Еще больше скорости. Еще больше любви

=== Сто тридцать шестая. Дмитрий ===

Все происходило слишком быстро, мне с трудом удавалось перебороть себя, дабы сохранить спокойствие.

Наш глобальный заезд — показательное выступление.

Все получилось красиво.

Безумно красиво.

Я впервые в своей жизни в открытую продемонстрировал себя и свою команду.

Свою ли?

Не смотря на то, что московский клуб раз за разом вызывал во мне лишь отрицательные эмоции, я не мог не признать того, что они сыграли важную, определяющую роль во всем действие.

Шторм не сказал. Он не предупредил.

Не упомянул о том, кого мы встретим, кто является тем, на кого и за кого он готов поручиться. Естественно, если бы я знал заранее, что он планирует, то всего бы этого не было, а вместе с этим, вообще ничего бы не получилось. В таком жидком составе нас никто бы не заметил.

Пять-семь машин, что это? Ничего.

А сорок-пятьдесят, которые, к моему глубочайшему удивлению, собрались в итоге? Вот это уже не обойти стороной.

Кто все эти люди? Зачем они здесь?

Парадоксально! Большинство не представляло, за что на самом деле будут выступать, о чем будут говорить.

Мы не поставили их в известность из-за боязни, что все испугаются. Одно дело просто прокатится по городу, другое — захватить источники информации и поведать свою историю, быть бок о бок с теми, кто считается погибшими.

Наблюдая за первой реакцией, я понял, что многие из тех, кто уяснил смысл всего действия, шокирован, однако, я был счастлив, увидев, что все ребята положительно отнеслись к тому, что творилось между нами. Они поняли. Не смотря на то, что это была Москва, она поняла. И приняла все. Ведь многие из погибших, были как раз местными, вынужденными рисковать, ребятами.

Я знал, какой портрет самый важный для Мятежного, он понимал, какой главный для меня.

Мы оба потеряли близких, это крепко связывало нас.

Все участники заезда были связаны. Когда до всех это дошло, стало ясно — мы одна команда. Плевать на то, что мы рушим нашим выступлением клуб, ведь он сам в свою очередь губил нас, используя наши же чувства, однако, не смотря ни на что, мы любили свое дело и не собирались его бросать. Клуб погибнет, но мы останемся. Это стало главным приоритетом.

Захватили город.

Устроили показательное выступление, за время которого я осознал, насколько талантливы его участники, но в тоже время насколько опасны некоторые из них.

Я прочувствовал разницу между нами. Между мной и ими, готовыми пойти на самую крайность только лишь ради того, чтобы запомниться. Это было одновременно и хорошо, и в тоже время ужасно, поскольку люди, не знающие страха, не могут осознать, что творят на самом деле.

Мы договорились с Павлом, что не будем светиться до самого конца. Любая лишняя информация могла поставить все под удар, о нас и так узнало много народа.

В этом я полагался только на Мятежного, на его чутье и доверие незнакомым мне людям.

Когда же расселись по машинам, в первые, с момента нашей «гибели», мы сняли запрет на все меры предосторожности.

Нам нужно было, чтобы нас увидели. Это было потрясающим воскрешением.

Получилось ли у нас?

Со временем узнаем.

То, что мы привлекли внимание к себе благодаря ярким, гоночным автомобилям — безусловно.

Я был благодарен Виктории за эту возможность — испытать их, почувствовать одну из привезенных тачек, которая, кстати, не подошла мне. Я не чувствовал с ней того, что ощущал вместе с теми машинами, которые собирал для себя самостоятельно.

Однако, это естественно не помешало мне красиво проехать на синем Порше по центру Москвы, подбирая на хвост полицию, к тому времени оповещенную о проблеме.

Закончили мы так же впечатляюще, как и начали. Хитро, но в тоже время просто.

Скрылись с всеобщего обозрения, а затем вынырнули так, что никто и не заметил.

Избитый прием, показываемый много раз в иностранных боевиках. Для этого нам понадобилась помощь Жени и Влада.

Они должны были продолжить привлекать к себе внимание, при этом уже не особо высовываясь на люди.

Все должны были поверить в то, что это Франк и Шторм. Чтобы тот, кто нам на самом деле был нужен, думал, что, мы там, мы в эпицентре, в то время как на самом деле я и Шторм, подбирались к нему из-за спины. Эффект неожиданности. Еще одна красивая фишка в нашем творении.

Парни должны были как можно дольше играть этот фокус, однако, если же варианта уйти у них не осталось бы, наша команда, так или иначе, вызволила бы их. Хотя, я был уверен в том, что подобного не произошло. Они были мастерами своего дела.

Покидая туннель, уже в другой, серой неприметной машине, двигаясь в сторону Пашиного дома, я чувствовал в себе какое-то напряжение, волнение. А вдруг что-то пойдет не так? Я периодически смотрел на иконки на приборной панели в моей временной машине.

Слишком уж агрессивно вела себя полиция столицы, но Шторм убедил меня в том, что это обычное беспокойство, что в нем нет ничего страшного.

И вот мы стоим с ним перед его домом.

Огромным, казалось бы мощно защищенным доминой.

Все вокруг, включая отца Паши, который наверняка уже в курсе всего, думает, что мы убегаем от преследуемой нас полиции, конечно, если этот любознательный вертолет, а так же многочисленные зеваки, успели запечатлеть нас.

Но все на самом деле иначе.

Мы пришли к нему, столь внезапно, столь неожиданно, чтобы поставить разом все точки.

Чтобы выяснить возникшее между нами недопонимание.

Между Штормом и его отцом.

Между Штормом и клубом.

Между мной и клубом.

Между клубом и участниками.

Между всеми участниками этой бойни, жертвами которой стали некоторые из нас, гонщиков, любящих свое дело.

Я хотел посмотреть в глаза тому, кто отдал это распоряжение — стрелять в меня и моего друга. В Павла.

Посмотреть на того, кто передал мне послание о том, что это только начало.

