Еще больше скорости. Еще больше любви

=== Сто двадцатая. Павел ===

Чувствовал ли я когда-нибудь подобное?

Да, чувствовал.

Смотря на Диму, я знал, что твориться у него в голове. Знал. Я жил уже долгое время с этим внутри. С подобной потерей.

Затевая эту игру, хотел бы я, чтобы они осознали, почему я так поступаю? Почему так отчаянно хочу отомстить за Егора? Почувствовали, что чувствую я?

Нет.

Не такой ценой.

Только не такой.

Осознание того, что Цепь не вернется, что он мертв, пришло лишь тогда, когда я увидел своими глазами реакцию Жени, приехавшего вывозить нас из леса.

Мне было страшно смотреть на состояние Франка.

Я боялся говорить с ним, я попросту боялся находиться с ним наедине. С ним в тишине. Лишь пару раз встретившись с его мокрыми глазами, я понял, что именно его гложет больше всего. Больше горечи, чувства утраты близкого, страха и ужаса.

Он понял. Он, как и я, все просчитал. И он считал себя виноватым во всем.

Он винил себя во всем и это прожигало его.

Так ли это было?

Даже мысли в моей голове молчали. Это было Сашино решение. Только он отвечал за него. Только он.

Столкнув Диму на землю, прекрасно понимая, что одной пулей дело не кончиться, я тоже сделал выбор.

Я сделал его не раздумывая, не задумываясь о смысле, о последствии, ни о чем.

Оттаскивая его от Саши, я понимал, что могу стать для него врагом номер один. Я разлучил его с ним, заставил бросить, уйти, но иначе было нельзя.

Мне надо было вытащить его оттуда. Я хотел спастись. Я хотел, чтобы мы спаслись вместе.

То, что в конечном итоге, он спас меня, лишний раз доказывало то, что я не ошибся в нем с самого начала.

Тогда, весной, смотря в его глаза, полные отчаянья, когда он лежал истерзанный в разбитой машине, когда от меня зависела его судьба, я не ошибся в нем.

Было что-то особенное, что-то, что я не мог объяснить. Но это что-то всегда заставляло меня поступать с ним не так, как я мог бы поступить с любым другим человеком.

Наверное, я никогда не смогу сказать об этом что-то более конкретное. Я долго пытался осознать это, но так и не смог, и кажется, смирился.

Дима был не в состоянии бороться с каждым из ничего не понимающих, испуганных друзей.

Я понял это, когда он не смог это сделать с Женей.

Я был вынужден заменить его. Мне пришлось это сделать. Иначе мы бы не справились.

Грохот от взорвавшейся за моей спиной машины заставил вздрогнуть и покрыться кожу на моей спине холодным потом. Нога беспощадно болела.

Самое главное, я дозвонился до нее и скоро она будет рядом.

Думай об этом. Думай, чтобы не сойти с ума.

Кто-то должен сохранять разум. Кто-то должен это сделать.

Не выдержав, я отвернулся, когда Франка стошнило в гараже, спрятанном в глухом, понуром дворе.

Все ребята были ошарашены и убиты.

Вспышка отчаянья, захлестнувшая Настю, далась мне нелегко. Она громко стонала, зажимая себе рот.

Грохот, разрезающий мой слух от каждого удара Кастильского, сводил с ума.

Я был подавлен не меньше остальных. Однако, смотря на них со стороны, я чувствовал себя не в своей тарелке.

Я боялся, что они решат, будто бы я горюю меньше их, что они вспомнят, что я был против них, что я чужой.

Меня тот час пробило холодным потом.

Я был шокирован этой мыслью. Тем, что только что пришло мне в голову.

Да. Меня резало изнутри от воспоминания о Цепи. И да. Я считал, что этот человек был мне близким. Это был второй, небезразличный мне человек, которого украл у меня клуб.

То, что это они, я был уверен.

Я стоял посреди захламленной квартиры, стараясь не обращать внимание на противную боль в щиколотке, и всматривался в черноту за окном.

Мы приехали сюда не так давно.

Это была какая-та временная квартира одного из сильно пьющих друзей Касильского, которые распространили между собой ключи, дабы иметь возможность в любое время провести хорошо время в приятной алкогольной компании.

Кас еле-еле смог вспомнить о том, что у него есть место, где мы смогли бы спрятаться.

Дача? Однозначно нет. Квартиры кого-то из ребят? Нет. К ним скорее всего придут. Рудковские? Нет. О них тоже могли узнать. Мы не знали, где оплошали.

Это было самым ужасным.

