Повернув ключ, включив передачу, я выехала на дорогу и рванула через темноту в сторону шоссе. Куда я? Что я делаю?
Мы в который раз поругались из-за какой-то мелочи, вновь огрызнулись друг на друга.
В очередной раз.
Устала терпеть, сдерживаться и принялась рушить вокруг себя мир. Свой мир. Наш мир. Уже перестала понимать себя. Я уже не та девочка, с которой все познакомились год назад. Повзрослела, остепенилась, я стал более спокойной, мечтающей лишь об одном, чтобы только он был рядом. Мне больше ничего не было нужно. Да и этот клуб не был нужен. Я просто была согласна на все — лишь бы он был счастлив. Лишь бы отомстить за него. Я мщу за него. За то, что какие-то ничтожные твари когда-то сделали ему больно.
Господи, как же я умудрилась так сильно полюбить человека? Разве это возможно? Разве это нормально?
Если бы кто-нибудь сказал мне год назад: «Полина, осталось всего шесть месяцев, и ты перестанешь узнавать себя» — я бы послала этого человека далеко и надолго. Поменяться? Поменяться так, что саму себя не узнать? Нет. Ни за что. Никогда.
Тем более, меняться ради кого-то? Из-за кого-то? Ха-ха-ха!
Кого? Кто этого достоин? Никто.
Я уже не могла нормально относиться к тому, что какой-то год прошел с того момента, как я, волнуясь по совершенно идиотским поводам, ходила… в школу? Школу! Школа — да само это слово уже какое-то совершенно далекое, из детства. Школа, которую так и не закончила. Почему?
Набирая скорость, я попыталась представить себе маму, сидящую рядом со мной, которая ждала от меня объяснений. Я могла только представлять это. Большего у меня не было. Большего было не дано.
«Мам, прости, я не смогла закончить школу даже со второй попытки, потому что человек, которого я искренне полюбила, полюбила впервые в жизни, едва не разбился в смертельной схватке с моим бывшим избранником. Мне пришлось уехать из города, пропустив экзамены, потому что находиться в нашей квартире, ходить по родным улицам было невозможно. Слишком больно. Я уехала, а потом узнала, что он жив, что моя жизнь не закончена, в чем я была уверена некоторое время. Но мое счастье длилось недолго. Почему? Казалось бы, все должно было наладиться? Нет, мам, все гораздо сложней.
Человек, который украл мое сердце. Да, он самый особенный, такого нет больше нигде… нигде-нигде… Он один! Что? Я уже надоела тебе с этим, да? Ты не веришь. А это так. Ты бы знала, как сильно болит мое сердце, когда я понимаю, что никогда не смогу вас с папой познакомить с ним. Как бы он понравился папе. Понравился-понравился. Он же самый сильный, самый мужественный. Тот, кого я могу без сомнений назвать настоящим мужчиной. Он тот, за кем я не просто как за каменной стеной, нет. Я спрятана им еще лучше, так меня бы не смог спрятать никто. Он бы понравился папе, да. Я уверена. Мам, ты бы сама влюбилась в него, потому что его невозможно не полюбить. Возможно, ты бы сначала, так же, как и я, возненавидела этого подлеца за его мерзкие шутки и за ощущение, что ты никто по сравнению с ним. О, да, самооценка у него еще та! Но потом все бы переменилось. Он волшебный. Он мне заменяет воздух. Только с ним я могу дышать. Господи, ты бы знала, каково это: понимать, что он твой, что он рядом.
Мы никогда не говорили с тобой о подобном, просто потому что мне это было не нужно… Потому что я не любила. Никогда не любила. Ни разу. А теперь… Мам, мне так не хватает тебя. Я так боюсь. Боюсь, потому что мне кажется, что я временами схожу с ума. Схожу с ума от него. Нет, это не просто слова. Знаешь, я никогда не относилась серьезно к описанным в многочисленных романах словам о „той самой, великой любви“. О чувстве, которое ты не просто ощущаешь, будто бы это что-то обыденное. Нет. С ним порой очень сложно мириться, сложно его сдерживать в себе. Оно не управляемое. Оно делает меня сильней. Понимаешь? Сильнее. Наверное, я тебя запутала, потому что я сама путаюсь в своих мыслях, рассуждая об этом, но попытайся. Пожалуйста. Если ты любила папу так же, то у тебя получиться понять. Я уверена в этом.
Так что же мне делать? Что? Как спасти себя? Как мне спасти себя от него, ведь я должна все-таки контролировать ситуацию. Господи, знал бы он, что на самом деле со мной происходит, он бы подумал, что я спятила, что я больная. Он бы ушел. Наверняка.
