Наагатинские и Салейские хроники

Обманщик. Глава 13. Борьба до победы

– А коли правда?

Зразый сгрузил дрова у печки и прислушался. Младшие братья сидели рядом с мрачным дедом Цыбаем и обеспокоенно смотрели на жующего трубку оборотня.

– Да быть того не может! – сердито упрямился Цыбай. – Я при ордене поди уже седьмой десяток, выведал бы давно, в глаза бы бросилось. Хают! Клепают наветы. Сильный недруг у ордена появился. Ну ничего! У нас покровители тоже… те ещё.

Голос дедка звучал не шибко уверенно. Пару дней назад запала в нём было больше.

Дела ордена стремительно ухудшались.

Зразый молча подсел к братьям и достал из-за пазухи завёрнутый в тряпицу хлеб. В разговор он не вмешивался. Дед Цыбай с каждым днём становился всё раздражительнее, младшие братья и послушники – испуганнее.

Первая неприятная весть прилетела после отъезда госпожи Лийриши, чудом вспомнившей семью. На территории монастыря и так было неспокойно, больные ночью собрались в трапезном зале, и никакие увещевания не смогли их разогнать по комнатам. Вялость исчезла из их глаз, больные оживились и требовали от братьев «правды». Старшие пытались убедить, что это для их же блага, что они не могли поступить иначе, что не хотели терзать им души несбыточными надеждами… После их даже слушать перестали.

Днём позже в монастыре произошёл первый погром, больные требовали устроить каждому из них встречу с родственниками. Настоятель пообещал что-нибудь сделать, кое-как успокоил взбунтовавшихся, и тут пришла дурная весть!

Монастырь ордена Типиша у Дреи погромили!

Погромило местное население, возглавляемое знатными семействами. Когда Мастюня спросил о причинах, его постигла вторая дурная весть.

Пошёл слух, что монастыри на самом деле принадлежат не ордену. Точнее, ордену, но сам орден принадлежит ряду семей: Мнишыям, Ванориям, Обданам и кому-то ещё. И доходы с лечения больных, которые потом навсегда остаются в стенах монастыря, идут в их карман. Все перечисленные семейства были очень богаты. Ванории заявили, что они не имеют никакого отношения к ордену и готовы отчитаться за каждый медяк, поступающий в казну семьи. А вот остальные с объяснениями и возмущениями запоздали, и народный гнев успел распалиться. А так как в окрестностях Дреи проживали влиятельные семьи, чьи родственники были заключены в монастырь, то ярость толпы ещё и умело подогрели.

Монастырь был разгромлен. Салейские войска успели в самый последний момент и защитили братьев от жестокой расправы. Больных же разобрали ликующие родственники. И – о, чудо! – у тех начала просыпаться память. Отчего народный гнев всколыхнулся ещё сильнее.

Обвинения посыпались обильнее. Монастырь у Новандаша успели окружить войска, когда толпа уже подступала к стенам. А их монастырь, монастырь у Ваии, войска окружили раньше, чем народ подумал прийти в гости. Что брата Мастюню и других старших братьев почему-то не порадовало.

Слухи множились и обрастали деталями, порой весьма невероятными, особенно касаемо того, что делали в стенах монастыря с больными. Братья сперва надеялись, что за них вступится Совет религиозного единства. Ему ли не знать, кто истинный владелец ордена? Но Совет на помощь не спешил. Главу Совета, господина Аррана, сметили с поста из-за вскрывшегося покровительства ордену Казу, который уничтожили век назад из-за вскрывшегося факта человеческих жертвоприношений. Стали поговаривать: если глава Совета покрывал кровавый культ, то что ему стоило закрыть глаза и на деяния ордена Типиша?

Раздраконенные родственники начали требовать, чтобы им вернули членов семьи. Доходы монастырей резко упали. Выходить за стены стало опасно. Монастырю у Ваии ещё повезло, что окрест было не так много деревень, можно было ещё хоть в лес за дровами съездить, и то только младшим братьям или послушникам, остальных не пускали. А вот в Новандаше братья оказалась в настоящей осаде…

Тревога витала в воздухе. За какую-то неделю цветущий орден был практически низвержен. Сперва братья были уверены, что всё образуется, но сейчас даже у самых упёртых возникли сомнения. Немало тому способствовали старшие братья. Они начали сторониться младших, беспокойство не покидало их лица, а два дня назад один из них, прикидываясь послушником, пытался покинуть монастырь. Но военные его опознали и никуда не пустили.

А вот ряды младших пустели. Военные даже не пытались за ними следить. Уехал по воду и не вернулся? Экая печаль… А послушников и вовсе выпускали, если те изъявляли желание уйти. Что тоже вызывало некоторые подозрения у смекалистых младших. Уж не известно ли военным что-то, чего не знали они? Ведь старшие действительно ведали больше, только они были посвящены в тайное искусство лечения ордена Типиша.

Настоятель сдался под давлением обстоятельств и дозволил пускать в монастырь родственников больных. Дом ордена начал стремительно пустеть. Настроения среди братьев совсем упали.

Зразый украдкой сунул кусок хлеба за спину, и тонкие пальчики вытянули угощение.

– Собирайся, – велел парню дед Цыбай, и они вдвоём покинули дровяной сарайчик.

За стены монастыря их выпустили беспрепятственно. К лесу они ехали не спеша, правящий Цыбай крепко погрузился в свои мысли, а сидящий позади Зразый косился на видимого только для него Ссеверасса.

Мальчишка – по-другому Зразый его назвать не мог – с вдумчивым удивлением кусал хлеб. Раньше такого угощения он не пробовал. Ему носили только мясо и фрукты раз в неделю. Ему чаще и не требовалось. Печённая в углях картошка и ржаной хлеб стали для него фантастическим открытием. А также то, что смертным бывает холодно при взгляде на других. Зразый просто видеть не мог, как дух босыми ногами ходит по смёрзшейся грязи, и стащил для него сапоги и тулуп у помощника настоятеля. Сапоги пришлись впору, а вот тулуп был широковат в плечах. Да и рукавами обвязаться можно было.

