Наагатинские и Салейские хроники

Корыстная. Глава 7. Безопасное место

– Всё ещё думаешь, что забота об этой девчонке – хорошая идея? – Риш скептически посмотрел на отца.

Тот в свою очередь смотрел на золотисто-красные осколки полусаженной вазы, украшавшей холл. До этого момента украшавшей. Прекрасный образец золотой керамики, покрытый красной глазурью и расписанный мелкодетальными сюжетами. Рисунки состояли только из чёрных линий, и глаз не сразу мог выхватить на красном фоне все части. Оттого Иерхарид любил смотреть на вазу, почти всегда находя что-то новенькое.

Древняя ваза стояла в нише в четверти сажени от пола. Слуги всегда с большим почтением обмахивали её от пыли, а раз в три месяца приезжал реставратор, неизменно восхищавшийся предметом искусства и не находивший в нём изъянов. При следующем визите его ждёт большое потрясение. Надо Винеша попросить сразу отрядить в помощь старику кого-нибудь из учеников, а то прихватит сердце или ум помутится.

Почувствовав взгляд, Иерхарид повернул голову и тут же засёк Лийришу. Девчонка выглядывала из-за арки на третьем пролёте лестницы и смотрела на него искренне испуганным взглядом. Что бы она ни замыслила изначально, бить вазу, похоже, не собиралась.

– Эй, мелкая, что это такое? – Риш тоже засёк девочку и клыкасто ей улыбнулся.

Та вместо ответа шагнула за арку, но полностью не скрылась, продолжая наблюдать за хайнесом.

– Риша, ну зачем ты так? – Иерхарид добросовестно добавил в голос как можно больше печали и с сожалением взглянул на осколки. – Мне очень-очень нравилась эта ваза.

Девчонка ощутимо занервничала, в глазах помимо испуга мелькнул стыд. Иерхариду даже померещился виновато извивающийся рыжий хвост. И почему-то не один.

– Простите, – пискнула лисичка и позорно ретировалась.

– Куда? – гаркнул Риш. – От «простите» ваза не склеится.

– Риш, оставь, – Иер придержал сына за локоть.

– Ты её балуешь, – строго выговорил ему Риш и, присев, подобрал один из осколков.

Внимательно осмотрев золотой скол, хайрен с досадой вздохнул.

– Какую красоту угробила, поганка. Такое сейчас не делают.

Увы, Иер не мог не согласиться, и утеря вазы его искренне печалила. Изготовлением золотой керамики продолжали заниматься и ныне, но современные поделки на сколе были куда светлее и разбалованному хорошими вещами хайнесу казались просто жёлтыми. Вздохнув, Иер отступил, дозволяя мнущимся рядом слугам заняться уборкой.

– Может, отправим её к Вотым? – предложил Риш. – Их стая детёнышей давно уже перебила всё мало-мальски ценное.

– Почему вы сразу вспоминаете про Вотых? – Иер, прищурившись, посмотрел на Врея, заподозрив заговор. – Вы боитесь малышку?

– Что? – изумился Риш.

– Просто не понимаю, почему вы предлагаете отправить её к нашим самым сильным и опасным союзникам. Опасаетесь, что кто-то другой с ней просто не справится? Помилуйте, господа, это просто перепуганный недоверчивый ребёнок. Нужно всего лишь проявить терпение и понимание. С тобой, Риш, проблем было куда больше. И припомнить не могу, сколько ты перебил всевозможных ваз.

Скривившийся сын промолчал. Врей же сделал вид, что вовсе не услышал обвинений в трусости.

Почему помощник и сын с такой настороженностью относятся к девочке, Иерхарид понять мог.

Врей в принципе ко всем относился с подозрением. Должность помощника хайнеса не позволяла ему относиться к кому бы то ни было с доверием.