Поэтому я предпочитаю молчать, или же говорить о своих чувствах реже и менее красноречиво. Мама, я знаю, он любит меня, знала бы ты, как он это произносит. Редко, очень редко. Когда мы наедине друг с другом. Он твердо уверен, что это наше личное с ним. Хотя, мне кажется, он просто стесняется и боится. Чего? Ха-ха-ха! Поверь, в компании тех людей, с которыми мы вместе живем, бояться есть чего. Все его друзья неуправляемые так же, как и он. Совершенно без тормозов. Они все очень сильно любят его. Но одно дело любить, а другое — вместе смеяться над всем, чем только можно и нельзя… Я на полном серьезе! Даже над тем, над чем смеяться не следовало бы.
Я что-то заговорилась. Просто давно не общалась с тобой. Как же я соскучилась. Прости. Прости меня, за то, что я не навестила вас. На это есть причины, и они серьезны. Прости. Прости. Я обязательно это сделаю. Но, пожалуйста, сейчас мне нужен твой совет. Очень нужен.»
Как бы я не сдерживалась, по моему лицу текли слезы. Попадая на руль, который я сжимала обеими руками, они пропадали в темноте.
«Мама!
Помнишь, я упомянула о том, что схожу с ума и чувства мои неудержимы? Моя любовь не только придает мне сил… К сожалению, она так же легко способна меня погубить. И сейчас я в растерянности. Я не знаю, что мне делать.
Мне больно и страшно. Я запуталась. И я стараюсь привести мысли в порядок, но не получается. Очередная ссора и я в тупике. И мне не с кем поговорить. Совсем не с кем.»
Я должна была остановиться, чтобы немного успокоиться, но не могла. Я не хотела.
«Что мне делать? Думаешь, все наладится? Мам, я не смогу без него. Не смогу прожить ни дня, ни часу. Я просто не хочу этого.
Сейчас-сейчас. Я расскажу тебе, что меня тревожит… Только выполню опасный поворот.»
Я ехала по плохой проселочной дороге, надо было быть внимательней.
«Я не заметила, в какой именно момент все началось. Я упустила это из виду. Мы просто ни с того ни с сего начали ссориться. Кажется, у нас вошло это в плохую привычку. Я долго размышляла, в чем же причина этого, сейчас я расскажу тебе, свою точку зрения, а ты выслушай, подумай, а после дай мне совет, правильно ли я думаю, верно ли поступаю.
Все-таки, полагаю, что-то произошло даже до нашего возвращения в Петербург, что именно? Я так и не смогла понять… Возможно, это как-то связано с тем, что с нами рядом возник Павел, хотя это же не по моей вине он оказался рядом. Еще раз повторюсь, я не могу с уверенностью сказать, когда что-то пошло не так. Просто чувствую, что все-таки все начало меняться летом. Когда мы приехали в Петербург, все резко изменилось. Конечно! У нас возникли огромные проблемы, мы же собрались уничтожить тех, кто вредил не только нам, уже долгое время. Однако, эти проблемы, как я надеялась в первое время, совершено не сплотили нас с ним, нет. Они, наоборот, отдалили нас друг от друга. Мам, я придираюсь? Я, наверное, ревную. Ужас. Наверное… Я ревную его к друзьям. Господи, я же говорила, что идиотка? Мам! Но я не могу!!! Я не могу научиться делить его с кем-то. Как же хорошо было летом, когда кроме нас двоих никого не было рядом. А сейчас… Понимаешь? Об этом я молчу. Это один из моих страшных секретов. Очень секретный секрет. Если он узнает о нем, точно решит, что я спятила. Да я сама ощущаю себя полной дурой. Он же дружит только с парнями, которые так же общаются и со мной.
Что? Ну… да! Да!!! Есть две девушки. Одна нормальная, а вторая… Мам, а что? Я не права? Она же… Она сумасшедшая, будто бы сорвавшаяся с цепи. Ведь и сейчас мы поругались из-за нее. Конечно же после такого мне хочется выдрать ей все волосы. Конечно! Она такая тупая! Точная копия Анжелики, вот только та смогла поумнеть, а эта…
Мам? Ха-ха-ха!»
Я громко рассмеялась.
Ха-ха-ха! Мама утверждала то, что казалось мне невероятным.
