Сливово-лиловый

Глава 2

Мы стоим под навесом бара и смотрим друг на друга. Я пошла с ним, не смогла удержаться. Он указывает на противоположную сторону улицы, на вход в кафе.

— Кофе?

Я киваю и следую за ним, мельком проверяя часы работы на двери — еще открыто. У нас час, чтобы… да, чтобы что, интересно. Чтобы прояснить основное? Познакомиться? Возможно. К чему все идет, ясно для нас обоих. Только «когда» еще нерешенный вопрос. Между нами мощно искрит, и я чувствую, что мы определенно хотим двигаться в одном направлении. Я мысленно поздравляю себя. Он хорошо выглядит, в нем есть эта особая харизма, что меня очень заводит, и он, кажется, именно того типа мужчина, который мне нужен.

Кафе почти безлюдно, он выбирает столик у окна, останавливается и предлагает мне стул.

— Пожалуйста.

— Спасибо, — бормочу я и сажусь.

— Что я могу вам принести? — спрашивает немного хиповатая пятидесятилетняя официантка со слишком ярким макияжем для приглушенного освещения кафе.

— Я бы хотела большую чашку латте, — отвечаю я, прежде чем он может даже открыть рот.

— Я тоже, спасибо, — говорит он и одаривает женщину сияющей улыбкой.

Я задумчиво смотрю на него. Он не кажется ни капли раздраженным, смущенным или разочарованным. Многие из этих, так называемых до́мов, реагируют раздраженно, когда сабмиссив осмеливается принимать свои собственные решения и проявляет неуместную наглость решать что есть или пить. Я добавляю огромный плюс в список положительного.

— Роберт, — говорит он, расслабленно откидываясь на спинку стула.

— Что? — спрашиваю я, вырванная из собственных мыслей.

— Меня зовут Роберт.

— Аллегра.

— Аллегра? — он смакует мое имя на языке. Я киваю. — Красивое имя.

— Спасибо. Я передам.

Мягкая насмешка в моем голосе заставляет его усмехнуться. Его глаза, сейчас я могу это хорошо рассмотреть, зеленые. Зелено-карие.

— Сколько тебе лет? — спрашивает он и улыбается официантке, которая ставит чашки перед нами.

Сливово-лиловый гостиничный фарфор. В сочетании с молочным кофе — не особо привлекательная цветовая комбинация. Но так как лиловый — преобладающий цвет здешнего интерьера, то выбор фарфора является только логичным последствием. А мне нравятся последствия.

— Спасибо, — говорит он ей, и она сдержанно ему улыбается, прежде чем без особого энтузиазма отправиться обратно за барную стойку.

Я автоматически беру ложку и начинаю размешивать кофе.

— Мне двадцать девять, — говорю я, глядя в чашку и наблюдая завихрения молочной пены.

— Эй, — шепчет он, и я поднимаю взгляд, вопросительно глядя на него, заинтригованная его шептанием.

— Ты можешь смотреть на меня, когда разговариваешь со мной, — продолжает он нормальным голосом, и я слышу в нем требовательные нотки.

— Мне двадцать девять, — повторяю я, глядя при этом на него.

В качестве награды я получаю сияющую улыбку и должна признаться, что мне нравится его манера поведения. Она заводит меня.

— Ты знаешь, на что идешь. — Утверждение, а не вопрос. Тем не менее, я киваю. — У тебя есть опыт.

— Да.

— Хорошо. Я исхожу из того, что у тебя никого нет?

— Да, у меня никого нет. — Я улыбаюсь и отпиваю глоток кофе. Несмотря на ожидания, он действительно хорош.

— Вот и они. Берут такси. — Роберт кивает головой в сторону окна, я следую за его взглядом и обнаруживаю парочку из бара — они стоят под навесом и ждут.

И действительно, всего через несколько секунд такси поворачивает из-за угла и останавливается прямо перед баром. Сладкая парочка усаживается в такси и уезжает прочь. В это же время темный автомобиль выезжает с парковочного места и дает по газам.

— А вот ее любовник. Бедняга, — голос Роберта действительно звучит сочувствующе.

— Ты наблюдаешь с удовольствием и делаешь точные выводы, — говорю я, снова поворачиваясь к нему.

Роберт кивает и берет свою чашку с кофе.

— Это само собой разумеется.

Я знаю, что он имеет в виду, и ставлю следующий плюс в список.

Через сорок пять минут кафе закрывается, и Роберт предлагает отвезти меня домой. Я соглашаюсь, но хочу продолжить вечер — мужчина слишком хорош, чтобы сейчас так просто отпустить его и уйти. Он достает телефон из кармана и говорит:

— Дашь мне свой номер?

Я улыбаюсь и диктую ему.

— Аллегра, — бормочет он, и я наблюдаю, как он вводит мое имя. У него красивые руки, большие, крепкие, точеные.

Его машина стоит всего в паре метров от кафе, и он галантно придерживает для меня пассажирскую дверь. На мгновение вспыхивает мысль, что нельзя садится в машину к незнакомцам, но Роберт не воспринимается чужим.

Это хорошее, знакомое чувство — беседовать с ним. Его присутствие оказывает успокаивающее воздействие на меня, как будто я на своем месте.

