Сливово-лиловый

Глава 51

Во вторник утром у меня болят мышцы, кожа воспалена, и я чувствую Роберта всем телом. Приношу ему кофе в постель, как и в любой другой рабочий день, но с одной лишь разницей: сегодня я все еще голая. Ведь ему хочется видеть следы. Он садится, берет у меня чашку с кофе и говорит, чтобы я покрутилась.

— Ты прекрасна, — говорит Роберт, проводя рукой по моей заднице и бедрам, — мне неохота это говорить, но оденься, детка.

Я молча улыбаюсь ему. Знаю, что по утрам ему не нравится слишком много разговаривать. Когда уже выхожу из спальни, он окликает меня:

— Аллегра?

— Да, Роберт.

Я разворачиваюсь, возвращаюсь в спальню и останавливаюсь у двери.

— Спасибо, — говорит тот, и я знаю, что он еще раз поблагодарит меня позже, когда будет в форме. В полной мере и с любовью, как всегда.

— Это я должна благодарить. Выходные были действительно замечательными.

Роберт улыбается и отпускает меня. Иду в ванную, одеваюсь, причесываюсь и крашусь. Рутина, но я пока не могу покинуть Зону. То, что произошло на выходных, было слишком напряженным, чтобы просто сейчас переключиться. И он действительно сдержал свое слово: у меня был новый опыт, я раздвинула с его помощью границы. Безумно люблю его за каждую секунду, что мы проживаем сообща.

Принеся газету, я жду на кухне, пока он не будет готов начать день. Понимаю, что это занимает больше времени, чем обычно, когда смотрю на часы. Ему тоже нелегко выбраться из Зоны.

— Не хочу… — вздыхает он, чуть позже входя на кухню.

Я наливаю ему кофе и улыбаюсь.

— В июле у нас трехнедельный отпуск, Роберт. Это уже скоро.

— М-м-м. Но это не меняет того факта, что у меня нет ни малейшего желания… Придет этот надоедливый Дрекслер, так как «он должен обсудить со мной очень, очень важные вещи».

— Дрекслер из Архитектурного Совета или доктор Дрекслер? — спрашиваю я.

Роберт терпеть не может ни того, ни другого.

— Архитектурный Консультативный Совет, наверное. Надеюсь, что доктора я навсегда прогнал. Думаю, он найдет себе другого градостроителя.

— М-м-м… Я разговаривала с ним по телефону в четверг днем, но тебя уже не было. Он хотел поговорить с тобой. Перезвонит еще раз утром… Извини.

— О, Боже! Остаюсь дома. Я не смогу пережить обоих Дрекслеров в один день.

Роберт морщится и допивает кофе. Я встаю, сажусь к нему на колени, обнимаю за шею, целую, смакую вкус кофе на его губах.

— Ты справишься, Роберт. Думай об окончании рабочего дня и реши, как я смогу компенсировать тебе двойную порцию Дрекслеров.

— Хорошая идея. Я дам знать.

— Прекрасно. Пойдем.

Я хочу встать, но Роберт крепко удерживает меня. Он пока не хочет меня отпускать.

— Ты презренный надсмотрщик рабов, Аллегра.

— Я училась у своего Мастера, Роберт.

Он кладет руку мне на шею и нежно сжимает.

— Ты становишься дерзкой, моя красавица?

— Нет, определенно нет. Не тогда, когда моя задница все еще сливово-лиловая…

Я улыбаюсь и снова целую его.

Еще не прошло и пяти минут, как явился Дрекслер из Архитектурного Совета, а Роберт уже уходит курить. Инга с жалостью смотрит на меня, и я удивленно поднимаю брови.

— Что? — спрашиваю я и скрещиваю руки на груди.

— Он пошел курить.

— Да, я это видела.

— Это означает, что он в плохом настроении.

— Он успокоится. Роберт просто терпеть не может этого Дрекслера. И считает его совершенно неосведомленным и абсолютно чокнутым невеждой, который всюду сует свой нос. Наверное, он прав. Кроме Дрекслера никто из Совета не приходил к Роберту.

— Ты пострадаешь от этого.

— От чего? От плохого настроения Роберта? Определенно нет, Инга.

— Разве он не отыграется на тебе?

— Нет. Он никогда не отыгрывается на мне, даже если злится на меня. Первое правило, Инга: никогда в гневе или в очень плохом настроении. Только когда ты расслаблен. Сбрасывая плохое настроение, можно вызвать лишь страх, но не более того.

— И он придерживается этого?

— Да. Всегда.

