Два месяца спустя
Едва слышно заклацали-защёлкали стальные суставы, по длинным тонким прутам артефакта, затейливым частям конструкции и просто мелким завитушкам, которые Ёрдел, казалось, добавил исключительно для художественной красоты, расползлись мягкие блики светящихся камней. Иерхарид с трудом сглотнул и испуганно – вдруг не оценит – посмотрел на друга. И расслабился, позволив восторгу полностью охватить сердце. Старый друг, один из самых уважаемых магов Салеи, бывший мастер-артефактчик, ныне вышедший на покой, был так поражён, что невольно приподнялся с места. Рот его приоткрылся, сухое лицо выражало высшую степень ошеломления, а в глазах начинал разгораться огонь благоговейного восхищения.
Иерхарид вновь зашевелил пальцами своей новой, железной руки, согнул-разогнул локоть и даже сделал куда более сложное движение, вывернув руку ладонью наружу и опять её согнув. Задрожали и заныли ослабевшие мышцы плеча, но движение удалось.
– Ёрдел, мальчик мой… – Иерхарид посмотрел на главного мага хайнеса потрясённым и благодарным взглядом. – Она прекрасна.
Главный маг – или, как его ещё называли во дворце, Дух мага – был единственным из присутствующих, кто сохранял хладнокровие. Собственно, в лаборатории присутствовали только он сам, бывший хайнес и друг господина Иерхарида, достопочтенный маг Ордѐй.
– Какое образование вы, юноша, получили? У кого обучались? – с жадностью спросил у Ёрдела господин Ордей.
Тот лишь пожал плечами. Память не хотела возвращаться полностью, что Ёрдела мало печалило, и обучение в общине он помнил урывками, а из учителей крепко запомнился только дед.
– Это потрясающая работа! – искренне похвалил маг, наконец поднимаясь и приближаясь, чтобы получше рассмотреть артефакт. – Я, конечно, понимаю, что вам, как хаги, проще, чем обычному магу, наполнить артефакт подобной мощности силами. Но это изделие свидетельствует не только об огромной силе и весьма обширных знаниях в области артефактологии, но и о техническом понимании. Иер, посмотри на эти безупречные суставы, – маг любовно огладил железные костяшки и фаланги пальцев. – Потрясающее техническое решение!
Столь прекрасное техническое решение было заслугой не только Ёрдела, но и Винеша, прекрасно разбирающегося в анатомии птиц-оборотней, и господина Лезѐна, одного из лучших артефактчиков в стране, и господина Руза с учениками, мастерами кузнечного дела. Но все они благородно отнекивались и приписывали заслуги Ёрделу. Лишь бы тот не бросил работу над рукой. Тем более он быстро учился и на завершающем этапе посторонняя помощь ему уже не понадобилась.
Иерхарид с благоговением смотрел на уже четвёртый вариант руки. С недочётами первой Ёрдел справился уже через неделю после первой демонстрации, и в сравнении с ней нынешний вариант казался утончённым шедевром перед примитивно выструганной поделкой. Но первую руку Ёрдел делал в одиночестве. Почти. Госпожа Лоэзия помогала чем могла, и её не страшил ни чад плавящегося металла, ни взрывы не очень удачных попыток… Получив уже работающий протез, Винеш поднял самых знающих друзей, чтобы те помогли усовершенствовать руку. Иерхариду нравилось и то, что было, он бы не посмел обременять мальчика просьбами сделать что-то ещё. Но за друзей просить проще, чем за себя, и Винеш не постеснялся обременить главного мага ещё немного и потом ещё немного. Ёрдел не роптал, не ругался, не говорил ничего против, но Иеру чудилось, что он видит в спокойном взгляде «Как же вы меня достали!».
Первая рука вышла тяжеловатой и топорной в движениях. Она работала не так, как живая, для движений требовалось меньше мышечных усилий. Не в смысле, что мышцы меньше напрягать приходилось, меньше мышц требовалось. Некоторые из них от бездействия могли окончательно ослабнуть и высохнуть на плече, чего Винеш допускать не хотел. Тем более Ёрдел нашёл способ сплести для железной руки «нервную систему». Нужно было просто постараться и выплести более затейливое и сложное кружево, а терпение у тёмного было огромное.
