Сливово-лиловый

Глава 34

В феврале мы на самом деле приветствуем в команде Ингу, которую, как я и думала, Арне выбрал для замены Ханны. Ханна вводит ее в курс дела, и я должна признать, что Роберт — знаток людей — был прав. Инга быстро соображает, быстро учится, открыта и заинтересована, и у нее есть чувство юмора. Она — лучистая женщина, всегда в хорошем настроении, мила и внешне, по моему мнению, довольно идеальна. Просто создана для места за стойкой ресепшен.

Я сижу за своим столом и улыбаюсь, когда Ханна в сотый раз за утро стонет, что ей снова нужно идти в туалет. Ребенок давит на мочевой пузырь, и она тяжело вздыхает, направляясь со своим большим животом к женской комнате. Как только Ханна исчезает, звонит телефон.

— «Фишер-Грау», архитектура и градостроительство, Вайзер, чем могу помочь? — говорит Инга и выслушивает позвонившего.

— Да, я посмотрю, подождите.

Я слышу, как Инга листает органайзер, затем она говорит:

— Да, в четверг днем господин Каспари свободен. Вам подходит в 16:00?

Я встаю и выхожу из-за перегородки.

— Инга! — шиплю я, проводя рукой по горлу, когда она смотрит на меня.

— Одну минуту, пожалуйста, — говорит Инга по телефону и поворачивается ко мне.

— Никаких встреч в четверг днем для господина Каспари. Последняя возможная встреча в четверг 11:30. И по возможности никаких встреч за пределами офиса. Ясно?

Инга кивает, и я возвращаюсь к своему столу.

— Да, это была Аллегра, — слышу я и замираю. — Да, минуту. Аллегра?

— Мммм?

Я оборачиваюсь и вопросительно смотрю на Ингу.

— Тебя.

Инга протягивает трубку, и я беру ее.

— Да?

— Аллегра, — говорит Марек, — ты сейчас работаешь в «Фишер-Грау»?

Чертово дерьмо, черт, черт, черт побери.

— Нет, — говорю я, опускаясь на свободное кресло Ханны.

— Ты лжешь, я слышу это. Как Роберт сумел взять тебя под контроль на двадцать четыре часа в сутки? Со мной ты упиралась руками и ногами восьмичасовому полному контролю каждый день, а этот воображала щелкает пальцами, и ты переезжаешь к нему, увольняешься со своей работы и живешь с энтузиазмом 24/7. Респект и уважение Роберту и его навыкам манипуляции.

— Ты ошибаешься.

— Я не ошибаюсь. Он говорит, что вы исключаете работу, верно? И все же делает это снова и снова. Он показывает тебе и в офисе, кто есть босс, кому ты должна подчиняться. Я прав, Аллегра? И со временем будет все больше и больше. Он медленно будет приучать тебя к этому, и ты сама зайдешь прямо в клетку, в которой он хочет тебя видеть. Он делает это очень умно, правда…

Я перевожу дыхание, пытаясь не дать словам Марека проникнуть в мой мозг и сказать:

— Ты хочешь назначить встречу. Я полагаю, что дело личное?

— Если ты хочешь называть себя личным делом Роберта… тогда да.

— Тогда будь так добр и позвони Роберту домой. В рабочее время встречи по личным вопросам не назначаются.

Я вешаю трубку и иду к своему столу, падаю на стул и закрываю лицо руками.

— Аллегра? — спрашивает Инга, немного обеспокоенно.

— Секунду, пожалуйста, хорошо?

— Да, конечно.

— Ты в порядке? — спрашивает вошедшая Ханна и снова садится на свое место.

— Я надеюсь на это. Аллегра сказала, что господин Каспари недоступен в четверг днем? Но в календаре об этом не указано.

— Да, верно, я еще не упоминала об этом, — говорит Ханна, объясняя, почему Роберт назначает встречи по четвергам только до обеда. — Кроме того, всегда разумнее направлять подобные запросы ему, Роберт предпочитает сам назначать свои встречи. Если его нет, мы иногда тоже записываем, но ему это не очень нравится. В случае сомнений предложи перезвонить, когда Роберт вернется в офис, а затем свяжи с ним звонившего.

— Хорошо, поняла.