Именно поэтому я запретил Нате пользоваться нашими машинами, именно по этому стер с земли тачку Жеки — она могла быть запалена и верней всего было уничтожить самые малейшие улики, которые могли нас хоть как-то выдать.

Тачка Франка, так же как и мой Мерин остались в гаражах. Какова была их судьба?

Не знаю.

Что делать дальше?

Я не знал ответа на этот вопрос.

Мы вошли в квартиру, предложенную нам Кастильским в полном молчании.

Здесь было четыре небольших комнат.

Я долго смотрел на дверь, скрывшую за собой Диму. Ему становилось все хуже. Он терял самого себя. Надо было что-то с этим делать, но я разрывался от всего, что происходило вокруг.

Я видел, как плохо Насте, которая не давала смахивающему слезы Кастильскому, схватить себя за руки.

В конце концов, она скрылась в самой дальней комнате, скорее всего, плохо понимая, где вообще находится. Кас — единственный, кто ориентировался в грязной квартире, пошел следом за ней, закрыв после себя дверь.

Мне становилось холодно от звуков бьющихся бутылок, которые обнаружили оставшиеся парни, в покоцанном баре.

Меня тошнило от каждого их слова, потому что это были слова о смерти, о Саше, о том, что им страшно.

Как же до сих пор темно на улице.

Я почувствовал кого-то за своей спиной. Не спеша, обернулся.

Долго и пристально всматривался в ее блестящие глаза.

— Иди сюда.

Она молча сглотнула.

Еле заметно кивнула.

Крепко сжав ее за плечи, я почувствовал что-то теплое. Что-то хорошее. Что-то хорошее в этой кошмарной, ужасной ночи.

Она понимала меня. Она понимала все не хуже меня.

— Он не справляется, — прошептала она.

— Он сможет, — прошептал я ей в макушку.

Ната подняла на меня взгляд.

Я боялся видеть ее слезы.

— Нет, — она еле сдерживалась. — Я не плачу, — морщилась она.

— Эй, — я схватил ее за подбородок.

— Молчи.

Вырвавшись, она уткнулась лицом мне в грудь.

Мы долго молчали.

Она сжимала меня своими крохотными, тоненькими пальчиками, не представляя насколько это важно для меня.

Я справлюсь со всем этим. Справлюсь. Потому что я больше не один. Я не позволю кому-то вновь сделать меня одиноким.

Только не в этот раз.

Хлопнувшая дверь оторвала меня от Рудковской.

Закрывая лицо руками, к нам вышла Берг.

Отстранившись, Ната повернулась в ее сторону.

Замерев возле двери, та в отчаянье принялась бить себя по лицу ладонями.

— Нет, не надо! Полина, нет! — бросилась к ней Ната.

Я бы многое отдал за то, чтобы видеть сейчас их очередную нелепую стычку.

Но они обе плакали. Обе.

— Не надо! Перестань! — воскликнула Ната.

— Ну почему?? — Берг опустилась на пол, возле стены. — Он нужен мне. Что с ним? Что? Я не понимаю! Почему он отталкивает меня?

Ната растерянно обернулась в мою сторону.

Опустившись к Полине, она прижала ее голову к своей груди.

— Сделай что-нибудь, — прошептала Рудковская. — Ты должен это сделать.

Я молча покачал головой.

Она лишь крепче прижала к себе Берг, чтобы та не видела меня.

— Ты обязан это сделать, — прошипела она. — Ты был там.

В этот момент я понял, что она чувствует. Она единственная догадалась. Поняла, что с Франком произошло что-то более страшное. То, о чем ни я, ни он никому не сказали.

Увидев его, сидящего на полу, я понял, что говорить нет смысла. Приходить к нему было ошибкой, но я должен был справиться с невозможным, ведь это было просьбой Наты. Ведь это было нужно Полине.

Кое-как справившись с болью, опустившись рядом, я, подобно ему, вытянул перед собой ноги.

Этот человек ненавидел меня. Он ненавидел весь мир, но больше всего в нем, он ненавидел себя.

Наверное, в моей памяти навсегда останутся кадры из этого разговора, переменившего все, изменившего нас с ним.

Смотря на него с боку, я вспоминал, как меньше года назад, мы сидели в маленькой комнате, где он приходил в себя после аварии. Я помнил многое из этого. Я помнил тот интерес, который вызывал во мне этот парень, не умеющий сидеть на месте. Сейчас он замер и совершенно не двигался.

