Ворон, каркни на счастье

Глава 21 Архитектор-колдун

— Вот тут можно разбить внутренний сад, а водой снабжать его по системе бамбуковых труб. У вас же растёт бамбук?

— Сад? На крыше?

— Да-да, висячий. А вот здесь у нас будет большой зал для пиров. Можно разбивать его раздвижными перегородками-ширмами на те дни, когда пиров нет, чтобы не терять площадь. Получится около восьми комнат.

Герман вымерял шагами пыльную землю, покрытую пожухшей травой. Каган и его свита следовали за Иевлевым по пятам.

— Кстати, как вы относитесь к идее подъёмного стола? — архитектор резко обернулся, и охваченный любопытством повелитель степи едва не напоролся на его грудь. — Как в пушкинском Эрмитаже: открывается пол, поднимается накрытый, задекорированный стол. Удобно: трапеза без слуг, можно говорить на любые темы, не боясь, что вас подслушают.

— Ты колдун! — рассмеялся каган.

Иевлев вздохнул. Все рацпредложения встречались этим возгласом.

— Обыкновенная система винтов и рычагов. Ничего особенного, но выглядит эффектно. Для ваших гостей, которые не разбираются — я уверен — в технике и физике в целом, будет выглядеть колдовством.

Каган наклонил голову набок, поцокал с хитрым видом. Герман отвернулся и украдкой раздражённо выдохнул. Он догадывался, что Охраш ему не поверил, по-прежнему считая всё изложенное выше магией. А, может, согласиться? Действительно сказать, что так и так — колдун, владеет техноволшебством? А потом припугнуть, что, если каган не выпустит из ямы бедолагу Эйдэна, то маг-архитектор обрушит на повелителя какое-нибудь проклятье? Летающий стол, например.

Хорошо, а если не поверит? И бросит в яму всех остальных? И ладно Кот, он мужчина, а Майя и Мари? Так себе из Иевлева лгун, надо признаться. В детстве он умудрялся солгать матери «я не ел зубную пасту», забыв вытереть эту мерзкую клубничную с губ. И до сих пор помнил её горькое: «а я не знала, что мой сын — лжец». Позднее, прогуляв один день в лихой студенческой компании, попытался соврать, что заболел, и сам почувствовал, как краснеет до корней волос. На этом опыты с ложью у Германа закончились. Враньё всегда оставалось для него одним из самых отвратительных пороков человека. А сейчас, ради жизни других — способен?

Герман оглянулся на кагана, стараясь не смотреть слишком уж сверху-вниз.

Охраш был мелким, щуплым и очень юрким мужичком с жидкой бородёнкой и злыми глазами. Не молодой, лет, должно быть сорока, а то и больше. Обычно он разговаривал с другими либо с коня, либо восседая на каком-то возвышении, устланном коврами.

«Нет, не стоит, — подумал архитектор. — Не поверит. Лжецы обычно чувствуют ложь других лжецов».

Вечером, уже в шатре, Герман поделился своими мыслями с Мари, которая в племени официально считалась его женой. Девушка прищурилась:

— Эйдэна надо вытаскивать — факт. Смотри, что я думаю: у нашего мира есть Хранитель, и есть некие псы бездны. При этом Яша лишил Румпеля силы, то есть баланс пошатнулся. Есть два варианта: Великое Ничто это наш Яша, и Великое Ничто — сама бездна. Я склоняюсь к первому: помнится, Яша хотел уничтожить мир, так что… Нам нужен надёжный человек, который разбудит Осень, а Осень забросит своего пса в зазеркалье.

— Эйдэн — неплохой мужик…

Мари усмехнулась, допила ароматную жидкость из пиалы, отставила её в сторону.

— Да, неплохой. План такой: при помощи специального устройства, похожего на кран, мы вытаскиваем ворона из ямы…

— Откуда возьмём устройство?

— Ты же строишь повелителю дворец, разве нет? А, значит, сделать краны для тебя будет не так уж сложно… То есть, сначала фундамент, да? Но уже через пару-тройку месяцев…

Герман улыбнулся, глядя, как Мари увлечённо чертит щепкой по земле. Пол в шатре частично был выложен шкурами, а частично просто вытоптан. Мужчина заглянул в рисунок.

— Неплохо. Очень.

— Для подъёма можно использовать движущую силу кроликов. Думаю, в данных условиях их использовать практичнее, чем паровую машину…

— Кроликов?

— Да, моя первая модель машины, откачивающей воду из шахт, была на движущей силе кроликов. Не очень удачно, но…

— Мари, — тихо позвал Герман.

Девушка с трудом оторвала взгляд от чертежа, посмотрела невидяще:

— Да-да.

— Не стоит усложнять. Нам не нужны ни краны, ни машины. В яму достаточно сбросить верёвку. Главный вопрос: как избавиться от стражи. Но давай завтра обсудим это с Котом и Майей? Если правильно помню, Бертран — мастер по побегам. Давай спать — день был тяжёлым.

Мари выразительно покосилась на лежбище. Оно было единственным. Герман пожал плечами:

— Ложись, я лягу у входа.

— Ну да. Вот только застуженной спины тебе не хватало. Перестань.

