Сливово-лиловый

Глава 16

— Ну и как было у мексиканцев в четверг? — спрашиваю я чуть позже.

— Фантастика. Абсолютная фантастика. Лотти выбрала кесадилью с курицей и была в восторге. (Примеч. Кесадилья — блюдо мексиканской кухни, состоящее из пшеничной или кукурузной тортильи, наполненной сыром). И, что лучше всего, она съела салат до последней крошки, потому что я сказал, что только тот, кто съест салат, может потом съесть миску. Мадам обычно всегда капризничает по поводу салата. В четверг она не проронила ни звука о нелюбимом салате.

— Может быть, поэтому она любит ходить к китайцам. У них практически нет салатов.

— Китайцы списаны в расход. Она хочет снова к мексиканцам в следующий четверг. Непременно.

— Я рада.

— М-м-м. Официантка любезно посоветовала мне приходить в раш-ауер, до восьми вечера. Потому что мужчины, которые ходят на ужин с маленькими детьми, наверняка зальют глотку коктейлями, это и дураку понятно, верно? Лотти спросила, что это значит, и я объяснил ей. Затем она взяла меню коктейлей и посмотрела на фотографии. В конце концов, закончилось тем, что она выпросила у меня «Пина коладу». Она уже объявила, что попробует другой коктейль на следующей неделе. Анна убьет меня, если узнает…

— Она выпросила?

— Да. Лотти утверждала, что, в конце концов, она съела весь салат и заслуживает награды. Затем она начала хлопать ресницами и умолять. Против этого мне не устоять.

— Она крепко держит тебя в руках.

— Что есть, то есть. Со дня ее рождения.

— Со мной это тоже прокатит?

— Что? Заумные аргументы, хлопанье ресницами и мольбы?

— Да.

— Забудь об этом. — Он усмехается и целует меня в лоб. — Хочешь спать, или?..

Я киваю. День был напряженным, во многих отношениях.

— Иди в ванную, ну, давай.

Я встаю, наклоняюсь к туфлям рядом с кроватью и уношу их в прихожую. Думаю, что инвестиция в туфли окупилась сторицей для Роберта, и улыбаюсь. Я знаю, что буду часто их надевать. Когда снова лежу в кровати, а Роберт в свою очередь возвращается из ванной, я уже борюсь со сном.

— Если ты проснешься раньше меня, — говорит он, глядя на меня сверху вниз, — …ты можешь пойти в ванную. Но потом ты снова ложишься и ждешь, пока я не проснусь. Поняла, Аллегра?

— Да. Конечно.

Когда я просыпаюсь в воскресенье утром, кровать рядом со мной пуста. Взглянув на будильник, понимаю, что уже половина десятого, и поражаюсь. Никогда не сплю так долго. Я чувствую запах кофе и слышу, как работает кофеварка на кухне. В остальном все тихо. Я глубоко вздыхаю и немного потягиваюсь. Чувствую себя прекрасно. Как новорожденная. Мой взгляд падает на комод, на котором лежат вчерашние кожаные оковы. «Роберт немного прибрался», — думаю я. Медленно встаю и выглядываю в коридор. Дверь в ванную открыта, и я проскальзываю в нее. Розовая табуретка стоит на своем месте в нише за дверью.

— Аллегра?

— Я в ванной.

— Возвращайся в кровать, когда закончишь.

— Ладно.

— Ладно? Так это называется?

— Да, Роберт, — отвечаю я, держась за раковину.

— Очень хорошо. Ну можешь же.

Я спешу, хотя он не дал мне ограничения по времени, и понимаю, что это тоже проявление воспитания Марека. Останавливаюсь и дышу. Заставляю себя расчесывать волосы медленнее. Как будто лишние пять секунд что-то дадут.

В спальне меня ждет Роберт. И чашка кофе рядом с кожаными оковами на комоде.

— Доброе утро, — говорю я, указывая на чашку, — для меня?

— Нет, — отвечает он, — она стоит там просто так.

Он усмехается, а я беру кофе и осторожно сажусь на край кровати.

— Аллегра, если ты сейчас так осторожно садишься, что ты будешь делать в баре сегодня вечером?

— Ох… — выдаю я, не уверенная, что ответить, — …может быть, я просто буду стоять.

— Это не сработает, потому что я буду настаивать на том, чтобы ты сидела. Чтобы ты чувствовала меня каждую секунду, весь вечер.

Его глаза блестят, и я опускаю взгляд.

— Пей свой кофе, давай, иначе он остынет.

Я киваю и пробую глоток. Смотрю мимо Роберта в окно: ярко-голубое небо, будет жарко. Теплый воздух льется через открытое окно, принося щебетание птиц и фрагменты разговоров соседей.

— Я закрою его, когда мы начнем, не бойся. А то соседи еще вызовут полицию…

Я тихо смеюсь и качаю головой.

— Это… это не было причиной. Я просто хотела посмотреть погоду.

Роберт приподнимает брови.