Я помню, как действовали на меня его придирки, его усмешки, его презрительные взгляды. Он заряжал энергией. Ее в нем было бесконечно. Она излучалась из него мощным потоком, который, казалось бы, мог заставить гореть не одну сотню ламп.

Сейчас в комнате, вокруг нас, за окном, повсюду в этом мире, было темно.

— Тебе придется жить с этим до самого последнего дня, — спокойно произнес я.

Он молчал, но я чувствовал, как нарастает напряжение.

— И ничего уже не изменишь.

Он шумно сглотнул.

— И это в чем-то сломает тебя, изменит и сделает слабее. Навсегда. Ты больше не будешь таким, каким был, — продолжил я, делая паузы, в которых сильно сжимал челюсти.

Частота его дыхания переменилась.

— Но ты обязан с этим справиться. Стань хуже, но по возможности сохрани в себе хотя бы что-то, из-за чего он так поступил.

Я сделал паузу, чтобы дать ему время.

— Ты никогда не узнаешь ответа на этот вопрос. Никогда. Но ты имеешь право, сам придумать себе объяснение.

Он едва заметно мотнул головой.

— Зачем? Почему он выбрал между вами тебя? — рассуждал я рядом с ним, зная, что хожу по острию ножа. — Я могу лишь предположить, что не из-за того, чтобы ты всю жизнь мучался над этим, не из-за того, чтобы ты уничтожал все вокруг себя, не для того, чтобы ты оттолкнул близких, которые не стали бы осуждать его за сделанный выбор. Вряд ли он вообще хотя бы о чем то думал, кроме того, что тебе угрожает опасность. Так уважай это решение и то отношение к тебе, позволившее ему поступить подобным образом.

Он разжал кулаки.

— Ненавидь себя, сколько влезет. Жалей себя. Утешай. Наверное, ты имеешь на это право. Да, скорее всего. Но знай, что чтобы ты не сделал, все те, кто сейчас здесь, они по-прежнему рядом. Узнай они о том, что произошло на самом деле, узнай они о том, что именно произошло, как именно в нас стреляли, они бы приняли его выбор как должное. Это ничего не меняет. Ничего.

Дима замотал головой.

— Это не лишает тебя близких, — повысил я тон. — Это не отдаляет их от тебя. Это не говорит о том, что ты предал их или же не оправдал каких-то надежд. Это показывает только твою слабость и неспособность именно в этот, самый страшный момент, вести их за собой. Это не лишает тебя ответственности за всех.

Резко повернувшись ко мне, он поднял на меня свой потухший взгляд.

Я молчал.

Мне больше нечего было сказать.

— Саша, — наконец-таки прошептал он.

На его глазах вновь выступили слезы.

Резко вдыхая воздух, он продолжал смотреть мне в глаза.

— Я понимаю, — мне пришлось кивнуть, чтобы иметь возможность отвернуться от него.

То, что он заговорил со мной, говорило о том, что я смог до него достучаться. Но я не был уверен в том, хватит ли мне сил довести начатое до конца, слишком сильно саднило в горле и щипало в глазах.

— Он спас ее тогда.

Я все-таки посмотрел на него.

— Он ее спас, — прошептал он.

Дима наблюдал за тем, как я заранее пытаюсь отрицать его последующие слова.

— Нет. Нет, это не так.

— А я не смог, — все-таки прервал он меня. — Я не вытащил его.

Полина. Она делала ему больно, когда он видел ее. Я понял, почему он не смог выдержать ее присутствия, но она ничего не знала. Он ранил ее. Она не понимала, за что.

— Я обещал, — вытер он слезы с лица. — Я! — громко воскликнул он. — Я обещал ему. Я сказал ему, — Дима путался в словах. — Что у него много, — резко перешел он на шепот, сверля меня взглядом. — Много, много дней, для того чтобы сказать Касу, как сильно он ему нужен, — на этом он вновь замолк, пытаясь восстановить дыхание.

Я отвернулся, понимая, что мне нечего возразить.

Он еле слышно стучал зубами.

— Что их дружба до сих пор жива, что все будет, — он был на грани.

— Все-все, — перебил я его.

— Что я буду рядом, когда он осуществит, — его душили слезы. — Когда он исполнит свою мечту.

Закрыв лицо руками, он наконец-таки сдался.

— Все. Все, Дима.

Он плакал, стирая слезы грязными руками, размазывая их по лицу рукавами испорченной, порванной куртки.

— Все, — я положил руку на его плечо. — Все наладиться.

Он позволил мне склонить свою голову в мою сторону.

Франк сдался. Я с облегчением вздохнул, стараясь избавиться от боли в глазах.

