Своим дыханием он согревает мою щеку, нижней губой касается моей, и я чувствую щетину на своей коже.
Он целует меня, нежно и ласково. Прощальный поцелуй. Или?
— Я имею в виду то, о чем ты должна подумать в первую очередь в подобной ситуации. Но ты, очевидно, даже не допускаешь этой возможности. Ты даже не думаешь об этом. С одной стороны, это, конечно, делает мне честь, но с другой — это явное нарушение правил.
— Что, прости?
Я больше ничего не понимаю. Он продолжает свое путешествие губами, порхая нежными поцелуями по моим щекам, шее, ключице. Может быть, из-за этих маленьких ласк я не понимаю, о чем он говорит? Кто-то, кто предлагает расстаться, может быть настолько нежным?
— Ты все еще не понимаешь, о чем я говорю, верно?
— Нет, — шепчу я, — прости.
— Мы говорили об этом в начале. Пять основных правил. Ты помнишь?
— Да, конечно. В твоей машине в первый вечер.
— Совершенно верно. Какие это были правила?
— Я не прячусь от тебя.
— Верно. Далее.
Своей нижней губой он ласкает мою линию подбородка, и осторожно прикусывает мою мочку уха, когда достигает ее.
— Я не лгу тебе.
— М-м-м. Далее.
— Я использую свое стоп-слово, когда для меня становится слишком.
— Ага? — мягко спрашивает он на ухо. — Догадываешься теперь?
— Я… я должна использовать свое стоп-слово?
— Да, ты должна. Для этого ты его и имеешь.
— Я…
— Аллегра, — говорит он, его голос звучит одновременно нежно и строго, — ты не использовала его ни в офисе, ни в этом вопросе. Почему нет?
— То, что было в офисе… мне понравилось, — тихо отвечаю. — Это было очень круто. Я не чувствовала себя неловко ни одной секунды.
— Но ты же понимаешь, что этим я переступил строгую границу. Я нарушил наше соглашение, а ты не остановила меня.
— На тот момент все было в рамках, и не чувствовалось как нарушение границы.
Он кивает, царапнув меня щетиной. Он все еще продолжает говорить очень тихо, прямо на ушко.
— Хорошо. Почему ты не использовала его в вопросе об отметинах?
— Я… даже не подумала о нем. Я не хочу тебя разочаровывать.
— Но это было достаточно важно для тебя, чтобы заговорить на эту тему со мной снова, верно?
— Да, это было важно.
— И все же ты до сих пор не задумалась о своем стоп-слове.
— Да.
— Тогда сейчас для этого прекрасная возможность. Скажи его, Аллегра.
— Но теперь ты знаешь, что…
— Аллегра, я хочу, чтобы ты его сказала. Осознанно. Чтобы ты запомнила, что всегда можешь использовать его, несмотря ни на что.
Все нормально, я чувствую это. Он рядом, и его аура дарит мне спокойствие и безопасность. Он совсем не злится.
— Красный. Вопрос с одеждой и отметинами — красный.
— Хорошо. Тогда я буду придерживаться этого.
Он целует меня так ласково и нежно, что я таю, он сцеловывает весь страх, который я испытывала, весь дискомфорт и беспокойство.
— Помнишь ли ты, как говорила, что боишься потерять себя, если позволишь усилить свою сабмиссивность в повседневной жизни?
— Да, я помню.
— Ты все еще испытываешь этот страх?
— Нет.
— Мы все больше и больше занимаемся этим, мы из месяца в месяц расширяем «зону». Это происходит автоматически, и я знаю, что ты это чувствуешь. То, что ты больше не боишься, огромная честь для меня, Аллегра.
— Я всегда чувствую себя уверенно с тобой, Роберт.
— Это ложь. Ты больше не была уверена, потому что я зашел далеко за границу. С разбегу и абсолютно намеренно. Дважды. В кабинете я все время ждал, что ты произнесешь свое стоп-слово. Ты этого не сделала. Я жду, что ты произнесешь его, еще с вечера у Фрэнка и Сары. Ты снова этого не сделала. Это не хорошо, Аллегра.
— Почему? Разве это не показывает, насколько я тебе доверяю, сколько у тебя власти?
— Да, это показывает. И все же, я хочу, чтобы ты четко и ясно говорила, когда я захожу слишком далеко. Как ты всегда говоришь, когда я тебя бью. С этим у тебя нет проблем: дать понять мне, что достаточно, что я должен прекратить. Стоп-слово не только для сессий, на которых я бью тебя, любимая. Ты всегда можешь использовать его, если тебе претит то, что я у тебя требую. Поняла?
— Да, Роберт.
— Я обожаю лишать тебя уверенности, вызывать страх, манипулировать тобой. Ты это знаешь. Но и в этой области ты всегда можешь сказать мне, что сейчас все должно быть кончено. Я никогда не рассержусь на тебя, если ты это сделаешь.
