Наагатинские и Салейские хроники

Цена тайны. Глава 8. Императрица и мать

Только Лаодония устроилась на постели с книгой, как двери тихо отворились и внутрь прошла её величество императрица Дамадрия.

– Матушка? – удивлённо протянула принцесса, приподнимаясь и откладывая чтение в сторону. – Вы?

– Ваше величество, – почтительно вторила ей нянюшка, сгибаясь в поклоне.

– Здравствуй, Мьерида, – императрица взмахом ладони заставила её распрямиться и решительно направилась к постели дочери. – Ты ещё не спишь, моя девочка? – перина с тихим шелестом просела под её весом, и Лаодонию окутало облако нежных и терпких материнских духов. Она сама как котёнок подставила голову под мамину ладонь и заползла ей подмышку.

– Я скучала, – принцесса солнечно улыбнулась, жмурясь под рукой матери.

– Не так уж и сильно, раз уговорила Аркшаша, чтобы он не отправлял тебя домой, – ласково пожурила мама.

Императрица Дамадрия, за которой остался титул вежливости из-за уважения к её выдающимся заслугам, всё ещё выглядела величественно, несмотря возраст, перешагнувший шестой десяток. Статная, столь прямая, словно внутренний стальной стержень не позволял ей согнуться даже физически. Тень увядания распустилась по лицу морщинками, но прежняя красота всё ещё не отцвела. Роскошные в прежние времена золотистые волосы стали почти белыми, нежный овал лица стянулся острыми линиями челюсти и скул, губы истончились, превратившись в сурово сжатую нить.

Няня как-то сказала, что лицо её матушки несёт на себе печать той тяжёлой жизни, которую ей пришлось прожить. Когда приходилось много терпеть, принимать сложные решения, убирать врагов раньше, чем они станут предателями, нести на своих плечах бремя заботы об империи, постоянно раздираемой расовыми противоречиями. Быть прежде всего императрицей и уже в последнюю очередь живым человеком. Женщиной.

Но Лаодонии было сложно увидеть в маме ту жёсткость и несгибаемость, о которых она порой слышала и из-за которых императрицу Дамадрию продолжали бояться и уважать. И в особенности стали опасаться, когда красота её начала меркнуть, а вместе с ней начала меркнуть и снисходительность, с которой власть имущие относились к красивым женщинам. Возраст давал ей свои преимущества, а нахождение в тени трона после пришествия к власти сына развязывало руки, позволяя с ещё большей свободой действовать тайно. И мало кто хотел столкнуться с гневом бывшей повелительницы Давридании.

Лаодония же видела в матери нежность и любовь. Да, мама была строга. И ласкова. И Лаодония трепетно её обожала.

– Мне хотелось побыть тут ещё немного, – девушка жалобно посмотрела на мать. – Поглядеть хотя бы издали, украдкой.

Мама болезненно поморщилась и, прижав её к боку, поцеловала в золотистую макушку.

– Я не сержусь, милая, – заверила она. – Тебе никто не докучает?

– Увы, – печально вздохнула дочь.

– Вот из-за чего точно не нужно грустить. Твои братья хорошо о тебе заботятся?

– Чересчур.

– А этот поганец…

– Мама! – Лаодония возмущённо посмотрела сперва на мать, потом на распахнутое окно и укоряюще протянула: – Сама мне говорила, что у дворца везде уши, и сама же не проявляешь никакой осмотрительности.

– Прости, – императрица едва сдержала улыбку, подозревая, что дочь просто не хочет слышать напоминания о событии пятнадцатилетней давности, которые всегда начинались с «этого поганца».

– Ты за мной приехала? – взгляд принцессы был почти умоляющим и пылал отчаянно надеждой на отрицательный ответ. – Можно я останусь? Пожалуйста…

– Я собираюсь задержать до отъезда глав земель. Но потом ты уедешь вместе со мной.

Лаодония радостно пискнула и стиснула маму в объятиях.

– А мне можно будет общаться с гостями?

– Я подумаю.

– Ну пожалуйста…

– Я подумаю, Лаа, – мать напустила в голос строгости. – А сейчас отдыхай. Я вообще удивлена, что ты до сих пор не спишь. Что такого увлекательного можно читать? – она заглянула на обложку, и тонкие брови приподнялись, увидев сказания о жизни святой Арлитины.

– Сон никак не идёт, и я решила, что чтение поможет мне заснуть.

Сложно найти книгу, которая бы нагоняла сон меньше.

– Что ж, отдыхай. Я зайду к тебе утром.

Поцеловав дочь, императрица вышла. Нянечка и её подопечная выждали в напряжении пару минут, и Мьерида бросилась к двери. Вышла, проверила, что госпожа действительно ушла, и вернулась назад. Лаодония тут же соскочила с постели. Дверь гардеробной она распахнула рывком и сурово уставилась на наагасаха. Но тот встретил её такой ослепительной улыбкой, что принцесса не выдержала и улыбнулась в ответ.

– Что, надеялись услышать что-то важное? – Лаодония насмешливо приподняла брови и сложила руки на груди.

– Госпожа, вы не одеты! – всполошилась Мьерида.

