Сливово-лиловый

Глава 32

Арне улыбается и наклоняется вперед, чтобы взять бумаги со своего стола.

— Следующее: Джанин покинет нас через две недели, Хелена беременна и, кроме того, собирается переезжать, поэтому она не вернется. Таким образом, у меня есть две вакансии, и я хотел бы немного оптимизировать процессы, внести немного больше структуры в этот полуанархический бардак.

Арне усмехается, но я знаю, что на самом деле он действительно любит этот «бардак».

— Хорошо… — говорю я, выжидающе глядя на него.

— Я хотел бы предложить тебе вновь образовавшееся место в качестве офис-менеджера, в дополнение к этому я хотел бы, чтобы ты была ассистентом руководителя, то бишь моей доброй феей.

Ого, я думаю, что это… даже не знаю, что это такое. Невероятно. Идея Роберта — однозначно. Он хочет, чтобы я работала здесь, у него, с ним. Тогда мы виделись бы почти круглосуточно. Это сильно. Мне приходит в голову, что Хендрик, другой партнер, не имеет ни малейшего интереса к кадровым вопросам, и Арне принимает все решения самостоятельно. А Роберт и Арне, как известно, являются большими друзьями.

— Ты не будешь иметь почти ничего общего с Робертом, который обычно выполняет свою работу в одиночку и, в отличие от других коллег, даже свой кофе варит самостоятельно. Тебе придется работать со мной, а также в твои обязанности будут в основном входить: общее делопроизводство, работа с дебиторами, заведование и управление кадрами, и тому подобное. Мы значительно выросли за последние несколько лет, и в управление кадрами, в частности, царит настоящий хаос. Мы должны реорганизоваться — и я хотел бы получить твою помощь в этом. Я уже сформулировал описание твоих должностных обязанностей.

Он протягивает мне несколько листов над столом, и я беру их, внимательно читаю и думаю, что эта работа как будто специально для меня создана. Это был Роберт? Может ли это быть совпадением?

— Звучит хорошо… — бормочу я, и Арне улыбается, берет лист бумаги и что-то пишет на нем и затем протягивает через стол. Я читаю и поднимаю брови. Это на целых триста пятьдесят евро, без вычета налогов, в месяц больше, чем я зарабатываю сейчас.

— Сорок часов в неделю? — спрашиваю я, и Арне кивает.

— Это была идея Роберта?

— Да и нет. Уже несколько месяцев я вынашиваю мысль, что должен что-то изменить, чтобы в будущем все шло гладко. Но я всегда отодвигал это, потому что у меня не было времени для интервью с кандидатами, времени, чтобы прочитать сотню резюме, да и нашим барышням есть чем заняться вместо того, чтобы набирать текст отказов и отправлять всю байду обратно. — Арне глубоко вздыхает и продолжает: — На прошлой неделе во время обеденного перерыва я пожаловался Роберту. Я хотел спихнуть эту головную боль на него, особенно собеседования. На мой взгляд, Роберт великолепно разбирается в людях, и я подумал, что просто делегирую это ему, а он уже выберет двух женщин, способных выполнять свою работу с такой отдачей и хорошим настроением, как я предпочитаю.

Я улыбаюсь при этой мысли и задаюсь вопросом, явился ли бы Роберт на собеседования в джинсах и футболке. Это, вероятнее всего, выбило бы кандидаток из зоны комфорта — именно то, что непременно понравилось бы ему.

— Роберт выслушал это и сказал мне спросить у тебя, прежде чем начать искать кого-то еще. Ты — абсолютно квалифицирована и именно то, что нам нужно.

— Ничего себе, — отвечаю я, — это неожиданно. Чувствую себя польщенной.

— Я знаю Роберта очень давно, еще с его первого семестра. Я видел, как многие женщины приходят и уходят, Аллегра, но с тобой он залип. Он очень серьезно относится к тебе. И если ты так же серьезно относишься к Роберту и не собираешься бросать его на следующей неделе, я был бы рад видеть тебя здесь каждое утро, начиная с 1 января.

— Я очень серьезно отношусь к Роберту, — говорю я, сглатывая.