— Посмотреть погоду? Зачем? Ты не покинешь эту кровать до заката.

— Мы будем оставаться в постели весь день?

— Ты будешь в постели весь день. И в моем распоряжении.

Я закрываю глаза и дышу, когда в моем животе начинают лихорадочно порхать бабочки. Я спешу выпить кофе, пока Роберт наблюдает за мной. Он кажется совершенно расслабленным, спокойным. У меня возникает ощущение, что он счастлив играть со мной, для него большая честь иметь власть в наших отношениях. Он встает передо мной, берет у меня чашку и ставит ее на комод. На нем футболка и боксерские шорты, на ширинку которых я сейчас неприкрыто пялюсь.

— Смотри на меня, — говорит он, и я снова поднимаю голову, чтобы посмотреть вверх. — Зеленый, желтый, красный. Мы немного поэкспериментируем. Попробуем кое-что новое.

Я киваю и выжидающе зарываюсь руками в простыни.

— Я хочу, чтобы ты расслабилась. Ты можешь сделать это для меня?

Я снова киваю и говорю:

— Свяжи меня, чтобы мне было легче расслабиться.

— Хорошо, — тихо говорит он, — ляг на живот.

Когда первая окова оборачивается вокруг моей правой лодыжки, внутри меня распространяется глубокий покой, я дышу глубоко и спокойно, отпускаю себя, отпускаю всё. Дверь, ведущая за пределы «зоны», закрывается с мягким щелчком.

Десять часов спустя я стою в душе, смываю с тела следы, которые можно смыть, наслаждаюсь теми, которые продержатся несколько дней. У меня все саднит, я измотана, устала и самая счастливая женщина в мире. Роберт владеет мной, от головы до пят, во всех смыслах. Я слышу его голос, слышу слова, которые он сказал, когда впервые трахнул меня в задницу: «Теперь ты принадлежишь мне, Аллегра». Позже он сделал это снова. Использовал меня, удовлетворил себя не ограничиваясь, кончил в мой рот, в мое влагалище и в задницу. Роберт пометил меня, подарил чудесную боль, позволил мне кончать, пока я не стала умолять его остановиться. Я буду чувствовать его весь вечер, о, да. Как он и обещал мне. Вся середина тела сейчас очень чувствительна, болезненна. Нежная, успокаивающая боль наполняет меня. Я чувствую ее везде. Во мне, на мне. От клитора до сфинктера. Я тщательно вытираюсь и иду голышом в спальню. Роберт лежит на кровати и смотрит в потолок. Он поворачивает голову ко мне, когда я вхожу. Поднимает руку и указательным пальцем делает круговое движение в воздухе. Повернись. Я хочу тебя видеть.

Я поворачиваюсь к нему спиной, смотрю через плечо и вижу, что он улыбается.

— Ты прекрасна.

Улыбаясь, я наклоняюсь к своему рюкзаку и вытаскиваю щетку.

— Оставь это. Иди сюда.

Я выпрямляюсь, кладу щетку на комод и ползу по кровати на четвереньках.

— Хочу еще немного близости, — бормочет он и притягивает меня к себе. — Это было очень, очень круто, Аллегра. Я более чем доволен тобой. Ты была фантастической.

— Спасибо, — отвечаю я, — ты тоже.

— Ты смогла насладиться этим, да?

— Каждую секунду. И ты это знаешь, Роберт. Ты можешь видеть и чувствовать это. Мы очень хорошо гармонируем.

— Это верно. Но иногда люди ошибаются.

— Ты — нет. Не со мной.

Он перекатывается на меня и целует, медленно, нежно и с любовью. Молча благодарит меня за то, что я позволяю ему делать со мной, приносит извинения за все унизительное, что сделал и сказал, дает мне понять, что ценит и уважает меня.

Через два часа мы сидим в нашем баре.

По дороге мы зашли в маленький итальянский ресторанчик и поели. Я была голодна, как волк, и наелась от пуза.

— Ух ты, Аллегра. Я и не думал, что ты сможешь столько съесть… — усмехнулся он и протянул мне десертное меню.

— После таких долгих сессий я всегда чувствую, что умираю от голода. Ты меня порядком измотал. И мои оргазмы ощущались так, будто они одни сожгли по крайней мере пятнадцать тысяч калорий.

Роберт громко рассмеялся, а затем самодовольно постучал себя по плечу, что, в свою очередь, заставило расхохотаться меня.

— Ты водишь машину? — спрашивает он, вырывая меня из моих мыслей.

— Да, конечно. Ты хочешь выпить?

— Хм-м. Я выпью пива.

— Конечно. Можешь и два. Пей спокойно. Ты заслужил.

Он улыбается и берет мои руки в свои.

— Сидишь ли ты удобно, дорогая?

Я краснею и киваю. Моя задница болит как сумасшедшая, и я не могла сидеть в итальянском ресторане. Я люблю это, люблю это, люблю это.