Зразый сперва надеялся, что мальчишка отвяжется от него. Успокоится, разозлится и пойдёт мстить. Или встретит другого духа и уйдёт с ним. Или просто уйдёт. Но Ссеверасс не отставал от него ни на шаг и смотрел большими перепуганными глазищами, когда Зразый сердито предлагал ему хотя бы осмотреться. Мальчишка боялся всего, а Зразый виделся ему мудрым и сильным. И такое восхищение парню ничуть не льстило! Последний раз могучий дух изволил испугаться ягод на кусте шиповника, усохших и уцелевших от птичьей поклёвки. Чего он испугался, Зразый так и не разобрался. Но после на кусте не осталось ни одной ягоды: Ссеверасс сожрал их вместо птиц.

Ел мальчишка что ни попадя! После печёной картошки, сожранной в кожуре вместе со сгоревшим до черноты боком, он с интересом начал тянуть в рот всё. Вреда от съеденного камушка духу не было, но Зразый каждый раз переживал, что мелкий идиот съест что-нибудь, что переварить не сможет. В трапезной невидимый дух с удивлением взирал на других братьев, жующих кашу и пьющих травяной отвар, и лез пробовать. И ладно травяной отвар! Зразый один раз перехватил его в кладовке в винном уголке. И парню же досталось от старшего повара, сунувшегося за мукой!

Зразый всё чаще и чаще задумывался над тем, что будет дальше. Мысли о будущем его посещали нечасто. Лёгкий душой парень жил днём сегодняшним. По жизни он был предоставлен сам себе и ответ держал только за себя. Но что делать с духом?

Сообщить о Ссеверассе учителю Винешу парень так и не осмелился. Господин Винеш – муж государственный. Если сам он и ничего такого духу не сделает, то не попытается ли вытянуть из него выгоду молодой хайнес или иные государственники? Пожив некоторое время во дворце в статусе ученика, Зразый узнал, что ради выгоды некоторые оборотни пойдут на очень многое. Что сделают с Ссеверассом, парень даже не брался предсказывать. И выдать его тоже не мог. Совесть не позволяла. Да и жалко было.

Только что делать с ним дальше? Трус, плакса, неумеха, ничего не знает о мире, в котором прожил столько времени… Ведёт себя как ребёнок! У Зразыя даже как-то голова разболелась от напряжённых размышлений и нервов. И прогнать его решимости не хватало. Парень даже представлял, как он твёрдо велит духу больше не липнуть к нему и уходит, а Ссеверасс стоит на месте и просто плачет от страха и моляще смотрит вслед. От одних фантазий сердце болело!

– Всё, – дед Цыбай решительно потянул поводья на себя, останавливая лошадь.

– Чего случилось? – встрепенулся Зразый.

– Слезай, – мрачно велел дед.

У Зразыя внутри похолодело. Никак прознал…

– Ты тут недавно, – продолжил старик, – терять тебе особо нечего, так что топай. Вон за тем лесочком деревенька Ко̀жжи, а дальше сам решишь, куда податься.

– Дедушка… – ошеломлённо и растроганно протянул Зразый.

– Неладно что-то, – с горечью протянул оборотень. – Неладно… Не обессудь, скажу, что сбёг ты в лесу. А завтра я ещё парочку олухов вывезу.

– Спасибо, дедушка, – растроганный Зразый виновато опустил глаза.

Он и раньше понимал, что в монастыре есть братья, которые искренне верили в устав ордена и не знали, что происходит на самом деле. Но сейчас он особенно остро осознал, сколько потеряют эти обманутые души. И это даже не про деньги.

– Иди. И если что… – Цыбай помолчал и продолжил: – Не творил я плохого. И, надеюсь… – голос его дрогнул, – никто не творил.

– Дедушка, ты если что, тоже в Кожжи подайся, – Зразый сам не ожидал от себя такой горячности. – Я туда наведываться буду. Свидимся…

Дед слабо улыбнулся и подстегнул лошадь.

Зразый ещё долго стоял и смотрел на его сгорбленную на облучке фигуру, пока сани не скрылись в перелеске. Потом вздрогнул, почувствовав на запястье чужие пальцы, и взглянул на испуганного Ссеверасса.

– Пойдём, – парень потянул на себя руку и вцепившегося в неё духа. – По такой хляби до деревни дай боги если к вечеру доберёмся.

Лийриша, распахнув глаза, смотрела, как высокий и крепкий Харид, согнувшись, танцует с Иией под музыку, льющуюся из шкатулки. Тихий размеренный перестук молоточков очень знакомого мотива.

Риша прекрасно помнила, что никогда не любила ридеру – танец отца и дочери. Она боялась танцевать с собственным отцом. Но сейчас ей почему-то очень хотелось оказаться на месте маленькой дочери, которая заливисто смеялась, когда отец подхватывал её на руки и кружился вместе с ней.

Лийриша не любила ридеру, но почему-то сейчас она начала в этом сомневаться.

Поймав лукавый взгляд синих глаз, женщина вздрогнула и метнулась прочь, обругав себя уже в коридоре. И чего она испугалась? Харида?

Нет, она его не испугалась. Щёки опалил жар. Он её смутил.

Харид смущал её постоянно, одним своим присутствием. Рише было достаточно просто на него посмотреть, и в голове сразу начинало вертеться: он её муж, у них есть дети, а значит… Дальше воображение распалялось. Что удивительно досадно, Лийриша прекрасно представляла, что могло происходить между ними под покровом ночи в спальне, но совершенно не помнила, откуда почерпнула столь… волнующие знания. А Харид ещё так смотрел, одним взглядом обещая напомнить всё-всё-всё! И если бы он только взглядами ограничивался! Риша досадливо закусила губу.