– Как вы могли обо мне так подумать? – лукаво сверкнул глазами Шаш. – Я здесь только ради вас.

– Что вы вообще здесь делаете? – напустилась на него няня. – Нет, не говорите, – она схватилась за сердце. – Только не говорите, что честь…

– Няня! – Лаодония залилась краской смущения.

– Я бы не посмел! – горячо заверил Шаш. – Мы просто прогулялись. Клянусь, это останется только между мной и её высочеством.

– Боги, за что мне это?! – горестно воззвала Мьерида, но почти тут же умерила страдания и почти деловым тоном подогнала нага: – Уходите отсюда. И не дай боги вас кто-то заметит! Живее, живее…

Она схватила мужчину за руку и потянула его к окну.

– Вы ещё придёте? – с надеждой спросила Лаодония.

– Бесстыдница! – возмутилась няня.

А наагасах только улыбнулся и выскользнул наружу.

Нянечка тоже высунулась, придирчиво осмотрела кусты под окнами и вызывающе громко захлопнула створку.

– Настоящий мужчина! – то ли недовольно, то ли восхищённо выдохнула она.

***

Меньше всего разбуженный стуком Аркшаш ожидал увидеть на пороге своих апартаментов императрицу Дамадрию. Даже решил, что на самом деле не проснулся и видит сон.

– Мама? – неуверенно протянул советник, и женщина, улыбнувшись, погладила его по щеке.

– Доброй ночи, Аркшаш.

Мысли о сне вылетели из головы, и мужчина яростно потёр глаза. Не дожидаясь приглашения, императрица сама прошла мимо него в гостиную и с комфортом устроилась в кресле, вытягивая затёкшие от долгой дороги ноги.

– Что-то случилось? – обеспокоенно спросил Аркшаш, усаживаясь напротив.

Запоздало сообразив, что он вообще-то в одних портках, мужчина подтянул одну из диванных подушек и обнял её.

– Нет. Меня просто обеспокоили твои письмо о наагасахе Шашеолошу, – Дамадрия нахмурилась. – Ашшидаш и Ссейшес всё ещё слишком беспечны, а на твоих плечах и так целая империя.

– Я контролирую…

– Наагасах Шашеолошу известен своими способностями ходит по теням, – перебила Аркшаша императрица. – Он и его отец не раз пытались влезть в наши дела. Наше положение и положение всей империи очень шаткое. Шанса на ошибку не имеем. Один просчёт – и ни нас, ни империи не станет. Для Ашшидаша и Ссейшеса всё это пока игрушки. Ты прекрасно справляешься, но у тебя и без того много обязанностей. Занимайся гостями и государственными делами. А я в кои-то веки побуду матерью и прослежу за этими дуралеями.

– Буду рад, – искренне выдохнул Аркшаш, сразу почувствовав, как полегчал груз ответственности. – Вам они не посмеют перечить. А я тогда смогу вплотную заняться… – советник сбился. Сразу налетели мысли, чем бы он мог заняться, будь у него больше времени. Усталость отступила, загорелась жажда деятельности. – Приезд повелителей Давридании открывает множество возможностей, для короны будет полезно ими воспользоваться.

– Никогда в тебе не сомневалась, – императрица тепло улыбнулась ему. – Ты хорошо усвоил все знания и опыт, которые я тебе передала. Мне не суждено будет это увидеть, но, надеюсь, в будущем Давридания будет процветать в ваших руках.

Она не стала упоминать о мудрости своего старшего сына, которая позволяет ему смотреть на власть без иллюзий и не желать владеть ею полностью. Аркшаш никогда не хотел быть во главе империи, видя на её собственном примере, что каждодневная борьба за влияние не приносит счастья. Важным для него была только их небольшая семья. В то время, когда Дамадрия железной рукой держала власть и отдавала все силы и время империи, он заботился о братьях. И теперь для него всегда на первом месте семья.

– Я возложила на твои плечи тяжёлую ношу, – императрица виновато улыбнулась. – И умру раньше, чем эту ношу с тобой смогут разделить. Прости меня. Я сделала тебя своим сыном в угоду своим личным устремлениям, но ты стал действительно моим сыном. И мне безумно жаль, что когда-нибудь я оставлю тебя одного справляться со всем.

– Не переживайте, мама, – Аркшаш подался вперёд и накрыл сухую ладонь императрицы своей горячей рукой. – Они быстро вырастут.

– У моих детей почти нет детства, – грустно улыбнулась Дамадрия. – Порой я думаю: стоила ли власть всех этих усилий и жертв? Я смогла вырастить только Лаодонию. Ашшидаш и Ссейшес больше боятся меня, чем любят. Матерью для них стал ты, – с её губ сорвался смешок.

– Они тоже вас любят, – уверил её Аркшаш. – У этих поганцев просто возраст такой. Вы боролись не за власть, а за мир и стабильность в стране…

– Нет, нет и нет, – закачала головой Дамадрия. – Я была юной девчонкой и больше горела желанием отомстить за смерть возлюбленного и доказать всем, что чего-то стою. Осознание, что трон – это не то, чего я хотела, пришло позже. Собственно тогда, когда я встретила тебя, – голубые глаза затуманили воспоминания.