— Хорошо, — говорит он после того, как вливается в поток машин, — ты хочешь увидеть меня снова, верно?

— Да.

— Я тебя тоже. — Он коротко улыбается мне, прежде чем снова сосредоточиться на дороге. — Тогда теперь давай поговорим о нескольких основных моментах. Ладно?

— Конечно. — Я внимательно смотрю на него.

— Мы пройдем обследование. Я хочу видеть свежие анализы, прежде чем что-нибудь начнется.

— Согласна.

— Контрацепция? — спрашивает он, останавливаясь на светофоре.

— Я принимаю таблетки.

— Смотри на меня, Аллегра, — его тон чуть заметно меняется, и я улыбаюсь. Это полностью отвечает моему вкусу. Я смотрю ему в глаза и повторяю то, что сказала.

— Прекрасно. Не прячься от меня. Я не позволяю. Правило номер один, если хочешь.

Я киваю и смотрю на его профиль, который освещается и затемняется в ритме проплывающих мимо уличных фонарей.

— Поняла. Каковы другие правила?

Я рассчитываю на целый каталог правил, но у нас достаточно времени. Сложные договорные соглашения сейчас в моде, а нам все равно потребуется как минимум пятнадцать минут, чтобы добраться до моей квартиры. Чем «круче» так называемый Дом, тем более подробный свод правил. По крайней мере, мне так кажется.

Он бросает на меня взгляд, который я не могу понять.

— Ты не лжешь мне.

— Хорошо.

— Ты используешь стоп-слово, если тебе неприятно или становится слишком. Я никогда не восприму это превратно. Если ты не делаешь то, что я говорю, и не используешь стоп-слово, я воспринимаю подобное поведение, как сопротивление. А сопротивление влечет за собой наказание.

Я чувствую, как внутри все сжимается в предвкушении, и мне приходится контролировать себя, чтобы не застонать.

— Хорошо. Дальше?

— Ты не прикасаешься ни к кому другому. Я, кстати, тоже.

— Нет проблем.

— Последнее и самое важное правило…

Уже последнее правило? Это всего четвертое.

«Ничего себе, — думаю я, — не много».

Я чувствую еще бо́льшую уверенность в том, что он не какой-то там подражатель.

— Уважение, — продолжает он, — я требую всегда и везде уважительного поведения. Дерзость тоже будет наказываться, а также использование прозвищ и различных животных. Ты можешь называть меня «Сэр», или «Господин», или просто «Роберт». Знаешь, «Мастер», «Хозяин» — я не приверженец этой зацикленности на терминологии Темы. Делай так, как тебе удобно. Но всегда почтительно. «Робби» и «милый» в нашем контексте не приемлемо. Это ясно?

То, что он говорит, звучит естественно и легко, ненаигранно. Его голос звучит спокойно и расслабленно, и все же я слышу в нем серьезность и строгость.

— Абсолютно ясно, — отвечаю я, желая поцеловать его.

Он определенно не является ни «ходоком» по соответствующим заведениям Темы, ни «псевдо», поддавшимся очередной причуде. (Примеч.: Тема — В БДСМ сообществе синоним понятия БДСМ).

— Твои правила? — спрашивает он и улыбается мне.

— Я не экстремальная мазохистка, — говорю я, нервно потирая свои бедра руками. — Я испытываю удовольствие от боли лишь до определенного предела, меня больше вставляет унижение. Мой болевой порог не так высок, как хотелось бы многим садистам. Сеансы исключительно избиения — это четкое «нет». И если меня бьют, я не хочу никаких длительно остающихся следов. — Роберт кивает и просит меня продолжить. — Никакой крови, никакой мочи, никакого кала. Ролевые игры и пет-плей — скорее исключение. (Примеч.: Пет-плей — одна из широко распространенных в БДСМ ролевых игр. В ней нижний партнер принимает на себя роль животного и, как животное, на время игры лишается того, что дозволено человеку, освобождаясь при этом и от ответственности. Это — частный случай игровой деперсонализации, когда удовольствие партнерами получается именно от изменения образа мышления).

— Меня это тоже не заводит.

— Хорошо.

— Все?

— Остальное — вопрос переговоров. Так сказать. Или хочешь обсудить тонкости дозволенного прямо сейчас?

— Мы оставим это на попозже.

— А как насчет твоих исключений?

— Моих исключений? — Роберт смеется, а затем хмурится. — Классический бондаж — это путанье с веревками — скорее больше раздражает, чем возбуждает. В остальном — ни лак, ни кожа, ни латекс не заводят меня особо. Я люблю обнаженную кожу.

— Пожалуйста, останови, — тихо говорю я, уставившись на его профиль.

Он удивленно приподнимает брови. На это он не рассчитывал. И все же немедленно удовлетворяет мою просьбу. Тест сдан.

Когда машина останавливается, он поворачивается ко мне.

— Почему? — спрашивает он, и его пристальный взгляд пронизывает меня насквозь.

— Я хотела бы поцеловать тебя, — говорю я, добавляя, — если можно.

Его зубы сверкают в полутьме, когда он улыбается, и затем я чувствую, как он кладет руку мне на затылок.

— Иди сюда, — шепчет он, притягивая меня ближе.