Еще больше скорости. Еще больше любви

=== Сто двадцать седьмая. Анастасия ===

Яркие лучи солнца светили прямо на меня, в глаза, но не грели.

Зачем сегодняшний день настал?

Такой хороший, ясный, для кого-то радостный.

Чистый.

Он был чистейшим из-за белоснежного снега, лежавшего повсюду.

Ноябрь. Всего лишь ноябрь. А столько снега, яркое солнце и ветра почти нет.

Праздничный красивый денек.

По лицу проскользнула слеза.

Что было бы, откажись мы пару месяцев назад от своей задумки? Не возникни бы у Павла в голове идеи отомстить за своего друга?

Саша был бы жив. Он был бы жив.

Все были бы живы. Да, скорее всего, мы были бы не вместе. Разошлись, возможно, кто-нибудь из нас ненавидел друг друга, но мы все были бы живы.

Готова ли я пожертвовать всем тем, что родилось между нами, ради этого?

Да. Естественно.

Я бы уехала, моментально, скажи мне, что это изменит что-либо. И пускай, я бы так и не узнала, какой Цепь замечательный человек, но он бы остался в живых.

О нем бы все так же заботился Дима. Остальные ребята. Они бы рано или поздно помирились с Андреем.

Андрей.

Я чувствовала, слышала его дыхание. Он стоял сейчас совсем близко.

Еще по дороге сюда высвободила свою руку. Нет, не из-за каких-то обид. Нет. Мне просто хотелось быть одной. Наедине с самой собой. Пускай, это было нереально, ведь вместе со мной ехало еще три человека, но я их не слышала. Старалась не слышать, не замечать.

А еще я чувствовала, что Кас меня не понимает. Он перестал понимать меня с того самого дня. Мне было плохо, очень плохо, я хотела справиться со всем, пережить свое горе, хотя бы чуть-чуть, а он вместо того, чтобы дать мне время, дать мне хотя бы капельку воздуха, сдавливал, зажимал, не давал дышать.

Может, я ненормальная?

Он заботился обо мне, хоть ему было не лучше. Он потерял больше, чем я. Он утратил друга, которого знал ни один год. Кто я в сравнение с этим?

Я чувствовала себя отвратительно, когда узнала, что большинство, а в первый момент и вовсе все ребята, не поддерживают меня.

Саша! Саша! Саша!

Это же Саша!

Не попрощаться с ним?

Паша понял. Я знала, что он поймет.

А сестра не поняла.

Как мне было плохо от ее слов. Никто не представляет.

Хорошо хоть она слушает его. Слушает Павла. А он умеет настоять на своем, переменить ее мнение.

Я не ошиблась. Никто кроме него не смог бы сделать подобное — убедить сестру отпустить меня.

Рисковала ли я собой?

Я сумасшедшая. Мне все равно. Я хотела его увидеть. Хотела сказать, как сильно люблю его. Как сильно привязалась к нему.

Хотела, чтобы он услышал меня, хоть и понимала, что это уже не возможно.

Мне стало тепло от того, что, в конце концов, все ребята осознали, что я права. Я прекрасно понимала, что Диме и Павлу не стоит появляться на похоронах. Понимала, почему туда не пошла Берг. По той же причине Паша не отпустил мою сестру. Черт. Даже в этой ситуации, я не могу не признать, что он мужественный и сильный. А еще заботливый. А еще он далеко не безразлично относится к Нате. Она счастливица. Только еще не понимает этого.

Я была рада тому, что рядом будет Андрей.

Я надеялась на то, что он осознает то, что я не могла ему нормально объяснить.

И, кажется, он действительно, начинал меня понимать.

Он дал мне время. Время на молчание.

А тот разговор, что случился между нами и ребятами вчера?

Как мельчайшая искорка веселой жизни, что была у нас до этого. Смех и улыбки. Пускай на минут десять. Пускай Ната вновь нашла повод пристать ко мне, очернить Каса, пускай. Зато мы вновь почувствовали себя прежними. Я была уверена в этом.

Проснувшись утром, я долго не могла заставить себя встать.

Андрей не спал. Я каким-то образом поняла это, но он не поднимался и зачем-то ждал меня.

Сухо поздоровавшись, я начала собираться на похороны.

Сухо.

Не потому что мне что-то не нравилось в нем. Нет. Я слишком сильно боялась.

Приняла несколько таблеток успокоительного, пока никто не видел.

Не помогло.

Мне вообще ничего не помогало. Лишь ненадолго спасало одно — книга. Моя книга, которую я набирала среди ночи, пока все, включая Кастильского, крепко спали. Да, он пытался не спать, следя за мной, но его организм брал вверх. И хорошо.

Я выглядела хуже всех — огромные синяки под глазами. Возможно, все думали, что это из-за слез. Нет. Не только. Это было еще и от того, что я слишком мало спала.

А книга помогала отыскать сон.

Пребывая в эйфории от красивых и романтичных отношений между Берг и Франком, я забывалась и могла заснуть.

