Ворон, каркни на счастье

Глава 11 Утренняя звезда

Когда мы нагнали наш небольшой отряд, Тэрлак ничего не сказал, но вечером, на привале, отозвал Эйдэна в сторону, и они о чём-то активно зацокали. Я сидела у костра, активно строила дуру, и краем глаза наблюдала за моим странным спутником. Впрочем, говорил в основном Тэрлак, а третий ворон улыбался, прислонившись к сосне и глядя в сторону, и лишь отцокивался. Ко мне подошёл понурый Кариолан. Попытался накормить, но я с воплем вырвала куриную ножку и его рук и принялась обгрызать. Жених страдальчески отвернулся.

— Элис, — спросил он почти дружелюбно, но через силу и не поднимая на меня глаз, — ты совсем ницего не понимаешь? И совсем не можешь разговаривать?

На мгновение мне стало его жаль. Я бы, наверное, тоже не обрадовалась бы, если бы мне всучили мэкающего жениха. Но…

Я не хочу в далёкую степь. И я не хочу стать женой кочевника, или одной из жён, скажем точнее. Это всё равно, что перестать быть человеком и стать… лягушкой. А ещё мне нужно спасти бедного Армана. Очевидно же что у него чистое и доброе сердце, а, значит, он непременно расколдует Спящую красавицу и тогда…

В общем, я снова сказала:

— Мэ-э.

— Понятно, — совсем загрустил Кариолан.

Он скомкал снежок и бросил его в ближайшую сосну.

— Знаешь, я тебе в каком-то смысле завидую, — признался вдруг уныло. — Иногда мне тоже хоцется сойти с ума.

А потом снова покосился на меня, закусил губу, осознав, что зря старается, проворчал что-то на своём языке и снова швырнул снежок в дерево. Я наклонилась, зачерпнула снег, скомкала и бросила в Эйдэна. Не знаю, почему. Вдруг захотелось.

Третий ворон обернулся. Глаза его блеснули, и в следующий миг я уже отплёвывлась от прилетевшего снега.

— Йд! — грозно рыкнул Тэрлак.

Но Эйдэн не унялся. Новый залп, и вот уже отплёвывается Кариодан. Я рассмеялась: нет, ну а что? Сумасшедшие тоже хохочут иногда. Может быть даже чаще других.

— Эйдэн, ты… — начал было жених, но ему снова влетел снежок в рот. — Прекрати…

— Шлэк! — кинул Эйдэн и выпустил сразу два снаряда.

Один из них перехватил в прыжке Гарм, выплюнул, тяфкнул. Кариолан стряхнул с себя снег:

— Я не ребёнок, цтобы играть…

— Девоцка? — переспросил Эйдэн.

Жених схватился за ятаган, бледнея.

— Ты сейцас оскорбил меня, брат…

— Йд!

— Нет, — засмеялся Третий ворон, — не оскорблял. Я не назвал тебя женщиной, только ребёнком. Вместо того, цтобы ответить ударом на удар, ты выплёвываешь снег. Эй! Где мой брат-ворон, цьей меткостью я могу гордиться? Пока тебя бьют, а ты терпишь, тебя бьют.

— Он прав, Кр, — согласился Тэрлак устало и сел к костру.

— Ты третий, а я седьмой, — возразил Кариолан. — Я не могу отвецать ударом на удар.

— Тогда терпи, — жёстко бросил Эйдэн.

Пропустив ещё три снежка (от одного из них жених почти уклонился, а второй перехватил развеселившийся Гарм), седьмой ворон всё же рассердился и бросил снежком в обидчика. Третий с лёгкостью ушёл из-под вяло брошенного комка.

— Цэ-цэ-цэ, — кинул презрительно.

А затем драка переросла в бойню. И я тоже в ней участвовала, не забывала глупо мэкать и хихикать. Гарм отчаянно тявкал и носился между нами. Под конец даже Тэрлок оживился. Снежная битва угасла лишь когда стемнело.

— Кариолан, отведи невесту в шатёр, — велел Тэрлок.