Звонит телефон. Инга принимает звонок и разбирается с явно сложной ситуацией, а я а это время ищу некоторые старые планы для Арне, которые он хочет представить потенциальному клиенту в качестве примера. Я слышу, как хлопает входная дверь, и через несколько секунд ощущаю присутствие Роберта за спиной, чувствую запах сигаретного дыма.

— Да, чем могу помочь? — спрашиваю я, не прерывая поисков.

— Мне нужен поцелуй, — бормочет он мне в ухо. — Срочно.

— Вы просите, мистер Каспари? — шепчу я и улыбаюсь.

— М-м-м-м.

— Дай мне поскорее закончить, тогда я приду к тебе в кабинет, хорошо?

— Что ты ищешь?

— Чертежи очень необычного городского дома с извращенно большим зимним садом. Арне говорит, что это был проект 2010 года, и клиента звали Шварц-дефис-как-то. Но я ничего не могу найти.

— Хм, — произносит он, и я почти слышу, как крутятся шестеренки в его голове.

— Городской дом, зимний сад, Шварц-дефис-как-то… Погоди, позволь подумать. Это был не 2010, а 2009 год. Имя клиента — Шварц…. Шварц… Шварц-Баррндорфф. Двойная «р», двойная «ф».

— О, спасибо.

Я откладываю папку и открываю следующий шкаф. Пальцами провожу по корешкам и уже через несколько секунд держу планы в руках.

— Я быстро отнесу это Арне, а потом приду к тебе, — шепчу я, и он кивает.

Дверь кабинета тихо закрывается за мной. Я нащупываю ключ и поворачиваю его. Когда подхожу, Роберт откидывается на спинку кресла и улыбается. Поворачивает стул на четверть оборота и раздвигает ноги, чтобы я могла встать между ними.

Кладу руки ему на плечи и медленно наклоняюсь, глядя ему в глаза.

— Что я могу сделать для Вас, господин Каспари?

Я улыбаюсь и чувствую, как он рукой на моей шее тянет меня вниз.

— Поцелуй меня, — отвечает Роберт, и я исполняю его волю.

Слишком быстро он откланяется от меня, разрушая этот чудесный, интимный момент, в котором мы были одни во всем мире.

— Спасибо, — бормочет Роберт и отпускает мою шею.

Я сажусь к нему на колени и снова целую. Еще раз и еще раз. Запирание двери должно ведь себя окупить.

— Стоп, — говорит Роберт после третьего поцелуя, — мы на работе. Прекрати.

Я вздыхаю, приподнимаюсь, поправляю блузку и улыбаюсь ему. Думаю, что иногда и доминантный партнер может задействовать аварийный тормоз. Потому что я бы не возражала, если бы он швырнул меня на стол и взял. Телефон Роберта звонит, и он отвечает на звонок.

— Да?… Да, соедините… Каспари… Завтра, доктор Дрекслер… Да, я прочитал почту.

Я пячусь спиной к двери и любуюсь им. Сосредоточенный на разговоре. Присев на стол, он хватает лист бумаги и что-то пишет, слушая бесконечный монолог Дрекслера. Роберт машет мне рукой и, когда я подхожу, вручает написанное.

«Две вещи, детка:

1. Пожалуйста, будь так любезна и, в виде исключения, принеси мне кофе.

2. Минет. Дома. Сразу по возвращении».

Я киваю с улыбкой и возвращаю ему лист бумаги. Он бросает его в шредер под столом, и я открываю дверь, выхожу из кабинета, иду на кухню, наливаю кофе и несу ему чашку.

Когда снова открываю дверь, Роберт сидит, уложив ноги на корзину для бумаг и раздраженно пялится в потолок. Двойная доза Дрекслера — я абсолютно уверена, что после телефонного звонка тот сделает еще один перекур. Это постепенно входит в привычку. Думаю, что полторы пачки в этом году ему не хватит, он уже столько выкурил. На секунду я задаюсь вопросом, стоит ли мне поговорить с ним об этом, но отбрасываю эту идею. По крайней мере, не сегодня.

— М-м-м-м, да. Конечно. Я понимаю Ваши намерения, но… — говорит он и улыбается, когда я ставлю перед ним чашку.

Я наклоняюсь над ним и нежно касаюсь губами, молча даря невесомый поцелуй. Когда выпрямляюсь, Роберт следит за каждым моим движением, убирает ноги с мусорной корзины и садится прямо. Берет мою ладонь и прикладывает ее к своей щеке. Я нежно глажу его кожу, покрытую трехдневной щетиной, зная, как ему нравятся эти ласки. Наши глаза не отрываются друг от друга, пока я обвожу указательным пальцем линию его подбородка.