Только так.

Книга спасала.

Мои герои в ней, у которых так или иначе все закончилось бы счастьем, выручали меня. И за это я любила их еще больше.

Книга перестала быть обыкновенным текстом, содержащим в себе какую-то идею, какой-то сюжет. Она стала домом. Она стала местом, где я могла спрятаться, забыться, раствориться в сказке, которой не было в реальности.

— Ты как? — услышала я Андрея.

Он уже долгое время стоял рядом со мной и терпеливо ждал, пока я налюбуюсь на негреющие лучи солнца, на яркое небо, на снег.

Снег, укрывавший все вокруг небольшой отпевальни, прямо на территории больницы, куда в отделение морга привезли Сашино тело.

Его нашли на следующий день. Опознали, провели осмотр, заведи дело, бесполезное и никому не нужное. Сколько заплатили родственники Саши за то, что бы им сразу после необходимых процедур передали тело, я не знала. Но, видимо, в полиции были не слишком заинтересованы, зато алчны.

Подобные мысли о Саше вызывали боль.

Рождали в моих глазах слезы.

Хотелось кричать.

И я кричала!

Орала!

Стонала!

Никто просто не слышал.

Не надо чтоб, слышали.

— Нормально, — посмотрела я на него.

Вокруг здания было мало народа. Не знаю почему. Может, еще рано? Мы приехали заранее, успев купить цветы. Четное количество. Все это время они были у Влада. Он спасался ими, когда надо было что-то потормошить, переложить из руки в руку, чтобы никто не заметил его слез.

Все время ожидания мы держались рядом друг с другом.

Парни постоянно смотрели по сторонам. Наблюдали за происходящим.

Ничего не было. Ничего подозрительного.

А время все шло.

Приближалось к самому страшному.

Я стояла возле черной высокой решетки и смотрела на огромное иконное изображение, расположившееся прямо над входом.

Страшно.

Воздух, казалось бы, был чист, но в нем что-то витало. Какой-то странный запах.

Я боялась поворачиваться налево. Там было здание морга.

Невысокие старые корпуса больницы тонули в снегу среди голых деревьев и каркающих ходящих по земле ворон.

Ворон было много, они скакали между сугробами, ища что-то определенное, скорее всего, остатки из отвратной больничной столовой.

Мы прошли мимо нее, когда искали необходимое нам здание. Весь воздух вокруг пищеблока походил на тот, что должен был витать возле мусорки.

Кошмарное место. Я ненавидела его.

И здесь, в одном из этих зданий, был Сашка. Наш Сашка.

Слезы залили мои глаза.

Не выдержав, я закрыла лицо руками, пытаясь сделать так, чтобы никто ничего не увидел.

Увидели все. Все те, с кем я сюда приехала.

Впрочем, в их глазах так же стояли слезы.

Они понимали меня.

И это хоть на чуть-чуть, но согрело мое сердце.

Все стояли в полной тишине.

Лишь рокот от приезжающих мимо нас больничных машин, ну и еще тихие перешептывания тех, кто уже ждал.

Ждал.

Через минут десять я увидела ее.

Она шла не одна, а в сопровождении нескольких людей. Трое из них были мужчинами, еще одна женщина пожилого возраста и девушка, примерно моя одногодка.

— Нам нужен еще один человек, — услышала я от той, что была старше всех, которая, казалось, намертво вцепилась в одного из мужчин, все время боязливо следя за той первой, никого не замечающей, заинтересовавшей меня. — Трое есть, нужен еще четвертый, кто понесет гроб.

— Бабушка! — прошептала самая младшая.

— Ну что? Не просить же помощи у местных рабочих?

Боже.

Измученная женщина вздрогнула. Та, что была безразличной ко всему. Та, самая первая.

Она вздрогнула вместе со мной, услышав страшные слова, вырвавшиеся из уст пожилой. Остановилась.

Посмотрела на изображение над входом.

Перекрестилась.

— Сашенька, — пробормотала она.

Я и так поняла кто она.

А сейчас…

— Насть, — Кас увидел, что я сорвалась.

Под неясный взгляд неподалеку закурившего мужчины, он последовал за мной. — Стой! Пожалуйста! Стой!

— Я не могу! — билась в истерике. — Думала, что смогу, но я не…

— Тихо-тихо, — он пытался уткнуть меня лицом в свою куртку, чтобы никто не слышал нас. — Тихо. Успокойся.

— Как мы могли? Как мы смогли допустить такое? — я пачкала своими слезами его одежду. — Кто мы после этого?

— Ш-ш-ш, Тихо, тихо.

На нас многие обернулись.

Но не она. Она все еще смотрела на святого.

Нахмурившись, старушка, что незадолго до этого приставала к незнакомому нам мужчине, направилась в нашу сторону.

— Вы друзья? — поинтересовалась она.

Андрей сильно вдавил в себя мою голову, чтобы рев был слышен меньше.

— Да, — кивнул он.

С нами рядом замерли Женя и Влад.