Риш же… в душе оставался ревнивым ребёнком. Иерхарид позволил себе сдержанную улыбку. Его мальчик привык, что папа всегда только с ним, папа отдаёт ему всё внимание, какое может, и что папа ни о ком не заботится так, как о нём. А тут появляется какая-то рыжая коротышка, на которую отец смотрит с такой нежностью, словно перед ним неоперившийся птенчик.

Ну и наверняка мальчику досаждали слухи. Как только объявили, что правящая семья взяла под опеку дочь семьи Холлый, пошли сплетни, что рыжая красотка приглянулась самому хайрену. И появление новой любовницы у Узээриша не заткнуло сплетникам рты.

А может, ещё и сам нрав Лийриши несколько раздражал сына. Девочка, мягко говоря, вела себя недружелюбно и очень подозрительно.

С момента объявления воли правящей семьи прошло семь дней. Бал уже завершился, большинство гостей разъехалось. А девочка всё ещё ждала от хайнеса какой-нибудь каверзы. Иеру порой хотелось не отказывать себе в удовольствии и подшутить над ней, но приходилось держать себя в руках.

Зато Лийриша шутила над ним.

Ну, он воспринимал её выходки как беззлобные шуточки, а вот Риш и Врей были не столь снисходительны.

Лийриша хайнесу не доверяла и подозревала в злых умыслах, кои и пыталась раскрыть, провоцируя его на гнев. Прямо не нарывалась, но пакостила по всему дворцу: разливала масло перед дверями, опрокидывала цветочные горшки, в портретной галерее подрисовала всем женщинам усы малиновым вареньем, а мужчинам – большие-большие уши помидорным соусом. Над портретом самого Иерхарида она особо расстаралась, натерев ему волосы зелёным с помощью салатных листьев. Вчера наловила в парке с десяток ужей и притащила их в залу, где собирались за вышивкой придворные дамы. Большая часть с визгом разбежалась, а одна очень юная госпожа не смогла совладать со зверем и устроила охоту на пресмыкающихся.

Слуги жаловаться на баловницу не смели, придворные тоже, но Врей старался за всех и предрекал, что выйдет у хайнеса второй Риш.

Но Иерхарид видел испытующий взгляд девочки, каждый раз, когда ему докладывали о её хулиганствах. Она совершенно точно ждала наказания и считала, что хайнес притворяется добрым, чтобы втереться в доверие.

Проверяла. Испытывала.

– Её наказывали за каждую оплошность, – сказал ему Винеш на следующий день после объявления Лийриши невестой правящего рода. – Она не сама мне это сказала. Так увидел. Таз с водой опрокинула. Он катиться ещё не закончил, а она уже голову в плечи вжала и зажмурилась. И потом долго смотрела на меня с таким подозрением и непониманием… Ну, словно я из привычной картины мира выбился. Потом уж её сестричек потряс и те сказали, что у Лийриши очень неуживчивый характер и она никогда не слушает родителей. Поэтому те сурово относились к её воспитанию.

– Как сурово? – нахмурился Иер.

– Прости, – Винеш развёл руки, – я так покраснеть, как эти малышки, не сумею. Ничего внятного не ответили. Мямлили только, что сурово, и всё. Но яйца у неё те ещё! С норовом девчонка. Сама боится, трясётся, но зубы скалит. Так что готовься, испытывать тебя будут!

– Меня? Зачем?

– А ты тоже в привычный мир не вписываешься, – хмыкнул Винеш. – Ты, друг мой, вообще не от мира сего! Поэтому будут тебя разоблачать, как притворщика. Ох, чует сердце, шалить будет рыжая плутовка!

– А если я захочу выпороть её за шалости?

– Падёшь в её глазах!

Падать в испуганных зелёных глазах Иерхариду не хотелось. Пороть девчонку за её выходки – тоже. Он и на Риша-то ни разу руку не поднял, хотя тот всеми силами нарывался на трёпку. Оттого-то и вырос таким страшно избалованным, хоть и в целом хорошим парнем.

