримая дымка слегка кружила голову. Камайя вытянула пальцы над жгучими языками Сыкваана и медленно выдохнула.

- Ты не позволяешь себе мечтать, - вздохнула Урут-дада. - Люди сбегают в мечты и истории от тягот жизни.

- Какой толк в пустых мечтах? Есть то, что никогда не сбудется. Всё происходящее можно объяснить с точки зрения рассудка - даже пророчества.

- Но объяснения с точки зрения рассудка убивают чудо, - покачала головой Варад. - Ты видела, как сплетаются сказания в дыму наших трубок. Это ли не чудо? Или ты не веришь в чудеса?

- Травы, что вы добавляете в трубки, влияют на рассудок. Я недавно читала книгу ваших сказаний. Неудивительно, что я вижу Мунг и Уртду. Это игры моего разума.

- Книгу наших сказаний? Прошу, покажи, досточтимая, - заинтересовалась Урут.

- Я оставила её в покоях.

- Думается, ты оставила там гораздо больше. Почему на твоей лошади такой большой мешок?

- Дада, ты задаёшь очень много вопросов, - нахмурилась Камайя.

- Ты бежишь от себя. Ты нашла то, что искала, но похоронила это в кургане и пытаешься сбежать.

- Что я нашла? - воскликнула Камайя, хватаясь за горло. - Что? Бесполезные мучения! Боль, боль, одну лишь боль! Я могу терпеть раны и переломы, но эту боль я терпеть не хочу и не буду!

- У всего есть обратная сторона, - тихо сказала Урут. - Если тебе не по силам эта боль, достойна ли ты того, что на другом конце? У всего есть цена. За любовь и за рождение сыновей мы платим болью, даже чтобы украсить себя серьгами, приходится однажды вытерпеть боль. Я не знаю, к чему ты стремишься, но, скажи мне, Улхасум, если бы ты позволила себе мечтать, о чём бы ты мечтала?

Камайя закрыла глаза и двумя руками сжала халат на груди. Её дом стоял на высоком берегу, и она бежала к нему по бесконечной траве, но не видела его. Берега тоже не было нигде, только склон холма слегка осыпался под ногами, две бескрайних ладони неба и земли смыкались линией недостижимого горизонта, а птица туу кричала из травы, надрывая сердце - «Идэ-э-э, идэ-э-э».

Коричневый, слегка вытертый халат, сшитый одной из лучших портних в Ордалле, впитывал слёзы. Камайя открыла глаза и покачала головой.

- Я потеряла свой путь, - сказала она, пытаясь сморгнуть мокрое с ресниц. - Я получила свободу, но потеряла мечту. Выы унёс её. Куда мне идти, эным?

- Пусть любовь направляет твои шаги, - тихонько сказала эным Варад, гладя Камайю по голове.

- Нет, нет… Не называй это так. Это зов плоти, - пробормотала Камайя, снова и снова вытирая глаза рукавом. - Я больше никогда не поверю мужчине. Я знала, что это не может закончиться иначе. Люди, которых подпускаешь слишком близко, причиняют боль. Мужчинам даже нравится это. Получать власть. Я видела это очень много раз. Они теряют интерес к женщине, как к новому оружию или коню, как только понимают, как владеть ими. А дальше - конюшня или подвес на стене… И там ты доживаешь свои дни в надежде, что господин отвлечётся ненадолго от поисков нового. Снизойдёт до того, что уже давно назвал своим и успел немного забыть… Как дитя забывает игрушку, закатившуюся под комод. А потом надеешься, что тебе позволят упокоиться в кургане рядом с господином, в лучшей твоей сбруе или ножнах. Не заменят на новую диковинку, которую он предпочёл в конце своей жизни. Как только ты склоняешь голову перед мужчиной, показываешь ему свои уязвимые места - ты проиграла. Ты получила табличку над стойлом, но потеряла свободу. Стала одной из многих, предметом, ломая который, господин даже не чувствует вины: он в своём праве, как любой хозяин над своей вещью. Кто просит прощения у вещи? Кто просит прощения у коня, стегая его нагайкой, чтобы бежал бодрее и слушался хозяина?