Упираясь в меня лбом, он пытался убить в себе столь непривычные для него эмоции, но ничего не получалось.

Я переместил ладонь ему на голову.

— Мы все исправим. Вместе. Я обещаю тебе.

Смотря перед собой в серую стенку, я ждал, пока он успокоится.

Ему понадобилось около дести минут.

Отстранившись, он в который раз растер измученную кожу вокруг глаз.

— Расскажи все, — посмотрел я на него. — Твоя обязанность ее оберегать. Она должна знать. Она должна понять, почему ты ее оттолкнул, что там случилось.

Он кивнул.

— Я знаю.

Мы посидели еще минут пять в тишине.

— Ты мне нужен.

Я резко посмотрел на него.

— Что?

Франк смотрел на меня иначе. Не так как до этого. В его глазах вновь горели зеленые огни.

— Я один не справлюсь с этим.

— С чем? — не понял я.

Он слегка склонил голову.

— С местью. Мне надо отомстить за него. За Цепь. За Сашу. За того, кто сказал, что ценит тебя.

Я изучал его лицо. Он ждал ответа.

— Мы отомстим. Мы отомстим тому, кто сделал это, — сказал я.

Дима еле заметно улыбнулся.

— Нет.

Я не понял его ответа, поэтому немного нахмурился.

— Не просто отомстим, — покачал он головой. — Я убью того, кто это сделал.

Скулы на его лице в один момент проступили сильнее обычного.

Сглотнув, я медленно произнес:

— Кто бы это ни были, они все буду мертвы.

Андрей с Настей до сих пор были наедине с самими собой, я так и не смог поговорить с ними. Берг, со слезами на глазах, выслушав Франка, который с трудом рассказал ей о том, что его беспокоило, периодически недоверчиво оглядывающегося на сидевшую позади меня Нату, уговорила Диму поговорить с ней наедине.

Я видел в глазах Франка облегчение. Она смогла понять его. На мой взгляд — она была лучшим и единственным для него лекарством. Хотя бы частично подавив в себе чувство вины, Франк смог мыслить более ясно, поэтому я совершенно не удивился, когда он, забрав свою семью — Полину и любимую собаку, скрылся за дверью. В нем наконец-таки заработал инстинкт защиты самого дорогого, самого близкого.

Это было хорошо.

Подойти к порядком напившимся парням я пока боялся.

При этом за всей этой суматохой я оставил ее одну. Совсем одну.

Ната сидела возле окна в единственной, оставшейся пустой комнате. На ее руках беспокойно сидел маленький песик, едва заметно замотавший хвостом, стоило мне появиться перед ними.

Я заметил, как она смахнула с лица слезы, стоило мне сесть с ней рядом.

— Эй! — прошептал я. — Ната.

— А? — повернулась она ко мне, едва заметно улыбнувшись.

Эта девушка в который раз поражала меня.

— Как ты?

Она пристально смотрела мне в глаза:

— Кому-то надо быть сильным.

— Нет, — прикоснулся я ладонью к ее лицу, — не надо.

Она прикрыла глаза, прижавшись к моей руке.

— Ты должен следить за ним. Даже если он и сможет это преодолеть, ему… Я не представляю, как ему плохо, как он будет жить с этим, он никогда не сможет смириться и простить себя до конца.

Я почувствовал, как ее горячие слезы попадают на мои пальцы.

— Я так сильно испугалась, когда ты говорил со мной по телефону.

— Ну-ну-ну, — прижал я ее к себе.

— Паш, — она спряталась в свитер, который я откапал среди какого-то хлама, разбросанного по нашей с ней, выбранной комнате.

— Я сразу же поняла, что произошло что-то ужасное. Побежала к парням, они еще не хотели мне верить. Стали звонить Диме, у того было занято, ты был отключен, никто ничего не понял, мне так сложно было уговорить их поступить так, как ты велел, я так боялась, я думала, что если срочно что-то не предприму, то буду виновата.

— Тихо-тихо, все хорошо.

— И Берг, она единственная, кто почувствовала, что я не играю. Она только и делала, что шептала его имя. Дима. Дима. Дима. А я не могла успокоить ее и сказать, что с ним все хорошо. Ты же ничего не рассказал мне. Ее все это время трясло. Я дозвонилась до Насти. Как же я боялась. Я перестала бояться за нее, лишь увидев рядом. Я так рада, что все это время с ней рядом был Андрей. Я так счастлива, что он сейчас бережет ее, заботиться. Боже мой. Я бы не справилась, — она все громче всхлипывала. — Я бы не смогла защитить ее так, как он.