Ханна начинает объяснять тонкости и особенности планирования встреч. Я думаю о том, что же делать. Я должна сказать Роберту, что разговаривала с Мареком. Дело личное, но он звонил сюда. Нужно ли подождать, пока мы не вернемся домой или я нарушу наше соглашение из-за Марека? «Нет, — думаю я, — я не могу ждать, пока мы вернемся домой. Я должна рассказать ему сейчас, потому что Марек позвонил сюда, и тем самым узнал, где я работаю». Глубоко вздохнув, я встаю и иду в кабинет Роберта, стучу в дверь, жду его «Да, пожалуйста», прежде чем войти и тихо закрыть за собой дверь.

Роберт откидывается на спинку стула и выжидательно смотрит на меня. Секунду смотрю в пол, а потом на него и говорю:

— Я только что говорила с Мареком по телефону.

Я чувствую, что должна извиниться и лепечу шепотом «извини».

— Ты звонила ему?

Я отрицаю и рассказываю, что случилось.

— Я… я не повесила трубку сразу, потому что там сидела Инга, и я…

— Все нормально. Он сказал, что хотел?

— Не прямо. Я спросила его, по частному ли это вопросу, и он ответил, что если я рассматриваю себя как твой личный вопрос, то это да. Я сказала, если это личное, он должен позвонить тебе домой, и повесила трубку.

Роберт встает, обходит свой стол, притягивает меня к себе и целует в лоб. Я должна сообщить, что еще он сказал, но не могу, не здесь. И все же я должна. Я начала, теперь должна пройти через это. Я проклинаю непреодолимую тягу послушания, жгучую жажду быть хорошей девочкой.

— Он сказал больше. О тебе и наших отношениях.

— И что же?

— Роберт, я… не могу этого сказать. Не здесь.

Он обнимает меня крепче, гладит меня.

— Я не сержусь на тебя, Аллегра. Мы здесь на работе, помнишь?

— Да, Роберт.

— Мы поговорим об этом сегодня вечером.

Я киваю и снова могу улыбаться.

— У тебя уже был перерыв? — спрашивает он, и я качаю головой.

— Тогда сделай это сейчас. Тебе это сейчас необходимо.

Роберт снова целует меня и затем возвращает дистанцию между нами. Профессионально.

Уже поздно, когда мы возвращаемся домой. Сразу после работы мы встретились с Сарой, Фрэнком и Мелиндой, поужинали, а затем пошли в бар. Сара и Фрэнк все лучше и лучше подстраиваются друг под друга. После срыва в декабре и последующих дебатов, которые, вероятно, включали в себя признание в любви, гармония между ними становится все сильнее, трения уменьшаются. Это всегда захватывающе, угадывать, кто в данный момент командует парадом, или же они, в виде исключения, выступают как абсолютно равные партнеры. Мелинда тоже влюблена и уже несколько недель встречается с актером театра — что не очень легко из-за разного рабочего времени, но, как утверждает, довольно скалясь, Мелинда: «Зато любовь при каждой возможности!». Вечер был приятным, и я смогла забыть о Мареке. Но знаю, что предстоит еще разговор, и, как только дверь квартиры закрылась за нами, чувствую, что Роберт уже абсолютный Дом. Я снимаю обувь и вешаю куртку, прежде чем последовать за ним на кухню. Как и каждый вечер, он дает мне несколько секунд, чтобы сосредоточиться и подготовиться.

— Дай мне, пожалуйста, мою таблетку, — прошу я, принимаю ее, глотаю, под пристальным наблюдением Роберта, и без дополнительных напоминаний показываю, что рот действительно пуст. Мне нравится этот ритуал, это одна из тех мелочей в повседневной жизни, которые устойчиво укрепляют мое подчинение, которые делают меня гордой и сильной, и в то же время маленькой и слабой.

— Марек сказал, — начинаю я, — что ты очень умело ведешь меня к отношениям 24/7. Он даже зауважал тебя за твои манипуляторные способности. Ты, по его словам, медленно приучаешь меня к этому, и я на прямом пути в клетку, где ты желаешь меня видеть.

Роберт улыбается и подходит ближе, целует меня, его правая рука ложится мне на шею, на горло. Она оказывает мягкое давление, достаточное, чтобы заставить меня отреагировать. Роберт толкает меня к ближайшей стене, и я в ловушке, чувствуя твердый камень за спиной и стабильное тепло Роберта передо мной. Закончив поцелуй, он скользит левой рукой мне под свитер, посвящает себя моей правой груди, и, как только сосок сразу становится твердым, улыбается обворожительно развратно.

— Это то, что он сказал?

— Да… — отвечаю я и начинаю дышать через рот. Он щипает меня за сосок с именно той интенсивностью, что вызывает боль, которая тут же отдается томлением между ног.