— Завтра мы будем на Волцьем перевале, — заметил Эйдэн, отряхивая куртку. — Завтра ты станешь ей мужем.

У меня от этих слов подкосились ноги, и я с трудом смогла устоять. Завтра! Уже завтра…

Посадив меня на попоны в шатре и подбросив дрова в огонь, Кариолан тотчас вышел, не пожелав мне даже спокойной ночи. Я подождала, но Эйдэн, кажется, не собирался нарушать негласный приказ Второго ворона. Всё стихло, и я высунулась из шатра, но тут же раздалась гортанная песня. Что б их! Пришлось прятаться обратно.

Снова завернувшись во всё, во что можно было завернуться, а заодно вспомнив про бесследно пропавшую шкуру, послужившую несчастному маркизу одеждой, я задумалась. Мой прекрасный план заключался в том, что лягушка превращается в человека, во-первых, ночью, а во-вторых, в тепле. Насчёт последнего я не была уверена, но очень на это надеялась, поэтому Армана я нарочно оставила под корягой, чтобы он случайно не превратился в человека не вовремя. Ночью я должна была прокрасться к коням, забрать того, который принадлежал Эйдэну и который меня уже более-менее знал, переодеться в женское, а маркизу дать свой мужской костюм. А потом скакать не куда-либо, а в замок Спящей красавицы. То, что его мне показал сам Третий ворон настораживало, но вариантов особо не было.

А тут вот мои тюремщики решили устроить вечер песен.

Впрочем, песни оказались прекрасными. Пели на два или три голоса (я не сильна в музыке), и от резонанса всё почти вибрировало. Казалось, что по бескрайним степям, по морю трав скачут табуны лошадей с развевающимися гривами.

Моя одежда промокла насквозь (во время снежных игр я ещё и в сугробе повалялась как следует), и меня ощутимо начало знобить. Я всё куталась и куталась в попоны, их было много — целая гора, но всё равно меня трясло от пяточек до мизинчиков, и зубы клацали.

А если бы проводил Эйдэн, он бы это заметил…

А если бы… Мне вспомнились насмешливые глаза, и вдруг обдало жаром, словно я оказалась в прачечной, в которой кипятилось бельё. Я задыхалась от клубов паров, по лицу и спине тёк пот, и в то же время меня трясло от озноба. Кто-то облизывал мне лицо, кто-то тявкнул, потом зарычал, схватил меня за рукав, слегка цапнул за нос, но…

Веки налились свинцом. Каменные, совсем каменные — не открыть. И я таяла, как снежная баба, ловила ртом воздух, но его не было.

— Потом, Гарм, потом… я немного полежу…

Пёс стих, а меня раскачивало на волнах, и потом навалился сон без сновидений.

— Вставай.

Это Гарм меня зовёт? Арман? Я чуть не проспала, у нас побег. Приподнялась на одной руке, силясь открыть глаза. Видимо, ночью у меня был жар, но сейчас я чувствовала себя намного лучше.

— Я заснула, — прошептала виновато.

— Слуцается, — рассмеялся Эйдэн. — По ноцам. Главное свадьбу не проспи. Вставай, выезжаем.

Что? Уже утро⁈

— Но… ведь ещё совсем темно и…

— Нам ехать на Волций перевал, это ещё далеко. Нужно успеть.

Какой ужас! Элис, как ты могла! Ты проспала свою свободу… Я почувствовала, как от осознания ужаса произошедшего заледенели ноги.

— Я не могу, — прошептала я отчаянием, — я…

Это была последняя ночь перед свадьбой. Последняя! Я должна была встать… Ох, Элис! Я всхлипнула, закрыла руками лицо. И Арман поедет со мной в Великую степь, и я… я сегодня стану женой дикаря, а ночью… Ох.

И тут вдруг у меня появилась мысль. Я схватила Третьего ворона за руку.

— Эйдэн, а… наша с Кариоланом первая брачная ночь будет тоже в шатре?

— М?