— Нам нужен… Нужен кто-то, кто, — понизила женщина тон, — кто сможет помочь. Вы вроде крупный.

Андрей долго смотрел на нее.

— Да. Да, — пробормотал он. — Конечно.

— Вы как добираетесь до кладбища? На вас места…

— Мы сами, — прервал ее Женя.

— А-а-а. Вы нам нужны, не теряйтесь тогда. Будьте поблизости.

На этом она ушла.

— Кас! — тот час прошипел Влад. — Мы, кажется, договаривались!

— А что? А что я должен был ей сказать? Нет! Нет, никто из нас не может? Наймите кого-нибудь, пусть помогут отнести Сашку? Я лучше сам это сделаю! — зашипел ему в ответ Андрей.

— Ты не понимаешь! — присоединился к Владу Женя. — Дело даже не в этом. Не забывай, кто мы и то, что мы планировали быть вдалеке.

Между нами повисло молчание.

— Ты серьезно думаешь, что его мать…

— Хватит! Заткнись! — рявкнул Кас.

— Андрей! Это больно! — пытался разубедить его Женя, — но если она сорвется и начнет вспоминать. Тебе будет еще хуже. Всем нам будет хуже. Мы же не знаем, что ей известно!

Не выдержав их разговора, я отвернулась. Посмотрела еще раз на ограду. Сквозь нее.

На дорогу, что расположилась возле территории больницы.

— Мамочки, — прошептала я.

— Что такое? — моментально среагировал Андрей.

Все вместе мы вновь смотрели за территорию.

Раньше это было сложно заметить, так как их было мало, они перемешались с толпой припаркованных машин. Теперь же я видела, насколько неслучайны машины, остановившиеся прямо возле въезда на территорию.

— Наши, — Андрей выпустил меня из рук, — ребята.

Мне показалось, что ему кто-то помахал рукой.

Машин было около десяти, может, чуть больше. Они все было разными, но в каждой были элементы, которые выделили их из общей массы.

Это были участники Петербургского погибшего клуба. Это были люди, которые каким то образом узнали о произошедшем. И им было не все равно.

Я готова была вновь заплакать.

Я смотрела на разноцветные машины и видела стоящих рядом с ними хозяев. Все они патрулировали въезд, но не решались подойти ближе. Они были не приглашены и, в отличие от нас, даже не пытались приблизиться ко входу.

Я с интересом изучала ярко-оранжевую машину, когда из нее вышел мужчина среднего возраста. Закурив, в отличие от остальных, он, увидев нас, направился через дорогу, прямо к воротам.

— Во-о, кто приперся, ты посмотри, — проскрежетал зубами Влад, переложив цветы из одной руки в другую. — Меня уже тошнит.

— Что он тут забыл? — добавил Женя.

Я не понимала их реакции.

— Здорово, парни! — поздоровался с ними мужчина.

Ему и в правду было точно за тридцать. Он выглядел не свежим. Я боялась предположить, что он не трезв.

— Что надо? — рявкнул Андрей.

— Проезжал мимо? — добавил Влад. — Езжай дальше.

— Эй-Эй! — приподнял тот руки. — По легче! Я узнал, что произошло, и решил, — он мне симпатизировал. Каким бы он не был. Он приехал к Саше, — Убедиться, что точно ли еще одного из ваших смельчаков тютюх, не стало!

Я впала в ступор. Шок от произнесенной мерзости окутал меня. Я готова была убить, уничтожить.

— Вы что несете? — зарычала я.

— Что, правда? — он даже не посмотрел на меня. — Сначала ваш показушник, из-за которого все развалилось, и которого все скрывают, теперь ваш, как его там?

— Вспомни! — прошипел Кас. — Это же он тебя всегда побеждал в заездах.

— Закрой рот! — ответил тому мужчина.

— Не здесь! — я была солидарна с мнением Жени. — Имей совесть!

— Хм, — хмыкнул гость. — Цепь.

— Алекс, — обратился к нему Влад. — Вали отсюда!

— Странно, что его застрелили! — между тем воскликнул этот стервятник, перепугав стоящих рядом людей. — Я понимаю еще, он бы разбился, но чтобы застрелили! Я в шоке!

— Ты будешь в могиле, — ответил ему Кас, — если сейчас же не уберешься.

— Ха-ха-ха! Не страшно! — рассмеялся мужчина. — Худо вам без начальника живется? Все! Клуб развалили! А может, этого грохнули из-за вашей весны? Не верю я тому, что писали о ней. Никто же не знает, что там произошло на самом деле.

Мы молчали.

— Но, вы-то в курсе, — прищурился мужчина.

Я потянулась к ладони Андрея.

Незнакомый мне Алекс заметил это.

— Никогда не видел ее. Что за девчонка?

— Я тебе сейчас челюсть выбью, — вдруг резко и неожиданно бросился на него Кас.

— Кас! Кас! Кас! Стой! — все это почти шепотом проговаривали парни, удерживая Кастильского на месте.