— Все хорошо. У нее все будет хорошо.

— Я не могу передать словами, что чувствую, когда пытаюсь понять, что никогда больше никогда не увижу его. Это мальчика.

На этом у нее задрожали плечи.

— Ната.

— За что?

— Нат.

Скрыв лицо ладонями, она старалась закрыться от меня.

— Что произошло? Что мы сделали не так? — резко успокоившись, посмотрела она на меня. — Как мы позволили себе ошибиться? В чем? И что будет дальше?

Господи. Это был мой кошмар. Она задала столько вопросов, а у меня не было ни одного ответа.

Она и сейчас поняла меня без слов, лишь по одному растерянному взгляду.

То, что она сказала мне, после того, как растерла по лицу слезы, заставило меня покрыться холодным потом:

— Тебе нужно как можно быстрее найти ответы на эти вопросы. Сейчас они разбиты, уставшие, им ничего не хочется, не хочется думать, рассуждать, бороться, мстить, но завтра. Завтра должен быть кто-то, кто поставит их на ноги. Тебе надо определиться, что делать дальше, отступать и уходить, или же… — она не договорила.

— Мне? — растерялся я.

Ее теплые пальчики прижались к моей щеке:

— Тебе. Ты самый сильный из всех них. Пора это понять.

— Но.

— Оставь его в покое, дай время, — не дала она мне оспорить ее мнение. — Сейчас он слабее всех.

— Да, — мне пришлось согласиться с этим.

— Я все никак не могу понять, — она наблюдала за тем, как я пытаюсь разобрать старую, сломанную двуспальную кровать. — Что нас выдало им? И клуб ли это? И…

— Ната! — выпрямился я.

Мы стояли друг напротив друга.

— Сейчас надо лечь спать, надо отдохнуть. А завтра мы будем искать ответы на все вопросы, пытаться разобраться со всем этим.

— Но я боюсь.

— Здесь мы в безопасности, — успокоил я ее. — Здесь нас никто не найдет.

— Все равно, что будет дальше? — не успокаивалась она. — Что мы будем делать? Как…

— Ната, — я сжал ее ладони. — Нам надо отдохнуть. Думать на свежую голову, надо успокоиться, надо придти в себя, — вздохнул я.

— Но.

— Я бы хотел связаться с Ваней, — ответил я ей. — Это наш единственный информационный источник, я думаю, он может что-то обнаружить.

— Обнаружить что?

Если бы я знал ответ на этот вопрос.

— То, что позволило им найти нас. Надо понять, кого еще они спалили, возможно, они знают лишь о нас с Димой, может они не в курсе об остальных, о вас с Настей, тогда вам придется уехать подальше, просто убраться из города, чтобы никто не связал вас с произошедшим.

— А если они знают о всех?

Зачем она задавала мне эти вопросы?

— Значит, мы будем искать выход вместе, думать о том, как снять их с хвоста, осознавать, каким образом они вышли на всех. Единственное, где мы могли проколоться — прием. Нам надо анализировать произошедшее. Ната, дай мне время все обдумать, — взмолился я. — Я скажу тебе обо всем, что пришло мне в голову. Ладно? Ложись спать, хорошо? — попросил я. — Пожалуйста, тебе надо отдохнуть!

На самом деле, это мне требовалась передышка. Я готов был выть о того, что не понимал, что происходит. Мне нужно было обдумать все самому, попытаться взвесить все и разработать несколько вариантов для отступления, либо же для наступления.

Но о втором я предпочитал, чтобы никто кроме Франка не знал.

Укладывая ее, я чувствовал, как она дрожит.

— Я боюсь, — прошептала она мне на ухо.

— Не надо. Здесь мы в полной безопасности.

— Я боюсь того, что будет дальше, — шептала она. — Что с нами будет?

Проведя рукой по волосам, я убрал пряди с ее лица.

— С тобой ничего не случиться, — произнес я.

— Откуда…

— Оттуда, — резко отрезал я. — Спи.

Лежа в полной темноте, я прислушивался к ее беспокойному дыханию.

Лишь через минут тридцать она задышала спокойней. Я понял, что Ната наконец-таки заснула.

Сжав рукой ее плечи, я подложил подушку ей под голову, чтобы во сне было удобней.

Сам же сел на кровати. Сна не было ни в одном глазу.

Утешив ее, заверив, что мы в безопасности, что здесь нас не тронут, я не мог избавиться от чувства тревоги.