Это предложение заманчиво. А то, что Арне сказал о Роберте…

— Тебе нужно время на раздумья? — спрашивает Арне и я нахмуриваюсь. Нужно ли мне время, чтобы подумать? На самом деле, нет. В голову приходят слова Роберта: «Я должна доверять ему. Он желает лучшего для меня. Он хочет, чтобы я была счастлива». Я быстро прокручиваю преимущества и недостатки в голове. Преимущества значительно перевешивают. Это шаг вверх по карьерной лестнице — и этот шаг давно назрел.

— Нет, я не нуждаюсь в этом. Я буду у вас с 1 января.

— Боже, Аллегра, камень падает с моего сердца! Я так рад. Иди сюда, позволь мне обнять тебя! — Арне вскакивает и обходит стол. — Это большое облегчение и абсолютная находка для нашей команды. Добро пожаловать!

Он сжимает меня в объятьях и целует в обе щеки. Я улыбаюсь и тоже радуюсь. Я чувствую себя даже лучше, чем еще полчаса назад. Арне подходит к двери и распахивает ее.

— Роберт! Ты можешь забрать свою начальницу, — кричит он, и я слышу, как смеются дамы на ресепшене.

Дверь в кабинет Роберта открывается, и он подходит ко мне, держа в руке лист бумаги.

— Она сказала «да»? — спрашивает он Арне, и тот кивает.

— Фантастика! — улыбается Роберт и целует меня. — Добро пожаловать.

— Спасибо, — говорю я, прижимаясь к нему.

— В любое время, дорогая. Мне нужна подпись здесь, пожалуйста, — говорит он, держа лист передо мной.

— Что это? — спрашиваю я, пытаясь прочитать написанное.

— Я напечатал заявление об увольнении для тебя. Я — выдающийся, дальновидный, вдумчивый помощник исполнительного помощника, — усмехается он, размахивая листком.

Арне смеется и удаляется в свой кабинет. Роберт ведет меня к себе, и я сажусь, читаю написанное им письмо.

— Ух ты, — говорю я, дочитав и опустив заявление, — твой план сработал, а?

— Сработал. Тебе просто осталось подписать.

Роберт протягивает мне ручку, и я подписываю свое заявление об увольнении.

— Аллегра, я хочу, чтобы ты знала, что ни я, ни Арне не рассердились бы, если бы ты отказалась. Когда-то ты рассказывала, что больше не очень счастлива на работе. Из-за рутинности, ты помнишь? — Я киваю, и Роберт продолжает: — Когда Арне рассказал мне о своей проблеме, я сразу подумал о тебе, это именно то, что ты хочешь делать. Арне с самого начала загорелся этой идеей, которая фактически более или менее спонтанно выскользнула у меня. После подробного обсуждения этой мысли с Арне я хотел, чтобы ты прислушалась к своей интуиции, когда он сделает тебе предложение, я хотел, чтобы ты могла среагировать спонтанно и без предвзятости. Вот почему я ничего не рассказал. Ты злишься на это?

— Нет.

Я качаю головой и улыбаюсь ему. Чем больше я об этом думаю, тем больше мне нравится эта идея.

— Это ничего не меняет между нами, Аллегра. Работа остается работой. Мы оба будем вести себя абсолютно профессионально, общаясь друг с другом. Что не будет слишком часто. Я не буду лапать тебя между ног и делать фривольных замечаний, и я знаю, что ты будешь просто собой. Вежливой, учтивой и, надеюсь, в хорошем настроении и счастливой. Наши отношения Дом/саб начинаются не раньше, чем мы закрываем двери машины после окончания рабочего дня, и заканчиваются не позднее нашего прихода сюда утром. Хорошо?

— Да, конечно. Я рада, что ты видишь это таким образом. Иначе я бы и не хотела.

— Я знаю. Но…

— Есть «но»? Уххх, это звучит опасно… — улыбаюсь я, беря его руку через стол и сжимая ее.

— Да, есть. Тот факт, что здесь мы официально считаемся «нормальной парой», не означает, что ты можешь беззастенчиво садится мне на шею. Уважительное отношение — этот постулат непоколебим, как дома, так и здесь. Не то, чтобы я поверил, что ты забудешь об уважении — это не в твоей природе — но я лучше упомяну об этом еще раз. К тому же здесь я для тебя, как и везде, «Роберт». Не «Робби», не «милый», не «сокровище». Роберт. Без исключений. Понятно?