– Для талантливого мастера терпение – самое важное достоинство! – как-то нравоучительно заявил мастер Руз своим ученикам и всем присутствующим заодно. – Даже если руки у тебя растут из задницы, можно научиться работать ими как боженька, если терпеливо делать свою работу. Нет, Ёрдел, у тебя руки растут откуда надо. И это ещё одно твоё достоинство!
Льстили главному магу безбожно! Лишь бы продолжал работать. Но тот к лести вроде бы оставался глух. Сложно понять, о чём он думал, и это самую малость напрягало.
Второй вариант – совместное творение многих мастеров – получился в разы лучше первого. «Нервы» плёл сам Ёрдел – он так и не смог внятно объяснить, как это делается, – а остальные холили и лелеяли руку. Иер был от неё в полном восторге и несколько дней ходил с дурашливой улыбкой, заново привыкая к телесной полноценности.
Впрочем, обернувшись птицей, он вспомнил, что кое-что всё же утрачено.
И, к собственному удивлению, поймал Ёрдела в коридоре и застенчиво спросил:
– Ёрдел, мальчик мой, а можно сделать так, чтобы она… м-м-м… ещё и крылом была… Нет, я понимаю, что прошу очень многого, и если нельзя…
Ёрдел молча смерил взглядом его железную руку и исчез, так и не сказав ни слова.
Глубокой ночью к Иерхариду пришёл озадаченный Винеш и поинтересовался:
– А ты не знаешь, чего это наш драгоценный мальчик вытащил меня из постели и про крылья спрашивал?
Иер стыдливо признался. Винеш сперва малость возмутился, мол, многого хочешь, парень и так вон что сотворил. Но потом с не меньшим энтузиазмом понадеялся, что что-то из этой затеи и выйдет.
– Сообразил же он как-то, как заставить её шевелиться, а это ого-го о чём говорит! Мыслит не по стандарту! – лекарь наставительно поднял палец вверх. – Мож, и хорошо, что он не всё из своей жизни помнит. Не знает, что кое-что сделать невозможно. Мы, дурни, поначалу, когда ему что-то объясняли, добавляли, что это и это-то невозможно. Малышка Лоэзия умнее всех нас оказалась! Читала при мне трактат Валѐса «Об искусственных пальцах», а я его уже наизусть знаю. И слышу, пропустила замечание, что «пальцы согнуть – сие возможности нет». Я ей указываю, что не дочитала, а эта милая хитрюшка смотрит на меня ясными глазами и говорит: «Господин же хочет знать, что можно сделать. Про то, что нельзя, он не интересовался». Чуешь, какого ума девка? Она у него, кстати, в лаборатории за ширмой сейчас спит. Узнает кто, слухи поползут…
Пока Иерхарид тренировался со вторым вариантом руки, Ёрдел с помощниками сотворил третий вариант. И, несмотря на то что тот не подошёл, Иер был в невероятном восторге. При обороте железная рука раскрылась, её части перестроились и превратились в крыло. Увы, с живой частью оно не совместилось – размеры разошлись – и оказалось значительно тяжелее настоящего. Пришлось искать новый материал, легче прежнего, измысливать новую форму руки, чтобы при перестройке для крыла хватило и костей, и перьев. Талантливая команда работала день и ночь, и никто не выглядел измотанным. Всё же, когда делаешь работу с энтузиазмом и с нетерпением ожидаешь результата, недостаток сна уже не замечается. Иер даже привык к частым ночным побудкам с требованиями обернуться. Надо же убедиться, что новая рука-крыло – размерами самое то.
Несмотря на все старания, четвёртый вариант не стал идеальным. Крыло всё ещё было тяжеловато. Ёрдел, господин Лезен и мастер Руз три дня вырезали во всех пёрышках ажурные отверстия, а тёмный потом ещё на них крошечные письмена наносил. Рука полегчала, а письмена, когда крыло раскрывалось, растягивались по перьям голубоватой плёнкой, которая не пропускала воздух и сохраняла летательные способности.
Сейчас эти перья трёхслойной «кожей» обволакивали всю руку. Сквозь их кружево на остове костей загадочно мерцали драгоценные камни, которые давали энергию для работы протеза. Лоэзия сказала, что хватит их на два года, но господин Тёмный уже зарядил замену («Это какая прорва сил!» – стонал господин Лезен). Сам господин Тёмный об этом ничего не сказал. Видимо, забыл.