— Все может так и есть, доктор Дрекслер, но я все еще не думаю, что это сработает на практике. Я вижу огромную проблему, с которой Вы неизбежно столкнетесь, и эта проблема называется «Постановление об использовании зданий. Параграф семь, абзац четыре». Нет никаких градостроительных оснований, которые позволили бы сделать это исключение, по крайней мере, я их не вижу. И если их не вижу я, будьте уверены, что господа из министерства их точно не найдут.

Роберт глубоко вздыхает, убирает мою руку с щеки и целует ее, прежде чем подать мне знак, что я могу идти. Доктор Дрекслер еще как минимум полчаса не поймет, почему Роберт не может реализовать его проект так, как хочется тому.

Вернувшись к своему столу, я могу думать только об одном. Как уже совсем скоро дверь квартиры закроется за нами, как я без заминки встану на колени и займусь своей работой: служить Роберту, чтобы удовлетворить, расслабить и сделать его счастливым. Мы делали это раньше не раз, и я знаю, как это будет выглядеть, как это будет работать. Роберт будет опираться спиной на дверь квартиры, зарывшись рукой в моих волосах, направляя меня. Когда его бедра начнут дрожать, он толкнется еще глубже. Не могу сказать, что предпочитает Роберт больше: когда мне удается расслабиться так, что он может погрузиться в меня настолько, насколько это возможно, или когда я не могу, и мне приходится задыхаться. И то, и то невероятно возбуждает его, и решаю спросить, предпочитает ли он что-то конкретное, чтобы в будущем я могла правильно действовать. В конце концов, я имею право быть для него идеальной.

В следующую субботу Лотта у нас. Анна и Алекс хотят побыть наедине, и Лотта решила, что хочет снова ночевать у нас. Роберт взял себя в руки, попытался спокойно и без нервов выразить свое беспокойство по поводу образа жизни Лотты, и это заметно повлияло на Анну.

Завершился проект «Старые казармы», над которым он работал в прошлом году. В честь этого устраивается праздник. Там будут карусель и надувной замок. Роберт приглашен и берет нас с Лоттой с собой. Мне очень любопытно увидеть, как то, что я видела только по чертежам, стало реальностью, и рада, что работа Роберта увенчалась успехом. Однажды поздней осенью я была с ним в здании, но в то время это все еще выглядело большой строительной площадкой, и ремонт только начинался.

— Вау, — говорю я, стоя на площади посреди двора. — Роберт, это действительно красиво.

— Спасибо. Но мой вклад в реализацию был довольно невелик, — усмехается он, — я просто придумал. Тебе это тоже нравится, Лотти?

— Да, — отвечает она, — это просто кайфённо.

— Просто что? — спрашивает Роберт, поднимая брови.

— Кайфённо. Это то, что Нино всегда говорит в детском саду, когда думает, что что-то действительно хорошо, Робби.

— Ага. Как насчет экскурсии?

— Как насчет сладкой ваты и поездки на карусели? — спрашивает Лотта и улыбается ему.

— Тоже хорошо.

Через десять минут Лотта едет на карусели, Роберт прислоняется к ограде и наблюдает за ней. Я покупаю сладкую вату и становлюсь рядом. Попробовав сладость, качаю головой.

— Невкусно? — спрашивает он, оторвав от палочки небольшой кусочек липкой массы.

— Вкусно, но этого хватит на год.

Роберт целует меня, берет мою руку и подносит к губам. Смотрит прямо в глаза и, разведя указательный и средний пальцы в стороны, порхает между ними кончиком языка. О Боже! Этот взгляд и ощущение его языка, который символически вылизывает меня, вызывают у меня сильное покалывание и нервозность.

— Роберт… — шепчу я и закрываю глаза, пытаясь другой рукой ухватиться за барьер и удержать сахарную вату.

— Открой глаза, — тихо говорит он, и я подчиняюсь.

Потому что всегда автоматически подчиняюсь. Его взгляд очаровывает меня — это приглашение, обещание, словно указатель в сторону Зоны. Но мы сейчас в публичном месте, с нами Лотта. Я качаю головой.

— Сегодня вечером, да?

— Завтра после обеда. Сегодня максимум очень тихий и очень нежный ванильный секс, под одеялом, в кромешной тьме. Никаких игр, когда Лотти ночует у нас.

— Ты… меня…?

Роберт задумчиво качает головой, отпускает мою руку и вместо этого обнимает меня, притягивая ближе, и я прислоняюсь головой к его груди.