Она забралась на шкуры, сбросила куртку, стянула штаны и осталась в длинной, почти до колен, рубахе. Тряхнула головой:

— Иди сюда, вместе теплее.

Герман рассудил, что Мари права, но раздеваться не стал, лёг и постарался не смотреть в сторону светлых изгибов рубашки. «Воспользоваться ситуацией было бы некрасиво с моей стороны», — решил честный Иевлев и закрыл глаза. И почувствовал, что что-то тяжёлое и тёплое легло ему на плечо. А потом Мари положила руку на его грудь.

— Как думаешь, — прошептала задумчиво, — кроликов вообще можно использовать? Например, для электричества? Я пока гуляла, столько норок видела! Это ж ужасно, сколько энергии пропадает даром…

— Мари, — мягко сказал он, стараясь помнить, что она — невинная девушка из средневековья, — если ты не против, можно попросить тебя отодвинуться?

— Тебе неприятно? — Мари приподнялась.

— Проблема скорее в обратном. Ты мне нравишься, я могу не сдержаться. Не уверен в своей силе воли.

В полумраке раздался тихий смешок.

— Может, я не хочу, чтобы ты сдерживался? — поинтересовалась Мари.

Герман посмотрел на неё и увидел блестящие глаза совсем рядом. И вдруг осознал, что ведёт себя как идиот.

— Тогда и я не хочу, — прошептал и накрыл её губы своими.

Утром четвёрка смогла собраться вместе, и Кот действительно выдвинул хитроумнейший план по спасению того, кто мог помочь им бежать из ставки кагана. План включал в себя три такта: кражу коней, кражу Эйдэна и кражу самого кагана, при этом цолл — напиток, схожий с чаем, но не являющийся им, играл ключевую роль, и всё было расписано буквально поминутно.

— Сложность в том, — вздохнул Кот, — что у Эйдэна две жены, а ещё сыновья и дочь. Их тоже придётся красть. Это ужасно утомительно.

Майя чмокнула мужа в небритую щёку:

— Но ты же сможешь?

— Смогу, — расцвёл Бертран. — Но понадобится неделя или две на подготовку.

«Вот я и лишился крупнейшего заказа в своей жизни, — с грустью подумал Герман. — Построить дворец с нуля, а там может и город… Ведь не может быть дворец без города? И кирпичный завод, и лес бы посадить. Леса. На будущее». Он задумался. Безумно заманчиво, но… что ж поделать. Сколько вот этих проектов в его жизни, от которых пришлось отказаться по тем или иным причинам? У каждого архитектора есть своё кладбище непостроенных шедевров.

Но всё получилось совсем не так, как они ожидали.

Воодушевлённый лифтами, фонтанами, подъёмными столами и висячими садами Охраш решил отметить строительство дворца чем-то сродни турниру: состязаниями в стрельбе из лука, единоборствами и джигитовкой. И как ни сопротивлялся Герман, колдуну-архитектору пришлось стать почётным гостем на этом празднике.

Ристалище подготовили быстро: огородили арену, вбив колышки и натянув верёвки, насыпали холм, накрыли его коврами — место кагана. Натянули тент. Вот и всё.

«Дёшево и практично», — хмыкнул Герман, стоя сбоку от манежа.

Женщин всех согнали позади кагана, и Иевлева удивило, что красавицы, пусть и скрытые покрывалами, всё же допускаются на подобные зрелища. А с другой стороны, без восторга женщин мужские состязания теряют половину своей привлекательности. «Большую половину», — решил Герман и невольно рассмеялся. Надо будет рассказать Мари анекдот про большую и меньшую половины.

Он глубоко вдохнул нагретый солнцем воздух.

«И стадион. Вот бы построить нормальный стадион… Но где же взять камнетёсов, плотников и вообще специалистов?». И тут же вспомнил: нигде. Стадион расположится там же, где и дворец: на личном архитектурном кладбище Иевлева. Тут Герману стало досадно: редко какой петербургский архитектор получает столь перспективный заказ. Тем более, молодой архитектор.

— Будь другом, подержи, — Бертран протолкался к товарищу и сунул ему в руку свёрнутый плащ.

— Ты куда?

— Разомнусь немного.

Чёрные глаза Кота горели воодушевлением. Настолько взбудораженным Герман видел друга лишь однажды, когда Бертран принимал участие в хард-эндуро. В тот год Геленджик не радовал участников погодой: от ливней дороги и без экстремальной гонки развезло, и было довольно холодно, но Кот, ещё не бритый, с пружинистой рыже-красной шевелюрой и золотой щетиной на щеках, в чёрно-зелёной байкерской экипировке выглядел мальчиком, которому лётчик дал поносить настоящий шлемофон.

— Не поубивай там кочевников. Они нам ещё пригодятся, — пошутил Герман.

Он встревожился, и в глубине души считал идею друга блажью, но они были давними товарищами и слишком друг друга уважали, чтобы учить жить.

Герман приготовился созерцать зрелище мужиков, искренне дубасящих друг друга кривыми саблями, соревнующихся в длине копья и способности пробить набитые сеном тюки с возможно дальнего расстояния. В конце концов, было в этом что-то звериное, природное, прекрасное в своей первобытной хищности, сродни знаменитому Дискоболу, которого Герман с детства не любил.