– Ты уже пробовал летать? – с жадным любопытством спросил Ордей.
– О да! – Иер посмотрел на друга сияющими глазами и невольно потёр зазудевший нос, хотя сломанная переносица уже успешно срослась, а синяки под глазами исчезли.
Первые семь полётов были не очень удачными. Кое-какие недочёты в манёвренности искусственного крыла, которые Ёрдел довольно быстро исправил, и ослабшие мышцы левого плеча и спины заставляли Иерхарида нырять в пышные сугробы. Падения только распаляли энтузиазм птицы, и она рвалась в небо. Рассудительность двуногой половины едва удерживала её. Один раз не удержала, и сова вписалась башкой в стену. Но сломанный нос – это, в сущности, такой пустяк!
Иер прикрыл глаза и припомнил свою первую попытку взлететь.
На парковой ограде в рядок стояли главный лекарь хайнеса, господин Лезен, мастер Руз, тёмный и в нервном возбуждении переминалась огромная сова с серебристо поблёскивающим искусственным крылом. Внизу, в саженях в двадцати от стены, топтались немногочисленные зрители: госпожа Лоэзия с Юдришем, Узээриш со своим Святым помощником и Врей, ехидно подначивающий:
– Ну давайте, сильнейшество, сугроб мягкий, как перинка, сам туда прыгал.
Сов бы с радостью сиганул вниз, но…
– Сиди, – строго приказал Винеш. – Давай, распускай крыло, помахай им немного. Привыкай.
Птица послушно распахнула крылья, потеснив соседей, и задумчиво махнула пару раз. По искусственному крылу расползлась голубоватая дымка, принявшая очертания мохнатых перьев. Очень мохнатых, но этот изыск фантазии Ёрделу простили все.
Стоило только почувствовать, как воздух упруго толкается в крылья, и Иерхарид позабыл всё и перестал слышать Винеша. Упоительное чувство… нет, предчувствие того, что он сейчас взлетит, воздух толкнёт его уже в грудь, перья разойдутся, встопорщатся, а он оттолкнётся и взлетит ещё выше!
С забора он свалился красиво. Распахнул крылья, оттолкнулся лапами от камня, и сердце замерло, когда по крыльям расползлось болезненное напряжение. Со сладким предвкушением он сделал взмах… и завалился на левую сторону, отчаянно подгребая правым крылом и суматошно молотя левым. Ослабевшие мышцы на левой лопатке свернула судорога, мышцы живой части левого крыла не вытягивали и стремительно слабели после каждого взмаха. Пара секунд, и сов рухнул в мягонький сугроб. И тут же выскочил из него, возбуждённо ухая и подпрыгивая на месте.
Он мог летать! Пусть эта попытка была неудачной, но мог летать! Он сможет летать!
– Пойдём, покажешь, – Ордей повернулся к выходу из лаборатории.
Не успел он выйти, как из-за ширмы, отгораживающей угол рядом с камином, выглянула Лоэзия.
– Можно я с вами?
Ёрдел молча протянул ей плащ.
С парковых стен Иерхарид больше не летал. Перешёл на замковые. Падал с них камнем, а затем тяжело взмывал вверх. С земли ему пока взлетать удавалось с большим трудом, но он пытался каждый день.
Ветра почти не было, зато стоял сильный мороз. Укутанная по самые уши Лоэзия пряталась за спиной Юдриша, пока Иерхарид раздевался и оборачивался, а затем перебежала на край стены к господину тёмному. И упёрлась в воздух перед собой как в стекло: как-то она упала вниз, Ёрдел поймал её силами, но то, что он успел почувствовать, ему не понравилось.
Сов уверенно оттолкнулся от края и распахнул крылья. Господин Ордей с восхищённой улыбкой, подслеповато щурясь, проследил за его почти ровным и плавным полётом. Ежедневные безжалостные тренировки давали свои плоды. В двуногом облике Иерхарид всё ещё был малость худоват в сравнении с собой прежним, но мышцы уже узлами расходились по телу. Винеш укоряюще гудел, но в укоре слышалась немалая доля восхищения упорством друга, который целыми днями пропадал либо в тренировочном зале, либо на дворцовых стенах.