— Ты веришь ему, Аллегра?

— Нет, я не верю ему.

Роберт сжимает сильнее, и я тяжело дышу, чувствуя, как влажность распространяется в моих трусиках. Он смотрит мне прямо в глаза, его взгляд суров и строг, выражение лица непроницаемо.

— А если это так? Что, если Марек прав, Аллегра?

— Он не пр… — хриплю я и цепляюсь левой рукой за правое плечо Роберта, а правую кладу ему на грудь. Это рефлекс. Он мастер, я это знаю. Он не прерывает кровоснабжение мозга и не перекрывает полностью подачу кислорода, но нажимает так, чтобы я на самом деле получала меньше воздуха. Усложненное дыхание приводит к увеличению выброса адреналина, и, следовательно, усиливает кайф, который вызывают подчинение, покорность и боль.

— Что, если Марек прав, Аллегра?

Левой рукой Роберт расстегивает мои брюки, не прерывая зрительный контакт. Мое дыхание становится все более беспорядочным, и я задыхаюсь, когда Роберт проталкивает руку мне в трусики.

— Ты мокрая, Аллегра. Это заводит тебя? Да?

Крик, готовый сорваться с моих губ, когда Роберт толкается в меня двумя пальцами и начинает трахать, предотвращается более сильным давлением на мое горло. Его большой палец играет с моим клитором, и небольшой дефицит кислорода, страх и гормональный коктейль, распространяющийся по моим венам, как цунами, заставляют меня кончить, быстро и неизбежно, даже прежде чем у меня возникает возможность попросить разрешения.

Роберт убирает руку с моего горла и держит меня, дает отдышаться, продолжая лениво шевелить во мне пальцами.

— Роберт… — бормочу я, и меня сразу заставляют замолчать. Прежде чем понимаю, что он делает, я оказываюсь лежащей на кухонном столе и без трусиков. Я чувствую руки Роберта на бедрах и всхлипываю, когда он проникает в меня одним сильным толчком. Это для него, я это чувствую. Он берет меня, использует меня только для своего удовлетворения. Роберт любит быстро и жестко, и я стону от каждого рывка, который сильнее и сильнее вжимает мои бедра в столешницу. Я хнычу, чувствую, что могу снова кончить, и начинаю умолять.

— Да, — хрипит Роберт, и я слышу, что он тоже на грани, — да… ты можешь…

Я думаю, что это райский день, подмахиваю, впившись ногтями в свои ладони и отдаюсь своему оргазму. Он не совсем угас, когда я слышу и чувствую, как кончает Роберт. Он падает на меня, переплетая наши руки, и я чувствую его хриплое дыхание у своего уха. Мы остаемся так лежать, я закрываю глаза и наслаждаюсь, наслаждаюсь тем, кто я есть и кем всегда буду.

— А если он прав? — шепчет мне на ухо Роберт.

— Это ничего не меняет, — тихо отвечаю я.

— Я люблю тебя, — шепчет Роберт.

— Я знаю, — улыбаюсь я. — Так же, как знаю, что ты не сделаешь ничего, чего я не хочу.

На следующий день у Роберта назначены встречи, которые требуют, чтобы он был корректно одет. Настроение соответственно плохое. Я уже знаю это. Роберт в костюме более раздражителен — и, следовательно, гораздо строже — чем в джинсах и свитерах. Хотя он прилагает все усилия, чтобы быть уравновешенным и дружелюбным, но даже галстук заставляет его желать разорвать одежду и сжечь ее.

— Я заберу тебя после последней встречи, — говорит он, когда мы вместе заходим в офис. Мы, как частенько случается, первые. У него назначено три встречи в течение дня, последняя в половине четвертого.

— Принесешь мне картошку фри? — спрашиваю я, улыбаясь ему. Последняя сегодняшняя встреча — лично с мэром и вызовет гарантированно «кризис картофеля фри», как я про себя называю пунктик Роберта.

— Холодная картошка — это глупо, — отвечает он, теребя галстук. — Я заеду за тобой, а потом вместе в «Макдональдс».

— Если ты будешь очень спешить, и желание возникнет очень срочно, можешь спокойно сначала удовлетворить свою зависимость. Я могу есть фри и холодным.

— Нет, я пойду с тобой. Плюс-минус несколько минут не имеют значения.

У входной двери раздаются голоса, и Роберт быстро целует меня, прежде чем исчезнуть в своем кабинете.

