Сливово-лиловый

Глава 29

— Ты была молодцом, — говорит Роберт, когда через час мама и Барбара уехали.

— Спасибо.

Я смотрю на столешницу и до сих пор не могу поверить, что мама все эти годы была в курсе. Не могу поверить, что теперь она все-все знает.

— У тебя все хорошо?

Я склоняю голову и задумываюсь. Я в порядке? Думаю, что да. Такое чувство, что кто-то снял большой груз с моих плеч. Мама, кажется, не просто это терпит, она это принимает. Мое счастье важно для нее. Даже если она не понимает, как это может делать меня счастливой. Она доверяет Роберту. Не говоря ни слова, она обняла его на прощание. Он ей действительно нравится — и, как Мелинда, она закрывает глаза на то, что он делает со мной. Это наше личное дело.

— Аллегра.

Я вздрагиваю и смотрю на него. Автоматически. Я научилась этому за последние недели и месяцы. Если он не хочет, чтобы я смотрела на него, то четко и ясно запрещает мне это. Или завязывает мне глаза.

— Да, я в порядке. Спасибо. Я просто… все еще… немного смущена.

— Мы пойдем в бар позже.

Чистая информация, без вопросов. С моей стороны не будет никакого «у меня нет настроения», пока мы будем жить вместе. Я киваю в знак того, что поняла.

— Я угощаю. Ты заслужила. — Он улыбается, и я снова киваю.

— О, да, бесспорно.

Весь сентябрь мы долго и подробно говорили обо всех составляющих совместной жизни. Мы все выяснили и уладили, изменили договор аренды и продумали тысячу других мелочей. Был только один момент, о котором мы не говорили: как и вообще изменятся ли наши «особые» отношения.

— Теперь что-то изменится? — спрашиваю я, облизывая губы.

— Да, — очень серьезно отвечает Роберт, — изменится. Все станет более интенсивным, для нас обоих.

— Появятся ли… м-м-м… новые правила?

— Да. Два новых правила, которые не станут для тебя сложными. И новый ритуал.

— Что это за новые правила? — спрашиваю я и чувствую, как все во мне сжимается в предвкушении. Он только говорит об интенсификации отношений, новых правилах и ритуалах, а я уже начинаю возбуждаться. Невероятно, как сильно мое тело реагирует на что-то подобное.

— Во-первых, я требую готовности и твоей полной доступности здесь, в квартире. Пока ты находишься здесь, ты должна быть готова к тому, что я буду прикасаться и использовать тебя, как мне будет угодно.

— Да, Роберт.

— Это проблема для тебя, Аллегра?

— Нет, ни в коем случае.

— Я знал это, — усмехается он, а затем снова становится серьезным. — Я также ожидаю послушания. Ты должна знать, что вежливо сформулированная просьба — это всегда приказ, которому ты должна подчиниться. Без задержки, без ворчания.

— Да, Роберт.

— Вопросы?

— Да. Могу ли я продолжать просить нежности или секса?

— Конечно, ты можешь, Аллегра. Ты все еще можешь сидеть здесь на стуле или рядом со мной на диване. Ты можешь продолжать прикасаться ко мне в любое время, целовать меня, если я прямо не запретил этого. Тогда вступает в силу пункт с послушанием.

— Поняла. Спасибо, Роберт.

— Иди сюда, позволь мне поцеловать тебя, сладкая… — говорит он, и я встаю, обхожу вокруг стола, подхожу и целую его, чувствуя его руку на своей шее и наслаждаясь поцелуем.

Закончив и оторвавшись от меня, он откидывается на спинку стула и говорит:

— Аллегра, не могла бы ты быть так любезна, чтобы принести мне коробку и начатую упаковку твоих противозачаточных таблеток?

«Вежливо сформулированная просьба — это всегда приказ», — вспоминаю я и съеживаюсь. Мне не престало задавать вопросы. Никакой задержки, никакого сомнения, никаких возражений.

— Да, Роберт, — отвечаю я, выхожу в коридор к своей сумочке и беру коробку. Я бросила ее в сумочку, чтобы нигде не забыть. Интересно, что он задумал, но ничего не приходит в голову.

Вернувшись на кухню, я передаю коробку Роберту. Он открывает ее и вытаскивает начатую упаковку.

— Прекрасно, — говорит он, улыбаясь. — Ты всегда принимаешь таблетки вечером, когда чистишь зубы, не так ли?

— Да, все верно, — отвечаю я и киваю.