— Проваливай! — посоветовал Алексу Влад. — Пошел вон! Имей совесть!

— Ха-ха-ха! — судя по всему, этот умалишенный добился того, чего хотел.

— Уходите! — произнесла я, как можно четче. — Вам тут нечего делать!

— Ха-ха-ха! Какая вежливая!

— Свалил от сюда, — ответил Кастильский.

— Ха-ха-ха, интересно, в этот раз я тоже познакомлюсь с какой-то девчонкой, а потом ее горе-защитник подохнет? Ты смотри, — улыбался он Касу. — Будь осторожен!

— Пошел нахуй отсюда.

В этот раз я не упрекнула Андрея.

Я была с ним солидарна. А еще я вспомнила, почему этот человек показался мне знакомым. Рассказ Берг. Моя книга. Алекс. Тот самый? Как же я удивительно точно передала характер этого мерзопакостного человека.

Алекс резко отпрянул.

Ничего не произнеся, он направился к своей машине.

— Падла! — ударил Кас ногой по решетке.

— Андрей! — я схватилась за его руку.

— Успокойся! Он специально хотел тебя вывести из себя. Не надо устраивать скандал, — обратился к нему Женя. — Не надо.

За оставшееся время машин, что стояли за территорией, стало не намного больше.

Судя по реакции парней, я понимала, что все остальные приехавшие не похожи на Алекса.

Бр-р, как можно было стать такой сволочью?

Мысли о том, насколько отвратительного человека я повстречала, помогли мне занять голову, помогли отвлечься, но, услышав позади себя шорохи и приглушенный гам, я моментально покрылась холодным потом.

Мы одновременно вчетвером оглянулись. Двери отпевальни были распахнуты настежь.

В проеме стоял батюшка.

Он показался мне добрым и понимающим.

Он был большой и широкий, располагал к себе. Ему хотелось доверить свои страхи.

Мне стало тепло, от того, что он будет в самый сложный момент рядом со мной, рядом с Андреем, рядом с Сашкой.

Мы медленно поднимались по лестнице ко входу. Моя голова была прикрыла платком. Я почти в последний момент вспомнила о том, что иначе меня не впустят, и мы наспех купили его неподалеку, в ларьке.

Боковым зрением я видела, как едва заметно трясется Женя, смотрящий по сторонам, как пытается сохранить спокойствие на лице, Влад.

Я крепко сжимала ладонь Кастильского. Он был нужен мне. Как никогда.

Замерев на последней ступени, мы посмотрели друг на друга. Прямо над нами висело, теперь, казавшееся огромным, изображение Христа.

Протянув руку, я взяла у Влада гвоздики. Он просто-напросто измучился, не зная, что с ними делать.

Другой рукой я еще сильнее сжала ладонь Кастильского. Она была теплой. Это помогало.

И вот мы вошли. Оказались в темном освещенном миллионом свеч помещении. Взяли себе по одной.

Повсюду были иконы. Было красиво. Изображения завораживали собой, но зная, зачем я здесь, просто не могла оценить их. Было слишком страшно.

Лица, изображенные на полотнах, смотрели в основном в центр, туда, куда невольно старались не смотреть многие, из собравшихся.

Однако, мои глаза не подчинились. Они смотрели. Они смотрели прямо в центр помещения, вокруг которого медленно останавливались посетители. На небольшом пьедестале, на прикрытом красивой тканью столе…

— Сашенька, — склонившаяся над гробом женщина плакала.

— Все, я не могу, — услышала голос Жени. — Нет.

Он отступил на пару шагов.

— Женя! — подхватил его за руку Влад. — Тихо.

— Зачем? Ну, зачем мы сюда пришли? Я не… — задыхался он.

— Успокойся! Прошу тебя.

— Я не могу. Не могу на это смотреть, — страшно было видеть в его глазах слезы.

Влад на секунду окаменел.

— Жень.

Он так и не отпустил его. Они стояли рядом с нами, и Влад сжимал Евгения, который не сопротивлялся в объятиях.

— Я не смогу даже подойти.

— Тихо. Сможешь. Все хорошо. Хорошо.

Оторвав от них взгляд, я подняла глаза на Кастильского. Тот стоял неподвижно, замерев на месте. Будто прирос к полу.

Он смотрел туда, куда я боялась. Куда я хотела, но не могла посмотреть. И в его глазах тоже стояли слезы.

Не выдержав, я вновь заплакала.

Господи, пускай это поскорее кончиться.

Через пару минут Сашину маму попросили отойти от гроба. Все кто хотел, уже подошли к Александру. Пора было начинать.

Не сдерживая слез, его мама, благодаря поддержке родственников, отошла от своего сына.

Все это время, я не видела его благодаря матери, скрывающей от меня тело Саши.

А теперь?

Я смотрела на него, и не могла отвести глаз. Это странное, ужасное чувство. Чувство страха. Ты боишься, тебе не хочется, но ты смотришь. Мучаешь себя.

Цепь.