До дворца они добирались четыре дня. Ехали не спеша, ночевали только под крышей, в тепле и мягкой постели. Поганец Риш бросил их почти сразу. Сказал: «Дела государственные не ждут», – и улетел. А Рише было неловко в компании мужа-незнакомца, который так неприкрыто радовался ей, что становилось ещё неудобнее. Ведь Риша его не помнила, но помнила, как он плакал в их первую встречу, прижавшись лицом к её животу.

Он ведь… любит её, да?

Когда Харид прилетал к ней в гости, Риша его совсем-совсем не боялась и ничуточки не смущалась, даже когда они лежали под одним одеялом. Но в дороге она едва могла сидеть с ним одном экипаже. Харид словно бы не испытывал никаких затруднений. Он грел в объятиях детей, перешучивался с ними, нежно-нежно смотрел на неё и выглядел совершенно счастливым. Риша старательно держала язык за зубами и пыталась вести себя спокойно, чтобы не пугать детей. Зиш и так уже что-то заподозрил и, похоже, очень из-за этого переживал. Вчера он подошёл к ней и просил, чтобы она не обижалась на папу. Он сражался с колдуном изо всех сил, но на стороне злодеюки были орды колдунов послабее. И папа потом очень долго болел. Переживания сына кольнули Ришу прямо в сердце, и она теперь старалась хотя бы в присутствии детей вести себя с Харидом понежнее.

Чем тот беспринципно пользуется! Вот хотя бы прошлый вечер! Зиш заявил, что он хочет спать с родителями, и этот негодяй Харид, взяв обоих ребятишек, пришёл к ней в спальню. И всю ночь спокойно проспал в одной с ней постели. А она глаз сомкнуть не могла! Смотрела на освещённое лунным светом расслабленное лицо, серебрящиеся волосы и ресницы и изо всех сил удерживала лисичку, которая рвалась прижаться к груди мужчины и уткнуться носом в его шею. От него исходил едва уловимый запах пера, железа, а под одеялом от него расползалось тепло, которого хватало и на детей, и на неё. Хотелось коснуться Харида хотя бы одним пальчиком, почему-то казалось, что будет большим удовольствием потрогать даже его волосы.

То, что дети так сильно похожи на него, волновало Ришу ещё больше. Она смотрела на сына и дочь, и у неё не возникало никаких сомнений в том, кто их отец. И ей было страшно любопытно, как же так вышло, что она стала женой такого красивого и такого взрослого мужчины.

Томимая любопытством, Лийриша решила поинтересоваться у Врея и пожалела. Тот заявил, что они просто с ума сошли и сходят до сих пор. Узээриша она спрашивать уже не рискнула: этот точно ничего хорошего не скажет!

– Риша.

Харид так неожиданно появился в коридоре, что Лийриша вздрогнула, словно он застал её за покражей своей рубахи (хотя тогда её поймал Зиш, но он обещал молчать), и нырнула в первую приоткрытую дверь. И оказалась в небольшом кабинете. Досадливо зашипев, Риша повернулась к выходу, но там, привалившись плечом к косяку, уже стоял улыбающийся Харид.

– Я не хотела убегать! – тут же заявила Лийриша. – Это не нарочно.

– Ты меня боишься? – тихо спросил Харид.

– Я? Нет… – Риша осеклась. Признаваться, что муж её смущает и при его виде в голове начинают роиться очень неприличные мысли, не хотелось. Стыдно как-то. – Мне просто нужно время, чтобы привыкнуть. Я же совсем не помню тебя.

Иер прошёл внутрь, и дверь тихо клацнула за его спиной, закрываясь. Занервничавшая Риша поспешила отвернуться, и взгляд её упал на полусаженную вазу золотой керамики, покрытую красной глазурью. Её тут же ошеломили воспоминания, как она склеивала осколки и старательно прокрашивала места, где отвалилась глазурь. И вдруг не вспомнила, а догадалась, что это кабинет Харида.

– Прости меня, – горячий шёпот обжёг ухо. – Я не смог защитить тебя и Иию. Именно я распорядился отправить тебя в орден Типиша, потому что сам оказался совершенно беспомощен. То, что ты не помнишь меня, это моё наказание. Прости меня, я оказался слишком слаб, но я всё ещё безумно люблю тебя и хочу, чтобы ты полюбила меня вновь. Позволь мне попробовать, не убегай от меня, не отталкивай.

Риша сжала задрожавшие пальчики и сглотнула, чувствуя, как наливается жаром шея, которой касалось жаркое дыхание.

Иерхарид обошёл Лийришу и встал перед ней, вперив взор в вазу.

– Когда-то ты её разбила. Случайно. А потом из-за чувства вины и благодарности ко мне склеила. И знаешь, такой она нравится мне больше, чем раньше. Я не знаю, получится ли мне склеить то, что было между нами, но позволь мне попытаться. Если ты сердишься на меня, злишься, я готов искупить вину любым способом, каким пожелаешь.

Лийриша смотрела на его спину широко распахнутыми глазами и слушала, как стучит сердце в ушах. Во рту пересохло от волнения. Она ничуточки не сердилась на Харида, вот вообще, и слова сорвались с её губ не иначе как при пособничестве Тёмного духа:

– Тогда раздевайся!

Иер медленно повернул голову и через плечо посмотрел на неё спокойными синими глазами.

– Посмотрим, что ты там скрываешь! – Риш сложила руки на груди и вскинула подбородок.

Муж отвернулся и начал неторопливо расстёгивать верхнее длинное одеяние. Скинул его прямо на пол, а затем одним решительным движением через голову стянул рубашку, и Риша жадно уставилась на левую руку, которую Харид ранее не позволял рассматривать. Точнее, на её верхнюю, живую часть. И судорожно сглотнула. Переход живой плоти в железную закрывала стальная полоса, но воображение ярко нарисовало невидимое, и Рише стало страшно. Она растерянным взором окинула разбросанные по всей спине шрамы и попыталась представить, что случилось с оборотнем. А потом попыталась забыть. Дрожащие пальцы сами потянулись к уродливому рубцу на лопатке. Она уже видела его ранее, но так болезненно не воспринимала.