— Да, конечно. Могу я тебя кое о чем попросить?

— Конечно. Выкладывай.

— Я прошу тебя также обращаться ко мне моим полным именем. В рабочее время.

— Чтобы не вызывать зависть и проблемы среди коллег, верно?

— Не обязательно, но все может быть.

— Хорошо. Простишь ли ты мне парочку оговорок по началу? — усмехается он, и я киваю, улыбаясь. — Прекрасно. Теперь я отвезу тебя на работу, ты подашь заявление, завтра подпишешь необходимые документы, освободишь свой стол и будешь, с учетом оставшегося отпуска и сверхурочных, свободна до 2 января. Завидно… А так, как уже поздно, на сегодня мы избавлены от присутствия Марека. Остался только один день нашего вынужденного общения.

Марек… о, боже! Теперь Марек — прошлое. Здесь, в «Фишер и Грау», где работает Роберт, его не будет. Ни утром, ни днем, ни в любое другое время. Кроме того, Роберт прав: я закончила. У меня еще есть сто двадцать сверхурочных часов, две недели планового отпуска в декабре и еще несколько дней остаточного отпуска — этого достаточно, чтобы уже не выходить на работу с этого момента. Я встаю со стула и не могу поверить в то, что со мной сейчас происходит.

— С тобой все в порядке, моя красавица? — спрашивает он и смотрит на меня с такой любовью, что мне аж больно.

— Да, — говорю я, разглядывая его через стол. Сегодня у него на лице трехдневная щетина, он одет в серую толстовку и неизбежные джинсы. Я вижу, как он счастлив. Потому что я важна для него, потому что ему нравится быть рядом со мной, потому что он убежден, что я буду счастлива здесь.

— Ты любишь меня, — тихо говорю я, ловя его взгляд.

Он улыбается, и морщинки в уголках глаз углубляются.

— Да. Люблю.

Увольнение, расторжение контракта и подписание нового трудового договора проходят гладко и быстро. В пятницу я освобождаю свой стол и прощаюсь с коллегами. В субботу утром я везу маму, которая проводит декабрь в Ла Гомере, как каждый год, в аэропорт. По дороге я рассказываю о своей новой работе. С одной стороны, она рада, что я поднялась по карьерной лестнице, с другой, у нее есть сомнения, что мы с Робертом не очень хорошо сработаемся.

— Либо, — говорит она, — …вы потеряете интерес друг другу, потому что круглосуточно будете тереться друг о друга, либо он будет слишком сильно контролировать тебя, слишком сильно на тебя давить.

— Ни то, ни другое, — заверяю я ее. — Я не буду постоянно видеть Роберта в офисе. Мы оба будем работать в разных кабинетах. Я буду видеть нашего босса гораздо чаще и дольше, чем Роберта.

— Хотела бы я, чтобы ты оказалась права, дорогая. Ты счастлива?

— Да, мама, я очень счастлива. Счастливее, чем когда-либо.

— Хорошо. Ты знаешь, где меня найти, если понадоблюсь. Звони, если что-нибудь случится. Я смогу вернуться в любое время.

— Я знаю, мама. Но все хорошо. Ты можешь наслаждаться отпуском. Но не кури так много травку, не пей так много и никаких похождений по мужикам, ладно?

Мама громко смеется и качает головой.

— Невероятно, я здесь мама…

После прощания я возвращаюсь в город и встречаюсь с Мелиндой, которая также разделяет заботы моей матери, когда я рассказываю ей о новой работе.

Тем не менее, Мелинда счастлива за меня и рассказывает о своем новом любовном кандидате, с которым у нее вечером назначено свидание. Когда я наконец-то открываю дверь в нашу квартиру, уже далеко за полдень.

— Привет, — говорит Роберт, выходя в коридор, — приятно, что ты заглянула снова. Где ты была так долго?

Роберт звучит недовольно, и мне интересно, что случилось.

— Я отвезла маму в аэропорт, а затем встретилась с Мелиндой в городе. Я же тебе говорила об этом, верно?

Я уверена, что сообщила Роберту о своих планах, когда покидала квартиру.