— Пожалуйста, нет! Это ужасно. Ты не понимаешь. Я ведь не привыкла вот к этому… А первая брачная ночь не повторится… Я слышала, где-то на Волчьем перевале есть трактир. Неужели мы не можем на ночь остановиться там? Комната, печка, ванная… Я ужасно грязная, Эйдэн! Я так не могу!

Мужчина тихо рассмеялся.

— Ну пожалуйста, — продолжала упрашивать я, вложив всю жалобность в голос, так как в шатре было тепло. — Мне и так будет плохо, а в таких условиях… Я не думаю, что это вот прям дорого стоит… И потом, лошади тоже нуждаются в отдыхе, и…

— Для нас это опасно, — довольно мягко возразил Эйдэн. — Девоцка, мы…

Я обняла его, прижалась щекой к шее. От отчаяния я, кажется, снова плакала.

— Пожалуйста! Ты очень хорошо говоришь по-нашему, если ты будешь избегать слов с буквой «цэ», никто не догадается. Я умру, если всё произойдёт прямо здесь, на земле и… Ты просто никогда не был женщиной, ты не понимаешь…

— Не был, — рассмеялся он и вдруг погладил меня по волосам.

Не зная, что ещё сказать, я зажмурилась и взмолилась к небесам. И меня услышали.

— Ты мокрая. Одежда мокрая. Ты заболела? — он провёл рукой по моим волосам, по шее. — Хорошо. Но ты обещаешь, цто у Безликого алтаря дашь своё согласие Кариолану.

— Согласна.

А можно не давать? Впрочем, проверять я не собиралась. Эйдэн резко поднялся, потянул меня за руку.

— Сегодня ты едешь с Кариоланом, — произнёс сухо. — Поспеши.

И вышел. А как же Гарм? Я поторопилась покинуть шатёр следом за вороном. Гарм сидел в нескольких шагах от шатра, держал Лягуха в пасти и не смотрел на меня. Я тихонько его позвала. Пёсик повернулся, а потом резко отбежал в сторону, запрыгнул в седло впереди Эйдэна. Гарм на меня что… обиделся? А… собаки разве умеют обижаться? Ну и если даже умеют, то… Я растерялась.

Кариолан и Тэрлак о чём-то спорили невдалеке, и мой жених отчаянно злился, но пытался разговаривать почтительно.

— Тэрлак, я возьму её завтра…

— Кр, ты должен это сделать сейцас, — не соглашался Второй ворон.

Кариолан сердито обернулся на меня, закусил губу. Как же это неприятно, когда тебя кому-либо навязывают!

— Тебе с ней спать этой ноцью, — мягко заметил Эйдэн, уже верхом на коне. — Не пора ли нацать привыкать?

— Я не хоцу привыкать, — процедил жених, кривя губы. — Я вообще не хоцу всего этого! Это насмешка какая-то! Ты ведь знал, да? Ты знал, цто девица сумасшедшая, и специально предложил этот брак кагану. Цто бы отомстить сыну моего отца!

— Кр, уймись!

— Пусть скажет, — миролюбиво отозвался Эйдэн.

Кариолан положил руку на эфес ятагана и попёр на него:

— Владыка послушал тебя, потому цто верит тебе, но ты, как и твой отец…

— Заткнись, — рявкнул Тэрлок. — Если ты не замолцишь, Кр, клянусь, свадьба с сумасшедшей тебе покажется…

И резко перешёл на свой язык. Кариолан закусил губу. Поколебавшись, отпустил оружие. Я посмотрела на Эйдэна, который, по-прежнему усмехаясь, наблюдал за моим женихом. То есть… эта свадьба… вот это всё это… «Ницего лицного, мне просто нужны ваши общие дети» — вдруг вспомнилось мне. И сердце сжалось.

А с другой стороны, кто сказал, что Эйдэн — друг?

Я захохотала, подбежала к Тэрлоку.

— Мэ! — провозгласила решительно и принялась карабкаться на его колени. — Мэ-мэ!

— Кажется, девоцка выбрала тебя, — снова рассмеялся Эйдэн.