Шрам лежал на шраме, рубец перемежался рубцом. Лийришу озарило, что Хариду наверняка до сих пор больно, и ей захотелось поцеловать… облизнуть каждую отметину. Хотя нет, облизнуть – это лисичка хочет. А вот Рише не хочется её останавливать.

Женщина осознала, что раньше, до своего беспамятства, она не видела мужа таким. Такого Харида она видит впервые. И ей вдруг стало ужасно больно, оттого что она не помнит его прежнего. Что теперь их жизнь будет начинаться с воспоминаний о боли.

Это так несправедливо. Наказан не только Харид, но и она.

Риша была так поглощена своими мыслями, что опомнилась, лишь когда Иер сбросил сапоги и решительно взялся за пряжку ремня.

– Эй, ты что делаешь? – всполошилась лисичка.

– Раздеваюсь, – на неё лукаво посмотрел синий глаз. – Ты же просила.

– Я хотела посмотреть только руку!

Глаза ехидно сощурились.

– Ты не уточняла.

И решительно сдёрнул штаны вниз вместе с портками. Риша ахнула, отшатнулась, а Иер спокойно повернулся, переступая через сброшенные штаны, и, непринуждённо улыбаясь, сложил руки на груди. Ошеломлённая женщина распахнула рот и опустила взгляд на его совершенно не пострадавшую часть тела. Все мысли про боль и шрамы мгновенно вымело из головы, щёки стали свекольно-красными, на глазах даже слёзы выступили от жара.

– Этого достаточно для моего прощения? – улыбка стала шкодливой. Иер склонил голову, и белоснежные волосы скользнули с плеч на грудь. – Мне повернуться? Сделать что-то ещё? Я готов исполнить любое желание.

Риша судорожно замотала головой, чувствуя, что ещё немного, и её сердечко не выдержит.

Нервы не выдержали раньше, и она бросилась к двери. Пару раз дёрнула ручку и замерла, прислушиваясь к приближающемуся сзади Хариду. Голому Хариду.

– Я закрыл дверь, – ласково прошептал он ей на ухо.

– Это… это неправильно! – запинаясь, прошептала Риша. – Вы должны дать мне время привыкнуть, я же не помню вас.

– Я не тороплю и ничего тебе не сделаю, если ты не захочешь, – отозвался Харид. – Но если я буду просто ждать, разве ты полюбишь меня? Я очень хочу, чтобы ты меня любила. Даже если ты не захочешь дать мне шанс, я всё равно попытаюсь забраться в твоё сердце. Мне… – голос мужа сорвался, – мне было так тепло рядом с тобой, так солнечно, так хорошо. Я был счастлив, когда слышал твой голос, наслаждался твоим запахом и теплом, радовался, когда ты разносила наш дом, и с большим удовольствием оправдывал тебя перед Ришем. Ты стала солнцем в моей жизни. Рядом с тобой я познал такое счастье, что уже не смогу от него отказаться.

Перед глазами Риши всё поплыло, а в ушах так загрохотало, что слышала она только шёпот Харида. Мышцы в теле словно расплавились от жара, и она едва стояла на ослабевших ногах, цепляясь вспотевшей ладошкой за ручку двери. Когда на её плечо скользнула прядь белоснежных волос, она невольно вцепилась и в неё. Над ухом тут же раздался тихий смешок.

– Осторожнее, у нас с тобой пока одна причёска на двоих.

И горячие губы коснулись шрама на её голове. Колени подкосились, и обессиленная Риша, тяжело дыша, привалилась к груди Харида. Лисичка воспользовалась слабостью, завладела сознанием, и Риша, вскинув голову, потянулась губами к подбородку мужа. Она лишь едва-едва коснулась его кожи, и волна удовлетворения накрыла её. Так приятно и сладко… Захотелось коснуться его ещё больше, ещё сильнее, но… Щёлкнул замок, и улыбающийся Харид отворил дверь.

– Прости, я слишком на тебя давлю.

Ещё пару мгновений Рише хотелось его убить.

– Папа, а почему ты голый?

Супруги вздрогнули и уставились на дочь, любознательно взирающую на голые плечи отца. Тот поспешил прижать Ришу к себе крепче, чтобы ребёнок не увидел всего остального.

– Мама хотела посмотреть на мои шрамы, – мягко улыбнулся Иер девочке.

– Я тоже хочу!

– Прости, дорогая, я уже замёрз. Позволь мне надеть хотя бы штаны, хорошо? Отвернись, милая.

Иия послушно отвернулась, и Иер бросился к штанам. Лийриша же постаралась прикрыть его, заботясь, конечно же, о своём ребёнке.

Уже затягивая ремень, Иерхарид коварно пропел:

– А у мамы тоже есть шрамы.

– Правда? – Иия распахнула глазки. – Я хочу посмотреть.

– Давай посмотрим вместе, – подмигнул дочери Иер.

– Не сегодня, дорогая, – Риша едва выдавила улыбку и зыркнула на одевающегося мужа.

Вот же негодяй!

Негодяем Харид оказался первостепенным.

Риша, прижавшись носом к стеклу, смотрела вниз на высокую, облачённую в белое фигуру. Бывший хайнес стоял посреди парка и присматривал за детишками, с визгом носящимися по просохшей полянке. Ей тоже очень хотелось к ним, но её просквозило и господин Винеш запретил и нос казать на улицу. Что было очень несправедливо: сопливый Зиш бегал по парку вместе с сестрой, но лекарь посчитал, что мальчику полезнее часик подышать свежим воздухом и как следует просопливиться, а Лийрише лучше не рисковать. Здоровье-то слабое, и так еле выкарабкалась.

– Любит он меня, как же! – раздражённо шипела лисичка, комкая занавески пальчиками.

