Жена хозяина трущоб

Глава 71

Меня будто ошпарило. Я стиснула зубы, сжала кулак, как можно сильнее.

— Ничего.

Марко усилил хватку, прошипел:

— Что в руке?

Я упорно пыталась освободиться, дергалась. Он не церемонился. Нажал на болевую точку на запястье, и моя ладонь беспомощно раскрылась, демонстрируя сломанную облатку.

На его омерзительном лице на мгновение мелькнуло недоумение. Но, тут же, сменилось злостью, полыхнуло в здоровом глазу.

— Ты не имеешь право на причастие. — Он тряхнул мою руку, и кусочки облатки упали на пол. — Даже так.

Я опустила голову. Куталась в накидку, чтобы он не обратил внимание на вторую руку. Фанатик впрямь считал, что для меня это все существенно. Пусть так и думает.

Я кинулась на пол, и принялась лихорадочно подбирать рассыпанные кусочки, но Марко рывком поставил меня на ноги:

— Мы уходим.

Отозвалось болью в боку, я даже задержала дыхание. Не спорила. Шла за ним, украдкой стараясь смотреть по сторонам, но Джинни так и не увидела.

Меня вернули в подвал. Втолкнули в каморку и заперли дверь. Я, наконец, осталась одна, но никак не могла даже выдохнуть. Левая рука, сжимающая записку, попросту онемела. Я с опаской покосилась на дверь, огляделась в поисках самого укромного угла. Заметила, что на пол положили толстый матрас и какой-то плед. Значит, Марко не намерен выпускать меня отсюда…

Я забилась в угол, который не просматривался от двери, дрожащими пальцами развернула записку. Все внутри затряслось, когда я узнала знакомый убористый почерк. Джинни…

«Это моя четвертая записка. Я не видела тебя уже больше месяца, и очень переживаю. Тетка Марикита молчит, но я хорошо ее знаю и вижу, что она тоже беспокоится. Я пыталась спрашивать, но ни разу не слышала, чтобы за все это время хоть кто-то видел тебя. Лишь говорят, что ты свыкаешься с ролью жены и сама не хочешь выходить. Но я не верю…»

Я стиснула зубы, сглотнула. Значит, я была права — он все скрыл, чтобы не стать посмешищем. Скорее всего, знают лишь его холуи. Что ж… Если бы об этом узнали во всей Кампаниле, ему бы пришлось убить меня. Иначе ему не отмыться — я прекрасно это понимала. Но радовало то, что мой побег никак не отразился на Джинни. Ее ни в чем не обвинили.

Я вернулась к записке.

«Умоляю, найди способ дать о себе весточку. Как он с тобой обращается? Я боюсь, что все совсем не так, как говорят. Я боюсь за тебя, Софи, и очень скучаю».

Я расправила клочок бумаги на ладони, прижала к груди. Здесь у меня никого нет, кроме Джинни. Мы никогда не расставались так надолго — мы вообще не расставались, виделись каждый день. Почти. Если не считать тех случаев, когда тетка за что-то запирала меня дома. Джинни ничем не может мне помочь, но это участие было сейчас настоящей драгоценностью. Смогу ли я ей ответить? Если смогу, то что напишу? В лучшем случае, если мне и удастся выйти отсюда, то это будет никак не раньше следующего воскресенья. И то — если он позволит. За неделю может произойти, что угодно. И я не ждала ничего хорошего.

Я тщательно сложила записку, чтобы она стала как можно меньше — нужно где-то спрятать. Только не под матрас. Лучше бы было изорвать, но тогда мне не на чем будет написать ответ. Я нашла щель между полом и стеной, всунула бумажку, присыпала пылью. Подняла с пола расческу и уголком нацарапала на стене черточку.

Воскресенье…

Оставалось только догадываться, сколько черточек появится на этой стене.