Птица легла на левое крыло, разворачиваясь – ещё вчера этот приём давался ей не столь хорошо, – и начала набирать высоту. Впрочем, уже в сажени над краем стены она словно во что-то упёрлась и никак не могла взлететь выше. Даже возмущённо закричала, но Ёрдел был неумолим. Из-за падающего снега воздух был рыхловат, поймать падающую птицу он поймает. Но если вывернет, как в прошлый раз, живое крыло, то хайнес опять будет ходить по дворцу, выискивать его и цепляться к Лоэзии. А с такой высоты птица и сама как-нибудь спланирует в мягкий сугроб.
– Мальчик мой, вы создали прекрасную вещь, – господин Ордей с улыбкой вытер заслезившийся глаз.
Иерхарид сидел в коконе одеял и, сонно моргая, смотрел на огонь в камине.
Он увлёкся полётом, уже привычно проигнорировал слабость тела и в почти бессознательном состоянии нырнул в сугроб, откуда его торопливо вытащил силами Ёрдел и перенёс в спальню, пока не прибежал господин Винеш или стража не донесла хайнесу, что его отец опять искупался в снегу.
– Спасибо тебе, – тихо-тихо прошептал Иерхарид в спину отвернувшегося тёмного.
В спальне они были одни. Лоэзия и Юдриш решили проводить старенького господина Ордея до выделенных ему покоев.
– Ты подарил мне надежду… нет, не надежду. Ты подарил мне возможность жить той жизнью, которой я жил раньше.
Ёрдел уже хотел снять крышечку со светильника и исчезнуть, но слова бывшего хайнеса заставили его повременить.
– Я не надеялся, что мне доведётся подняться в небо на своих крыльях, – признался Иер. – Для птицы такой приговор – как пожизненное заключение в клетке. Хочешь вырваться на свободу, но никогда не сможешь.
Ёрдел призадумался, вспоминая период, когда он, слепой, не мог шевелиться и ездил на спине Кающегося. Тогда воспоминания уже начали просыпаться, и он помнил, что раньше его тело было другим. Оно могло ходить, размахивало руками… Пока память не проснулась, он и не помнил, что у него есть руки и ноги. Его существование было таким жалким и ограниченным одним лишь слухом, что он не понимал, что живёт. Он и не помнил, что такое жизнь.
А когда пришли первые воспоминания, он словно обновился. Грудь изнутри царапнула надежда, что он вырвется из темноты и неподвижности и познает вкус настоящей жизни.
Ёрдел почувствовал легчайшее прикосновение сожаления. Если бы он вспомнил эту надежду раньше, то сделал бы крыло быстрее. По крайней мере, постарался бы. А так им просто двигала идея: как можно сделать подобие живого из неживого? Крыло ему было интереснее руки, но на тот момент ему казалось, крыло просто не на ком испробовать.
Когда же господин Иерхарид сам попросил, Ёрдел вспомнил лагерь в Сумеречных горах и упавшую с неба сову. Птиц-оборотней вокруг летало много, но сова привлекла его внимание белоснежным оперением. А потом его заворожил сам оборот, когда всё тело начало с хрустом выламываться, перья втягиваться, а крыло складываться и вытягиваться в руку. Наверное, можно сказать, что увиденное его очаровало.
А как выглядит Лоэзия во время оборота?
–…мой свет, – Ёрдел вынырнул из своих мыслей и прислушался к голосу бывшего хайнеса.
Взор того был устремлён на портрет рыжеволосой улыбающейся женщины, такой яркой, что Ёрделу показалось, что у него глаза горят.
– Она сейчас совершенно одна, – Иерхарид пытался удержать улыбку, но уголки губ задрожали. – Ничего не помнит.
Ёрдел повернул к нему голову. Не помнит? Как он?
– Ей, наверное, очень одиноко, она ведь так боялась остаться в одиночестве. Боги, Ёрдел, ты мне так помог. Теперь у меня есть силы, чтобы вернуть её. Теперь я уверен, что справлюсь и всё пройдёт хорошо. Но… – Иер задохнулся. – Как бы мне хотелось быть уверенным, что сейчас ей хорошо, что её никто не обижает и что она не совсем одинока. Прости меня, – оборотень торопливо отёр лоб. – Я просто постоянно об этом думаю…
Ёрдел повернулся к нему спиной и прежде, чем исчезнуть, сказал:
– Я схожу.
Иерхарид ещё несколько секунд смотрел на опустевший воздух перед собой, непонимающе хлопая глазами.
– Куда? – наконец выдохнул он.