Рядом с Харидом, в прямо-таки неприличной близости, стояла видная красивая женщина в роскошном багряном платье и лисьей шубке. Серебристые локоны, выправленные из причёски, кокетливо обрамляли белоснежное лицо. Цвета глаз, да и черты самого лица Риша с третьего этажа рассмотреть не могла, но была уверена, что и глаза, и лицо у незнакомки восхитительны, и невольно сравнивала себя с ней.

Сравнение было не в пользу Риши, у которой и глаза покраснели, и нос распух, цвет лица оставался нездорово серым, а про рыжий ёжик на голове даже вспоминать не хотелось, но он отражался в стекле.

Хорошесть незнакомки тревожила и раздражала Ришу. А когда красавица вдруг прикоснулась к локтю Харида, лисичка едва оконную раму не выдавила. Это несправедливо! Она болеет, ничего не помнит, а какая-то смазливая дамочка в лисьей шкуре смеет трогать её мужа за рукав пальто! А тот ещё и улыбается ей любезно, что-то отвечает, кивает на детей. На их совместных, между прочим, детей!

Когда Зиш вдруг подбежал к женщине и со смехом повис на роскошной юбке, сердце Риши упало, а лисичка внутри обеспокоенно заметалась. В душу заполз страх потери. Лийриша с таким трудом вновь обрела тех, кому она нужна, с такой болью преодолела долгий путь к выздоровлению, что страх оказаться ненужной едва ли не перерос в ужас.

– Что такое?

Риша вздрогнула и испуганно посмотрела на склонившегося над её плечом Узээриша. Молодой хайнес, видимо, только вернулся из города, ещё не успел сбросить мокрый плащ, и за его спиной чуть поодаль маячил Святой помощник, невозмутимый Саврий.

Риш посмотрел на встревоженное лицо мачехи, потом бросил взгляд в парк и ехидно улыбнулся.

– О, госпожа Диша, – пропел он. – Давно она не появлялась при дворе. Воспользовалась сменой власти. Отец же запретил появляться ей здесь.

– Почему? – удивилась Риша. Хариду явно нравилась компания в лице незнакомки.

– Она была его любовницей до того, как вы поженились. О, не думай, отец верен тебе, – Риш сурово свёл брови. – Но госпожа Диша очень упрямая особа, и ей было сложно отказаться от положения любовницы хайнеса. Поэтому отцу пришлось указать ей на дверь и запретить появляться при дворе. Слышал, это сильно ударило по её самолюбию, и она поклялась не отступать и не упустить возможность возвыситься снова.

Саврий с укором воззрился на господина, но ни Узээриш, ни встревоженная Риша взгляда не заметили.

Лийриша никакой госпожи Диши не помнила, но она многое не помнила. Волнение узлом завязалось в груди, пальчики задрожали, и она чуть ли не со слезами посмотрела на Узээриша.

– Не переживай, я запрещу ей здесь появляться, – благородно заявил Риш. – Ну или отец запретит…

– Почему он её не прогоняет? – голос Риши задрожал.

– Папа очень вежлив, да и… – Узээриш прищурился и умолк. Продолжил только после минутной паузы. – Риша, ну он же живой мужик, которому хочется женского тепла и ласки. Собственная жена сторонится его, смотрит, как на чужого… Он чувствует себя потерянным, ненужным и нелюбимым. А тут женщина, которая смотрит на него с обожанием. Нет, ты не думай, он не будет тебе изменять! Просто ему хочется немного согреться. Не расстраивайся, погреется и вернётся к тебе.

Риша уставилась на его ехидно-доброжелательное лицо почти с ненавистью и, подобрав юбки, бегом бросилась к лестнице.

Саврий проводил её сочувствующим взглядом и уставился на довольно скалящегося господина.

– Ваш отец будет недоволен, – предрёк помощник.

– Я просто помогаю этой идиотке быстрее определиться со своими чувствами, – пожал плечами Узээриш. – А то так и будет нос под крылом прятать. Под моим…

Риш негодующе фыркнул, припоминая события прошлой ночи.

Молодой хайнес специально постарался закончить все дела пораньше, чтобы провести вечер и ночь в гнезде, нежа истерзанные беспокойством инстинкты семейным теплом и уютом. Да и привык он уже заместо отца, пока тот долго болел, заботиться о птенчиках.

– Пусти меня!!! – визжала и колотила по спине висящая на его плече Риша. – Куда ты меня тащишь? Избавиться от меня захотел?! Не выйдет! Я всё помню и вернусь! И сожру тебя!

– Не подавись, мелкая, – бессовестно хохотнул Узээриш.

Отворив дверь, молодой хайнес втащил визжащую мачеху в полутёмное помещение, наполненное тёплым и влажным воздухом, и под истошный крик сгрузил Ришу… в горячую воду. Вопль ненадолго сменился бульком, затем Лийриша с брызгами вынырнула из купальни и распахнула рот, чтобы высказать пасынку всю неприятную правду о нём.

И так и замерла с открытым ртом, в ужасе взирая на такого же изумлённого и голого Харида, который, судя по обильной пене, изволил купаться.

– Общайтесь, – Риш поставил корзину с вином и снедью на пол и танцующей походкой вылетел наружу. И задержался лишь для того, чтобы закрыть и подпереть дверь купальни.

Возмущённые крики вслед так и не донеслись, и довольный собой Узээриш поторопился к детям.

– Мои птенчики, – Риш подхватил на руки хихикающих брата и сестру и подсадил их в гнездо.

– А мама и папа? – уставилась на него Иия.

– Маме и папе нужно побыть наедине, – Узээриш многозначительно поиграл бровями. – А то они немножко бегают друг от друга.

– Мама и папа больше не любят друг друга? – расстроился Зиш.

– Ты что? Обожают! Просто переживают, что они сейчас не такие красивые, как раньше. Им нужно побыть наедине, чтобы папа сказал маме, что она самая красивая, а мама сказала папе, что он восхитительный. Так что не мешаем им сегодня, хорошо? Поспим втроём.

