Было холодно. Казалось, тело промерзло до костей, покрылось инеем. Я только понимала, что лежала. Голова гудела, в висках отзывалось мучительной болью. Я хотела открыть глаза, но веки казались неподъемными. Руки, ноги — я ничего не чувствовала, будто меня парализовало. Только запах, который заползал в ноздри. Странный запах… Пыль, стылая сырость, едва уловимые нотки чего-то строительного.
Последнее, что я помнила — темную дверь туалета. А дальше — пустота. Похоже, я упала, и Алисия бросила меня. Я так и не могла понять, что случилось. Почему мне стало так плохо? Я даже толком не ела за весь день. И не пила ничего, кроме той мятной воды…
При этом воспоминании в горле тут же знакомо захолодило, ясно ощутилось послевкусие, которое сейчас казалось омерзительным и химозным. Хотелось отплеваться. Больше предположений не было. Я с трудом разомкнула губы, облизала кончиком пересохшего языка. Снова попыталась открыть глаза. Но, тут же, услышала какой-то гулкий звук, и на меня обрушился поток ледяной воды. Я невольно взвизгнула, содрогнулась всем телом. Открыла глаза, но видела лишь муть.
Наконец, фокус вернулся. Я смотрела перед собой, на серый шершавый потолок. И охватил непередаваемый панический ужас. Тело будто прострелило, прожгло, отозвалось набатом в висках. Я помнила это помещение. Или другое такое же. Бедная Сильвия тоже лежала на полу в луже воды.
— Очухалась, сука?
Вздох застрял в горле. Я села рывком, в каком-то безумном порыве. Тут же закрыла лицо руками, в надежде, что кошмар исчезнет.
Нет.
Нет.
Нет!
Но все оставалось на месте.
Передо мной, расставив ноги, на стуле сидел Марко. Рядом кто-то стоял, но я уже была не в силах повернуть голову.
— Выйди. И дверь закрой.
— Хорошо, патрон.
Я услышала, как коснулось пола пустое ведро. Как скрипнула дверь и плотно закрылась, запирая меня в аду. Меня парализовало. Я в буквальном смысле не могла пошевелиться, облепленная насквозь вымокшим платьем. Смотрела перед собой и не могла даже моргнуть.
На нем была все та же кожаная куртка. Расстегнутая рубашка открывала волосатую грудь, на которой блестело огромное золотое распятие. Единственный глаз едва не раскалился докрасна.
Марко неспешно поднялся, отчеканил два шага. Склонился надо мной и схватил за волосы на затылке, заставляя поднять голову.
— Ну, здравствуй, женушка…
Я очумело молчала, никак не хотела поверить, что все это происходит наяву. Господи, помоги мне!
Он поднял руку, и мои волосы натянулись, причиняя невыносимую боль. Я потянулась наверх.
Марко склонился к моему лицу:
— Нагулялась?
Он резко рванул, и я взвизгнула. На мгновение показалось, что я осталась без волос.
Он замахнулся, намереваясь ударить по лицу, но, вдруг, остановился где-нибудь в сантиметре от скулы. Медленно провел пальцем по моей щеке.
— Сегодня тебе повезло, тварь. Завтра воскресная служба. Тебя все должны увидеть. Живой и здоровой. Я пока не буду портить твой фасад. Цени это, София.
Когда он произнес мое имя, захотелось кричать. Меня передернуло, по спине прошлось колким холодом. Господи, пусть он исчезнет! Пусть провалится в ад!
Марко запустил большой палец мне под губу, продавил по зубам. Я чувствовала соленый вкус его кожи.
— Но после мне придется тебя воспитать. Так велит Господь. Муж в ответе за жену. И одна из его обязанностей — вразумлять и наущать. Хвалить за послушание и наказывать за проступки. Поступать по совести… Облегчи свою душу, София. Расскажи своему любимому мужу, где ты пропадала. — Он перехватил меня за челюсть, сжал до ломоты: — Не стесняйся, женушка. Между супругами не должно быть секретов. Я зачту тебе откровенность.
Конечно, я молчала. Я была в таком оцепенении, что не находила сил даже заплакать.
Господи, пусть он исчезнет!
Марко стиснул пальцы еще сильнее, и я невольно открыла рот.
— Молчишь? Ты большая грешница, София. Не обессудь, если Господь отвернется от тебя.
Он уже от меня отвернулся, раз я вернулась сюда. Я сотворила все это собственными руками. Собственной глупостью.
Вдруг Марко отпустил меня, брезгливо отпихнув. Попятился на шаг.
— Раскайся. Встань на колени и проси простить тебя. И я смягчу твое наказание.
Я не шелохнулась. Все это не имело смысла. Марко никогда ничего не простит. Я и не нуждалась в его прощении.
Вдруг он словно озверел. Кинулся на меня, повалил на пол. Его пальцы впились в горло и неумолимо сжимались. Он склонился ко мне так низко, что касался губами щеки:
— Ты грязная шлюха, недостойная зваться женой. Почему мне не придушить тебя прямо сейчас? Господь едва ли осудит меня за это.
Его пальцы сжимались все сильнее. Меня прожгло паникой. Я схватилась за его руку, беспомощно барахталась, стараясь добыть глоток воздуха.
Вдруг Марко разжал пальцы, поднялся. Брезгливо посмотрел на меня, прищурившись, и его здоровый глаз будто тоже исчез.
— Жить хочется? Правда? — Он оскалился: — Даже такие твари хотят жить. Ты будешь жить, София. Жить так, как я решу.
Я почувствовала невыносимый пинок под ребра, выгнулась, хватая ртом воздух. Я буквально ослепла и оглохла от этой боли. Будто в отголосках кошмара слышала, как Марко вышел, и в двери проскрежетал замок.