Этот молодой парень, добрый, надежный, понимающий, он не заслуживал подобного.

Вырвавшийся из меня стон, я попыталась скрыть, прижав ладонь ко рту.

Страх.

Это единственное, что осталось во мне, когда я смотрела на него.

Потому что это был не Саша. То, что было в гробу, могло было быть кем или чем угодно, но только не им.

Его тело, столь сильно изменившееся с момента нашей встречи. Заостренные черты. Заметная худоба. И бледная бело-желтая кожа.

Не прав тот, кто говорит, что те, кого мы хороним, похожи на спящих. Это не так. Так не спят люди. Никто не может спать так страшно.

Кто видит в умершем человеке спокойствие и безмятежность?

Это ложь. Там ничего нет.

На лице, на которое я смотрела, сейчас не было эмоций. Не было умиротворенности. Я не нашла ничего, что смогло бы успокоить меня, подсказать, рассказать о том, что Саше сейчас хорошо, что он в лучшем мире.

Казавшаяся искусственной кожа. Лицо. Шея. Руки, сложенные у него на груди.

Костюм, в который его одели.

Батюшка вышел на середину.

Пора было начинать.

Я ощущала себя беспомощной все это время, пока отец читал молитву. Проводя отпевание, он часто распылял по воздуху определенную смесь, необходимую ему для процедуры.

Этот ужасный запах всегда будет преследовать меня. Я это знаю.

Он часто подходил к Цепи, обходил его по кругу, поворачивался к нам.

Его голос был громок, он был красив, но он тоже был страшен. Все вызывало во мне страх.

Я не могла дождаться конца. Мне не хотелось находиться в этом помещении. Я осознавала, что чем больше проходит времени, тем злее я становлюсь, тем сильнее хочу сорваться убежать подальше от того, что не было Сашей.

Его здесь не было.

Не было в том ужасном, уродском теле.

От понимания этого, я впала в истерику.

Заметив это, Кас легонько подхватил меня за талию.

— Я рядом, — еле слышно, мне на ухо прошептал Андрей. — Все хорошо, Саша с нами.

И тут же их моих глаз вновь потекли слезы.

Не обращая внимания на все происходящее, я плакала, уткнувшись лицом в Каса.

Саша с нами.

То тело, что лежало в гробу. Там его не было. Правильно. Ведь он был, есть и будет с нами.

Отпевание почти закончилось. Батюшка успокоил умершую душу, освободил и отпустил, дал свободу.

Подойдя к не прекращающей плакать маме, он указал ей на ее сына.

Срываясь, спотыкаясь, опираясь на шедшего рядом с ней мужчину, она направилась к гробу.

И вновь скрыла от меня его.

Она нагнулась к своему сыну и прощалась. Прощалась.

Все ждали. Не мешали ей. Молча, стояли на своих местах.

Я готова была стоять вечность, только лишь ради того, чтобы эта страдающая женщина не потеряла своего сына, чтобы он остался рядом. Наверное, каждый в помещении желал этого.

В конце концов, старушка, что попросила помощи у Андрея вышла в середину. Не надолго припав к гробу, положив Саше в ноги букет цветов, она уговорила мать Цепи отойти в сторону. Дать возможность попрощаться другим.

Я растерянно посмотрела на Андрея, когда увидела, что все собравшиеся по очереди, по кругу стали подходить к пьедесталу.

Лица Жеки и Влада были перепуганы. Они боялись сойти с места.

А очередь двигалась. И мы были в ней.

Некоторые из присутствующих останавливались возле Саши ненадолго, закрывали нижнюю часть его тела цветами, нагибались над ним и вскоре отходили. Некоторые прощались долго, но так или иначе, мы все двигались по кругу, и нам с ребятами приходилось «плыть по течению».

— Нет, — пробормотал Женя, себе под нос, — Я не могу.

Мы подходили все ближе.

Я вновь видела Цепь. Только немного с другой стороны. Он был все таким же страшным.

Я понимала Евгения. Понимала, чего он боится.

Женю пугало то, что предстояло сделать. Большинство из тех, кто прощался с Сашей, целовали его в лоб. В специальный венчик. Это можно было назвать традицией. Последним прощанием. Последним прикосновением, которым близкие люди, делились с тем, кто покинул нас, остался один. Мне самой было так страшно, что если бы не Кас, я бы точно лишилась чувств.

Подняла свой взгляд на икону.

Господи, дай мне сил! Хотя бы чуть-чуть! Позволь пережить все это. Сердце болело. Эта резкая боль мешала дышать и двигаться. Эта боль была реальна. Она пронзала мое тело.

Дай мне сил на то, чтобы подойти к нему. Просто подойти и попрощаться.

Когда те, кто был перед нами отошли от гроба, я поняла, насколько глупо было мое обращение. Оно не помогло. Мне никто не помог. Нет. Не могу. Я не могу! Я не подойду! Я лучше уйду…

Ребята медленно направились к центру.

Стойте. Нет. Нет.