– Ваше величество, – советник Ко̀сий склонился перед императрицей, которая почтила присутствием подземные казематы. – Мы пока проводим дознание, не думаю, что вам стоит присутствовать при допросе…

– Я сама о себе подумаю, – холодно оборвала его Дамадрия. Видом пыток её уже не напугаешь.

Она скользнула беглым взглядом по решёткам узилищ, всматриваясь в перепуганные лица заговорщиков, и задержалась на перемазанной мордашке мальчишки лет двенадцати. Страшно оборванный он сильно выделялся среди заговорщиков не только возрастом, но и одеждой.

– А это кто? – Дамадрия смерила взором мальчика с головы до ног.

Светлые глаза смотрели на неё одновременно с ужасом и ненавистью.

– Уличный попрошайка, – услужливо ответил советник Косий. – Его использовали как посыльного. Начинающий мятежник, – бросил мужчина презрительно. – Такие дети как он быстро начинают вести вольную жизнь. Родителям до них дела нет, – Дамадрия вздрогнула, будто это её обвинили, – вот и растут преступники. Ничего, эту заразу мы на корню перешибём.

– Выведи его ко мне, – императрица проигнорировала последние слова советника и отдала приказал стражнику.

Тот растерянно посмотрел на господина Косия, но поторопился открыть решётку и выволочь пацана в коридор. Тот сопротивлялся изо всех сил, отчаянно кусал губы, но о снисхождении не молил. Под удивлённым взглядом советника её величество сцапала юного мятежника за руку и потащила за собой, передумав присутствовать на допросе.

В голове зрел отчаянный, пока ещё неясный план.

Выйдя из подземелий, Дамадрия тут же столкнулась с многочисленными взглядами придворных, которые удивлённо смотрели на грязного оборвыша. Тот уже не сопротивлялся, только украдкой вытирал рукой сопливившийся нос и слезящиеся глаза. Императрица дотащила его до своего кабинета, выгнала из приёмной помощника и, подступив ближе, склонилась над перепуганным ребёнком, требовательно всматриваясь в его лицо.

Хорошее лицо. Правильные черты, высокий лоб – можно надеяться, что мальчик неглуп, – живые испуганные глаза, выражение которых менялось ежесекундно: вероятно, ребёнок обладал живым воображением и хорошо мыслил, отчего его теперь бросало от одной эмоции к другой. Волосы светлые, глаза серые, внешность незаурядная, может даже сойти за благородного.

– Представься, – потребовала Дамадрия.

Губы пацана отчаянно задрожали.

– М-мин.

– Откуда ты?

– Я… я здешний… столичный. Сирота. Я… я не мятежник, – видимо, мальчик уже пытался убедить в своей непричастности, голос звенел безысходностью. – Меня просто просили передать письмо… несколько раз… деньги платили…

Дамадрию его история мало интересовала. Она прекрасно знала, что беспризорников как посыльных использовали и вольные, и стража, и торговцы, и обычные горожане.

Она положила ладони на щёки мальчишки, приподняла его голову и, глядя прямо в светлые глаза, холодно произнесла:

– Твоей прошлой жизни больше не существует. У тебя будет новое имя и новая судьба. Ты, – она склонилась, почти прижимаясь к его лбу, и страстно, почти зло прошептала, – станешь моим старшим сыном!

– Боги, я наверняка показалась тебе страшной женщиной! – поморщилась от воспоминаний Дамадрия.

– Да, – не стал отрицать улыбающийся Аркшаш, – я потом месяц по ночам в подушку плакал.

– Прости меня, мой мальчик, – императрица накрыла его ладонь, до сих пор сжимающую её руку, своей ладонью. – И спасибо, что стал моим сыном на самом деле. Это больше твоя заслуга. Заслуга твоей привязанности и способности видеть лучшее там, где его нет.

– Оно там есть, – не согласился Аркшаш, – иначе бы вы не ответили мне взаимностью.

– Ты всегда был слишком хорошего мнения обо мне, – пожурила его Дамадрия. – Хотя я взвалила на тебя ношу, которую должна нести сама как мать. Это тебе придётся учить их всему и передавать тот опыт, который когда-то я передала тебе, – она вздохнула. – Жаль я не доживу до момента, когда они станут взрослыми.

– У вас ещё есть шанс.

– О, не утешай меня, – отмахнулась императрица. – Правление высосало из меня слишком много жизненных соков. Я уже устала от жизни. Единственное, что ещё могу успеть, – это позаботиться о Лаодонии и найти ей хорошего и заботливого мужа, чтобы она никогда не жила той жизнью, которой жила я. Ну и… – на её лице мелькнуло неожиданно игривое выражение. – Может быть ты присмотрел достойную девушку и порадуешь меня свадьбой?

– Ой, да до того ли… – мигом напрягся Аркшаш и выдернул ладонь из ставших цепкими ручек матери.

– Я могу сама заняться поиском хорошей невесты, если ты так занят…

– Мама! – возмутился Аркшаш. – С этим я тоже сам справляюсь. И не смотри на меня так хитро! Ты не проведёшь меня!