Нет. Я собирался поставить его перед фактом. Перед фактом того, что он ошибся. Что как и он, я так же могу добраться и до него. Чтобы он отстал от меня и моих людей, потому что иначе я точно уничтожу его.

Нам важно было услышать от него хоть какое либо признание — дальше, Ваня выполнил бы свою работу и на этот раз, эта сволочь не смогла бы спрятаться за спиной сына и своей жены.

Он был отцом Шторма, пускай тот даже ненавидел его.

Поэтому я не мог рисковать. Я должен был убедиться, что отец не сможет сломать и прогнуть сына, не сможет его победить, ведь тогда эта победа означала бы наше поражение.

В довершении всего я устал молчать о том, что для меня было важно, каков будет итог этой встречи для Павла.

Шторм многое сделал для того, чтобы убить клуб, чтобы помочь отомстить за нас, в конце концов, я стал относиться к нему иначе благодаря многим ситуациям, произошедших между нами за это время.

Ему нужна была поддержка, что бы он не говорил. Рудковская не смогла бы помочь в этом случае. С ним не было его погибшего друга.

Кто еще?

Оставался лишь я.

Сказать, что я был шокирован его прежней жизнью — ни сказать ничего.

Он жил в совершенно ином мире.

Я никогда не попадал в подобную атмосферу.

Его комната была размером с мою квартиру, то, что находилось в ней, стоило больше, чем все мое имущество, однако, как показывал опыт, это не принесло ему счастья.

Для этого ему понадобились гонки, а еще Берг. Моя Берг.

В который раз я осознал, что мы схожи. Даже в этом.

Наблюдая за тем, как он пристально изучает фото, где запечатлена его мать, я ощутил в себе приступ зависти.

Она любила его, своего сына.

Когда она говорила о нем на приеме, я почувствовал это.

Наверное, это естественные, правильные чувства. Вот только мне они не понятны, вот только я о таком не знаю.

Мы были похожи со Штормом. Его отец. Мой отец. Они оба ранили нас, мы, в свою очередь, подвели их, разочаровали, однако, у Павла была мать, которая несмотря на то, что он злился из-за ее слабости, любила его, скорбела о нем. Моя же считала меня конченным придурком, ни на что не способным.

Кто виноват в этом? Она? Я? Скорее, мы оба. Но это уже не важно. Я не мог изменить что-либо. А у Павла этот шанс был. И во многом благодаря словам, сказанным его матерью на приеме, я был готов помочь ему спасти ее, защитить от несправедливого обвинения.

Да, эта женщина была слаба перед своим мужем, но это не значило, что она должна расплачиваться за его проступки.

Сейчас же я следовал за Штормом, который, наплевав на все, уверенным шагом двигался по коридору.

Старался не отставать, ощущая в кармане маленькую машинку, столь внезапно напомнившую мне о детстве. О тех мгновениях, когда не было всей этой черноты, я был обычным мальчишкой. Счастливым мальчишкой, копавшимся в своих самых разнообразных четырехколесных друзьях.

Я жаждал победы.

Возникшие в голове воспоминания детства сделали свое дело: возможно, в будущем у меня будет сын. У него обязательно будут подобные игрушки. Я буду играть с ним, рассказывая и показывая всевозможные отличия одной модели от другой. Моя семья будет счастливой. Мой ребенок будет счастлив.

Микрофон был включен. Запись тоже. Ваня обязан был в скором времени подключиться, нож был спрятан за поясом, пистолет с другой стороны, хоть я не шибко представлял себе, что с ним делать. А так же маленький незаметный подарок от Жени, которым я обещал ему защищать себя, в крайнем случае, ощущался под узкой и тугой тканью джинсов. Я считал его бесполезным, но перечить Жеке не стал, это средство защиты принадлежало его семье. Маленький пистолет, надежно спрятанный, помогал сосредоточиться, представить, что я не один, что рядом не только Шторм, что со мной вся моя команда.

Звук распаиваемой Павлом двустворчатой двери, показался мне громким и страшным.

Я оказался в небольшом, светлом помещении буквально через мгновение после него.

— Он в Ауди, да, — услышал я голос одного из возникших перед нами мужчин. — Что за…

— Какого хрена?

— О-о-о, черт! — выругавшись, я повторил Пашины действия — замер на месте, при этом подняв обе руки.

— Какого, — опешив, смотрел на нас один из охранников, направив в сторону Павла свой пистолет.

Громко выругавшись, второй, в свою очередь, указывал своим оружием на меня.

— Спокойно, — произнес Шторм. — Не нужно лишних действий, которые могут привести к печальным последствиям.

— Что? — набычился стоящий недалеко от него мужик.

Он растерянно посмотрел на своего напарника.

— Мы, собственно, тут по делу, — усмехнулся Павел. — Поэтому, сойди с дороги.

Я был в ужасе от того, что он попер прямо на дуло пистолета.

Пятясь назад, мужчина никак не мог определиться, что ему делать.

— Стой! — приказал Павлу тот, что продолжал держать меня на мушке.

Шторм медленно повернулся к нему.

Приподняв руку, мужчина поднес к губам рацию.

— Передай Александру Алексеевичу, что к нему пришли.

Мы все стояли в молчании.

— Кто? Он занят, велел не беспокоить, — ответил ему мужской голос.

На этом Мятежный широко улыбнулся ведущему переговоры охраннику.

— Скажи ему…

— Эй! — воскликнул в это время тот, что контролировал Павла.

Поняв, что выпавший на его долю охранник бесполезен, Шторм выхватил спрятанный пистолет и направил его в сторону говорившего.

— Лучше ничего не говорить, — произнес Паша.

Опешивший мужчина замер с открытым ртом.

— Будете стрелять? — усмехнулся Павел. — Интересно, что будет с вами после этого? В сторону! — последнее было обращено к перегородившему ему путь. — Рацию сюда! И ствол! Дима, забери.

Понимая, что в данный момент не в состоянии что-либо осознать, я послушно забрал у своего противника рацию и оружие. После этого, прошел вперед Шторма, в коридор, дверь которого он плотно прикрыл, заломив при этом ручку спинкой стула, стоящего неподалеку.