Да и было бы за что действительно пороть! За порогом дворца Иерхарида ждали разбирательства с преступниками и интриганами всех мастей, волнения в стране, не утихающий ропот её жителей, обострившиеся отношения с кочевниками на северо-востоке… А тут на тебе, масло у двери. Такая милая в своей наивности шалость. Хотелось даже схватить девчонку и насмешливо зашептать в краснеющее ухо: «Ай-яй-яй, какая нехорошая девочка! Цветы не жалко? Какое тут замуж, ты же ещё ребёночек».

Но Иер держал себя в руках и лишь добродушно журил на расстоянии, что тоже приводило лисичку в замешательство. Как же так? Не ругается, не сверкает злобно глазами, а лишь ласково-ласково укоряет. До чего ж опасный тип!

– Неужели тебя совершенно не беспокоит, что она разносит дворец? – продолжал недоумевать Риш.

– Дворец разносил ты. А масло под дверью меня совсем не беспокоит.

Тем более что поскользнулся не он, а Врей.

Но кое-что Иерхарида всё же волновало.

Ещё в первую ночь в лекарском крыле девчонка попыталась улизнуть на улицу, прихватив с собой подушку и одеяло. Охрана довела до её сведения, что так поступать нельзя, и вежливо подсадила вместе с одеялом и подушкой обратно в окно. На вторую ночь лисичка, уже находясь в выделенных для неё покоях, попыталась свить постель в гардеробной, но нянечка-сиделка нарушила планы и свила ей прекрасное гнездо на кровати.

К третьей ночи Иерхариду наконец доложили о странном поведении воспитанницы и добавили, что она уже ночевала в парке, когда только приехала с семьёй во дворец.

– Безопасное место ищет, чтобы отоспаться, – уверенно заявил Винеш. – Ей невдомёк, что на территории дворца на неё всегда кто-то смотрит.

– И что делать? – растерялся Иерхарид.

– А ничего! Пусть привыкает, что самое безопасное место – собственная кровать. Ну первое время передавливать тоже не надо, – спохватился лекарь. – Пока лето, тепло, можно раз в недельку отпускать почивать на свежем воздухе. Пусть думает, что всех перехитрила и сбежала.

Иерхарид подумал и решил, что чувство победы – очень оздоравливающая вещь. И донёс до охраны, что девочка может гулять везде, кроме безоговорочно опасных мест. Не разрешил только пускать в свой кабинет – иначе Врей бы его съел, – в сокровищницу и в лаборатории придворных магов. Больше никаких запретов он не установил, поэтому девушка могла творить почти всё, что хотела.

Сверху раздались грохот, визг и сочная ругань, которой явно было не место во дворце.

– Если это опять… – взвившийся Риш уже вознамерился идти смотреть, что там произошло, но отец подхватил его под локоть и повлёк в сторону трапезной.

– Риш, ты же любишь развлекаться? Вот и не мешай развлекаться другим.

С вазой как-то нехорошо получилось.

Лийриша никак не могла отделаться от давящего чувства вины. Она всего-то хотела освободить место в приметной нише и повесить туда портрет хайнеса. Того, что с зелёными волосами. Отец бы подобной насмешки точно не стерпел. Даже если бы в гостях были управляющие Жаанидыйского банка. Высек бы!

Но план провалился. Ваза оказалась слишком тяжела, а Лийриша – слаба.

И ладно, если бы хайнес разозлился! Но он огорчился, а это совсем другое.

Лийриша неуютно завозилась в постели и посмотрела на кресло, в котором сладко посапывала нянечка. На неё квадратами падал свет волчьего месяца, а над головой тяжело порхал ночной мотылёк, заглянувший в гости через открытое окно.

И зачем ей нянечка? Страшный лекарь – господин Винеш – пытался заверить её, что это на случай, если вдруг ночью плохо станет. А с чего бы плохо быть? Отшибленный бок почти не болел, а яркий синяк, благодаря мазям того же лекаря, стремительно отцветал. Лийриша чувствовала себя здоровой и бодрой.