«Она мне? Мне? Завидует? Ха-ха-ха! Мам, я люблю тебя! Ну, не знаю. Я думала об этом, однако… Ты говоришь, как Мятежный. Да, как Паша. Думаешь, если я буду ее игнорировать, то буду выглядеть умней?
Мам, но как это сделать? Если стоит ей открыть свой рот, и меня уже тошнит, а?
Ладно, не хочу говорить о ней. Я хотела поговорить о другом.
Давай вернемся к нему.
Я говорила тебе миллион раз, что у него сложный характер. И то, что он считает, что всегда прав, тоже упоминала. Он умный. Он твердый, и любит, чтобы все было так, как он запланировал.
Моя беда в том, что временами я чувствую, как он перебарщивает и давит на меня через чур сильно. Честно! Порой я ощущаю, как он подавляет меня. Считай меня дурой, но в девяносто процентов случаев мне это нравиться. Да, я люблю, когда он контролирует все и помогает разобраться с проблемами, указывая на то, что я делаю не так, советуя, как поступить правильно. Однако, оставшиеся десять процентов — это те наши подводные камни, о которые я стала все чаще и чаще спотыкаться. Мам, я не знаю, почему так все происходит и кто из нас виноват. Но я вымотана и мне нужно передохнуть.»
В зеркале заднего вида мелькнули чьи-то яркие фары. Это он.
«Мам! Я не знаю! Не знаю, что сейчас будет… Как ты думаешь? Правильно ли я поступаю, показывая ему характер? Да? Я всегда его показывала ему. Я же тоже не подарок. И я не хочу им для него становиться… Знаешь, я иногда переживаю о том, что стала меньше вставлять ему палки в колеса! Что ты смеешься? А вдруг ему перестанет быть со мной интересно? Вдруг он уйдет? Господи, как же я боюсь этого! Что? Зачем тогда убегаю от него сама? Ну… Твоя дочь всегда была лишена логики. Мам, мне, на самом деле, хочется уехать подальше и поговорить с тобой. Мне очень нужна твоя помощь, а там… Там бы нам все мешали, там бы я не смогла спросить у тебя все, что меня так волнует. Мам, я безумно скучаю. Очень-очень.
Вот такая у тебя странная дочь. Я люблю его, но хочу показать, что меня не устраивают некие аспекты в наших отношениях. Нет, ты не думай, я много раз пыталась сделать это по-нормальному, но ему, что горох об стенку, он витает где-то совсем далеко. Я не смогу без него, но уезжаю подальше, чтобы остаться одной. Я вижу, что он сейчас моргает фарами, хочет, чтобы я остановилась, но я не собираюсь ему уступать. Нет уж… Он должен побыть в моей шкуре. В конце концов, он же любит меня, значит ему должно быть сейчас не хорошо… Так может, вся эта ситуация хоть чему-нибудь его научит.
Мам, я бы хотела посоветоваться, что мне делать потом? Потом, когда мы остановимся, когда начнем говорить? Ведь мы же станем ссориться. Я уверена в этом. Мне стоять на своем? Я хочу стоять на своем! Я — это я! Несмотря на то, что я изменилась, повзрослела, и мои ценности поменялись, я не хочу оказываться от той частички себя, которая шла наперекор этому миру. Иначе Полины Берг окончательно не станет.
Да? Ты думаешь? Что? Что ты предлагаешь? Мам! Но не так масштабно!
Мам, ты заставила меня растеряться. Думаешь, это хоть чему-то его научит? Да-да-да! Я уверена, он любит меня! Любит! М-м-м… А если, он уйдет? Бросит? Нет? Не бросит? Но это позволит и мне, и ему, разобраться во всем? Это же жестоко… Мам, я люблю тебя и доверяю тебе… думаешь… Думаешь, это поможет нам? Мне же… мне будет больно. Ему будет больно. Да, он мужчина, он справиться. Вернет меня? Не знаю… Мам, я без понятия, мне надо подумать… Я никогда не думала о таком жестком варианте. Все-таки он должен обидеть меня хотя бы чуть больше, чем сейчас, чтобы я сказала ему, что между нами все кончено. Уйти от него — подобно смерти. Я убью саму себя. Ты хочешь, чтобы я рискнула? Ведь, если что-то пойдет не так, у меня не будет пути обратно. В этом случае я точно умру. Умру по-настоящему.»
Я сама была в шоке от слов, которые ему сказала. Меня будто бы подменили.
Эмоции зашкаливали, все болело.
Болела рука. Болело лицо.
Я была истощена и перепугана.
Сама того не желая, я говорила ему обидные слова, ожидая от него хоть чего-нибудь, какой-нибудь реакции.