По тому, как стихли голоса в комнате Анастасии и Каса, они все-таки смогли уговорить себя лечь спать, парни, выпив безмерное количество алкоголя, мало чего соображая, о чем-то тихо перешептывались, в сторону комнаты Димы и Полины мне было страшно смотреть.

Однако, все более-менее успокоились. Это было к лучшему. Нам всем нужно было обдумать все внутри себя, для того, чтобы завтра встретиться друг с другом взглядами.

Поднявшись с кровати, я как можно тише вышел из комнаты. Входная дверь в квартиру была заперта на оба замка. Я еще раз их перепроверил. Прошел в комнату к парням.

Они встретили меня бессмысленными пьяными взглядами. Хорошо, что все на месте. Пускай хоть так. Все равно под присмотром.

На свой страх и риск, я зашел к Кастильскому.

Их комната была более опрятной, чем наша. Пожалуй, самая светлая комната из всех.

Стоило мне сделать шаг внутрь, как лежащий на диване, обнимающий Настю Кас, резко поднял голову, мгновенно напрягшись.

Я быстро поднял раскрытые ладони вверх, показывая, что уже ухожу.

Он молча кивнул.

Жестом я указал на Настю. По тому, как скривился Кас, я понял, что все далеко не ладно.

Еще одна дверь. Она вела на кухню. Вот только от кухни здесь остался только поржавевший кран и газовая плита. Все было завалено каким-то хламом. Войти внутрь было почти не возможно. Махнув на все рукой, я плотно прикрыл кухонную дверь.

Осталось последнее. Самое важное. То, что не переставало выходить из головы. Я должен был убедиться, что с ним все нормально. Должен был.

Пройдя по всему коридору, почти к самому выходу, я свернул в комнату Полины с Франком.

К моему удивлению у них было светло.

Мутный желтый свет тек из небольшой лампы, стоящей в самом углу.

Когда я зашел сюда впервые, Франк сидел на полу возле самого окна, теперь же они вместе с Полиной и Франки расположились на небольшой, полутороспальной кровати, подпирающей одну из четырех грязных стен.

Сделав шаг внутрь, я прикрыл за собой дверь.

Тишина.

— Ну как? — прошептал я, смотря на тихонько качающуюся из стороны в сторону Полину.

Франк лежал на кровати, головой устроившись на ее ногах. Смотря на него, я мог с уверенностью сказать о том, что он крепко спит.

Берг, все это время что-то шептавшая себе под нос, убаюкивала его своими движениями, при этом бережно гладя рукой по спутавшимся волосам Димы.

Подняв на меня свои красные, измученные глаза, она прекратила петь неизвестную мне песенку.

— Как он? — повторил я, сделав в ее сторону еще пару шагов.

— Спит, — улыбнулась она. — Посмотри, — предложила она.

Я хотел сказать ей о том, что не буду мешать, но вместо этого, молча кивнув, присел возле нее на кровати, под приветливый, но в тоже время взволнованный взгляд Франки, лежащего в ногах у своего хозяина.

— Смотри, — Берг провела ладонью по Диминой щеке. — Спокойно спит.

— Это хорошо.

— Да, он должен отдохнуть, — не отрывая взгляда от Франка, протянула Полина. — Он так устал, он так перепугался, он так вымотался, он так…

Я перехватил ее за руку.

— Полина.

Спустя непродолжительное молчание, она подняла на меня свой взгляд, полный слез.

— Мы справимся, — произнес я.

Она начала плакать.

Я не знал, что делать, боялся, что разбужу своим разговором Франка.

Повернувшись к нему, я сделал вид, что не заметил ее слез.

Дима и в самом деле спал очень крепко. Вряд ли наши тихие голоса могли бы нарушить его покой.

Во сне он был спокоен. Чувствовал себя в безопасности.

Не выдержав, я опустил руку ему на волосы.

— Он такой хороший, правда? — пальцы Берг прикрыли мою ладонь, перепутав нас в Диминых волосах.

— Когда спит? — улыбнулся я, посмотрев на нее.

Берг улыбнулась сквозь слезы.

— Да, когда спит.

— Только когда спит, — уточнил я.

Она кивнула.

— А так он та еще заноза в заднице, — продолжил.

Прикусив губу, она смахнула свободной рукой слезы.

— Он тебе нравится? Правда? — спросила она. — Ты же сразу понял, какой он человек. Да, Паш?

Я не хотел отвечать на этот вопрос.

— Это так странно, — продолжила она. — Зная все, что было между нами.

Я нахмурился.