Лишь после этого Паша опустил пистолет.

— Пошли, до кабинета всего ничего. Надо успеть, пока те двое не подняли шум.

Мы проскочили через какой-то коридор и спустя пару секунд оказались в другом, похожем на предыдущее помещение, где так же располагалась охрана, правда, на этот раз только один человек.

— Отойди! — Паша вышел на середину, направив пистолет на мужчину, растерявшегося ничуть не меньше двух предыдущих. — Давай.

— А-а-а.

Повисло молчание.

— Павел Александрович?

Я впервые услышал подобное обращение к Шторму.

По тому как вел себя Паша, можно было предположить, что он хорошо знает, стоящего перед ним.

— Просто отойди.

Молчание.

— И сваливай отсюда.

Я был в шоке от того, что охранник молчаливо кивнул и просто-напросто, пройдя мимо нас, продолжая смотреть на Павла так, будто бы он живой труп, ушел. Испарился. Исчез.

— Ну и о какой безопасности может идти речь? — приподнял бровь Мятежный. — Когда даже неподготовленный человек пройдет мимо нее за пару минут.

— Не скажи, — покачал я головой. — Одно дело ты, другое — остальные, там бы ждать не стали, сразу начали бы стрелять.

Однако, Паша уже не слушал меня.

Окинув взглядом мощную, тяжелую дверь, он плотно сжал в ладони дверную ручку и пару раз шумно вздохнув, потянул ее на себя.

Чувствуя, как по моей спине стекает пот, я последовал за Штормом.

— Здравствуй, отец.

Щелкнули затворы оружия. Я слышал это, казалось сотню раз, хотя кроме человека, сидящего за огромным, дубовым, письменным столом, кроме нас с Павлом, здесь было лишь трое.

Наверное, я никогда не забуду эти мгновения, секунды, когда я увидел этого страшного, бессовестного человека вживую, здесь, рядом со мной.

Я столько слышал о нем, видел его по телевизору, но лишь ощущение страха от того, что его охрана держит меня на мушке, что я стою прямо перед ним, сжимая в руках никчемный пистолет, которым все равно не смогу воспользоваться, заставило меня усомниться во всем, что мы делали до этого.

Я смотрел на Мятежного, на того, который сидел в кожаном кресле, и чувствовал себя бесполезным, мелким мальчишкой, зачем-то влезавшим в какие-то черные дела, в семейные жестокие разборки.

Я не обращал внимания на окружающую нас в данный момент обстановку — это было бы слишком поверхностно и неважно. Какая разница, какого цвета был пол, шкаф, бар в кабинете Пашиного отца?

Было важно то, что на нас в данный момент смотрело три дула, а так же холодный неприветливый взгляд Александра Мятежного.

Пожалуй, до этого больше всего боясь тех, кто крышевал меня в клубе, я понял, что зря думал, будто это худшие люди, с которыми можно связаться. Тот человек, что в данный момент держал мобильный телефон, плотно прижав его к уху, слушая ответ, внимательно осматривая своих нежданных гостей, казался мне куда более страшным.

От него веяло властью, жаждой управлять, жаждой заставлять, жаждой подчинять.

Именно это я учуял в Павле, когда встретился с ним впервые. Поразительно.

Я смотрел на мужчину за столом и видел в нем нечто, что позволяло мне быть уверенным, что это отец Павла.

Они были похожи.

И дело даже не во внешности.

Я видел Мятежного по телеку, но в живую все было гораздо хуже. Отец и Шторм были похожи движениями, мимикой, похожи тем, что не разглядеть на экране.

— Отмени, — произнес он спокойным тоном. — Ничего не надо. Он и так… тут.

Все это время отец не сводил глаз с сына.

Был ли он удивлен? Поражен? Испуган?

Нисколько.

Либо грамотно умел совладать со своими эмоциями.

— Хотя, — в горле образовался комок, когда холодные голубые глаза перевели свой взгляд в мою сторону. — Нет, разделайтесь с ними.

Я не понимал сути его разговора.

— Да? — улыбнулся Мятежный-старший. — Добей второго, — повел он бровью.

После этого он медленно опустил мобильный на стол.

Мятежный с интересом рассматривал своего сына.

— Сколько мы не виделись с тобой, Паша?

Я заметил, как Шторм еле заметно вздрогнул.

— Что же ты стоишь и не проходишь? — усмехнулся его отец. — Столь долгожданная встреча, как же…

— Заканчивай! — перебил его Павел.

Мятежный-старший едва заметно нахмурился, но только лишь на мгновение.

Я смотрел на все происходящее, стараясь не привлекать к себе внимание.

Отец Павла наконец-таки решил выйти из-за стола.

Поправив дорогой, красивый костюм, он вышел вперед.

— А ты все такой же, — произнес он.

— Да мне плевать, — огрызнулся Паша.

Я впервые чувствовал в нем несдержанность. Всегда, чтобы не происходило, Шторм был сосредоточен и мог совладать со своими нервами, сейчас все обстояло иначе.

— Плевать? — усмехнулся его отец. — Ха-ха-ха. Это вряд ли. Иначе ты бы сюда не пришел. Не вернулся бы после своего ничтожного и низкого поступка.

— Это не так, — покачал головой Паша.

— А что? Мне понравилось, — улыбнулся его отец. — Провернуть такой фокус, конечно, я почти сразу раскусил тебя, но мне понравилось, ты всерьез взволновал меня. Молодец.

Паша сглотнул.

Повисла пауза, за которую Мятежный старший, не переставая, рассматривал сына.

— А ты похудел, похорошел. Это в твоих генах, мы с возрастом становимся только лучше, — подмигнул он сыну.

— Что ты-ы-ы несешь? — рявкнул Павел.

— Я смотрю, стал мужественней. Молодец. Я, как мог, анализировал твои действия, признаюсь, было сложно, ты хорошо спрятался, лишь недавно мне удалось обнаружить, где и с кем, — последнее слово он громко выделил. — Мается мой, — он поджал губы, — сын.