Она была. Я видела его глаза, видела, как он растерян и напуган не меньше моего. Гораздо больше, нежели в момент, когда мы остановились возле шоссе. Там он не боялся, там он был в ярости от моего непослушания. А сейчас он запутался. Я лишь пару раз видела его таким. Нагнать на него страху было невозможно. Почти. Смела ли я радоваться тому, что победила его в этой схватке?
Конечно, да! Именно так я и думала в течение первых секунд.
Его глаза. Эти сказочные источники моей жизни. Видеть их растерянными и теряющими равновесие из-за меня…
Как бы я хотела, чтобы он не отпускал меня, чтобы сделал мне больно, но остановил, чтобы пообещал, что все наладиться. Мне просто надо было его внимание.
Дима. Дима.
Вырвав из груди свое сердце, еле-еле справляясь с ужасной, разрывающей меня на куски болью, я выбежала на улицу. Это меня не спасло.
Я готова была орать на весь мир, но мне просто не хватало на это сил.
Все были против меня. Возможно, это не было заметно, но для меня являлось очевидным. Да и глупо было бы думать иначе. А я и не хотела, чтобы что-то было иначе. Никогда не собиралась противопоставлять себя его друзьям. Никогда. Это было бы очень глупо и некрасиво. И не нужно. Я уважала и любила всех из компании. Они имели полное право поддерживать своего близкого друга. А я… Мне просто надо было привыкнуть к тому, что я всегда буду одна. Что я… просто недостойна, чтобы кто-нибудь был рядом.
Услышав ее голос, я в первый момент подумала о том, что это уже через чур. Через чур глупая, идиотская шутка.
Но я ошиблась… Это было совершенно неожиданно, нелепо, но, в тот момент, стало для меня спасением.
Признаюсь, это многое переменило во мне, да и в ней, я думаю, тоже.
Я могла ожидать всего, что угодно. Но то, что Наталья, та самая, которая вызывала во мне все возможные палитры негативных эмоций, предложит помощь.
Мне понадобилось полчаса, чтобы осознать ее предложение. Еще несколько часов, чтобы убедить себя, что я не допустила ошибку, поддавшись на ее уговоры.
Кажется, она была поражена собой не меньше меня. Я так и не поняла, почему Рудковская поступила так, скорее всего поняла, что виновата во многом, почти во всем. Да-да-да, считайте меня извергом, но в глубине душе, я была уверена, что она пыталась таким образом загладить свою вину. Стоило ли мне упоминать при ней, что не уверена в том, что этот поступок поможет ей осветлить свою чернейшую карму?
Однако, все вышло гораздо удивительней, гораздо неожиданней, чем я предполагала.
Наш разрыв с Димой сблизил меня с той, которая, казалось бы, была обречена на то, чтобы я задушила ее в очередной нашей потасовке.
Все-таки есть что-то в «женской солидарности». Именно благодаря Наталье, я более-менее пришла в норму. Я даже заинтересовалась некоторыми ее рассуждениями, некоторые из ее взглядов, оказывается, совпадали с моими.
На ряду с этим, у меня не было особенного выбора. Я хотела вернутся к нам домой, не хотела смущать девчонок своим пребыванием в их квартире. Вру. Я хотела быть поближе к Диме. Диме. К Франку. К своему Франку.
О-о-о! Как это было больно. Больно осознавать, что я… что я посмела отречься от него. Посмела соврать ему в лицо. Осквернила то, что он считал священным. Да… Я же знала, насколько серьезно он относиться к своим чувствам, но мне надо было следовать маминому совету, чтобы хоть как-то изменить все, что было между нами, чтобы избавиться от пропасти недопонимания.
Вернулась. И что?
Увидела его. И едва не упала в обморок. Увидела его глаза и готова была расплакаться. Надо что-то с этим делать.
Зачем-то нагрубила ему для большей убедительности, для того, чтобы он окончательно осознал, что ему стоит подумать над своим поведением.
Его задело. Он ушел.
Но о себе и о том, как мне будет плохо, я не подумала. Вот черт. Уже заколебалась плакать.
Убежав тогда наверх, закрылась у нас в комнате.
О-о-о… лучше бы я не приезжала. Этот запах. Его запах.
Он продолжал пользоваться своими излюбленными духами, которые сводили с ума, стоило мне учуять их издалека.
Корица, добавляющая его коже уютную пряность, мята, напоминающая о том, что он свободный и ни от кого не зависящий.