На меня обернулся Андрей.

Андрей! Нет!

Я ощущала себя беззащитной и брошенной.

— Пошли, — одними губами прошептал Кас, протянув ко мне руку.

Как он не понимал? Как???

Сжав обеими руками цветы, я сделала шаг в его сторону. Смотрела лишь в его глаза. Только так я могла идти.

Он кивнул.

— Давай.

Через вечность я дошла до него. Кастильский пропустил меня вперед, оставшись охранять со спины.

Так было спокойней. Так было безопасней.

Женя еле-еле коснулся руками гроба. Темно-коричневое дерево. Золотые узоры. Белые ткани.

Вокруг все пахло цветами. Наши гвоздики казались жалкими и никуда не годящимися.

Влад был первым. Первым из нас, кто склонился над Сашей. Он наклонился и поцеловал друга.

Проведя рукой по Сашиной щеке, Влад отступил.

Он что-то шептал себе под нос, но это было его. Этого никто не слышал.

Заметно дрожа, к Цепи подошел Женя.

Он весь трясся и громко дышал.

Ему понадобилось много времени, чтобы потом придти в себя.

А я не могла. Не могла сделать и шагу.

Лишь вместе с Андреем, я подошла ближе.

Меня начало тошнить от цветов.

Этот запах.

И запах церкви.

Запах смерти.

Перед глазами двоилось.

Я видела, как слезы из глаз Каса впитываются в Сашин костюм, попадают ему на шею.

Я не могла отвести от них взгляда.

— Саша, прости, — вцепившись руками в гроб, Андрей резко наклонился к Цепи. — Прости меня. Слышишь?

Он повторил это бесконечное количество раз.

Не выдержав, заметив, что на резкое поведение Андрея, начинают оглядываться, я накрыла его руку своей.

Он перевел на меня взгляд. Его лицо было все в слезах.

Вновь повернувшись к своему другу, он нагнулся и прислонился к его лбу своим. Затем поцеловал. И отошел.

В этот момент мне показалось, что весь зал смотрит не меня. Все наблюдают за мной, ждут чего-то. Оценивают меня. С какой стати?

Я подступила ближе.

Теперь я смотрела на него в упор. Прямо в лицо.

Оно было даже не бело-желтым. Оно было серым. Оно было искусственным.

Оно было очень страшным. Это был не Цепь.

Я знала. Я знала, что пуля попала ему в голову. В лоб.

Знала.

Следов от нее было невозможно заметить. Венчик не позволял этого сделать.

К тому же, все было закрашено и замазано. Спрятано. Но я знала, знала, что там есть, верней была, пуля, что отняла его у меня. У всех.

Наверное, слезы стали вполне обычным делом. Так должно быть. В этом нет ничего такого. Но кроме горечи и отчаяния, я чувствовала злость. Злость на весь мир. На то, как я позволила себе обидеть Сашку, на то, что Кас так и не успел сказать ему, как тот ему дорог, на то, как судьба распорядилась Сашиной жизнью. Я злилась на всех.

А еще я злилась на тех, кто посмел это сделать.

— Ты видишь, что они сделали, — прошептала я Андрею, подобно ему облокотившись на стенку гроба. — Видишь? Как они посмели? Они не имели право!

— Насть, ты чего? — растерялся Кас, смахивая слезы.

— Это не Саша! — я готова была орать. — Почему? Почему они не отпускают его таким, каким он был на самом деле? А?

— Насть, — он не понимал меня.

От этого я разозлилась до самого предела.

— Они вытащили те мелкие сережки, что он оставил себе, — прошипела я.

Та ночь, радостная, самая лучшая. День Рождения Полины.

Саша был вынужден расстаться со своими железяками, но постепенно, они возвращались на место.

А сейчас? А сейчас их не было.

— Какого черта?

— Насть! — перепугался Андрей. — Хватит!

Я выдернула руку из его ладони.

— Это не Саша! Он бы… Он бы не, — захлебнулась я в слезах. — Он бы не захотел, не захотел, чтобы его так…

— Насть.

— Отстань! Уйди! — я сжигала его глазами. — Оставь меня!

— Насть.

— Оставь!

Я знала, что привлекаю внимание, знала, что задерживаю всех, но я не могла иначе.

— Саша, — склонилась я над тем, кто не был им. — Саша.

Как странно. Странно смотреть на него с такого близкого расстояния.

Рассматривать пудру на его коже. Все мельчайшие недочеты, незаметные издалека.

И тут…

Ублюдок. Я хотела проорать это, но сдержалась. В этот момент я жаждала мести. Ублюдок. Я бы сама нажала на курок, выстрелила бы в лоб тому, кто совершил это.

Я понимала Франка. Без мести не будет будущего. Нет. Нет. Без мести не будет жизни.

— Я люблю тебя, — прошептала Саше в лицо. — Люблю. Спасибо тебе. Спасибо за все. Я знаю, ты бы хотел, чтобы все мы были счастливы, чтобы у нас получилось. У нас получиться только тогда, когда мы отомстим. Только тогда. Саша.