Мы с Пашей переглянулись.

— Но ты, наверное, хочешь знать все подробности? Может, сядем? Выпьем? — улыбнулся Мятежный.

Глаза Шторма сузились.

— Пха, — фыркнул он. — Ты что издеваешься?

— Кто? Я? Ни в коем случае! — взмахнул руками его отец.

— Я пришел разобраться со всем, я пришел сказать тебе, чтобы ты не смел…

— Что мне делать я сам знаю, — перебил его отец.

Паша отступил назад, будто его ударили в грудь.

— Из-за тебя у меня столько проблем, мой бизнес…

— С твоим бизнесом покончено! — воскликнул Паша. — Со всем будет…

— Ха-ха-ха!! — запрокинув голову, громко, очень громко и страшно рассмеялся Александр Алексеевич. — Ха-ха-ха!

— Со всем будет покончено, — прошептал Паша.

Смех его отца резко прервался.

Короткое движение руки, с двумя вытянутыми пальцами.

Одно. Затем второе.

— Эй! — воскликнул Шторм.

— Что за?! — не выдержал я.

Резкий удар по руке заставил меня разжать пальцы и уронить пистолет.

— Заберите у них все, — будто бы ничего не произошло, произнес отце Павла.

— Не трогай меня, — предупреждающе выставил вперед руку Паша.

Но, что я, что он, сопротивлялись бесполезно.

В конечном итоге у нас отобрали все средства самозащиты, еще и мобильные телефоны.

— Ха-ха-ха. Какой же ты глупый, — рассматривал отец наши припасы, — верней, наивный. Ну что? Теперь мы поговорим?

Паша был грознее тучи.

— О том, как ты вернешься и скольким ты мне будешь обязан, — закончил его отец.

— Да пошел…

Ему не дали договорить.

Сильный удар ручки пистолета пришелся ему по шее.

— Молчать! — приказал один из охранников.

— Ай, — Шторм растирал пострадавшее место, стараясь не показывать виду, что ему больно.

— Ты охуел? — не выдержал я, бросившись в сторону обидчика.

Меня тот час перехватили.

Таким поведением я привлек к себе внимание хозяина дома.

Шумно вздохнув, он махнул на меня рукой:

— Уберите его.

— Что? — возмутился Паша. — Нет!

Я так и замер на месте, а старший Мятежный перевел взгляд на сына. Шторм ошарашено смотрел на него.

— Нет! Не надо! — громко возразил Паша.

Повисло молчание.

— Я думаю, нам все-таки стоит поговорить, верно? — обратился к нему отец. — Ты же хочешь, чтобы твой друг ждал тебя целым и невредимым.

Все шло не по плану. Наверное, уже можно было привыкнуть — за что бы мы не взялись, у нас всегда все шло наперекосяк.

Намереваясь войти в контакт с Пашиным отцом, мы подразумевали, что будут трудности, что, скорее всего, будет очень сложно понять друг друга, но мы считали, что сможем защитить себя, однако, мы в очередной раз допустили ошибки.

И вот еще один, очередной удар в спину.

Мы не желали разделяться. Справиться в одиночку из нас никто бы не смог.

— Сука! Пусти! — воскликнул я, принявшись брыкаться.

— Хватит! — произнес Паша. — Мы поговорим! А…

— А твой друг просто подождет нас в другом месте, — закончил его довольный отец. — Не бойся.

Я смотрел на Шторма и видел свою основную ошибку. Чтобы не говорил Павел, чтобы он не делал, сейчас, в данный момент, смотря на отца, он не мог перечить ему. Я упустил тот факт, что после стол длительной разлуки, Паше будет сложно совладать с эмоциями, присуще нам всем, я сам не знал, как среагировал бы, будь у меня шанс увидеть своих родителей.

Понимал ли это Паша? Я не знаю, но кроме меня это сразу же заметил его отец, поэтому он одним движением руки велел убрать меня из кабинета, где остался наедине со своим сыном.

— Су-у-ука! — умудрился врезать я локтем по носу одному из охранников.

Все трое покинули кабинет вместе со мной. Это огорчало.

Справиться с таким количеством обученных мужиков было для меня нереальным.

В довершение всего, теперь я не знал, что происходит с Павлом. Я полностью потерял контроль над происходящим.

Не особо церемонясь, меня потащили по коридору, подталкивая в спину.

— Давай-давай! Шевелись! Тебе ничего не сделают, слышал же.

Я периодически оборачивался, испепеляя их взглядами.

— Что смотришь? А? — состроил мне рожу один из охранников.

Не выдержав, я харкнул ему прямо в лицо.

— Ох, — через мгновение, согнувшись пополам, едва не свалился на пол после полученного удара по печени.

— Ах, ты, мразь!

— Стой! У нас приказ!

— А ты видел, что этот мальчишка себе позволяет?

Воспользовавшись тем, что я не в адеквате, мой обидчик дважды заехал мне по ребрам.

— Все! Хватит! Ты с ума сошел?

— Ладно-ладно, сейчас приведу его в норму, не беспокойся.

Тот, что получил от меня плевок, вцепившись мне в волосы, решил поставить мое тело в вертикальное положение.

Пытаясь восстановить дыхание, я старался оценить, насколько подтрёпаны мои ребра.

— Давай! Шевелись!

Мы прошли через пост охраны, который нам с Пашей попался первым.

В этот раз на нем никого не было. Интересно, что это значило?

В конечном итоге меня втолкнули в очередное, одно из множества помещений в доме Мятежных, при этом осмотрев окна с поставленными на них решетками, а так же все остальное на предмет того, что можно было использовать в качестве оружия.

Комната была небольшой, но уютной: закрытый бар, небольшой диван, мягкий ковер, красивый комод.

Самый спокойный из тех, кто приволок меня сюда, перед тем, как стая вышла наружу, напомнил мне, что я гость и что мне ничего не будет грозить, если я буду вести себя спокойно, ожидая, пока хозяин доведет дела до конца.

Я был рад, что охранники решили следить за мной по другую сторону двери, оставив меня одного.