Вся его одежда была пропитана этим ароматом. А ведь это было еще одним поводом для наших шуточных с ним ссор. Я знала, как бы он не дулся, откапывая среди моих вещей свои футболки, он втайне искренне улыбался и оставался довольным, в который раз обнаружив, что я одевала его одежду.
Как я любила это делать. Бегая по номеру в Рио, по дому, в котором мы сейчас жили, одетая в его толстовку, футболку или майку, ощущала себя какой-то особенной. Совершенно сроднившейся с ним.
Он вечно недоумевал, зачем я это делаю? Почему предпочитаю стащить его пуловер, почему не одеваю свой? А что мне ответить? Что то, что ты себе покупаешь, гораздо круче? Что все это более особенное? Что все это пахнет тобой? Что… что все это, дорогой, идет мне гораздо больше, нежели тебе? Ха-ха-ха!
Мои аргументы веселили его, и он «позволял» мне устраивать набеги на его полку.
А сейчас…
Заплакав, открыла дверцу шкафа, и сама, не понимая своих действий, достала оттуда тяжелую, теплую, с меховым капюшоном, уютную толстовку. Ту самую, которую он любил больше всего.
Упав на кровать, я забилась в истерике, сжимая ее. Мягкий мех приятно согревал щеку, пытаясь успокоить меня. Однако, мне потребовалось много сил, чтобы привести себя в порядок.
Если бы не Рудковская, которая поднявшись ко мне, заставила лечь спать, я бы может и вовсе, заснула, не разбирая кровать.
Под ее сердитый взгляд, я стащила с себя одежду и еле-еле уговорила ее разрешить мне лечь в кровать в его футболке. Лишь убедив Наталью в том, что он не заметит пропажи, я получила согласие.
Рассказывать потом, что он моментально обнаружил, что любимых вещей не хватает (толстовку я просто-напросто забыла положить на место), не стала.
Первая наша стычка, которая ясно дала понять, что мы не помиримся в ближайшее время, произошла как раз из-за вещей. Тогда он едва не нашел футболку, сбросив одеяло с кровати.
Прогнав его вниз, я спрятала ее подальше, а кофту, из принципа, решив не возвращать и вовсе, запихнула под свою подушку.
Продолжая злиться, я провожала их с Павлом на встречу. Только Бог знает, сколькими нервами мне пришлось пожертвовать, ожидая их возвращение. Облегченно вздохнув, когда они, переругиваясь между собой вернулись, я отправилась к себе, захватив с собой Франки.
Франки. Единственный, кто во мне нуждался. Однако, несмотря на то, что он был рядом, не отходил от меня, лизал мое лицо, когда я плакала, он не был тем, от чьей компании становилось легче. Ведь… Ведь это Франк подарил мне его. Ведь Франки был и его псом.
Хотя я утрирую, он был не единственным. Еще был Саша. Цепь. Как же я была ему благодарна. Благодарна за то, что он, несмотря на явный негатив со стороны других парней, принял мою сторону. Для меня самой это было шоком. Нет, я никаким образом не хотела вставать между ним и другими парнями. Я не хотела их ссорить. Так ему и сказала. Попросила не затевать конфликт. Я же знала, что ему и так не хорошо. Сколько бы я не пыталась понять Анастасию, для меня оставалось загадкой, почему она так поступила? Да, она утверждала, что не выбрала никого. Что решила остаться одной, но я заметила, как загораются ее глаза, когда речь шла об Андрее. Чтобы она не утверждала, мне было ясно, чем все это закончится, однако… При этом, мне было лишь больней общаться с Сашей, которого я любила сильней всех остальных Диминых друзей. Между мной и Цепью уже давно существовала некая связь, непонятная многим. Мы дружили, но дружили немного иначе, чем остальные. Не общаясь с ним все свое свободное время, я знала, что, чтобы не произошло, он придет мне на помощь, всегда поможет. Так и оказалось.
— Ну как ты? — он подошел, когда мы, обсудив дела клуба, разошлись по своим делам.
— Ну… так…
— Полинка, я его знаю… Он повыебывается, а потом, когда поймет, что ты не рядом, вернет тебя обратно.
Я печально вздохнула и сжала губы.
— Берг, веселей. Ты должна показать ему, что на нем твоя жизнь не закончилась, раз уж он по-другому не понимает…
— А вдруг, — задала я вопрос. — Вдруг ему этого и не надо? А? Вдруг…
— Полина!!! — перебил меня Саша. — Берг, мне достаточно одного взгляда на него, чтобы понять: Франк сейчас на взводе, и он убьет любого, кто сейчас хотя бы на чуток взбесит его.