- Тебя не стегали нагайкой, госпожа, - спокойно произнесла Урут. - И ты не лошадь.

- Ты права. Я не лошадь. И есть удары, которые гораздо больнее, - сквозь зубы проговорила Камайя.

Костерок потрескивал. Эным высыпала в него прогоревшие травы из чаши трубки и пожелала приятной трапезы духу огня.

Ресницы высохли, пальцы почти согрелись.

- Хас Адэр Артай со своим большим хасэном несколько лет кочевал по степи, - сказала эным Варад. - Он приносил жертвы духам холмов и озёр и просил их указать место для строительства города. Но только тут духи откликнулись. Знаешь, как это было, по одной из историй? - Она повернулась к Камайе, и та помотала головой. - Некоторые рассказывают, что его хасэн стоял вон там, под холмом, и ночью, после очередной жертвы, к нему во сне явились все известные духи. Они сказали: «Мы устали ходить за тобой по степи, следуя зову жертвенной крови, и прикидывать, какой холм наиболее благоприятен… Давай договоримся: ты идёшь к тому ближайшему стойбищу на востоке и больше не ищешь ничего. А мы, в свою очередь, просто благословим это место, останемся тут и будем присматривать за ним».

- Всё было не так, - покачала головой эным Урут-дада. - Он устал взывать к духам, которые не хотели поворачиваться к нему, и сказал, что принесёт в жертву самое дорогое, что у него есть. Тогда духи сказали, что указание места для строительства не стоит таких жертв, и они просто проверяли его намерения. Ну что, Варад, пойдём. Гадание мы закончили, праздник тоже скоро закончится, и более расторопные соберут всё серебро с нетерпеливых женихов.

- Вы просто уходите? - изумилась Камайя. - А как же напутствия?

- Ты же не веришь, досточтимая, - пожала плечами Урут-дада. - Ладно. За половину цены ты получаешь половину коня. Но конь, разрезанный пополам, не стоит и ржавого гроша, если тебе нужно куда-то доехать. Мелочность и крохоборство не пристали досточтимым. Только отдавая самое дорогое, можно надеяться на равноценный обмен. Душа без мечты превращается в пепел, но ты обменяла мечту на побег и зовёшь его другим словом. Воля твоя, досточтимая. Воля твоя.

Она развернулась, кивнув, забрала у Варад узелок с камешками и лентами, отряхнула халат и мелко засеменила по холму.

Камайя стояла и смотрела ей вслед, потом сходила к саврасой, что паслась на склоне, и отвязала один из бурдюков, залила костерок, попросив прощения у Сыкваана, привязала бурдюк обратно и посмотрела на стойбище вдалеке. Ветер трепал выбившиеся из пучка пряди волос. Она сунула руку в седельную сумку. Слегка вытертая алая лента, туго скатанная, развернулась на ладони и затрепетала на ветру.

- Я не мелочная, - сказала она, завязывая ленту на вершине каменной пирамидки. - Я бы, наверное, ради… А, какая теперь разница. Какой толк в пустых мечтах… Гатэ, прости меня. Прости. Я виновата перед тобой. Я слаба. Не совладала с твоим подарком. Эта ноша мне не по силам. Мне очень стыдно.

Порыв ветра с юга погладил левую щёку. На миг показалось, что он принёс запах айго, но, конечно, это было лишь игрой воображения. В горле застрял комок.

- Прости, - прошептала Камайя. - Вы все ошибались во мне.

Саврасая тоненько заржала. Камайя резко повернулась: с севера спорой рысью бежал пегий конёк, и пежины на нём были очень знакомыми. Прятаться или уезжать было поздно. Камайя запахнула полы плаща и стояла, глядя, как косы Чимре танцуют над расшитым халатом.

- Не говори ничего, - сказала Чимре, соскакивая на землю. - Ты прощалась со мной, как и дада. Я знала, что ты уедешь. Спустись ко мне, вершина холма просматривается.

Камайя нахмурилась и спустилась в низинку, к потушенному костру эным. Чимре стояла, глядя в сторону, её серьги качались.