— Мы немного изменим это. Мы сделаем из этого ритуал, показывающий тебе, где твое место.

— Да, Роберт.

Больше мне нечего сказать. Ритуалы и правила являются неотъемлемой частью моей зоны хорошего самочувствия, и я уже знаю, что бы он ни задумал, мне это понравится.

— Ты будешь просить у меня таблетки каждый вечер, прежде чем лечь спать. Я буду тебе давать, и ты будешь принимать их под моим наблюдением. При этом я буду контролировать, что ты принимаешь вовремя и не забываешь, а также буду знать, когда у тебя месячные, и когда нужно обращаться к врачу, чтобы получить новый рецепт.

— Да, Роберт, — тихо шепчу я. Проклятье, это круто. Такой простой и эффективный способ показать, кто я и что я. Я уже знаю, что вечерняя просьба о таблетке будет одним из моих любимых моментов дня. Мне будет стыдно и унизительно. Я знаю, что он будет контролировать, действительно ли я проглотила ее. Мне придется открыть рот и поднять язык. Тогда он похвалит меня, потому что я была хорошей девочкой и проглотила свою таблетку.

— Брюки вниз, расставить ноги, Аллегра, — говорит он, и я спешу исполнить приказ. Доступность и готовность — Роберт хочет проверить меня.

Без лишних слов Роберт проникает тремя пальцами в мою предательскую влажность, слегка трахает меня, и я держусь за его плечо, когда первый стон срывается с моих губ.

— Я знал, что тебе понравится, сучка, — усмехается он. — Смотри на меня, Аллегра.

Я тону в его зелено-карих глазах, лихорадочно дышу через рот и стону, когда большим пальцем он начинает массировать мой клитор.

— Ты любишь контроль, не так ли? — спрашивает он прежде, чем я перестаю мыслить ясно.

— Да, Роберт, да…

— Если ты забудешь спросить меня, если мне придется напомнить о твоей таблетке, я строго накажу.

— О, Боже, да… Пожалуйста, Роберт… — задыхаюсь я, — могу я… кончить?

— Ты хочешь кончить, да? Ты такая похотливая, Аллегра?

— Да, пожалуйста, Роберт, пожалуйста…

— Тогда давай, я хочу почувствовать это…

Оргазм, который охватывает меня несколько секунд спустя, сильный и удовлетворяющий. Я впиваюсь рукой в плечо Роберта, наблюдая, как он улыбается, чувствуя, как я сжимаюсь вокруг его пальцев. Он прекращает стимуляцию и указывает свободной рукой на пол. Все еще прерывисто дыша, я падаю на колени, ноги раздвинуты, руки на бедрах. Он наклоняется вперед, упираясь локтями в колени, и протягивает руку, пальцы которой только что были во мне. Я сосу по очереди указательный, средний, безымянный и большой пальцы, медленно восстанавливая дыхание. Вдруг мне в голову приходит мысль о маме: что бы она подумала, если бы могла видеть меня такой. Но я отталкиваю эту мысль, сосредоточившись на своем мире, на рае, в котором нахожусь. Во всех смыслах обнаженная, на коленях, открытая и доступная, готовая и покорная. Это мое место, мой мир, я хочу остаться здесь. И лучше всего — навсегда.

Два часа спустя, уставшая и расслабленная, я сижу в баре, а передо мной стоит коктейль. Фрэнк и Сара рассказывают, как тяжело делить офис паре свитчей, и Сара говорит:

— Я бы не смогла съехаться с Фрэнком. Двадцать четыре часа в сутки этот бой — не дай Бог. Это действительно разрушило бы меня.

Я киваю, понимая, что она имеет в виду. Сара всегда борется, а Фрэнк не такой сильный, как Марек, не такой манипулятивный и не такой коварный, поэтому Сара позволяет себе побунтовать с Фрэнком. Так же, как и он с ней. Между ними так сильно искрит. Интересно, как кто-нибудь, кто не в курсе их взаимоотношений, рискует войти в их кабинет.

— Я хотел бы попробовать это. Но для начала с покорной сабой.

— Если ты рискнешь попробовать это со мной, то обязательно получишь строгую домину и будешь ползать и пресмыкаться весь день.

— М-м-м… нет, спасибо. Для начала я предпочел бы жить с хорошо воспитанной, покорной сабой. Предпочитаю не начинать игру сразу же с пятидесятого уровня, Сара.