— Ну…
— И все это из-за тебя, — усмехнулся Саша. — Берг, поверь. Димон никогда в своей жизни так не страдал из-за девушек. Я думаю, сейчас он просто пытается справиться с самим собой, понять, что с ним твориться. Ха-ха-ха!
— Блин! Что он такой медленный? — нахмурилась я, наблюдая за Франком.
— Не смотри на него!!! Он и так постоянно палит, что ты делаешь! Не надо ему подыгрывать!
— Что? — повернулась я к Саше. — Смотрит!? Правда?
— О-о-о, — он демонстративно закатил глаза, чем моментально меня выбесил.
— Цепь!!! Бесишь!
Я ударила его по плечу.
— Ха-ха-ха!
Подойдя к Саше поближе, я засунула руки в карманы его куртки.
— Ты чего это? — удивился он.
— Просто, — улыбнувшись, протянула я. — Хочу найти что-нибудь интересное! Ой, что это? — вынула наружу черные перчатки.
В районе отверстий для пальцев, они были растерзаны всевозможными металлическими кольцами, закрученными с обеих сторон гайками и прочей ерундой.
— Да так… От нечего делать вчера накрутил…
Улыбнувшись, я посмотрела на него.
За эти дни я обнаружила, что Саша вытащил из своей щеки пару сережек, как он объяснил это, дырки неожиданно загноились и доставляли ему дискомфорт. Оглядывая его освободившееся от лишнего металла лицо, я подумала, что он очень даже ничего. У него на самом деле было приятное, симпатичное лицо. Нет, он не был каким-то особенным, но в то же время… Я бы на месте Анастасии серьезно подумала перед тем, как выбрать между парнями.
Наблюдая за снующим повсюду вместе с Франком, Андреем, я, несмотря на то, что Кастильский в последнее время раздражал меня, столь открытым поддерживанием Димы, призадумалась. Мда. Насте Рудковской, так же, как и мне в свое время, все-таки было не сладко.
Андрей не уступал Саше ни в чем, а если брать в расчет внешность, то скорее всего превосходил его по некоторым данным. Но!! Но по внутреннему миру, Цепь нравился мне гораздо больше… Видимо, наши вкусы с младшей Рудковской различались. Что же… Это было ее правом.
Все это время я продолжала теребить Сашины перчатки в своих руках. Дотеребилась. Блин! Вот незадача! Я умудрилась каким-то образом открутить одну из железяк и проткнуть ей перчатку насквозь. При этом ткань на обеих перекрутилась между собой и… По-моему, я их ему испортила.
Незаметно сложив это «чудо» ему обратно в карман, я, сделав вид, что ничего особенно не произошло, направилась к стоящим неподалеку ребятам.
Однако, стоило мне поинтересоваться у них, как обстоят дела, за моей спиной раздалось:
— Берг!!! Твою мать!!! Я тебя убью! Что ты сделала с моими перчатками?
Лишь на мгновение, встретившись с сердитыми глазами Димы, я бросилась в комнату, где заперевшись изнутри, не позволила бы Саше добраться до себя.
Но Цепь оказался проворней, он успел засунуть свой ботинок в проем закрывающейся двери. Мне пришлось применить все свои навыки борьбы, чтобы оббежать его и выскользнуть на улицу.
Лучше бы я этого не делала. Пытаясь спастись Андреем, я вызвала совершенно ненужную ссору между ним и Александром. Мне было очень стыдно. Я была виновата, что парни вновь разругались.
Но это было не самой страшной проблемой. Все это время полностью игнорируя Диму, я не выдержала и сорвалась. Набросившись на него, я сцепилась с ним в оскорбительной схватке. Мы попеременно оскорбляли друг друга, едва не дойдя до рукоприкладства. Я вылила на него сок, он пообещал убить меня, однако, выражаясь красиво, я сделала все сама. Упав рядом с канавой, пытаясь убежать от него подальше, я задела поврежденной рукой землю, чем вызвала в себе терпимые, но все равно, доставляющие мне неприятные ощущения, боли.
Я плакала скорее всего от унижения, потому что он, в очередной раз, оказался «на коне», в открытую смеясь надо мной с высоты своего роста.
Поддерживаемая Сашей, я ушла с поля проигранной мной битвы.
Цепь не мог помочь мне. Я плакала, не переставая. Из-за всего. Я безумно скучала по Франку, но вместо того, чтобы сближаться, мы только отдалялись друг от друга.