В полдень я сижу на кухоньке вместе с Ингой и Ханной. Они беседуют о переезде Ханны и беременности, а я читаю газету. Дверь открывается, и входит Роберт, с зажатым между плечом и ухом мобильником. Он улыбается нам и наливает кофе, объясняя своему собеседнику что-то, что имеет отношение к постановлению о землепользовании и, похоже, мешает планам его клиента. Наливает молоко в чашку и снова исчезает.

— Он мне нравится, — говорит Инга, глядя на дверь, — он приятный и готов всегда помочь. Он занят, не так ли?

Ханна не отвечает и только улыбается. Взгляд, который она бросает на меня, ясен: твой мужчина, твоя работа.

— Да, — говорю я, листая газету.

— Черт. Это было ясно. Женат?

— Нет.

— Как бы мне хотелось хотя бы один раз в жизни, чтобы меня разложил такой чумовой мужик. Хотелось бы знать, как это… — вздыхает Инга, задумчиво взирая на потолок. Ханна разражается смехом. Я тоже не могу удержаться.

— Почему вы смеетесь? Он гей?

Ханна качает головой и указывает на меня.

— Спроси ее, — смеется она, вытирая слезы с глаз.

— Что я должна спросить у Аллегры?

— Каково это быть разложенной таким чумовым мужиком…

— У тебя дома есть такой? — спрашивает Инга, и ее глаза загораются.

— Да, у меня есть, — отвечаю я с усмешкой. — Его зовут Роберт Каспари.

— Нет! — вскрикивает Инга и тут же прикрывает рот ладошкой. — Извини, Аллегра, я не знала…

— Мы поняли, — говорит Ханна, успокаивающе похлопывая ее по плечу.

— Ты и Роберт? В самом деле?

— В самом деле, — киваю я, поднимая руку в присяге.

— И? — спрашивает Инга и улыбается: — Как это?

— Что?

— Ну, когда тебя… такой чумовой мужик, — улыбается Инга, конфиденциально наклоняясь немного вперед. Ханна повторяет за ней.

— Давай, скажи уже, Аллегра, меня это тоже очень даже интересует…

Я вспоминаю вчерашний вечер, руку Роберта на моем горле.

— Дух захватывающе, — говорю я, — и этим все сказано.

Обе падают на спинки стульев и вздыхают.

— Ты замужем, Ханна… — говорю я, указывая на большой живот.

— Да, и что? Если бы могла, я бы повесила плакат с Брюсом Уиллисом над моей кроватью. Мечтать не запрещено…

— Что тебе мешает? — спрашивает Инга, и Ханна тяжело вздыхает:

— Мой чумовой мужик запрещает это.

— Пфф, — говорит Инга, — я не позволю даже и в мечтах кому бы то ни было, что бы то ни было запретить мне…

«Ну, тогда мой чумовой мужик, в любом случае, не подходит тебе», — думаю я, улыбаясь.

— Ты одинока? — спрашиваю я Ингу, и она кивает.

— Да. Уже больше года.

Снова открывается дверь, и на кухню опять входит Роберт. Он роется в кармане и посылает мне ключи от машины через стол.

— Арне говорит, что встреча у нового мэра может затянуться. Он обожает слушать сам себя и не скоро доходит до сути. Если я не вернусь в полшестого, ты едешь домой, хорошо? Мы с Арне берем «Ауди».

— Да, конечно. Позвони, когда закончишь, я тебя заберу.

— Нет необходимости. Арне отвезет меня домой.

— Хорошо. Мне что-нибудь приготовить?

— Нет. Чем дольше это продлится, тем быстрее мне понадобится картошка фри. Арне придется сделать остановку. Я захвачу что-нибудь с собой.

Роберт усмехается и снова уходит.

— Ему понадобится картошка фри? — спрашивает Инга, когда за Робертом закрылась дверь.

— Да. Чем навороченнее и благороднее событие, тем больше у Роберта потребность в фаст-фуде, особенно в картофеле фри. Сегодня утром он уже объявил, что мы ужинаем в «Макдональдсе».

— Он выглядит так, как выглядит и ест в «Макдональдсе»? — спрашивает Инга и стонет, — Мир несправедлив…

— Это так, — подтверждаю я и, прежде чем встать и убрать посуду, бросаю ключи в сумочку. Перерыв окончен, и мы возвращаемся в приемную. Где стоит Марек. «Да, мир несправедлив», — думаю я, ругаясь про себя.