— Я — семьдесят пятый уровень, мой дорогой, — усмехается она, — даже без совместного проживания. Совместное проживание со мной — это уровень сто пятидесятый. Как минимум. Без всякой возможности мухлевать.

— Тебе нравятся ритуалы, Сара? — спрашивает Роберт, улыбаясь ей.

— О, да. Очень. Я представляю себе ритуал, который называется «уборка дома» и включает в себя Фрэнка в фартуке, ажурных чулочках и на высоких каблуках во время уборки.

— О. Мой. Бог, — взывает Фрэнк и обращается ко мне: — Аллегра, если я когда-нибудь в приступе психического расстройства соглашусь съехаться с этой женщиной, пожалуйста, останови меня. Ты тоже, Роберт.

Роберт кивает и улыбается Саре. Он понимает, что она просто хочет подразнить Фрэнка.

— Нет, серьезно, — говорит Сара, ободряюще положив руку на бедро Фрэнка, — мне очень нравятся ритуалы. Как домину, они заводят меня сильнее, чем как сабу. Я заметила, что в подрежиме сабы я быстро теряю желание следовать им — конечно, это всегда зависит от самого ритуала. Как для домины, ритуалы относительно непреложны для меня.

— Я люблю их. Они никогда не наскучивают. Они обеспечивают мне защиту и безопасность, успокаивают и помогают мне расслабиться. Так же, как глубоко верующим людям во время богослужения, которое всегда содержит определенные ритуалы. Их исполняешь даже в полусне, но при этом чувствуешь себя в безопасности и защищенным. Когда сессия начинается с хорошо знакомого ритуала, это очень помогает отпустить себя, сдаться и очень быстро глубоко проникнуть в «зону». Тогда вероятность «полета» значительно возрастает, — говорю я и берусь за руку Роберта.

Роберт улыбается, он знал это. Ритуал с таблетками перед сном позволяет мне нырнуть глубоко в «зону», еще прежде, чем я вхожу в спальню. Именно этого он хочет. Каждый вечер я становлюсь готовой, ручной и легко ведомой. Я принадлежу ему полностью.

— Кстати, я видела Марека в городе. Его компания была такой же, как и несколько недель назад. Они сидели в кафе «Вринкоффер». Он кормил ее. Сухой булкой. У Марека на тарелке был торт, — усмехается Сара.

Роберт только качает головой. Я знаю, что ему действительно чужд образ жизни Марека. Роберту никогда бы не пришло в голову на людях кормить меня сухой булкой, в то время как он ест кусок пирога. Наверное, это не пришло бы ему в голову, даже если бы мы были дома наедине.

— Она тащится от этого. Она была очарована его милостью. Я могла видеть поводок, свисающий с ошейника. Они даже не сняли его, просто засунули в глубоко расстегнутый вырез блузки…

Меня передергивает только от подобной мысли. Когда я была с Мареком, он хотел наслаждаться своим образом жизни в рамках «Сцены». Теперь даже этого ему недостаточно. Теперь это должна быть непосвященная публика. Я задаюсь вопросом, стала ли я более экстремальной в последние годы, и могу твердо сказать, что нет. Я никогда не жила так экстремально, как с Мареком. И теперь точно могу признаться, что не была счастлива.

Еще два часа спустя, на кухне, стоя прямо, я расправляю плечи и говорю, твердо глядя Роберту в глаза:

— Роберт, дай мне таблетку, пожалуйста?

Едва успеваю закончить говорить, а мое дыхание уже ускорилось, я чувствую, как магия ритуала начинает работать.

Роберт кивает, улыбается и берет коробку с полки, на которую он ее поставил. Выдавливает субботнюю таблетку из упаковки и говорит:

— Открой рот, высунь язык.

Я делаю, как приказано, и он кладет таблетку мне на язык. Затем протягивает стакан воды, и я пью, послушно проглотив.

— Проглотила? — спрашивает Роберт, и я киваю.

— Покажи, — требует он, как я и думала. Я открываю рот, поднимаю язык и жду, пока он не убедится, что мой рот пуст. — Хорошая девочка. Можешь идти в постель.

— Спасибо, Роберт, — говорю я, улыбаясь, встаю на носочки и целую его.

Когда лежу в кровати и жду его, я понимаю, что было правильно переехать сюда. Я знаю, что углублять эту передачу власти, расширять ее — правильно. У нас будет еще больше ритуалов, я чувствую это. Роберт любит ритуалы так же, как и я. Это только начало.