— Я сожалею, Роберт.
— Ты не должна сожалеть, Аллегра. Я должен извиниться перед тобой, потому что, очевидно, я должен был преподать тебе этот урок намного раньше.
— Тогда мы в расчете?
— В расчете? Почему?
— Ты чувствуешь себя виноватым, и я тоже. Потому что я нарушила одно из основных правил.
— Да, мы в расчете, можно так сказать. Есть еще одно, что необходимо уточнить.
— Что? — спрашиваю я, морща лоб.
Он скользит рукой к моей груди и начинает меня нежно ласкать.
— Был ли кабинетный трах одноразовым или я могу делать это чаще?
— Ох… — вздыхаю я. — Ты можешь пытаться потребовать это чаще. Если найду это неуместным, я смогу тебя притормозить.
— Очень хорошо. Я хотел это услышать. Ты усвоила урок, детка?
— Да, Роберт.
— Хорошо. Я не премину тебя испытать. Положись на это.
— Хм-м-м, буду знать.
— Кстати, я был очень удивлен, что ты на самом деле была так возбуждена. Я ожидал сопротивления, план состоял в том, чтобы заставить тебя в кабинете сказать стоп-слово. Но ты так быстро отреагировала и включилась, и когда почувствовал, насколько ты была возбуждена и влажна, я не мог остановиться.
Я целую его, провожу языком между его губ и начинаю гладить его.
— Ты прекрасна, когда переключаешься. Это выглядело так горячо, весь этот процесс был невероятно охренительным. С первой до последней секунды, — бормочет он, когда я заканчиваю поцелуй.
— Да, это было именно так.
Через неделю сижу на кухне за утренним кофе и листаю газету. Я слышу шаги Роберта в коридоре и наливаю ему полную чашку — сегодня он встал раньше обычного и не пожелал кофе в постель. Ко всему сегодня «костюмный день», и настроение будет соответственно плохим. Он просто не может этого избежать, особенно с утра. Когда он входит на кухню, я задерживаю дыхание. Он выглядит потрясающе и пахнет фантастически. Как это часто бывает в «костюмные дни», поначалу нет никакого приветственного поцелуя, он без слов плюхается на стул и тупо смотрит в пустоту с чашкой в руке. Делает глоток и с отвращением кривит лицо.
— Что это за отвратительная бурда?
— Извини, — только и говорю я, с сожалением пожимая плечами.
Его настроение действительно хреновое, намного ниже нуля. В очередной раз рада, что его настроения меня совсем не беспокоят. Я воспринимаю мужчину, который определяет мою жизнь таким, какой он есть. И даже не задумываясь извиняюсь за то, в чем нет моей вины.
— Что это за кофе, Аллегра? — спрашивает он. — Он что, испортился или почему у него такой дерьмовый вкус?
Я осторожно прочищаю горло и говорю:
— Это дешевый кофе, который ты купил в прошлом месяце в порыве экономии.
— Бр-р-р… — выдает он так, как будто ему жутко противно, что это звучит просто шедеврально.
Он встает и выливает кофе.
— Мерзопакостно. Еще скажи, что можешь эту гадость пить?
— Зависимость заставляет мириться с неизбежным, — улыбаюсь я, а Роберта передергивает.
— И это купил я?
— Да, ты. Я даже предостерегала тебя.
— Я помню, отдаленно… — бормочет он. — Выброси его, пожалуйста. И не забудь напомнить мне купить приличный кофе по дороге домой.
— Хорошо, — отвечаю я и встаю, чтобы выбросить кофе.
Роберт берет газету и молча читает, пока нам не пора уходить. Я как раз убираю чашки в посудомоечную машину и ставлю молоко в холодильник, когда он зовет меня из коридора.
— Да? — откликаюсь я, раздумывая захватить ли мусор с собой или подождать до вечера.
— Иди сюда. Сейчас же.
Я вздрагиваю. Режим «Дом». Однозначно. Я оставляю мусор и иду в коридор.
— Да, Роберт. Пожалуйста, скажи мне, что я могу сделать для тебя.
— Дай мне свои трусики.
— Хм-м-м? Что, прости?
— Я говорю по-китайски, Аллегра? Я сказал, ты должна дать мне свои трусики.
— Почему?
Это просто выскальзывает изо рта, и я съеживаюсь. Вопрос «почему» мне задавать негоже. Я должна делать то, что он требует. То, что он этого желает, достаточный аргумент.
— Почему? Потому что я это говорю. Что это за вопросы, Аллегра, м-м-м? Я желаю, чтобы ты отправилась на работу без трусиков. Это было бы хотя бы каким-то просветом в этот дерьмовый день.