И бодрость нужно было куда-то девать, а то она подпитывает чувство вины. Ну подумаешь, вазу разбила! Да, дорогая. Да, редкая. Чего ж они тогда её в холле поставили? Но искренне расстроенный взгляд хайнеса не позволял успокоиться.

Приподнявшись, девушка ещё раз взглянула на нянечку, а затем на окно. Опять на нянечку, на окно… И нырнула под одеяло. Через полминуты послышался хруст, заставивший почтенную женщину всхрапнуть, но не проснуться. Ещё через пару минут на пол бесшумно спрыгнула лиса, мгновенно метнувшаяся к окну.

Едва её хвост скрылся за рамой, как нянечка перестала похрапывать и открыла глаза. Неодобрительно покачав головой, женщина встала, вытащила из вороха одеял рубашку и, аккуратно её расправив, повесила на спинку кресла. После чего опять уселась, приготовившись досматривать яркий сон.

Выскользнув в окно, лисичка тенью перелилась на карниз, почти слившись в темноте со стеной, и бросилась бежать. Около каждого открытого окна она останавливалась, принюхивалась и, если ей хоть что-то не нравилось – а не нравилось ей всё, – то перебегала к следующему. Так она добралась до угла, едва не поскользнулась на притаившейся склизкой плесени и со страху шмыгнула в первое попавшееся окно. Запуталась лапами в занавеске, чихнула и, вырвавшись из плена, несколько раз тявкнула, распугивая возможных врагов. И едва не обмерла от ужаса, увидев перед собой высокую фигуристую… вазу. С растрёпанной гривой цветов.

Разъярённо облаяв цветы, лисичка опомнилась и завертелась, выискивая настоящего врага. Застыла она на четвёртом повороте, ошарашенно уставившись на огромную конструкцию из веток.

Гнездо. Гнездище, в которое поместился бы целый ездовой дракон.

Лиса настороженно обошла его по кругу. Пахло от него просто замечательно. Перьями, как от мамы. Рыжая трусиха даже позволила себе расслабиться и поддаться любопытству.

Гнездо покорило бесхитростную душу зверя. От него одуряюще пахло деревом, травами, мхом – зелёные мохнатые пятна укрывали края– и перьями. Ширококрылая мама пахла также.

Отступив, лисичка азартно вильнула хвостом и, разбежавшись, прыгнула. Молодые сильные лапы без видимого труда вскинули вверх лёгкое тело, но приземлиться на край не удалось. Голова перевесила, и рыжая кубарем скатилась внутрь, к лапам огромной снежной совы. Звериное сердечко заполошно заскакало в груди, лиса мгновенно на заднице отшатнулась назад и упёрлась в стенку.

Сова неохотно шевельнулась и распахнула огромные жёлтые глаза. Несколько мгновений звери смотрели друг на друга, а затем перепуганная лисичка с тявканьем бросилась на птицу. Та лишь степенно приподняла крыло, пропуская под ним злющий комок шерсти, и затем этим же крылом накрыла и подгребла к боку незваную гостью. Лиса с испуганным визгом выскочила наружу, но до стенки не добежала. Остановилась озадаченная и растерянная.

Она только что ощутила тепло чужого тела. Маленькая лисичка так давно не чувствовала чужого тепла, что почти забыла… как это приятно. И как напоминает о беззаботной жизни с мамой.

Обернувшись, лиса замялась, с вожделением смотря на приподнятое крыло. Несколько раз она выступала вперёд, но тут же отшатывалась назад, пока не собрала всю смелость в хвост и не ринулась к птице. Юркнув под крылышко, лисица грозно заворчала, заворошилась, показывая, что придётся постараться, чтобы выгнать её из тепла. Она была готова рвать, грызть, лишь бы остаться здесь! Но снежная сова отнеслась к вторжению благодушно и лишь плотнее прижала крыло к боку. После чего с вполне удовлетворённым видом смежила веки.