Думаю, он прав, я помню, как застала маму и Питера. И это было достаточно травматично для неокрепшей психики. Невозможно представить, что Лотта увидела бы, чем мы занимаемся — это действительно абсолютно не для детских глаз.

— Если ты, что бы ни случилось сегодня, будешь знать свое место, если будешь очень послушной, тогда да, — шепчет он мне на ухо, — если ты заслужила награду, я всегда буду рад ее вручить тебе.

Меня внезапно бросает в жар. Обожаю, когда он награждает меня, особенно когда поощрением является оральный секс, который предназначен только для меня. Получать куннилингус от Роберта потрясающе.

Сейчас я вижу по нему, что он определенно находится в режиме Дома, в Зоне, и удивляюсь, почему на публике, а особенно в присутствии Лотты мы совершенно нормальная, равноправная пара.

Я перевожу взгляд с него на Лотту, все еще катающуюся на единороге, и смотрю на толпу людей, наблюдающих за своими детьми на карусели. И когда вдруг обнаруживаю Марека со спутницей, резко втягиваю воздух и вцепляюсь Роберту в плечо.

— Ты его увидела, — говорит Роберт, не сводя глаз с Лотты.

— Да.

Теперь мне становится совершенно понятно, почему Роберт находится в режиме Дома, почему он открыл мне дверь в Зону. И что имелось в виду под «что бы ни случилось сегодня». Прямо вижу, как шансы на ожидаемую мной награду уменьшаются. Ну да, слишком хорошо, чтобы сбылось. Но я еще ничего не напортачила.

— Он стоит там уже какое-то время и пялится на тебя.

— Что он здесь делает, черт возьми?

— Террор, что еще? В газете много писали о том, что здесь будет проходить праздник по поводу сдачи проекта. Он, должно быть, догадался, что мы придем сюда. И, быть может, наслаждается последними неделями свободы.

Роберт улыбается мне и целует. Демонстративно и очень нежно.

Новая подруга Марека, наряженная в такой же ошейник, как Сара прошлым летом, явно не вписывается в его привычную схему добычи. На самом деле она похожа на дружелюбную загородную домохозяйку лет сорока, которая ходит по средам на женскую гимнастику, а по четвергам исполняет партию альта на репетиции церковного хора. Или что-то типа того. В ней нет ничего, что указывало бы на то, что она заядлая мазохистка, та, кто все равно испытает оргазм, даже если уже истекает кровью. Марек смотрит на меня тем самым жестким, безжалостным взглядом, даже не отрываясь, когда его подруга что-то говорит ему и указывает в сторону стойки с напитками. Она уходит, а Марек все еще стоит, словно статуя на том же месте.

«Он ненавидит меня», — думаю я и спрашиваю себя: «Любил ли он меня когда-нибудь? Любила ли я его когда-нибудь?»

Его взгляд блуждает по Роберту, который как раз вручает Лотте очередную пятиевровую банкноту, и мне кажется, что ненависть в его глазах даже усиливается. Я чувствую, как Лотта отщипывает от сладкой ваты, а затем берет деньги и направляется к карусельной кассе. На этот раз Лотта выбирает карету и с энтузиазмом машет рукой, проезжая мимо нас. Подруга Марека возвращается, и, наконец, он смотрит на нее. Взглядом, полным ненависти, отвращения и неприязни. Любовь — это концепция, которую Марек давным-давно рационализировал. Роберт никогда не смотрел на меня так, даже когда мы были глубоко в процессе сессии, когда играл с моим страхом, даже тогда он не смотрел на меня так. Его взгляд бывал холоден и пренебрежителен, но никогда не был так полон отвращения и ненависти.

— О чем ты думаешь? — тихо спрашивает Роберт, снова привлекая мое внимание к себе.

— Марек ее не любит.

— Нет. Он любит только три вещи: деньги, власть и тебя.

— Марек не любит меня, Роберт. Он меня ненавидит.

— Да сейчас. Потому что ты любишь меня, а не его.

Роберт снова целует меня и улыбается, затем поворачивается к Лотте, которая бежит к нам.

— Что думаешь об экскурсии? Позже ты сможешь снова покататься на карусели. Мы еще не видели детскую площадку, а она моя гордость и радость…

Роберт призывно протягивает руку Лотте, она тут же хватается своей ручкой, другой берет у меня сладкую вату и тащит за собой Роберта. Детская площадка все же очень заманчива. Особенно, если можно похвастаться, что ее придумал ваш собственный дядя. Я же беру Роберта за другую руку и смотрю через плечо, прежде чем мы сворачиваем за угол. Марек за нами не идет. Слава богу!