Я сидела на матрасе, обхватив колени руками. Мне принесли какое-то варево в глиняной плошке, ведро с водой и чашку с какой-то бурой мутью. Я ела, потому что была голодной, даже не разбирала вкуса. Так стало теплее. Чай тоже почти выпила. Вовремя догадалась оставить несколько глотков. Если жидкость немного испарится — получится что-то вроде чернил. Можно отломать зубец расчески и что-то нацарапать. Нужно лишь спрятать чашку… Но если бы все это могло мне хоть чем-то помочь…

Я стиснула колени руками так сильно, как только могла. Господи, неужели все это происходит со мной? Я все еще пыталась проснуться. Оказаться в «своей» комнате. Снова и снова прокручивала в голове тот злосчастный вечер. И не могла понять, как оказалась настолько глупой и неосторожной. Ведь я обещала Сальвару, что никуда не выйду. Леонора со своими слезами буквально загипнотизировала меня. Хотя… кто знает, может, так и было. Что ж, я исчезла, как и хотела Алисия… Или, все же, Гертруда? Впрочем, это уже не имело никакого значения.

Я знала, что рано или поздно Марко придет. Он вошел, плотно закрыл за собой дверь. Сейчас он был без куртки, в черной майке. На шее болтался неизменный крест. От него несло водкой, это чувствовалось с порога.

Он стоял, расставив ноги, долго смотрел на меня. И его уродливое лицо кривилось от отвращения.

— Сначала я хотел отдать тебя парням. Как грязную шлюху. И понаблюдать, что от тебя останется.

Я буквально застыла, не в силах пошевелиться.

— Но ты, все же, моя жена. Перед богом и людьми. Поэтому не стоит перекладывать свои обязанности на других. Даже блудливую суку при должном усердии можно воспитать. Так, что она станет дышать по команде. Я прав, София?

Я поднялась на ноги и попятилась.

Марко приблизился на шаг:

— Так я прав?

Я понимала, что сейчас скажу глупость, над которой он посмеется. Это ничего не изменит. Но нужно было хотя бы попробовать.

— Отпусти меня. Я теперь гражданка Полиса. Меня будут искать.

Я редко видела, чтобы он так хохотал. Может, и никогда. Он почесал небритый подбородок:

— Хотя бы врала правдоподобнее.

Я уже упиралась в стену:

— Это правда. Клянусь богом! Я гражданка Полиса.

Он схватил меня за шею, прижал к стене. Склонился:

— Не смей прикрываться богом. Ты просто лживая потаскуха, для которой нет ничего святого. И обращаться с тобой нужно, как с потаскухой.

Меня едва не вывернуло от вони. Марко провел рукой по моей ноге, задирая подол, до боли стиснул бедро.

— Не захотела быть женой — будешь рабыней. А вот сколько придется тебя учить — зависит только от тебя. Будешь покорной — тебе же лучше. — Он внезапно отстранился: — Но я дам тебе шанс. Раздевайся. У меня уже яйца каменные.

Я сжалась, инстинктивно прикрываясь руками. Я буду бороться до последнего, даже если он убьет меня.

Марко быстро потерял терпение, снова прижал меня к стене. Содрал трусы, и я почувствовала внутри палец. Дернулась с шипением. Он держал меня за шею. Убрал руку, посмотрел на пальцы. Тут же ударил меня по лицу так, что почернело в глазах.

— Шлюха!

Он швырнул меня на матрас, не дав опомниться. Оседлал, разодрал платье. Я извивалась, визжала, махала руками, стараясь оцарапать его. Но силы были не равны. Вдруг я почувствовала, как ногти нашли преграду, прошлись по его калечной щеке. Марко на мгновение замер. Отпустил меня, тронул щеку, заметил кровь на ладони. Кажется, от следующего удара я на миг потеряла сознание.

У меня больше не было ни единого шанса. Он подмял мои руки за спину, обездвижив, раздвинул ноги. Я выгнулась, открыла рот, чувствуя, дерущую боль, которая усиливалась с каждым бешеным толчком. Это длилось бесконечно. Наконец, Марко громко застонал, и внутри горячо разлилось. Он вытащил обмякший член и молча вышел, наконец, оставив меня.

И сейчас я была искренне благодарна стерве-Гертруде за ее укол.