— Я пытался связаться с тобой. Почему ты не отвечаешь на свой мобильный, Аллегра?

— Он не звонил… — бормочу я и достаю телефон из сумочки. «Три пропущенных звонка» показывает мне дисплей, и я тихо ругаюсь.

— Ну и?

— Прости, Роберт, я не слышала. Я вчера поставила на беззвучный и затем забыла снова переключить.

Он втягивает воздух через нос и говорит:

— Аллегра, я волнуюсь, если не могу связаться с тобой. Тем более, что Марек так непредсказуем. Плюс погода…

Роберт кивает головой в сторону двери. Два часа назад выпал первый снег. Необычно много и быстро, почти маленький снежный штурм.

Я опускаю глаза.

— Извини. Я действительно забыла, это было непреднамеренно.

— Ты не замерзла? — спрашивает он, глядя на мой тонкий свитер.

— Немного, — отвечаю я, — в кафе было довольно прохладно.

— Пойди, прими душ. Через полчаса ты лежишь голая в постели, Аллегра.

Он открывает дверь в спальню и включает обогреватель. Я улыбаюсь и чувствую предвкушающее покалывание в пальцах ног. Он открывает верхний ящик комода и рассматривает его содержимое. Он мысленно продумывает сценарий, составляет план, думает о том, что хочет со мной сделать, какие игрушки будет использовать. Мне нравится наблюдать за ним, и мне любопытно, что же он задумал. Он поднимает глаза и его взгляд встречается с моим. Вздрагиваю, я не должна стоять здесь, у меня есть, что делать.

— Аллегра, — дружелюбно напоминает мне Роберт, — время пошло.

— Меня уже нет, — отвечаю я и снимаю обувь.

Сорок минут спустя, я лежу на кровати, связанная, но мне удобно. Хотя это и не сильная и сковывающая движения фиксация, все же я относительно свободно доступна. Роберт завязывает мне глаза и позволяет темноте и вынужденной неподвижности влиять на меня. Я лежу на боку и через несколько секунд чувствую его руку на себе. Он гладит меня, очень нежно. «Это чистая роскошь», — думаю я, дыша глубоко и расслабленно. Его руки становятся все более требовательными, мое дыхание углубляется, и я чувствую, что становлюсь мокрой. Я немного трепыхаюсь в оковах, возбуждение вызывает некое беспокойство, мое тело ищет разрядки, которая еще не скоро будет мне дана. Когда он вводит в меня большой фаллоимитатор, я снова становлюсь спокойнее. Роберт смеется и шепчет мне на ухо, что он думает об этом. Его слова только распаляют меня, и я стону.

— Проклятье, — тихо шепчет Роберт, когда звонит его мобильный. Ему не нравится, когда его отвлекают, но он не может просто игнорировать звонящий телефон. Он всегда в режиме ожидания, если Анна или его сестра в Гонконге позвонят или он им понадобится.

— Оставайся на месте, — бормочет он, как будто я могу куда-то сдвинуться, — я сейчас вернусь.

Роберт уходит, и звон прекращается. Я слышу его голос, тихо, затем приближающийся. Матрас прогибается, когда он садится на кровать рядом со мной, и я чувствую, что он освобождает мои руки от веревок. Это может означать только одно: разговор важен и займет больше времени.

— Устраивайся поудобней, — шепчет он мне на ухо, а затем снова поворачивается к телефону. Я тихо вздыхаю, откидываюсь на спину и засовываю подушку под голову. Я все еще слепа, мои лодыжки связаны, и фаллоимитатор все еще во мне. Ощущение, так обожаемое мной. Свободная рука Роберта покоится на моем животе, начинает ласкать меня. Он рисует кончиками пальцев узоры на моей коже, слушая, кажется, бесконечный монолог своего собеседника.

— Конечно, это нехорошо, если подобное происходит, но иногда это просто случается. Сейчас ты просто должен сделать лучшее из этого. Дай ей поспать, а когда она выспится, дай ей что-нибудь поесть, дай ей попить, и поговорите об этом.

Роберт снова слушает, и его рука скользит к моей груди. Его большой палец проводит попеременно по моим соскам, и я тянусь навстречу этим прикосновениям.