Я была сама не своя. Мой страх куда-то исчез.

Губы почти ничего не ощутили. Ничего сверхъестественного. Что-то странное и в тоже время… Страшное. Я поцеловала его в середину венчика, прикрывающего лоб.

— Я люблю тебя. Знай это. Люблю, — прошептала ему на ухо.

Резко отпрянув, не вытирая слез, я прикоснулась обеими руками к мочке своего уха. Сняла сережку.

— Это тебе, — прошептала я, дрожащими пальцами подкладывая ее в карман на его костюме. — Они не правы. Ты не такой. Мы-то с тобой знаем, — улыбнулась я. — и это главное. И я не потеряла тебя. Сжав в последний раз его ладони, посмотрев на гвоздики, которые в самом начале, опустила поверх очередных цветов, я приподняла заново свой букет и переложила его чуть выше.

— Мы все любим тебя. Все. Андрей. Дима, — медленно проговаривала я имена. — Полина.

Я все говорила и говорила, а за мной уже стояли недовольные люди, которых я задерживала.

— Настя, — Подхватил меня за плечи Кас. — Все, хватит, давай отойдем.

Я не сопротивлялась.

Как безумная, повторяя лишь одну фразу.

Мы все любим тебя.

Я повторила ее раз за разом. Смотря то на Андрея, то на Женю, то на Влада.

Лишь когда голова заболела так сильно, что я едва не упала, замолчала.

И в тоже время, я чувствовала, насколько мне легче.

Саша. Сашка. Мой Сашка!

Я прикоснулась к уху, в котором не было серьги.

Мы все любим тебя.

Батюшка закончил отпевание. Закончил необходимые процедуры и гроб закрыли. Навсегда. Все.

А дальше мы сели в такси, заказанное заранее, и последовали за похоронным автобусом. Таким старым, разбитым, с черными ленточками по бокам. Страшным автобусом. В этом автобусе, прямо посередине лежал Саша. По бокам сидели близкие.

Мы же, следовали за ними, не претендуя на то, чтобы занимать места, предназначенные самым близким. Нет, мы тоже были ими. Конечно, были. Но не хотели мешаться среди семьи.

Позади нас, на некотором расстоянии ехал канвой из машин. Они периодически мелькали в зеркале заднего вида. Эти люди ехали со включенными аварийками.

Я улыбалась, видя их. Хоть и понимала, что для Сашиной семьи это совершенно лишнее.

Его близкие естественно были в курсе произошедшего весной, но вот, насколько они были посвящены, что им было известно о самом Саше. Догадывались ли они? Наверняка, да. Мама-то уж точно.

Должна была.

Из-за яркого солнца снег все-таки начал таять. Приехав на кладбище, дождавшись, пока все более-менее придут в себя, оформив документы, нас впустили на территорию. Некоторые шли до места погребения пешком, другие предпочли остаться в машине, которая должна была доставить гроб до нужного участка.

Всю дорогу я осматривалась по сторонам. Вначале было не так страшно, могилы были уже достаточно старые, с давними датами. Чем дальше мы шли, тем свежее становились захоронения. Я с легкостью смотрела на изображения мужчин и женщин, которые умерли в течение последних пяти лет, дата рождения которых была почти в начале прошлого века. Однако, я каждый раз чувствовала укол в сердце, сталкиваясь с числами, которые утверждали, что здесь похоронены те, кто прожил, дай Бог, двадцать лет. Это было ужасно. От этого я вновь начинала плакать.

Еще через пару перекрестков мы вышли к земле, которая была наполовину пустой, которая была еще мало заполнена памятниками.

В разных ее участках замерли несколько групп людей. Такие же, как мы, хоронившие в этот светлый, солнечный день кого-то из своих близких.

Я следовала за всеми, смотря себе под ноги. Снег медленно превращался в грязную жижу.

Я заметила, что Кастильский никогда не ступает вперед меня. Он следовал прямо за мной, периодически осматриваясь по сторонам. Он меня охранял. От этого становилось теплей. Хоть я была уверена в том, что мы никому не нужны. Даже если кто-то и приехал проверить Сашины похороны, то увидев, что Павла на них нет, интерес был потерян.

Машины, что следовали за нами всю дорогу, остались снаружи. Их не пустили внутрь. Так что мы остались вчетвером. Без поддержки.

Еще издалека я увидела место, что было окончанием нашего шествия. Там уже парковался автобус.

Осмотревшись по сторонам, я поняла, что мне нравиться Сашино место. Оно было рядом с деревьями, видимо, по счастливой случайности оставшимися живыми. Летом они зазеленеют, и у него в гостях будет уютно.

Опять слезы.

Все собравшиеся встали вокруг вырытой ямы. Она была огромной, глубокой или так мне казалось.

Лишь здесь Андрей посмел отойти от меня, оставив между Женей и Владом.

Он был вынужден это сделать.

Я пристально наблюдала за ним.