А лисичка расслабляться не торопилась. Она была готова встретить когтями и зубами врага, который явится, чтобы выгнать её. Но время шло, и её никто не гнал. Под крылом стало совсем-совсем тепло, и рыжую разморило. Поджав лапы и хвост, она уткнулась носом в птичий бок и закрыла глаза. Одуряюще пахло пером, от тепла, казалось, таяли самые напряжённые мышцы. Чуткий слух ловил размеренный стук чужого сердца, кругом царила полная темнота… и было так спокойно.

Никто и никогда не найдёт её здесь, под этим крылом. Она наконец нашла место, в котором уж точно никто не догадается её искать.

Риш без стука ввалился в детскую, хотя прекрасно знал, что отец должен быть здесь. Просто он не нашёл его в спальне, а раз отца нет в спальне, значит, он уехал по делам – но Врей спит, а без Врея какие дела? – или летает. Был ещё вариант с любовницей, но сейчас вроде бы у папы никого не было.

– Ты здесь? – хайрен заглянул в гнездо и улыбнулся.

Налетавшись, папа всегда возвращался сюда, в гнездо, где когда-то спал чуть ли не каждую ночь со своим единственным птенчиком. Риш тоже сюда иногда наведывался. Жизнь наследника нельзя назвать лёгкой, и порой так тянуло поплакаться в папино крылышко…

Отец одарил своего птенца благодушным взглядом и подвинулся. Риш тут же перевалился через край гнезда, съехал вниз, перевернулся и устроился поудобнее, забросив наверх длинные ноги. На голову и плечи легло широкое крыло, и хайрен, довольно улыбнувшись, уткнулся лицом в белоснежный бок.

Пришёл Риш не то что бы за утешением. Нет, расстроен он точно не был. Но проведя весь вечер с новой фавориткой – женщиной, как оказалось, весьма недалёкой, хоть и бесподобно прекрасной, – мужчина ощущал потребность наполнить жизнь чем-то весомым, воистину значимым. А то внутри какая-то пустота звенела.

– Я ошибся с выбором, – совсем по-мальчишески скривился Узээриш.

Отец прищурился, словно бы говоря: «И как ты мог так просчитаться?»

– Попал в ловушку, – как же досадно признаваться в подобном. – Мои предпочтения известны широкому кругу. Отыграла роль, чтобы привлечь внимание, но слишком рано решила, что я попался. Как будто я вообще кому-то хоть раз попадался… – но вместо гордости почему-то опять прозвучала досада. – Ты уж тоже поосторожнее с этой рыжей, – Риш проникновенно посмотрел на отца. – Чую, не так проста мелкая. Дурит! Как бы не оказалось, что она действительно метит в невестки правящего рода, а ты рад ей помочь. Вспомни, что было в прошлом году!

Сов блаженно прищурился. В прошлом году он лично вымел за порог всех жаждущих влияния дамочек. Вежливо, но решительно вымел. И в этом выметет, если найдёт кого.

– Ты уже нашёл нового помощника? И как мы без Врея будем… Одолжить тебе на время моего, Святого? Но только на время!

Сов продолжал блаженно щуриться, ощущая тепло под крыльями с обеих сторон.

Риш тоже отбросил мысли о делах и расслабился. Взгляд его сперва блуждал по плетёной стенке гнезда, потом по устланному мхом и пухом дну, затем по лапам отца, его животу… и рыжему клоку, торчащему из-под левого крыла.

– Мусор какой-то…

Дёрнул за клок, и из-под крыла неожиданно вылез вполне узнаваемый кончик рыжего хвоста. Хвост тут же вдёрнулся назад, а из глубины донеслось разъярённое ворчание.