И Тэрлаку ничего не оставалось, как только взять меня в седло. Ну и пусть. Я вцепилась в его бородку, потянула на себя. Второй ворон стиснул мои плечи, развернул меня спиной к себе и пустил лошадь вскачь. И я услышала его тихое: «аргэ цэйхи». Что-то вроде «бедная девочка», наверное. Мне стало стыдно: мало кто относился ко мне с состраданием. Но я тут же прогнала это ненужное чувство.

Если всё получится так, как я придумала, то хотя бы Армана я спасу. Я оглянулась на Эйдэна, и увидела, что мой Лягух сидит на луке седла, между передних лап Гарма.

А потом жар снова взял вверх, я привалилась головой к груди ворона и уснула.

Безликий алтарь оказался плоским камнем. Не совсем обычным: он нависал над бездной. Огромный, словно блюдо великанов. Каменный мост через бездонной ущелье. На его краю росла сосна, обвивая алтарь корнями и, мне кажется, этим удерживала от падения.

Тэрлак спрыгнул с коня, аккуратно снял меня с седла.

— Она совсем горит, — произнёс обеспокоено.

— Кардраш, — выругался Кариолан. — Ад жиль бе…

— Мы всё ещё в Родопсии, — заметил Эйдэн, спрыгивая и подходя к старшему. — Кар, не стоит произносить слова на нашем языке. Тэрлак, разве жар цто-то меняет?

Подлец.

— Нет, — согласился Второй ворон.

Он набросил на лицо капюшон, выполненный в виде вороньей головы так, что клюв скрывал всё почти до самого подбородка. Прошёл на камень, опустился на одно колено и принялся высекать огонь. И не боится же упасть.

— Кариолан, поддержим невесту, — приказал Эйдэн.

Шакалы даже не спустились с коней. Видимо, обряд должен был быть недолго. Жених, содрогаясь от отвращения, взял меня за руку. Земля раскачивалась. Плевать. Я не признаю языческих обрядов, а венчания в храме не было. Лишь бы не…

Язычок пламени лизнул светлые палочки дров. Берёза? Или что это? Тэрлак поднялся.

— Брат мой Эйдэн, как сцитаешь, обряд тоже петь на их языке?

— Брат мой Тэрлок, я уверен, цто главное — смысл.

— Цто ж. Кариолан, иди ко мне и веди невесту.

Жених угрюмо потащил меня на камень, даже не оглянувшись. Я ступила на поверхность и невольно замерла. А если он… упадёт? Только здесь я поняла, что он висит в воздухе между скал, скорее всего, застряв в расщелине. Наверняка висит уже много сотен лет, но что если…

Я вырвала руку из вялых пальцев и попятилась в ужасе.

Там, внизу отчётливо виднелась ниточка реки. Это… это… нет-нет-нет!

Моя спина упёрлась в… конечно, в Эйдэна. Ворон сжал мои плечи, останавливая меня на пути отступления. Кариолан тихо выругался, вернулся, снова взял за руку и потянул за собой.

— Нет! — крикнула я, вырываясь.

— Возьми её на руки, — велел Тэрлак.

Жених попытался. Я выскользнула, попятилась, и снова оказалась в объятьях Эйдэна. Лицо Кариолана пошло пятнами от злости.

— Поцему я должен это терпеть? Она не хоцет быть моей женой. Она только что…

— Замолцы, — тихо приказал ему Эйдэн, наклонился и прошептал мне: — Элли, ты обещала.

Я зажмурилась.

— Я не могу, — отозвалась тихо и вся дрожа. — Я боюсь.

— Он не упадёт. Он висит тысяцу лет.

— Я боюсь, — всхлипнула я.

Господи, мне никогда не было так страшно. Наверное. Сейчас казалось, что никогда. Эйдэн вдруг обнял меня, его руки легли мне на живот.

— Всё будет хорошо, — прошептал он, — Элли. Идём.

Ворон легко подхватил меня на руки, я вцепилась в его плечи, распахнула глаза: не видеть оказалось страшнее. Эйдэн прошёл и встал слева от молчаливого Тэрлака.