Как только за ними закрылась дверь, я издал стон и опустился на дорогую обивку дивана.

— А-а-а, — вытянув все тело, не мог сдержать себя.

Только в кино попавшие в плен отважные герои тот час начинают искать выходы, используют нехилую смекалку, выдумывая что ни есть самые не стандартные способы, со мной же все происходило иначе.

Видимо, я далеко не герой, потому что, изнемогая от боли, я лег на диван и ни о чем не мог думать, кроме как о том, чтобы жжение исчезло, а то что мешало мне спокойно вздохнуть растворилось.

— А-а-а, — осмотрелся я по сторонам.

Дорогой ремонт, приятная обстановка.

Это — то самое, о чем стоило сейчас не думать.

— Блять, — признаюсь, я был очень расстроен тем фактом, что мне было не добраться до внутренностей бара.

Собравшись с силами, на что мне понадобилось, кажется, пол тысячилетия, я принял сидячее положение.

Встать было гораздо сложнее.

— Да чтоб вас! — выругавшись, я все-таки смог оторваться от дивана.

Один шаг.

— О-о-о.

Второй.

— Блять, — провел я рукой по ребрам.

Что теперь будет?

Как я и думал, мы не смогли договориться. Пашин отец не рассматривал вариант перемирия, на который, если честно, я даже не рассчитывал. Но мне стоило дать Павлу шанс. Не смотря на то, что я сильно сомневался в нем, мне ничего не оставалось, как просто-напросто доверится ему.

Что сейчас?

Рука потянулась к внутренней части толстовки.

Эти дебилы отобрали нож и пистолет, даже телефон, но никто даже не постарался обнаружить записывающее устройство, размером с божью коровку.

Мы договорились с Ваней, что его основная цель состоит в том, чтобы записать признание Мятежного старшего, он должен был ждать до самого конца, иначе, если бы Капитан прислал к нам помощь, все могло бы пойти к чертям и выйти нам боком.

Однако, мы думали так сидя в какой-никакой безопасности, на воле, целые и не избитые.

Сейчас же, перепуганный, не знающий что со мной, я дрожащими руками вытащил из одежды спасательную пуговицу.

— Не-е-ет, нет! Нет! — простонал. — Только не это! Нет! Нет! Фак!

Со злостью ударил я кулаком по стене.

— Ай! — в прочем, от этого стало только хуже, причем только мне.

Микрофон был сломан.

Видимо, по ходу драки, мой противник умудрился попасть прямо по требующему аккуратного обращения прибору.

— Сука-а-а! — взвыл я на всю комнату.

Сколько прошло времени с того момента, как я очутился здесь?

Скорее всего, не так уж много.

Не зная, что делать, я пытался привести мысли в порядок и что-нибудь придумать.

За дверью раздались шаги сразу нескольких человек.

Мгновенно напрягшись, я смотрел на закрытую дверь.

Вошедшие люди явно не собирались мне помочь. Это было написанное их лицах.

Все те же охранники, в компании двух самых первых попавших нам под руку олухов.

По тому, как они скалились, смотря в мою сторону, я понял, что будет еще хуже, что к болящим ребрам добавиться не меньшая.

Поэтому я интуитивно отступил подальше от них.

— Это точно он, — прищурился один из новых. — Я уверен. Это он. Тот самый.

Вначале я не понял, о чем он.

— Меня из-за вас денег едва не лишили!

— Кто виноват? — пожал плечами его напарник. — Что ты кривой и не смог подстрелить обоих?

— Ты сам знаешь! Я стрелял так, чтобы точно не задеть сына, но они все перемешались, в этой темноте. Мне повезло, что я попал в нужного, а не угодил, куда не надо.

— Да ты столько стрелял, что…

— Чтобы они испугались, чтоб сдались, — мерзко улыбнулся мне мужчина, — но кто знал…

Повисла пауза.

— А-а-а, — он схватил меня за шкирку. — Как же вы выбирались оттуда, щенки? Мы все обошли, но так и не…

— Подавись, — прошипел я.

Получив удар по лицу, я постарался сдержать стон.

— Да что вы в самом деле? — в который раз возмутился тот, что старался уберечь меня от побоев, — как вы если вдруг что объясните его состояние?

— Сопротивлялся! Пытался сбежать, — ответили ему.

— Мы все обошли, вы как будто растворились. Ты местный, знаешь там все, да?

— Пошел ты!

— Умный?

Он удалил меня еще раз.

— Я смотрю, пошутить любишь?

— Над таким дебилом и шутить не обязательно.

Я зажмурился, в ожидание удара.

— Что здесь происходит?

Внезапно появившийся из ниоткуда женский голос спас меня от очередного приступа боли.

— Ты почему не закрыл дверь? — шепнул кто-то из мужчин.

— Откуда я мог знать? Кроме хозяина в доме никого не должно было быть.

Они в открытую обсуждали появление в дверном проеме женщины.

— Я стою перед вами и попросила бы не разговаривать так в моем присутствии, — нахмурившись произнесла она.

Мне сразу стало понятно, что мнение этой женщины хоть и учитывается в этом доме, но с большим вопросом.

— Да, конечно, — пробормотал мужчина. — Мы не знали, что вы поедите, вы же…

— Я оставила водителя в центре, — неожиданно улыбнулась она. — Наверное, он уже в курсе, что я отказалась от его услуг.

Неожиданно переведя на меня взгляд, она… Мне подмигнула?

— А-а-а, но вам…

— Что мне? — перекрестила она руки. — Я не слепая, и знаю, что происходит, — она была великолепна и божественна в приступе своей агрессии. — Уйдите!

— Что?

— Выйдете!

Мужчины переглянулись.

— Нам приказано.

— Сомневаюсь, что вам приказали издеваться над этим мальчиком. Выйдите! — указала она на дверь. — Сейчас же!

— Но…

— Вон! — ее глаза вспыхнули.

Она кого-то напомнила мне.

— Иначе вам будет так плохо, что вы навсегда запомните, что мне не следует переходить дорогу. Это гость моего дома. Так, может, мне не будет мешать прислуга? — скрестила она перед собой руки.