Риш на мгновение оторопел, а в следующий миг его накрыл шквал птичьих мыслей.

После смерти мамы отец не пускал под крылья никого, кроме него, Риша. Мощные белоснежные крылья согревали и укрывали только его. Отец больше никого не подпускал так близко.

А сейчас под крылом затаилась рыжая захватчица! Сердце закипело от детской, перенесённой через века ревности, и Риш с рычанием запустил руку в тёмную глубину.

– А ну кыш, поганка!

Лисичка мгновенно вымелась наружу, но и укусить наследника успела. Пока тот шипел над покусанной ладонью, она взлетела по плетёной стенке и выскочила из гнезда.

– Вот же мелкая, наглая… Ай!

Сов тюкнул в лоб своего избалованного птенца и мрачно прищурил огромные жёлтые глаза.

Риш опасливо заёрзал, вминая задницей мох.

Нянечка ни слова не сказала об её отлучке. Только поднесла обернувшейся госпоже рубашку, поправила одеяло и опять отправилась в кресло спать.

Лийрише же не спалось.

Лицо, уши, шея… всё тело горело! Она ёрзала, переворачивалась с боку на бок, но никак не могла забыть то чувство безопасности, что родилось у неё под широким крылом. Она вспомнила, каково это – ничего не бояться. Вспомнила и не могла отвязаться от чувства благодарности.

Отчаявшись уснуть, девушка села и тут же столкнулась с взглядом нянечки. Почему-то стало совсем неловко.

– А… ну… что с той вазой сделали? – с трудом выдавила девушка.

– С вазой? – удивлённо приподняла брови женщина. – Собрали осколки и отложили до прихода мастера. Она очень нравилась хайнесу, может, удастся сделать что-то похожее.

Чувство благодарности усилилось, как и чувство вины.

– А где… осколки?

Иерхарид встретил утро в прекрасном расположении духа. Он всё ещё был сердит на сына – нет, ревность Риша его умиляла, но как можно быть таким жестоким по отношению к бедной озябшей девочке? – но, припоминая с какой решимостью лисичка лезла под его крыло, смел надеяться, что она придёт ещё раз. Она же была готова подраться с Ришем! Похоже, девочка оттаивает.

– Так, нам сегодня в тюрьму, – Врей шёл рядом и на ходу перелистывал свои записи. Окинув господина взглядом, он добавил: – Тайный визит. Вы чего так вырядились?

– Ох, я забыл, – покаянно протянул Иер, осматривая своё белоснежное одеяние. – Хорошими мыслями голова занята.

– Ага, знаю я эти мысли, – желчно отозвался Врей. – Эти «мысли» почти всю ночь провели в реставрационном зале.

– М-м-м? – удивился хайнес.

– Да мне самому интересно. Говорят, вину искупала. Ну-ка…

Врей вывернул в холл и замер, рассматривая что-то.

Иерхарид прошёл за ним и застыл.

В нише на самом видном месте стояла полусаженная ваза золотой керамики, покрытая красной глазурью.

Не веря своим глазам, Иер подошёл ближе и наконец заметил, что к чёрным линиям рисунка добавились чёрные нити трещин, отчего картинка стала казаться ещё более детальной. Кое-где жёлтыми смоляными каплями выступал застывший клей, а в воздухе витал крепкий запах краски.

Сердце словно тёплой водой окатило, и Иерхарид улыбнулся.

– Лучше б не трогала, – в отличие от очарованного повелителя, Врей видел все недостатки работы. Но всё же невольно проникся расположением к девчонке, которая хотя бы попыталась исправить содеянное.

– Надо унести её отсюда, – протянул Иерхарид.

Если исчезновение вазы вызовет у старика-реставратора только безграничную скорбь, то вида столь варварской реставрации его бедное сердце может не выдержать.

– И куда прикажете, господин? – Врей с интересом посмотрел на хайнеса, и тот улыбнулся ещё шире.

– В мой кабинет.