— Ты не должен быть здесь, — заметил последний.

— Да. Не должен.

— Хорошо. Кр.

Кариолан прошёл и встал рядом.

— Пусть он уйдёт, — потребовал хмуро.

Но Эйдэн даже не подвинулся, лишь поставил меня и снова обнял.

— Нет. Тебе следовало раньше прируцить свою женщину. Если конь не слушает наездника, виноват не конь.

— Он прав, — приговорил Тэрлок.

Я опустила взгляд. Внизу вились какие-то узоры, переплетаясь причудливой вязью. По центру камня, там, где сейчас горел маленький костёр, был странный символ — птичья лапа в кольце.

— Заклинаю тебя, солнце, — нараспев произнёс Второй ворон, — всем жаром твоим, всем светом твоим, открой пути, помоги сестре нашей найти путь свой и защиту свою.

Все посмотрели на Криолана, тот отвёл взгляд.

— Не помню. А нельзя покороце? Какая разница все эти древние обряды…

— Я солнце, — выдохнул позади меня Эйдэн, понижая голос, — приближаюсь и выжигаю траву. Обращаю землю в песок. Превращаю озёра в луже. Я зной, я — жар, я — огонь. Дети плацут и просят у меня воды. Хотя бы каплю воды. Я — солнце. Я пожираю детей земли.

— Подул ветер, — продолжил Тэрлак невозмутимо, — нагнал туцу и исцезло солнце. Пришла ноц и съела пожирателя детей. О месяц, ты ведёшь странников. О, ясный ты освещаешь путь, когда темно. Помоги сестре нашей найти путь свой и защиту свою.

Кариолан покорно промямлил:

— Я месяц, я холоден как лёд… я… я…

И замолчал.

— Я месяц, я высоко в небе. Я лью на землю свет мёртвых. Я холоден, как лёд. Я жажду тёплой плоти и крови. Приди, сестра, и накорми меня тёплой плотью, приди и напои меня горяцей кровью.

Жизнерадостно так. Прекрасные у них обычаи… Я невольно вздрогнула.

— Пришёл рассвет, и небо посветлело. Пришёл рассвет, и месяц растаял. Утонул ледяной пожиратель целовецеской плоти. О звезда, светлая звезда утра, помоги сестре нашей найти путь свой и защиту свою.

— Кар, — мягко сказал Эйдэн, — если и это за тебя скажу я, то Элис будет уже моей женой, не твоей.

Кариолан тяжело вздохнул, и мне кажется мы с ним оба подумали одно и тоже. Жених начал без всякого энтузиазма, запинаясь едва ли не после каждого слова:

— Я звезда, звезда утренняя… слушай меня, невеста. Я — защита твоя и путь твой. Позови, и приду к тебе. Мой хлеб — твой хлеб. Мой шатёр — твой шатёр. Мой конь — твой конь. Возьми кольцо моё. Пока оно с тобою, каждый путь приведёт тебя ко мне.

— Протяни руку, — прошептал Эйдэн, а затем взял мою левую руку и протянул её седьмому ворону.

Жених снял с шеи цепочку, расстегнул и на его ладонь упало серебряное колечко. Он надел мне его на мизинец. Эйдэн как-то хрипло выдохнул над моим ухом.

— Забирай жену свою к себе на коня, Кариолан, — провозгласил Тэрлак и сбросил капюшон на спину.

Седьмой ворон взял меня за руку. Его рука немного дрожала. Я с отчаянием оглянулась на Эйдэна. Он смотрел на меня со странным выражением.

— Тэрлак, здесь недалеко есть гостиница. Сегодня мы остановимся там.

— Йд, нам…

— Мёртвая жена всё равно цто не жена, — скривил губы Третий ворон. — Здесь безлюдное место. Нас немногим меньше десяти. У нас есть ятаганы. Одна ноць, а дальше — великая степь.

Кариолан запрыгнул на коня, потянул меня к себе. Я кое-как вскарабкалась и услышала усталое:

— Хорошо. Тебе виднее.