Через четверть часа Узээриш в облике совы устроился в гнезде, чувствуя, как под правым крылом сонно возятся птенцы. Разум успокоился, натянутые нервы расслабились, и оборотень ненадолго отпустил все заботы и отдался всепоглощающему ощущению домашнего уюта.

Увы, ненадолго.

Дверь в детскую ворохнулась, и внутрь ворвалась тощая мокрая тушка. Не успел Риш возмущённо распушиться, как лисичка юркнула в гнездо и, грозно на него зарычав, нагло метнулась под его собственное крыло! Такого вопиющего хамства Риша не позволяла себе никогда. Уже из тёплых недр донеслось угрожающее рычание, мол, «Только попробуй меня отсюда выгнать!», и лисичка начала жадно облизывать птенчиков. Риш, уже хотевший изгнать мокрую поганку, вновь прижал крыло к боку и ошалело распахнул и без того большие глаза.

– Риша, – в детскую вошёл ехидно улыбающийся отец. В одних портках и в наспех наброшенном, но не завязанном халате. – Куда ты сбежала? Я же ещё не всё поцеловал.

Добравшись до гнезда, Иер облокотился на его край и с улыбкой уставился на огорошенного сына.

– Неужели я дожил до этого момента? Ну-ка покажи…

Иер, перегнувшись через край, приподнял крыло сына и с умилением уставился на прижавшуюся к тёплому птичьему боку мокрую лису и двух птенчиков.

– Кажется, тут спряталось кое-что моё…

Отец потянул руку к лисьему хвосту, и Риш клюнул протянутую ладонь раньше, чем сообразил зачем. И, прижав крыло к боку, взъерошенный и ошеломлённый, уставился на отца. Тот не выдержал и расфыркался от смеха.

Распалённая и разъярённая Риша выскочила в парк прямо в платье, не озаботившись прихватить плащ, и тут же попала под обеспокоенный взгляд Харида.

– Риша, почему ты не одета? – муж тут же начал стаскивать с себя пальто, но разгневанная лисичка повернулась к госпоже Дише, наставила на неё палец… и онемела.

На неё с радостным удивлением смотрела уже немолодая госпожа, волосы которой успели полностью поседеть, а по когда-то красивому лицу расползлись лучики морщинок. Ещё секунду спустя Риша поняла, что она знает эту почтенную госпожу. И это никакая не госпожа Диша.

– Госпожа Жадала… – изумлённо промямлила лисичка.

– Ты помнишь меня? – обрадовалась хайнеси Жадала. – Мне даже приятно, что ты не забыла меня.

На плечи Риши легло тяжёлое белое пальто, и женщина виновато посмотрела на мужа.

Поганец Риш! Он нарочно её обманул! Козёл с крыльями!

– Риша, что произошло? – Иерхарид обеспокоенно склонился к порозовевшей жене, и та, обиженно на него посмотрев, наябедничала:

– Харид, Узээриш меня обманул!

Дверь в кабинет хайнеса грохотом распахнулась, и Узээриш радостно уставился на замершего на пороге отца.

– Папа? – улыбка молодого хайнеса померла, сменившись настороженностью.

Отец мрачно смотрел на него по-птичьи жёлтыми глазами и плотно сжимал губы.

– Любовница? – страшно прошептал он, и Риш напрягся.

Отец прошёл внутрь, ногой захлопнул дверь и ударил по ладони сложенным ремнём.

– Да у меня не было ни одной любовницы на момент знакомства с Ришей, – ноздри отца взбешённо шевельнулись.

– Папа, я просто хотел, чтобы она осознала, что ты ей небезразличен, – Узээриш осторожно поднялся со своего места.

– Давно я тебя не порол, – выплюнул разъярённый отец.

– Эй-эй, – Риш отступил к окну, выставляя вперёд руки, – я уже не юнец, которого легко скрутить и отлупить!

– Думаешь? – левый уголок губ отца дёрнулся в усмешке.

– Вообще-то я хайнес! – попробовал напомнить о собственной неприкасаемости Узээриш.

– Тогда, – вкрадчиво и жутко протянул папа, – в коридор не выбегай, а то я не постесняюсь догнать тебя и там.

Лийриша осторожно приподнялась, осмотрелась и села. Харид вроде бы спал, дети, расположившиеся по его левую сторону, тоже тихо сопели. Иия и Зиш едва не подрались за право «греть» папин левый бок, лишившийся защиты крыла. Пришлось обоих уложить там: Иию головой к папиной подмышке, а Зиша – к стопам. Саму Ришу дети заставили лечь справа, и в их единодушии женщина ощущала заговор. Наверняка Узээриш подговорил.

Рядом с жарким телом Харида лисичке не спалось. Близость забытого мужа дурманила, волновала и вносила раздрай в измученную беспамятством душу. Зверь, судя по его радостным метаниям, Харида помнил, но воспоминаниями не делился. Не умел или не считал нужным. А Риша совсем запуталась.

Все вокруг радовались их с Харидом воссоединению, наперебой рассказывали, какой прекрасной и нежной парой они были, советовали просто довериться мужу. Лийриша понимала, что её не обманывают, главным свидетельством их с Харидом связи были их же дети, которые обожали и отца, и маму с одинаковой силой. Даже в Узээрише души не чаяли. Лийриша собственного отца никогда не любила, потому что он плохо относился к маме, а мама очень хорошо относилась к ней. Как ребёнок, она тянулась к тем, кто любит её и любит тех, кого любит она сама. Иия и Зиш обожали отца, значит, Харид был ласков и с ней. Да и не могла она представить его в роли тирана-мужа. Он вон Риша не пожалел, когда тот уши ей напудрил с любовницами. Жутко расстроился, к ней даже потом приходил господин Врей, чтобы ответственно заявить, что на момент знакомства с ней, Ришей, хайнес маялся без фаворитки и помощник уже хотел сам подобрать ему кого-нибудь. А после него ещё и господин Винеш пришёл, разгневанный и возмущённый, и пообещал свести Узээриша со знакомым лекарем душ, чтобы тот просветил его, что можно говорить выздоравливающим, а что нет.