Рудковская. Точно. Это она.

Я наблюдал двумя горящими голубыми глазами.

— Долой с моих глаз, — прошипела она на змеином.

Мужчины попятились.

— Можете идти к нему жаловаться.

В комнате, еще мгновение назад переполняемой звуками, повисла тишина.

Они ушли.

Оставили меня наедине с ней.

Я медленно опустился на диван, не сводя с нее взгляда.

— Он рассказал мне об этом несколько дней назад, — заговорила она в пустоту, — показал фотографии. Фотографии сына, которого я считала мертвым.

Я опустил голову, стоило ей повернуться ко мне.

— Как я справилась с этим? — она поморщилась. Я рассматривал ее из подлобья. — Никак. Не смогла. Не верила. А он все говорил и говорил. Объясняя мне, почему я оказалась в полиции, почему меня обвиняют в том, что я не делала. Оказывается. Наш сын жив, но попал в дурную компанию. Он сбежал, потому что глуп и безответственен, потому что не способен перенять дело, потому что он легкомысленный.

Я продолжал молчать.

— Он жив, — она смотрела в окно. — Это главное.

Я неосознанно изучал ее, столь неожиданно повстречавшуюся мне.

— Это счастье. Я умерла в тот день, когда мне сказали, что моего мальчика не стало. До самой последней экспертизы я жила, веря и надеясь на чудо, что это был не он, ведь я никогда в жизни не смогла поверить тому, что мой сын попал… — она не договорила.

Повисла пауза.

— Я зря надеялась. Александр сделал все, что мог. Применил все свои связи для того, чтобы разобраться в трагедии. Это был Паша. Среди тех двоих, — она резко обернулась, застав меня в растерянности, — был мой сын. Так мне сказали.

И вновь молчание.

— И я попала в ад, — ее голос задрожал. — Похоронила своего ребенка, если бы не мой муж, поддерживающий каждую минуту, я бы сошла с ума. А немного погодя, когда все утихло, он предложил мне отвлечься, заняться чем-нибудь, потому что видел, что я медленно умираю. Он был не таким, как всю нашу с ним совместную жизнь. Он, — она улыбнулась, — предложил мне все. Предложил собственноручно защитить других от подобной опасности.

Я сжал ладони.

— Я могла отказаться? — перевела она на меня взгляд.

Мы молчали.

— Разве я могла допустить, чтобы кто-либо подобным образом потерял своего ребенка? Если у меня был шанс помочь. Помочь семьям, которые столкнулись с подобным. Глупо, да?

Я не знал, что сказать, как произнести в ее сторону хотя бы одно слово.

— Глупо. Теперь я понимаю это. А он знал все с самого начала.

На этом меня передернуло.

— Да. Знал, — мы встретились взглядами. Она присела рядом со мной. — Еще по экспертизе было понятно, что что-то не так, естественно, для тех, кому сообщили истинный результат. На самом деле, там не было ни одного тела. Ничего. Только нелепые улики, почему-то утверждающие обратное.

Порой, — она посмотрела в сторону двери. — Мне кажется, он знал о клубе гораздо раньше, но после произошедшего… — она покачала головой. — Кто бы мог подумать… А ведь мой муж видит людей насквозь. Паша перенял это у него, — она улыбнулась. — Александр читает людей, будто сканирует. Ему легко удалось подчинить себе ваш клуб, всех, кто в страхе разбегался в разные стороны. Он их приструнил. Он очень любопытный. Он любит строить планы, проекты. Он любит зарабатывать. Ведь он знал, что Паша где-то, что он точно жив, что ему что-то нужно от клуба.

Мы посмотрели друг на друга.

— Он убил двух зайцев. Заполучил себе крупный доход, и шанс рано или поздно вернуть почему-то решившего сбежать от нас сына. Потому что это у них в крови. У Александра и у моего Пашечки. Они оба добиваются своего. Он рассказал мне о том, как поступил со мной мой же сын, в тот самый день, когда вернул домой из полиции. Показал уйму документов, снимков, неопровержимых доказательств, что мой сын жесток и коварен. Что он потерян и запутан, что мы должны его вернуть, вырвать из злых лап, которые и заставили его отказаться от нас, уйти, предать, сделать нам, в особенности мне больно. Очень больно, — мы сидели очень близко и я видел ее слезы.

— Нет! — сорвалось у меня. — Это не так!

— Ш-ш-ш, — она прижала несколько пальцев к моим губам. — Я знаю.

Но я не мог молчать.

— Он не бросал вас. Он просто не понимает. Не понимает, как вы это терпите, — выдавил я из себя.

Она посмотрела на меня.

— Он хотел изменить вашу семью, но ему не позволяли, он хотел бороться, но ему не давали, он хотел уйти, но его не отпускали. Не отпустили бы, вы же знаете.

Она испепелила меня взглядом.

— Вы сами сказали, у них в крови добиваться поставленной цели. Он тоже убил двух зайцев, но вы же…

— Не слышала его? — перебила она меня. — Не понимала? Старалась не замечать? Закрывать глаза на то, кем является мой муж? И в кого он хочет превратить моего сына?

Я боялся с ней согласиться.

— Ты прав. Я виновата. Но я не могу ничего изменить.

— Почему?

— Потому что, — она вздохнула, — я знаю гораздо больше Паши. Знаю о том, что мне не позволят уйти так же легко, как и ему. Поверь мне.

Мы смотрели друг на друга.

— Я люблю этого человека, — в конце добавила она, — не смотря ни на что, — она вновь плакала. — В это невозможно поверить, но это так. Я не смогу его погубить, хотя и могла бы. Но я в западне, потому что при этом я позволяю губить своего сына, который в отличие от меня не может закрыть глаза на происходящее вокруг. Такой он у меня. Справедливый. И честный.

Я был в шоке от сказанного ей.