— Он привязался к тебе, — в отличие от меня, Берг не переставала смотреть прямо в глаза. — Мне кажется, я схожу с ума, говоря подобное. Тебе. — Прошептала она под конец. — Он сам не понимает, что с этим делать, все слишком сложно, слишком странно.

Я поднялся со своего места.

— Паш! — схватив за руку, Берг потянула меня в свою сторону.

Я не хотел, чтобы она продолжала говорить. Наверное, мне никогда не хватит смелости поговорить с ней о том, что она перенесла из-за меня. Зачем? Зачем она затевает все это?

— Сядь, пожалуйста, — попросила она.

Проклиная все на свете, я опустился рядом с ней, не сводя глаз со спящего Франка.

Она молчала и просто перебирала его волосы.

Я понял, что она плачет по тихим стонам, которые Полина выдыхала вместе с воздухом.

— Я хотела кое-что сказать тебе, — прошептала она, сжимая мою ладонь. — хотела сказать, что обязана тебе жизнью.

Отстранившись, я с удивлением, посмотрел на нее.

— Я обязана тебе всем, — медленно проговаривала она, прожигая меня взглядом. — Обязана всем, за то, что, — сглотнула она, — за то, что ты вытащил его оттуда.

Мы смотрели друг на друга.

Полина плакала, и даже не пыталась стереть с лица слезы.

— Я тварь, да? — щурилась она, не сводя с меня своих глаз. — Тварь? Я самый ужасный человек в мире, — простонала она. — Прости меня! Я надеюсь, все простят меня, но…

Она сильно сжала мои пальцы.

— Но я не могу даже подумать о том, что было бы, если бы ты не вытащил его оттуда. Я, — прикусила она губу, — ловлю себя на мысли, что, Боже, как больно, — простонала она. — Что…

— Что? — переспросил я ее, произнеся вопрос еле слышно, шепотом.

— Что, — она стала будто бы стеклянной, непроницаемой. — Что я благодарна Саше за то, что, — ей было тяжело произносить такое. Догадавшись, на что она намекает, я глубоко вздохнул. — За то, что он спас его. — Наконец-таки произнесла она это вслух.

Мы молчали.

— Я ужасна, да? — спросила она. — Я недостойная, да? Саша был моим другом, я так сильно любила его, он спас меня! Действительно спас! Дима не может простить себя за это. За то, что Цепь спас меня, а он…

— Полина, — попытался я прервать ее.

— А я молюсь о том, что, к моему счастью, он спас для меня Диму, пожертвовав собой.

На этом, закрыв глаза, ладонями она заплакала.

Ее плечи сильно дрожали.

Ей не помогли бы утешения. Ничьи. Это было настолько сложно, что я молча сидел и смотрел на нее, понимая, что не смогу ей помочь.

— Полин, — притянув ее к себе, я гладил ее по волосам.

— Как я могу думать о подобном? Как? — плакала она. — Как? Это же Саша! Это Цепь! Это мой друг, это наш друг.

— Полин, это слишком сложно.

— Но я не могу перестать благодарить небеса, что они выбрали не Диму, что они не забрали у меня его. Я бы не выжила после такого. Не смогла бы. Я уже теряла его и я знаю, что не пережила бы такое. Боже! Я рада тому, что погиб не он.

— Полин! Не надо! — взмолился я.

— Разве после этого я не заслуживаю ада? Как я могла говорить ему, что он мой друг? Сашка! Сашка, я так люблю тебя!

Мне казалось, что Франк проснется в любую минуту. Но он слишком глубоко был затерян в своих снах.

— Все-все! Хватит! — мне удалось далеко не сразу успокоить Берг. — Мы отомстим за него!

С каждой минутой я чувствовал все большую уверенность в том, что не отступлю, что буду мстить за Александра. Он действительно не заслуживал смерти. Ни в коем случае.

— Я знаю, мне сказал Дима, — прошептала Полина мне на ухо.

— Берг, — посмотрел я на нее. — Я не знаю, как помочь тебе пережить эти чувства, это действительно невыносимо, но, — замялся я, — я понимаю, о чем ты. Я пытаюсь поставить себя на твое место. Тебя можно понять. Я тебя понимаю, — повторил я.

Он пристально изучала меня.

— Ты имеешь право радоваться тому, что он жив. Имеешь. Пойми это, — продолжил я. — Он рядом. И будет рядом всегда.

Полина всхлипнула.

Когда я уже было решил уйти, вновь схватила меня за руку:

— Паша!

Я замер над ней, боясь оставить наедине со столь черными мыслями.