— Очень важно, чтобы ты отчетливо дал ей понять, как она ценна. Как сильно ты ценишь ее. Тебе должно даться это легко, Фрэнк. Ты же знаешь, что хочешь услышать, когда ты снизу, верно?

Роберт снова молчит и слушает. Он вздыхает и снимает с меня повязку, наклоняется ко мне и нежно целует в губы, все еще удерживая телефон у уха. «Роберт терпелив. И хороший друг», — думаю я. Любой другой ушел бы от разговора. Я полагаю, что это Фрэнк с его проблемами. Похоже, у Сары срыв. Я сочувствую ей, срыв ужасен, но это — «профессиональный» риск. Так сказать. При таком образе жизни как наш.

Рука Роберта путешествует по моему телу, и я смотрю на него, наблюдая, как он внимательно слушает. Когда он проводит пальцем по моему клитору, а затем извлекает фаллоимитатор, я на две секунды прикрываю глаза и подавляю стоны. Фрэнку не обязательно знать, что я лежу рядом и слушаю.

Роберт смотрит мне в глаза, берет мою руку и переплетает наши пальцы.

— Скажи ей, как она красива, как сильно ты любишь смотреть на ее тело, как много для тебя значит иметь право прикоснуться к ней. Дай ей понять, что ценишь ее ум так же сильно, как ее тело, что тебе нравится говорить с ней, ее юмор, ее голос. Скажи ей, как она прекрасна, когда смеется, и что ты всегда радуешься, когда даешь ей повод сиять.

Фрэнк что-то говорит, а Роберт просто смотрит на меня. Как будто в мире есть только мы одни.

— Она должна знать, что ты всегда уважаешь ее, что ты считаешь ее самым замечательным человеком в мире… Я всего лишь наполовину человек без тебя, — произносит он, глядя мне прямо в глаза.

Я улыбаюсь и сжимаю его руку.

— Я люблю тебя, — произносит он одними губами и поднимает мою руку, чтобы поцеловать ее. — Расскажи ей, что тебя очаровывает в ней. Гордость, с которой она живет своей страстью и которая никогда не будет сломлена. Ее нестандартный образ мыслей, который так отличается от твоего. Тот факт, что она все еще может краснеть, несмотря на весь ее опыт.

Роберт снова слушает и говорит:

— Тогда сделай это сейчас. Дай ей что-нибудь поесть и обсуди, что пошло не так. Поддержи ее. Она нуждается в этом.

Он заканчивает разговор и встает. Левой рукой он убирает телефон, правой — расстегивает штаны. Через несколько секунд он обнажен, освобождает мои лодыжки, раздвигает мои ноги и ложится на меня.

— Когда я обнаружил тебя в баре и наблюдал за тобой, я просто хотел узнать, скрывается ли за этим красивым фасадом ум. Я хотел трахнуть твой разум и использовать твое тело. Я хотел поиграть с тобой. Но потом ты перевернула все, ты играла со мной, провоцировала меня. И при этом была настолько невероятно сексуальна, что я был удивлен, что ни Фрэнк, ни я не спустили прямо в трусы.

Роберт продолжает пристально смотреть мне в глаза, пока тихо говорит. Кончик его члена поглаживает мои половые губы, и я автоматически открываюсь.

— Когда Фрэнк коснулся тебя в первый раз, я хотел тебя. Каждый раз, когда он прикасался к тебе, я думал: «Прекрати, эта женщина принадлежит мне…»

Губы Роберта прикасаются к моим, и он целует меня, сначала нежно, затем все более страстно.

— С каждым новым свиданием я все больше тонул в тебе. Потому что ты задумываешься, потому что всегда честна с собой и критически относишься к себе, — продолжает он, прерывая поцелуй. Я чувствую нежное давление, когда он входит в меня, и тихо стону, закрывая глаза.

— Смотри на меня, Аллегра.

Я снова открываю глаза и цепляюсь за него, втягивая его глубже в себя. Он двигается медленно, не прерывая зрительный контакт ни на секунду, и я наслаждаюсь этим неожиданно нежным трахом. Это, конечно, не то, что он планировал, не тот секс, который мы предпочитаем, и все же мне кажется, что это прекрасно. Это соответствует всем тем нежным словам, которые он сказал. На этот раз я воспринимаю секс как священнодействие.