— Я люблю их обоих. Поверь, я не могла поверить в то, что он жив. Меня будто бы убили, а потом вновь воскресили. Но даже сейчас, я не могу заставить себя посмотреть ему в глаза. Мне стыдно. Стыдно за то, что я не такая как он. Я слабая. И я зла на себя, ведь я смею упрекать его в том, что он бросил меня, хоть сама тащила его ко дну.

— А-а-а… — протянул я.

— Но я знаю Павла, — улыбнулась она. — Так, как не знает никто. Узнав, что происходит в городе, услышав, что, кажется, видели моего сына, я поняла, куда он обязательно придет.

Мы смотрели друг на друга.

— Я так сильно хочу, чтобы наша семья объединилась. Вновь стала прежней.

Не выдержав, я вскочил, стараясь не показывать, что мне больно, после полученных ударов.

— Но этого не будет, — смотрела она на меня снизу, — не будет. Никогда не произойдет. Они никогда не смогут быть рядом друг с другом.

Я молчал.

— Сложно назвать семьей тех, кто обманом, с помощью коварного плана, хотят заточить друг друга в клетки.

Пашина мать поднялась со своего места.

Она была очень красивой женщиной, ухоженной, утонченной, грамотно говорящей. За всю свою жизнь я лишь пару раз видел подобных. Я не боясь, мог назвать эту женщину шикарной. Представляя ее рядом с Пашиным отцом, я видел безупречную, идеальную пару. Думая об их сыне, осознавал, в кого он такой. Оба родителя отдали Шторму самое лучшее из своего внешнего облика.

— Как он? — неожиданно прошептала она.

Я растерялся.

— Ведь это ты, тот второй мальчишка?

Сглотнув, я был вынужден отступить, поскольку она приблизилась ко мне.

— Я не…

— Я видела тебя на снимках, — улыбнулась она. — Я забралась во все его документы и знаю. Я знаю кто ты. Что произошло между тобой и моим сыном? Или все это было специально задумано?

Я приподнял брови.

— Нет, — покачал я головой. — Это было не совсем спланировано.

Она улыбнулась.

— Пускай это останется между вами, я не заслуживаю знать такие подробности из его жизни.

Мне стало не комфортно.

— Да, нет, я, — замешкался, смутившись от ее слов.

— Ты пришел с ним. Боролся с ним. Был рядом, — смотрела она на меня.

— Ну… Он тоже…

— Ты здесь, зная, что все кончится плохо, — прошептала она.

Я почувствовал, как все скручивается у меня внутри.

— Ты знаешь, что план моего мужа, каким бы он ни был, сработает, — продолжила она.

Я ничего не ответил.

— Та девушка, Полина, из твоего города, — Пашина мама пристально смотрела на меня. — Она с ним? Она рядом?

Это вызвало во мне уйму эмоций.

— М-м-м.

По моей реакции она все поняла.

— Энергичная, бойкая, задорная, дерзкая. Она мне понравилась. Хорошая девочка, но не для моего мальчика.

Я улыбнулся.

— Мне жаль, что она не рядом, я бы хотела, чтобы его окружали подобные, открытые сильные люди.

— Кто сказал, что она не рядом? — усмехнулся я. — Она не так далеко от него.

Его мать удивленно замерла.

Повисла пауза.

— Он один?

На этот раз я смутился больше прежнего.

— Нет, — покачал головой.

Она широко улыбнулась.

— Я ничего не знаю о нем. Никогда не знала. Он вырос, и я потеряла его доверие.

Молчание.

— Она бережет его? У них все хорошо?

Не выдержав, я закатил глаза.

— О-о-о, а как же! — улыбнулся я ей. — Ха-ха-ха, — смех как-то сам по себе вырвался наружу.

Я вновь видел, как увлажнились ее глаза.

— Жаль я не могу узнать ее.

Я вздохнул.

— Он в надежных руках, — на полном серьезе произнес я. — Эта девушка не допустит, чтобы с ним что-то случилось.

Она кивнула.

— Как ее зовут?

Я продолжал смотреть на нее.

— Наталья. Ната. Обычно мы зовем ее так.

— Мы, — прошептала она.

— Она очень сильная, смелая, — задумался я. — с ней ему хорошо.

Его мать улыбнулась.

— Я сама виновата в том, что не могу с ней познакомиться. С самого начала, допустила ошибку. Я чувствовала, что мой сын другой. Что он не сможет смириться как я, не сможет жить таким образом, как живет его отец. Но я не боролась за него, думая, что все наладиться. Я молилась об этом. Я хотела, чтобы мы были счастливой семьей, но так выглядело лишь на глазах чужих людей.

Смотря на дверь, я анализировал то, что она мне говорила.

Теперь я осознавал, что имел в виду Павел, что он чувствовал.

Я не мог понять его мать, почему она смирилась и плыла по течению, почему она не хотела менять то, что ее не устраивало.

— Она похожа на вас, — зачем-то произнес я.

— Что?

— Она, — я повернулся в ее сторону. — Ната, она очень похожа на вас.

Пашина мать широко улыбнулась.

— Такая же красивая, божественная, неописуемая, — смотрел я на нее.

Она покраснела, ей было приятно.

— Но она сильнее, гораздо сильнее, — закончил я, громко сглотнув. — Она никогда бы не допустила подобного.

Опустив голову, женщина провела рукой по своей щеке.

— Значит, я могу быть спокойной, значит, он выбрал на самом деле достойную девушку.

Как же мне все это надоело. Надоело сидеть здесь и ничего не делать. Разговаривать с незнакомой женщиной, которая, кажется, не понимала, чего она хочет.

— Я люблю его, своего сына, — прошептала она. — Он вырвался, он ушел, и я знаю, что ему будет лучше, если он не вернется к нам.

— Вы тоже можете…

Она не дала мне договорить.

— Ты не знаешь, что со мной делали в полиции. Я знаю, что будет, когда…

Она не могла набраться сил, чтобы договорить свою фразу.

— Я знаю, что меня будет ждать, что будет с мужем, если Паша сумеет его победить. Ведь он не просто так сюда пришел. Я знаю это. Я не хочу тянуть сына на дно. Я сделала столько ошибок, — заплакала она.