Он скрещивает руки на груди и строго смотрит на меня. Он устрашающе выглядит, и я понимаю, что должна повиноваться. И очень быстро, если не хочу вновь познакомиться с тростью. Но я не хочу идти в офис без трусиков. Я не хочу никуда ходить без трусиков. «Внизу без» в наших четырех стенах — куда не шло, но как только покидаю квартиру, я, как порядочная, ношу нижнее белье. Трусы иногда могут быть полны спермы, но они есть. Я знаю, что должна сказать стоп-слово, но он в таком плохом настроении, и если отказ от нижнего белья помог бы спасти его день, я, как минимум, могу один раз отказаться от трусиков. С другой стороны…
— Как долго это должно занимать, снять бельё, Аллегра?
— Роберт, я… я не могу этого сделать…
— Что? Ты не можешь снять трусики? Тебе помочь?
Насмешливый, снисходительный и в то же время невероятно нервированный. Роберту легко удается выразить свое неодобрение моего поведения в этих нескольких словах.
— Нет, я не могу на работу без нижнего белья. Я… просто не могу.
— Тебе придется смочь. Я приказываю это. Долой трусики. Немедленно.
Я смотрю на него, полностью парализованная, и качаю головой. Я не могу этого сделать. Я не хочу этого.
— Аллегра. У тебя осталось 30 секунд. Если ты обнажена под юбкой, то отделаешься лишь тридцатью ударами. Если через полминуты трусики будут все еще на тебе, я сниму их сам. И поверь мне, ты этого не хочешь. Совсем. Наказание удвоится. И я возьму трость. Время истекает.
Роберт смотрит на часы, и я чувствую, как прерывисто дышу. Внутренняя борьба почти разрывает меня на части. Я хочу подчиниться, но то, что он требует от меня, явно за моей границей, каким бы малым и незначительным это не казалось. Как на автомате я задираю юбку вверх, мои пальцы зацепляются за пояс трусиков, но я не могу их стянуть. Перспектива быть оголенной внизу весь день на работе заставит меня чувствовать себя так неловко, что я не смогу сосредоточиться на своей работе — это не годится. Знающие и голодные взгляды Роберта заставят меня потечь против моей воли, мне будет так стыдно, что я больше не смогу говорить. Не такие уж и хорошие предпосылки для достижения максимальной производительности при минимальном персонале. Я хотела бы… остановиться. И я могу сделать это только, если остановлю это.
— Красный, — шепчу я после того, как Роберт насмешливо посмотрел на меня, подняв бровь.
Я убираю руки от трусиков и снова опускаю юбку.
— Красный, — снова говорю я громче и делаю шаг назад.
Я пристыженно пялюсь в пол и чувствую, как Роберт, подойдя ко мне, притягивает к себе. Его запах окутывает меня, и я закрываю глаза. Я чувствую себя неудачницей, потому что не смогла оказать эту маленькую услугу.
— Молодец, Аллегра. Это заняло некоторое время, но ты нажала на тормоз. Довольно поздно, но по крайней мере хоть так.
Его голос мягок и нежен, он поглаживает меня по спине.
— Мне так жаль, — шепчу я, концентрируясь несколько секунд на его успокаивающем сердцебиении.
— Не должно быть, Аллегра. И ты это знаешь. Ты помнишь, как я говорил, что проверю, усвоила ли ты урок?
Я киваю и бормочу «да».
— Это был тест.
— Угу. Так ты не хотел, чтобы я сняла трусики?
— Нет. Я хотел, чтобы ты использовала свое стоп-слово и поняла, что после ничего плохого не случится. Если я серьезно пожелаю, чтобы ты сняла трусики, то ты сделаешь это без колебаний. Потому что тогда ситуация и для тебя будет приемлемой. Гораздо веселее приказывать тебе раздеться в нужный момент, чем, чтобы ты всегда была голой. Поняла?
— Да, я думаю, да.
— Пойдем? Или тебе нужно еще пять минут?
— Мне… нужно еще пять минут, пожалуйста.
— Нет проблем. Я специально встал рано из-за этого.
— Это… это было запланировано? Все всего лишь шоу?
— Почти все. Кофе был действительно отвратительным.
Я улыбаюсь и прижимаюсь к нему, наслаждаясь его объятиями, поцелуем, которым он прикасается к моей макушке.
Пять минут истекают слишком быстро, и Роберт отрывается от меня.
— Нам пора идти, моя красавица.
Он берет ключи от машины с комода и поворачивается ко мне.
— В следующий раз я встану еще раньше.
— Почему?
— Потому что тогда ты сможешь мне еще и отсосать в качестве благодарности за урок… — усмехается он и открывает дверь.
— Сегодня вечером?
— На это ты можешь поставить свою прелестную и прилично одетую задницу, Аллегра, — отвечает он и игриво шлепает меня, когда я прохожу мимо него.
— Роберт, — говорю я и разворачиваюсь, кладу руку на ему грудь и улыбаюсь, — я люблю тебя.
— Я знаю. Ты показываешь это мне каждый день.