- У границы стойбища ездит отряд. Мне пришлось зайти с северо-запада. Насилу сбежала от евнуха.

- Тебе Тагат сказал?

- Нет. Почему ты остановилась тут? - спросила Чимре, потом заметила красную ленту на камне пути. - Дада…

Камайя кивнула, не поднимая глаз.

- Я разозлилась на тебя. Ты сказала, что я должна вести себя достойно, так красиво говорила про то что нельзя стряхнуть долги, а потом оставила меня с Веленом и просто сбежала…

- Я свободна. - Камайя смотрела на свежий молодой мятлик под ногами. - На мне больше нет долга.

- Так ты уезжаешь или остаёшься? - с каким-то отчаянием спросила Чимре. - Я не понимаю!

- Я уезжаю.

- Тогда возьми это, - сказала Чимре. - Не оставляй тут свои вещи.

Она подошла к пегому, достала из глубокой сумы тетрадь в кожаной обложке и протянула Камайе. Длинная синяя ленточка-закладка летела по ветру. Чимре ткнула тетрадь Камайе в руки, потом ещё раз.

- Держи. Забирай и уезжай.

- Зачем ты приехала?

- Спросить, чего ты тут торчишь. Давай, уезжай! - воскликнула Чимре, сжимая кулак. - Сколько можно отвлекать усымов?

- За мной следят? - нахмурилась Камайя. - Тагат присматривает?

- Тагат? Отец издёргал парней… А ты всё торчишь на этом проклятом холме! - Она снова ткнула тетрадь в руки Камайе. - Давай, забирай свои писульки и проваливай!

Камайя протянула руку и взяла тетрадь. Бумага пригодится в пути: грифель не портит хорошую растопку. На миг сердце сжалось, когда она представила, как её прошлое превращается в пепел, но она поджала губы.

- Спасибо. Ты можешь ненавидеть меня. Я не против.

- Я ненавижу тебя, - резко кивнула Чимре. - Он закрыл свои покои и твою комнату. Он опять замолчит на несколько месяцев. Он остался один. Ты бросила его, и он один.

- Думаю, Тинхэн утешит его. - Будто холодная тяжёлая галька и песок во рту, видят высокие небеса! - А его новая жена и тебе может стать подругой. Спасибо за откровенность. Я всегда ценила в тебе прямоту.

- Тинхэн выходит замуж за тэкче! - воскликнула Чимре. - О какой жене ты говоришь? В городе чёрт знает что творится, всех вывозят на восток, во дворце все на ушах!

- Погоди, - сказала Камайя, открывая тетрадь на последней странице, чтобы заправить ленту-закладку. - Аслэг знает, что я тут? Что значит, всех вывозят на восток? Все на ушах? Тагат же сказал, всё спокойно... Тинхэн выходит замуж?

- За тобой присматривает отряд! - Чимре ткнула в сторону стойбища. - Тинхэн вечером просватали, и она всю ночь пела дурацкую радостную песню у отца в комнате, пока он пинал мебель в парадных покоях! Девушки собираются уезжать, потому что в городе небезопасно! Даже Тагат свою Нелху драгоценную отправляет! А ты сбежала, бросила его, оставила среди этого всего, как игрушку, с которой наигралась!

- Ты всё неправильно поняла, - сказала Камайя, трясущимися пальцами укладывая ленточку между страницей и обложкой. - Всё не так… Я отдала Нелху в гарем твоему отцу… Тинхэн…

Ленточка упорно выскакивала наружу. Камайя с силой прижала её пальцем, стараясь не глядеть на последнюю страницу. Запись на ней была короткой и чёткой, но вспомнить её не удавалось, и сосредоточиться тоже. «Силойме». Что ещё за силойме? Когда она писала это? Тинхэн просватана. В городе неспокойно. Аслэг издёргал парней…

- Я не понимаю, - пробормотала она. - Я не понимаю!

- Вот чёрт, - воскликнула Чимре, прислушиваясь. - Чёрт, чёрт! Давай, уезжай отсюда!