— Ну, — я растерялся, не зная, как успокоить ее.

— Столько всего неправильного. Это моя вина, вина моего мужа, но не вина нашего сына.

— Вы не, — я хотел сказать ей, что она через чур перегибает палку.

На мой взгляд, эта женщина винила себя во многих грехах, которых не совершала.

— Пообещай мне, что спасешь его. Что не оставишь его. У него нет семьи. Мне нужно знать, что ты его не оставишь. Обещай мне! — внезапно подняла она на меня взгляд.

Ее тон был чрезвычайно спокоен, будто бы не было всех этих слез, пролитых ранее.

Я с ужасом смотрел на нее.

Что? Что она сейчас произнесла?

Я хотел встать и послать ее. Я хотел плюнуть на все. Взять и уйти. Мне все это надоело. Меня уже тошнило от этой чокнутой семейки. Теперь я понимал, почему Шторм так жаждал свалить отсюда. Они все были сумасшедшими! При этом если ранее, я считал невменяемым Павла, теперь он казался мне адекватным здоровым человеком.

Его отец конченый. Его мать безумна. Попросить такое у меня?

— Обещаю, — произнес кто-то в комнате.

Она улыбнулась, а я понял, что это был мой голос.

В груди горело.

— Спасибо, — прошептала она. — Спасибо. Передай ему, что я люблю его.

— Но вы, — опешил я окончательно. — Зачем??? Он здесь, почему вы не…

— Потому что я верю в то, что он победит, а значит, я уже решила, что буду делать.

— Вы тоже хотите уйти? — спросил я.

— Да, хочу, — кивнула она.

Если честно, я удивился подобному ответу.

— Вы можете убежать с нами, — продолжил я.

Но она приложила палец к моим губам.

— Если он увидит меня, станет слабее, а я не хочу этого, — продолжила его мать через некоторое время. — Саша понимает это, он все просчитал. Я думаю, он неспроста предложил мне наведаться в центр, чтобы я все поняла и, вернувшись, искала Павла. Не представляешь, как сложно жить, подозревая, что каждый твой ход продуман кем-то другим заранее. Но в этот раз я не хочу поддаваться. Я не хочу подчиняться тому, кто разрушил наше счастье. Не хочу. Хочу поступить так, как считаю нужным. Не хочу влиять на решение сына, если мне суждено, я встречусь с ним, когда-нибудь, — посмотрела она на меня. — Я всегда была преградой. Я всегда была той, которая мешала его уходу. Мне надо перестать держать его. Он должен вырваться! Должен сделать так, что бы справедливость восторжествовала.

— Что? — нахмурился я в непонимании.

Ее пальцы прикоснулись к моей щеке.

— А ты береги его. Помни, что пообещал мне. Я мать. И не смотря ни на что, я хорошая мать, я люблю своего сына, да, у меня не получилось защитить его, но все совершают ошибки. Сейчас я ее не допущу. Но так или иначе, я что-то чувствую. По тому, что видела в файлах, по тому, что вижу сейчас, я доверяю своему сыну, и верю, что он нашел себе настоящего друга. А ведь у него их никогда не было. И я прошу, если он почувствует себя сиротой, скажи ему, что это не так. Ведь у него есть ты.

Она ошибалась. Насчет лучшего друга. Им был Егор, а не я. Она многое не знала о Павле, но я не стал ей перечить.

— Ты обещал, — она тревожно посмотрела на дверь.

— Я знаю.

— Береги себя, — неожиданно произнесла она.

Продолжая обжигать меня своей холодной ладонью, она улыбнулась.

— Какие необычные глаза. Смотря в них, веришь в лучшее.

Попытался опустить лицо, потому что мне стало неловко. Я привык к подобной реакции незнакомых людей, но сейчас этот разговор показался мне неуместным.

Пашина мама не позволила мне отвернуться:

— Они такие у тебя неспроста. За свою жизнь я встречала безумное количество взглядов. Среди них встречались фантастически красивые оттенки глаз, но я ни разу не видела цвет, который какими-то силами дарил жизнь, исцелял того, кто смотрит в них. Тебе когда-нибудь говорили об этом?

Я медленно покачал головой, продолжая хмуриться.

Она водила по моему лицу уже обеими руками.

— Скорее всего, люди теряются, видя столь яркий и глубокий цвет, и объясняют именно столь необычным оттенком такое сильное влечение. Но я слишком долгое время прожила, утопая в красоте глаз, которые не менее потрясающие, поэтому у меня иммунитет, — улыбнулась она. — Я всегда погружалась в красоту Пашиных глаз, я полюбила глаза его отца, они столь же прекрасны. Они красивы, они манят к себе, но, тем не менее, совершенно иные. Поэтому, смотря на тебя, в отличие от других, я вижу основное, то, что очень сложно объяснить, ведь многим это покажется лишь красивым преувеличением. Однако, я это чувствую. Твой взгляд проникает внутрь. Он смотрит в душу, и что самое необычное, лечит ее. Исцеляет. Задумайся над этим. Цвет — это обманка, для того, чтобы тот, кому нужна помощь, не смел от тебя отвернуться, в мгновения, когда исходящая от тебя энергия дарит жизнь. Дарит уверенность, чувство особенности. Это очень необычный дар. Он чрезвычайно дорог и важен. Я смотрю на тебя и знаю, что все будет хорошо, хоть совсем недавно была уверена, что жизнь дорогого и близкого мне человека идет к краху, — закончила она, — но все будет хорошо. С моим сыном все будет хорошо.

Повторив это, она столь неожиданно поцеловала меня в щеку, что я не успел на это среагировать.

Его мать поднялась со своего места, как-то где-то вдали от нас хлопнули двери.

— Он будет давить на него, напоминая обо мне. Не допусти. Не позволь Паше сомневаться. Не позволь ему сломаться. Спаси его. Прошу тебя. А я сделаю так, чтобы не мешать никому.

Она ушла. Растворилась.

А я растерянно смотрел на дверь, за которой она исчезла.