Узээриша даже жалко стало. Риша отправила ему пирожные в знак примирения, но поганец вернул их обратно со словами, что в слабительном не нуждается. Ей бы рассердиться, но Риша почувствовала умиротворение.

Всё было как обычно.

Во дворце она чувствовала себя на своём месте, вокруг были знакомые лица, Узээриш всё так же подшучивал над ней и подначивал, только теперь с его стороны Риша ощущала больше теплоты. Если в монастыре Рише было холодно и пусто, то здесь мир заиграл красками, она почувствовала течение жизни.

Только Иерхарид оставался чужим и выбивался из привычной картины мира.

Ну почти чужим. Зверь-то его помнил. Лисичка была без ума от своего сова и тянулась к нему, как к уютному и безопасному логову.

А Лийриша измучилась от раздирающих её противоречивых чувств. Её определённо тянуло к Хариду, но она его не помнила и смущалась от своих то ли приличных, то ли неприличных чувств. Если она так сильно любила его, то почему забыла? Как она могла? А вдруг она не любила? Вдруг… она с ним из корыстных соображений? От этой мысли в холодный пот бросало.

Лийриша, закусив губы, посмотрела на залитое лунным светом лицо мужа. Красивый какой. Ей же вроде красивые не нравились? Если так подумать, то она вообще не помнит, чтобы была влюблена хоть в кого-то. Так почему бы ей действительно не любить Харида?

Может, просто сдаться? И что с того, что она его не помнит? Все вокруг говорят, что он её муж, она сама видит, что да, он её муж. Так чего мучиться?

Иерхарид приподнял веки и посмотрел на Ришу светящимися глазами.

– Ложись спать, – тихо позвал Харид и протянул к ней правую руку.

Левая железная рука лежала на одеяле как раз над тем место, где соприкасались детские пяточки.

Риша осторожно легла рядышком, придвинулась и вновь вздрогнула, когда Харид обнял её и притянул ближе. Лийриша уткнулась носом в его ключицу и замерла, слушая нарастающий стук сердца. Она не сразу сообразила, что это не её сердце, и удивилась. Неужели Харида так волнует её близость? Горячие губы коснулись шрама на голове, и Риша различила уже свой собственный стук.

– А что за госпожа приходила сегодня с консери Жадалой?

– М-м-м? Ты о Дирмайе?

– Я… не помню её.

– Ты её никогда не знала. Она умерла ещё до твоего рождения… То есть умерла, но… – Харид смущённо умолк. – Не очень понятная история, я расскажу её как-нибудь потом. Я познакомился с ней ещё до рождения Узээриша.

– Она такая… удивительная.

Лийриша не смогла подобрать более подходящего слова, чтобы выразить свои впечатления от красоты гостьи. Дикой, темпераментной и в то же время нежной красоты. Госпожа Дирмайя постоянно сердилась на своего охранника, крепкого добродушного оборотня, но тот сносил её капризы с великодушием многодетного отца.

– Когда-то я был влюблён в неё, – мечтательно протянул Харид.

– Что?! – шёпотом возмутилась Риша, приподнимаясь и нависая над супругом.

Тому даже захотелось поддразнить её. Как всё-таки приятно, когда к тебе небезразличны.

– Это было очень давно, Риша, – оборотень нежно погладил тонкую спину жены. – И она была замужем, а я был слишком нерешителен, чтобы бороться за неё.

– И больше ничего к ней не чувствуешь? – подозрительно уточнила Риша.

– Только вину. Ну и ещё приятное расположение, – Иер хитро прищурился, – всё-таки она относится к числу хороших знакомых.

Сердито зашипев, Лийриша плюхнулась на плечо мужа, и неосознанно вцепилась пальчиками в его рубашку.

– А если она тебя любит?

– Не думаю. Влюблённость, отравленная разочарованием, имеет склонность умирать. А я разочаровал её очень сильно. Я не захотел бороться, испугался. Но больше я такой ошибки не повторю.

Пальцы на талии Риши сжались сильнее и поползли ниже.

– Поэтому я буду бороться за нашу любовь изо всех сил, пока не одержу победу, – хрипло пообещал Харид.

Острое сожаление охватило Ришу, и она тихонечко извинилась:

– Прости меня, я совсем-совсем тебя не помню. Но я очень хочу помнить тебя. Я чувствую, что… возможно, люблю тебя. Я не могла не любить тебя. Ты же… – она задохнулась, – такой замечательный.

– О, я раньше так часто это слышал, – Иер тихо рассмеялся. – Хочешь расскажу?

– Не надо, – Риша смутилась. – Потом… может.

Харид приподнялся, переворачиваясь набок, и с весёлой улыбкой посмотрел ей в глаза.

– А я всё же расскажу. Про одну очень корыстную лисичку, которая едва не вышла за другого, про мучения, сомнения и коварные планы моего пленения.

Уши Риши вспыхнули.

Вот не зря ей казалось, что она преступница!

Поспать Рише так и не удалось. Иер до самого утра шёпотом рассказывал ей историю их знакомства, свадьбы и совместной жизни. Её то пробивало на смех, то одолевало смущение или волной окатывал стыд. Она обвиняла мужа, что он сочиняет, чтобы её смутить, он же заверял, что не соврал ни словом.

Когда небо за окном посветлело, Рише уже нестерпимо хотелось поцеловать шевелящиеся губы Харида. Прижаться к ним, заставить умолкнуть и показать, каким был их самый первый поцелуй. Если бы рядом не спали дети, точно бы так сделала!

После завтрака Иер увёл детей на прогулку в парк, а простуженная Риша осталась потерянно шататься по дворцовым коридорам. Ночью, когда муж рассказывал их историю, Лийришу больше волновали его шёпот, дыхание и крепкое тело, прижимающееся к ней. Сейчас же она вспоминала слова и мучилась сильнее, чем раньше.