Какового это? Браться за ручку гроба, в котором лежит твой лучший друг?

Глаза Каса были опухшими и красными. Он и еще трое мужчин подняли темное дерево.

Сашина мама громко плакала.

Плакали многие из тех, кто стоял рядом со мной.

А я, не открываясь, смотрела за тем, как Андрей, медленно переступая, идет с Цепью до самого конца. До того места, где он всегда будет ждать нас. Где мы всегда будем встречаться с ним. Обязательно.

Кас опять плакал. А я не знала, чем помочь ему.

Гроб аккуратно поставили для того, чтобы прицепить веревки, позволившие тем, кто все это время следил за происходящим, сотрудникам с кладбища, опустить Сашу на дно.

— Иди сюда! — прошептала я одними губами, поймав растерянный взгляд Каса.

К этому времени все мужчины уже отступили, а мой не мог придти в себя. Он не послушался и остался там. Смотрел за всем, стоя ближе, чем остальные.

А после, мы бросали по горсти песка.

Земля тебе пухом.

— Не пропадай. Не покидай меня, — прошептала я. — Будь всегда рядом. Я люблю тебя.

Мы в полном молчании смотрели на то, как гроб поглощается землей. Его зарывали двое молодых парней, одетых в специальные, рабочие костюмы.

И знаете что?

Слушая как одна за другой, горсти земли, скрывают под собой Сашу, я ощущала, что мне становиться легче.

Секунда за секундой. Минута за минутой.

Вскоре удары о поверхность гроба прекратились. Он был полностью скрыт. Теперь земля перемешивалась между собой.

А я продолжала смотреть на рабочих, ощущая внутри нечто непонятное.

С ребятами, мы выпили по стопке крепкого напитка. Так странно. Впервые в жизни я не заострила внимание на то, что мне дают, что за гадость я выливаю себе в рот. Все равно. Мне все равно.

Я отказалась от кутьмы, которую предлагали всем скорбящим. Есть не хотелось. Тем более подобное.

Заметив, что Кас, наконец, отходит от могилы, потому что он стал мешать рабочим, я позвала его к себе.

Ямы уже не было. Все было почти завершено.

Венки. Много венков. Много цветов.

И деревянный, временный крест с его именем и периодом жизни.

Александр. Саша. Сашка. Цепь.

Женя с Владом внимательно смотрели на могилу. Андрей, не переставая, тер лицо, когда мы услышали.

— Ребята, — это был почти шепот.

Мы все перепугались. Не заметили ее.

Она была в ужасном состоянии. В чрезвычайно ужасном.

— Я видела вас, — обняла она себя за плечи. — На фотографиях.

Мы молчали.

Она плакала.

— Я понимаю, — моргнула она.

Нам нечего было сказать.

— Я ничего не знаю, он всегда молчал, но для него это, наверное, было важным, — прошептала она. — Я рада, что он погиб не из-за того, что было смыслом его жизни, — проговорила она. — Тогда бы я злилась и ненавидела жизнь моего сына, о которой не знала, — улыбнулась она.

Сашина мама подняла свой взгляд на Андрея.

Подойдя к нему, провела ладонью по его щеке.

— Тебе досталось, — еще раз улыбнулась она. — Я помню, по телевизору… Саша, услышав, что я сказала тогда, когда ничего не понимала, долго кричал, орал, чтобы я не смела думать подобное. Я была в ужасе, узнав, что и мой сын был там. Там, не понятно где, с кем, зачем, почему. Но я всегда ему доверяла. Он у меня хороший мальчик, — она плакала. — Если он, — женщина замолчала, вытирая слезы, — говорил, что хорошо, значит это действительно так, и пускай весь мир думает иначе. Он у меня взрослый уже. Самостоятельный.

Было ужасно слышать от нее слова о Саше в настоящем времени.

— Всегда готовый помочь. Верный. Заботливый, — шептала она.

Закрыв лицо руками, она вновь не сдержала своих чувств.

Это была ужасающая пытка. Я вместе с Владом и Женей словно приросла к земле.

— Я знаю, он такой, — произнес Кас, на удивление, спокойным тоном.

И Андрей обнял ее. Ту, что подарила нам своего сына. А мы не смогли его уберечь.

Развернувшись, Женя направился к дороге.

Через некоторое время, Сашина мама произнесла:

— Ушел, — смотря в след Евгению, вытирающего глаза. — Не выдержал моих слов.

— Все будет хорошо, — прервал ее Андрей. — Я вам обещаю.

Она лишь улыбнулась ему.

— Берегите себя, — произнесла она на прощание. — Я жду вас, у нас дома.

«Тот, кто потерял любимого человека, не должен впадать в отчаяние. Сильно страдая, он только себя истязает, а покойнику нет от этого никакой пользы. Тот, кто умен, со слезами провожает умершего на кладбище, но, предав его земле, изгоняет из сердца скорбь. Он вспоминает, что и сам смертен, что и ему уготована та же участь.»

Менандр