Его губы находят мои, и он целует меня, нежно и долго.

— Привет, — раздается голос рядом с нами, и я мысленно закатываю глаза. Только мысленно. У Фрэнка талант появляться в самый неподходящий момент, умеет он выбрать время. Но я не должна проявлять неуважение, и поэтому проглатываю свое недовольство. Роберт отстраняется от меня и выпрямляется.

— Привет, Фрэнк. Как дела?

— Очень хорошо. У меня назначена встреча. Через полчаса.

— Поздравляю. Где ты с ней познакомился?

— В «Ониксе».

— На дискотеке?

Я поражена. Фрэнк не кажется таким мужчиной, который ходит на дискотеку. И на самом деле слишком стар для этого. Меня вот уж точно туда не затащишь.

— Да. Вчера. Но я не уверен, что она…

— И ты решил, что мне стоит взглянуть на нее? — спрашивает Роберт, усмехаясь.

— Если бы ты был так добр…

— Я добр.

— Превосходно. Спасибо. Вас не было здесь в течение нескольких дней.

— Поразительно точно. И мы не задержимся здесь надолго и сегодня.

Фрэнк смотрит на меня со смесью зависти и грусти.

— Могу я тебя кое о чем спросить?

— Смотря что.

— Почему ты не носишь ошейник?

— Потому что она женщина, а не собака. Мне это не нравится, — отвечает Роберт за меня.

— Хм-м. От куда ты…

— Она и так хорошо знает, что принадлежит мне, — говорит Роберт и смотрит не на Фрэнка, а на меня.

Я улыбаюсь и сжимаю его руку.

— Извините, вот идет моя спутница. Слишком рано… — говорит Фрэнк и неодобрительно щелкает языком. Он идет к черноволосой девушке в полном готическом антураже, включая ошейник, и целует ее в обе щеки.

Роберт тихо смеется.

— Готическая невеста? Господи, помоги… Он все еще должен работать над своим радаром.

— Ваниль?

— Черная-пречерная, дремучая, жуткая ваниль, украшенная собачьим ошейником. Но это только предварительный диагноз.

Мы наблюдаем, как он ведет ее к свободному столу. Думаю, что он не так уж и неловок, у него просто нет плана — и ему не хватает отточенного радара Роберта, его чутья по отношению к желаниям женщины. Роберт гладит мою руку и, наклонив голову, наблюдает за началом разговора между Фрэнком и его пассией.

— Ты видишь, как она на него реагирует?

Я киваю.

— Да, я вижу.

— И?

— Я бы по-другому отреагировала, верно? Ты это имеешь в виду?

— Точно. Сабмиссивная женщина отреагировала бы по-другому на доминирование, которое сейчас излучает Фрэнк. Вербально и языком тела. Она совершенно не сабмиссивна. Она сейчас думает, что он высокомерный мудак. Потому что именно так это влияет на женщину, которая не реагирует на доминирование. Особенно, если использовать «фрэнковский» топорный метод.

Он отворачивается и снова концентрируется на мне.

— Кому ты принадлежишь, Аллегра? — спрашивает он, впиваясь в меня взглядом.

— Я принадлежу тебе, Роберт.

— Хорошая девочка.

— Спасибо. За всё.

Через десять минут готическое свидание Фрэнка «исчезает» в туалете. Я думаю, она позвонит своей подруге, чтобы та вытащила ее отсюда. О, извини, мне нужно срочно уйти. Я позвоню тебе, хорошо?

«Бедный Фрэнк», — думаю я, искренне сочувствуя ему. Фрэнк использует попытку побега своей пассии, чтобы подойти к нам.

— И?

— Извини, Фрэнк, но она не то, что ты ищешь.

— Да, я так и думал. Она не отреагировала так, как… хм-м… должна была.

— А как она должна реагировать? — спрашивает Роберт, и я понимаю, что он, вероятно, хочет ненавязчиво кое-чему научить Фрэнка.

— В лучшем случае, как Аллегра реагирует на тебя.

Я резко втягиваю воздух. Ух-х, черт

— Проклятье, — говорю я, — это так очевидно?

— Да, — ухмыляется Роберт, — ты удивительно красноречива в этом отношении. Поразительная покорность.

— Но она может и по-другому.

— Да, может. Если Аллегра хочет спровоцировать меня, она может быть совсем другой, — говорит Роберт, улыбаясь мне. Я вспоминаю, как подкатывала к Фрэнку, и краснею.

— Ох, вот и она снова. Сейчас я закончу это по-быстрому.

— Мудрое решение, мой друг. Удачи в следующий раз.

Фрэнк возвращается за свой стол.

— Мы уходим, сейчас, — шепчет Роберт мне на ухо, — эта покорность, которую ты излучаешь, невероятно заводит меня.

— Роберт, я…

— Мы. Уходим. Сейчас. Прямиком в кровать.

Я вздыхаю, встаю и тихо пищу, когда Роберт игриво шлепает меня по истерзанной заднице.