Но я ошибалась. Ошибалась, когда говорила себе, что все хуже некуда. Что ничего исправить нельзя. Тогда еще можно было… Но…
Мне стоило привыкнуть к тому, что я не являлась любимицей судьбы.
Я постоянно должна была преодолевать всевозможные препятствия, бороться.
Но возможность это делать, была лишь при определенных условиях, одно из которых состояло в том, что мне нужно было дышать. Я должна была уметь дышать.
Что же мне надо было делать, когда меня лишили и этого?
— … я предлагаю тебе, раз ничего не вышло, остаться друзьями… как-то так…
В этот момент я и умерла.
— Эй! Соня!!! Давай-ка вставай! Пора на зарядку!
Господи, моя голова. Что со мной?
Я перевернулась с боку на бок и… Сердитые голубые глаза смотрели на меня в упор.
— Берг, ты жирная, пошли бегать!
— Чтоооо??? Я умерла. — простонала я. — Иди на хуй.
— Ого??? Милая, с ума сошла? — протянула она. — А ну вставай! Пошли на спорт! Мы должны быть красивыми! Твой урод должен осознать, что его подруга самая красивая… ну… после меня, естественно…
— Подруга? — мои глаза моментально намокли.
— О, не-не-не!!! Я просто…
— А-а-а…
— Берг!!! — Наталья схватилась за волосы. — Нет! Я больше не выдержу твоих слез и причитаний! Прошу! Не надо!
— Он… Он больше…
— Нет, Полина, нет! Он просто урод! Моральный урод! И мы его убьем! Хочешь? Хочешь, я прямо сейчас спущусь и заколю его, а? Я с радостью это сделаю, поверь! Я могу убить тут всех! А? Давай! Давай сожжем этих долбанутых и свалим отсюда! Все просто! Это решит много из наших проблем! Нет? Тогда поднимай свою задницу, кажется, я видела там целлюлит!
Она с силой стащила меня с кровати и заставила спуститься вниз.
Рудковская выглядела… шикарно.
Ее спортивный костюм ей шел. Господи… Я ли это говорю?
Ужас.
А вот я выглядела отвратно. По-моему, у меня даже грудь от переживаний уменьшилась.
Забросив себе в рот пару конфет, огляделась по сторонам.
Воспользовавшись тем, что Наталья куда-то делась, я на цыпочках прокралась в глубину дома.
В полной тишине прошла мимо спящей Насти, Павла, остальных ребят, ночевавших в большой комнате.
Боковая комната встретила меня радостным, солнечным светом. В ней ночевали трое. Я сразу же нашла взглядом Диму.
Он спал у самой стены на нешироком диване. Бедный. Сколько же дней он уже на нем мучается?
Смотрела из далека, что-то мешало мне уйти, я не могла оторваться от него.
Стараясь не разбудить спящих неподалеку парней, я подошла к Франку вплотную.
Господи, какой же он милый.
Он спал, обнимая обеими руками теплое одеяло. Во сне сжимал свои кривые, длинные пальцы, которые я так любила чувствовать на своей коже. Его волосы по своему обыкновению были сильно взлохмачены. И это безумно ему шло.
Кончиками пальцев я прикоснулась к его щеке, потом к волосам. Присев возле него, наконец-таки набралась сил и провела пальцами по его татуировке. Как же я любила ее. Его широкие плечи были обнажены и я, не удержавшись, в который раз провела по его телу руками.
Как же я соскучилась. Я даже не осознавала, что кроме моральных терзаний, мое тело изнывает физически.
Я хотела его. Хотела его прямо сейчас. Хотела ощущать его руки на своем теле, хотела, чтобы он сжимал меня ими, хотела, чтобы он дышал мне в лицо, чтобы он был во мне.
Внутри меня все забурлило и вскипело.
Поддавшись нахлынувшим из ниоткуда эмоциям, я нагнулась и закусила его губу своей.
Мне было плевать, что он может проснуться. Пускай просыпается. Пускай кричит и отстраняет меня. Тогда я просто-напросто вопьюсь в него, но не отпущу. Не отпущу.
Получая ни с чем не сравнимое удовольствие от теплоты его губ, по которым я так же безумно скучала все это время, я, не выдержав, застонала.
Этот мужчина, несмотря на свой скверный характер, был моим. И только моим. И никакой дружбы между нами не будет. Я скорее откажусь от него вовсе, уеду далеко-далеко, но я никогда не буду с ним дружить. Если наша история с ним закончилась, и он вместо того, чтобы вернуть меня, решил отступить, пускай так. Я не стану навязываться. Во-первых, потому что я сама устроила это. Во-вторых, нет никаких вторых. Ничего! Ты просто обязан вернуть меня, иначе я уничтожу этот мир.