История, рассказанная Харидом, была столь прекрасна, что Лийриша не понимала, как могла забыть всё это. Почему она не помнит ни кусочка, ни единого мазка той светлой жизни? Отчего именно их любовь стёрлась из памяти? Может, прошлая Риша была не очень хорошей и не любила Харида так, как он заслуживал? Если так, то Риша себя презирала. Сейчас она очень хотела полюбить Харида. Он любит их детей, так заботится о ней, он такой нежный, терпеливый, предупредительный и при этом ещё шаловливый и очень соблазнительный. Он идеальный!

– Поганка заразистая! Тьфу ты! – Риша вздрогнула и осмотрелась.

По лестнице поднимался невысокий оборотень обманчиво изящного телосложения. Смазливый, с волнистыми серебристыми волосами по плечи и жёлтыми глазами. Только вот вид у него был малость подмоченный, словно он руками вперёд по самый пояс ухнул в лужу. Грязная вода капала даже с носа.

– О, кого я вижу? – жёлтые глаза обрадованно округлились. – Госпожа бывшая хайнеси!

– Викан? – растерянно пробормотала Риша, осматривая его.

– Неудачно с дракона ссадили, – оборотень недовольно посмотрел в окно, где в небе маячила упитанная точка с крыльями. – Она у меня ещё дома получит… Эй, ты чего?

Риша, изо всех сил вцепившись пальцами в подол, кривила губы в попытке сдержать слёзы, но те неумолимо вскипали на глазах. Плечи затряслись.

– Ну почему, почему я помню даже тебя, а его не помню?!

Голос её дрогнул, и лисичка разрыдалась.

Викан растерянно и малость обиженно уставился на неё.

– Что значит, даже меня? – оскорблённо протянул он. – Наоборот, хорошо, что помнишь именно меня. Чего у тебя случилось? Может, я помогу.

Лийриша разрыдалась ещё горестнее.

– Совет религиозного единства признал, что был введён в заблуждение бывшим главой Арраном, и готов приложить все силы для установления истины, – Врей с видимым удовольствием просматривал собственные пометки, собранные из многочисленных отчётов. Больше всего бывший помощник хайнеса Иерхарида и временный помощник хайнеса Узээриша походил на паука, сидящего в центре заботливо сплетённой паутины и подтягивающего нити с добычей. – Они здорово перетрухнули и готовы поддержать любое наше решение.

– Но авторитет их сильно упал, – Иер был малость обеспокоен. Всё же Совет религиозного единства играл большую роль в жизни страны.

– Почистим ряды и героически восстановим их авторитет чьим-нибудь спасением, – решил стоящий у окна Узээриш.

– Братья из монастыря Дреи допрошены все, мы откопали кое-что интересное. Господин, взгляните потом, – Врей отложил в сторону документ. – Это не совсем по нашей нынешней задаче, но вам будет любопытно. Монастырь Новандаша почти полностью расформировали. Как и решили, мы распустили достаточное количество слухов, чтобы братья монастыря у Ваии устрашились. Всё же основная часть знаний хранилась у них, и больных лечили тоже у них. Думаю, они вполне готовы к допросу.

– Риш, может, я всё-таки посмотрю? – сострадательно протянул Винеш, косясь на зад Узээриша.

Тот раздражённо зыркнул на лекаря, а потом на отца, который мгновенно перевёл взгляд в окно.

– Да ничего он мне не сделал!

– Ну так я взгляну?

– Я сказал, нет!

Отец действительно ничего ему не сделал. Просто догнать не смог. Но так убедительно поведал, что всё же догнал, что Ришу сочувствовали.

– Врей, собирайся, завтра полетишь в монастырь учинять допрос, – распорядился молодой хайнес.

– Я ещё отчёт не получил.

– Викан его сегодня доставил. Поганец, даже не зашёл! – поморщился Риш. – Через стражу передал. Совсем страх потерял! Тут вообще есть хоть кто-нибудь, кто с уважением относится к титулу хайнеса?

Врей поднял на него спокойные серые глаза, и Узээриш досадливо скривился.

– В тебе я не сомневался.

– Ещё бы ты вёл себя соответственно титулу, – процедил всё ещё сердитый отец.

– Сам-то себя как ведёшь? – не остался в долгу сын.

– А я больше не хайнес.

– Иер, – Винеш укоризненно посмотрел на друга, – мальчику и так тяжело. Пусть расслабляется иногда.

– Но не за счёт же моей жены!

– Да что с её хвостатым величеством будет? – фыркнул Риш. – Наверняка уже каверзу для меня строит.

– Она вообще сегодня не показывается, – Иер опечаленно опустил глаза. – Похоже, избегает меня.

– А я видел, как она с Виканом спускается в парк, – отозвался Винеш. – Ещё утром.

– Точно каверзу строит, – уверился Риш.

Дверь кабинета скрипнула, и внутрь стеснительно протиснулась Иия.

– Папочка, – нежно пролепетала она, и Иер тут же подался к ней, – мама просила сказать, что она улетела повидать старого друга и вернётся… – малышка запнулась, показала два пальчика и продолжила, – через столько ночей вернётся. Можно я буду сегодня спать с братиком Ришем?

– Как улетела? – разволновался Иер.

– Иия, ты что-то не поняла, – мягко пророкотал Винеш. – Куда мама могла улететь? Она же не птица.

– Она на большой ящерке с крылышками, – девочка для наглядности помахала ручками.

– Да она не умеет летать на драконе, – теперь и Риш встревожился.

– Она с дяденькой Виканом. Он ещё сказал, что вы его обязательно чем-то наградите.

Узээриш и Иерхарид напряжённо переглянулись.

– Мне сказали, что Викан улетел, – Риш напрягся ещё сильнее. – Со срочным и увесистым посланием… – помолчав, молодой хайнес зловеще добавил: – Кажется, я знаю, чем награжу его!