— Пообещай мне.

— Что? — не понял я.

— Пообещай. Пообещай, — смотрела она снизу вверх, — что не оставишь его.

Мой шаг назад заставил ее отпустить мою руку.

— Ты спас его. Вы оба спаслись, — прошептала она, смотря на меня взволнованным взглядом. — Я так боюсь. Я боюсь за него. И я знаю, что ты вытащишь его. Чтобы ни было.

— Полина.

— Пообещай мне! — прошипела она сквозь зубы. — Просто пообещай! Что не оставишь его одного!

Я замотал головой. Это было парадоксально.

— Я прошу тебя! Хочешь, я буду молить об…

— Не надо, — выставил я перед собой руки. — Не надо ничего делать.

— Я просто, — повернулась она к Диме. — Я так сильно люблю его. Очень сильно.

Опустив руки, я в который раз посмотрел на Франка.

— И я не знаю, что будет теперь. Я не могу доверить его остальным.

Несмотря на меня, она нагнулась и поцеловала Диму в голову, прижавшись щекой к его волосам.

— Берг, — произнес я спустя долгое молчание.

Подойдя ближе, я присел перед ней на корточки.

Она была окончательно измучена. От нее ничего не осталось. Она была обессилена. Ее стерли с земли.

— Я обещаю тебе. — Сжав своей рукой ее ладонь, пытался поймать ее взгляд. — Слышишь?

Полина закивала сквозь слезы.

— Что у него все наладиться. Хорошо? Я не допущу, чтобы он прошел через то, что сломало меня в свое время.

Закрыв глаза, она продолжала кивать.

— Тихо-тихо! Я обещаю тебе.

Она в ответ слегка ощутимо сжала мою ладонь.

— Но только и ты пообещай мне кое-что, — продолжил я.

— Да, — сразу же согласилась она. — Что?

Я дал ей время, чтобы успокоиться, для того чтобы она смогла воспринять мою просьбу.

— Я прошу тебя, — это было важно. — Я прошу тебя лишь об одном, — мне было страшно просить ее о подобном. — Люби его, — перевел я на мгновение взгляд в сторону Франка. — Но чуточку меньше, чем сейчас. Пожалуйста.

Вновь прищурившись, заплакав, она замотала головой.

— Полин.

— Нет, я не смогу.

— Ты слишком сильно его любишь. Это может навредить тебе, — пояснил я.

— Нет. Не говори этого, — убрав свою руку, она сжала пальцами Димину голову. — Не смей. У меня не получится. Не получится. Думаешь, я не пыталась? — прошептала она. — Когда я хотела уйти. Думаешь, я не мечтала о том, чтобы любить его не столь сильно? Я знаю, что сойду с ума, если вдруг с ним что-то случиться, но, видимо, такова будет моя судьба.

— Все-все, перестань, — прервал я ее. — Значит, мы сделаем так, что с ним никогда ничего плохого не произойдет, — уступил я ей.

На это она сразу же согласилась.

— Вот и хорошо, — улыбнулся я. — Тебе надо поспать.

— Он спит за двоих, — тихо рассмеялась Берг.

— Вот-вот! Это не честно! Так что ложись. Надо отдохнуть перед тем, как мы решим, что нам всем делать. Спи! Не бойся!

— Я не боюсь, — покачала она головой, — когда он рядом, я не боюсь. Только за него. Но ты сказал, что будешь следить за ним, а значит, мне можно спать спокойно.

Я улыбнулся.

— Берг, ну ты выкрутилась!

Я был рад видеть ее улыбку, слышать ее тихий смех.

— Спасибо тебе. Спасибо за то, что выслушал и за то, что был рядом с ним сегодня.

— Отдыхай, — поднялся я с постельного места. — Мне надо еще раз все проверить и самому лечь.

Махнув ей на прощание рукой, я прикрыл за собой дверь.

Через десять минут, я вновь ложился рядом с самым дорогим и бесценным мне человеком.

Стоило мне на секунду вспомнить слова Берг, поставить себя на ее место и я ужаснулся. Я прекрасно понимал, что окажись в подобной ситуации, мои мысли были бы схожи с ее. Я благодарил небеса за то, что Ната спит рядом, что с ней все хорошо, что она цела и невредима, что она смогла до меня добраться, а теперь, когда мы вместе, я не выпущу ее из виду. Я не мог позволить себе ни единого риска. Ни одного.

Вот только это была Рудковская. Она была сумасшедшей. Она всегда путала мои планы.

Она сделала это и на следующий день.