— Кха, — позади меня еле слышно кашлянули.
Отстранившись от Димы, я в ужасе обнаружила сидящего неподалеку сонного Женю.
— Привет…
— Ой… — это было очень неловко.
Прикрыв один глаз, он продолжал изучать меня вторым.
— И-и-и… Что это мы тут делаем?
— Ничего, — огрызнулась я.
Поднявшись, я прошла к двери.
— Эй, Берг, — я оглянулась, — может… Может тебя что-то интересует? Ну, кроме… неопознанных объектов в подозрительной близости от твоего новоиспеченного друга?
Заметив перемену на моем лице, Женя указал на место рядом с собой:
— Эй! Иди сюда! Давай! Я не могу найти в себе силы подняться из-за этого говнюка!
— В смысле? — шепотом поинтересовалась я, опускаясь с ним рядом.
— Эй! — он обнял меня рукой и продолжил, — Да эта сука, по имени Димон, пол ночи играл в зоопарк, ну или во что-то подобное…
— Что? — удивилась я.
— Ха-ха-ха, — он тихо рассмеялся. — Ты не поверишь… Ха-ха-ха! Какие звуки он издавал. Мы со Шнурком уже думали намекнуть ему, что он дико палится, я даже как-то выразительно поворочался, чтобы он понял, но Франк все равно продолжал и продолжал.
— Не понимаю…
— Берг, если он всегда так скрипит, стонет, порыкивает во сне, то я тебе не завидую.
Я наморщилась.
— Что? Нет. Он всегда нормально спит.
— Нуууу, — протянул он. — Берг, тогда у меня есть одно предложение. Тебе стоит забрать Димона обратно. Видимо, ты глушишь все его недомогания. Потому что сегодня, ей Богу, он шикарно изображал подбитую антилопу и умирающего лебедя. Надо было записать, но я побоялся, что он это заметит и убьет меня.
Нахмурившись, я пробормотала:
— Тебе все смешно, а может… может у него что-то болело. Живот болел… или…
— Ха-ха-ха! Что? — Женя зажал себе рот, боясь, что разбудит своим смехом друзей. — Да, это был явно живот! Ты еще предположи, что это он стояком мучился! Ха-ха-ха!
— Тыыы… — ударила я его по спине.
— Ха-ха-ха.
— Хватит смеяться! Они же спят!
— Ха-ха-ха! Полина-Полина! Спаси Франка от боли в животе. М? Еще желательно от боли в мозгу.
— У него он не может болеть, — прищурилась я. — то, что априори отсутствует, не может вызывать недомогания!
— Ха-ха-ха! Я обожаю вашу пару, только вы способны совершенно одинаково срать друг друга. Иди сюда!
Я не ожидала, что он прижмет меня к себе и примется гладить по волосам:
— Ты же понимаешь, что мы просто обязаны его поддержать, иначе он совсем закручинится?
— Понимаю…
— Малышка, все наладится. Я в первые вижу его таким. Ты не представляешь, как он мучается. Я не знаю, почему у вас все так расстроилось. Не буду лезть, но, Берг, я никогда в жизни не поверю, что ты решила уйти от него, а уж тем более, что он решил с тобой дружить.
— Ты правда так считаешь? — улыбнулась я.
— Полина, он чуть не замочил меня, когда я посмел пригласить тебя на машине покататься…
— Ой…
— Я до сих пор просыпаюсь по ночам от кошмаров. Ха-ха-ха!
— Жека!
— Ха-ха-ха! Мы их так точно разбудим! Вали отсюда, Берг, я хочу еще поспать. О-о-о? Еще восьми нет! Ты офигела? Все, пошла вон!
Выскочив из комнаты, я побежала наверх. Настроение стремительно улучшалось. Женины слова придали мне сил. Съев еще пару сладостей, я ненадолго прилегла, но помучившись и поняв, что все равно не засну, спустилась вниз.
Когда я вышла на улицу, меня ждала пренеприятнейшая встреча. Там был Дима. Запыхавшийся и вспотевший. Возле него стояла Рудковская.
На тот момент я не смогла понять, почему она так странно ведет себя. Выругавшись про себя, я хлопнула перед ними дверью. Наблюдать за тем, как Наталья пытается уговорить моего Диму позаниматься с ней, у меня не было сил.