«Можно было бы в одном из дворов или в уголке парка соорудить площадку тренажёров. Наподобие тех, что в Александрии…», — снова подумал Иевлев и снова с досадой одёрнул себя. Зачем пополнять коллекцию несбыточных проектов.

И тут он заметил, что каган со своего помоста ему подмигивает, и сообразил: Охраш подзывает мага-архитектора к себе.

Когда Герман смог протиснуться через толпу и взойти на помост, уже взревели рожки и длинные, выше человеческого роста, трубы. Ударили барабаны, загрохотали, рассыпая мелкую дробь. А потом всё смолкло, и по нестройным рядам зрителей пронеслось дружное: «о-о-о».

Каган пальцем показал на место рядом с собой. Это была высокая честь, и палец, удлинённый специальной металлической накладкой на ноготь. На этой накладке сверкали драгоценные турманлины. Герман сел по-турецки, подобрав полы халата.

— Сделай мне фонтаны для вина, — хитро улыбаясь, попросил Охраш. — С вином и с мёдом.

Герман вздохнул.

— С вином возможно, если у вас достаточно вина. А вот с мёдом… там слишком высокая вязкость, у нас хватит мощностей…

— А ты сделай.

— Невозможно, — решительно отрезал Иевлев и нахмурился.

Зрители закричали, подбадривая двух бойцов, танцующих друг вокруг друга свой сабельный танец.

— Цэ-цэ-цэ, — ещё лукавей ощерился Охраш. — У тебя красивая жена. Белая как луна. Я дам тебе свою доць, хоцешь?

— Зачем? У меня ведь уже есть жена.

— Будет две. Две луцше, цем одна. Тебе нравяца больше тонкие или пышные?

Герману нравились тонкие, но он не счёл нужным говорить о своих предпочтениях. Тем более что «невесты» сидели позади кагана и чутко вслушивались в каждое слово.

— И в тех и в других есть своя прелесть, — дипломатично уклонился Иевлев.

— Возьми двух.

Герман промолчал, не зная, что сказать. Это были дикие люди со странными взглядами. Заявишь, что тебе хватит одной — сочтут слабосильным мужчиной, ещё чего доброго. А мужская сила у дикарей очень даже ценилась, Иевлев это уже понял. Когда они только приехали в Драконий стан, и Эйдэн, преклонив колено, поведал своему повелителю о тьме, пожирающей мир, об отце, сгинувшем вместе с целой армией, вперёд выступил Седьмой ворон — седоусый угрюмый мужик — и обвинил Третьего в трусости. Обвинение основывалось в том числе и на факте, что старший сын Эйдэна умер от какой-то болезни, и у обвиняемого остался лишь один-единственный сын.

— Тру́сы не рождают мужчин, — гордо заявил надменный обладатель пятерых статных сыновей, младшему из которых было что-то около двадцати лет и красотой он походил на девицу. Если бы не кадык, конечно. И не тёмная полоска, пробивающаяся над губой.

Логика утверждения была спорной, но и каган, и толпа приняли её как само собой разумеющуюся. Затем вышла усатая темноволосая женщина, раздобревшая, в узорчатом халате, украшенном драгоценностями, плюнула на землю и заявила, что отныне трус Эйдэн ей не муж.

— Молцишь? Вай, какой несговорцивый, — зацокал каган.

— Видите ли, я не могу согласиться просто потому, что я — не колдун. Я не могу сделать фонтаны из ничего. Если у вас есть вино, я сделаю винные. Не то чтобы я в этом разбирался, но дело не такое уж хитрое, разберусь. Но с мёдом…

— У меня есть гнедой жеребец. Цетырёхлеток. Ноги — м-м-м! — словно у цапли белой. А как выступает! Ровно над землёй парит. Две принцессы и гнедой? Будешь жить и ни в цом себе не отказывать.

— Я не очень люблю лошадей, — честно признался Герман.

— Ты Дарраша просто не видел!

Архитектор обернулся, попытался найти взглядом Мари и действительно увидел её. Девушка, приподняв полупрозрачную накидку так, чтобы та не мешала ей наблюдать, внимательно следила за разговором и покусывала губу, стараясь не рассмеяться.

— Повелитель, дай мне время подумать, прошу тебя, — наконец выдавил Герман наиболее подходящий ответ.

Посмотрел на арену. Там шла схватка между Бертраном и незнакомым кочевником. Кот уходил, уклонялся, перекатывался, толпа ревела, недовольная.

— Вай, молодец твой слуга! Хороший слуга, — восхитился каган. — Да только Ташт сильнее. Опытный воин, разрубит твоего слугу от плеца до пояса.

— Что? Вы шутите?

Лицо Охраша лучилось удовольствием. Напряжение нарастало.

— Это же тренировочные сабли? — снова переспросил Герман.

— Зацэм тренировоцные? Тренеровоцные не интересно.

Иевлев похолодел. Вот лезвие прошло совсем рядом с шеей друга, тот едва успел отскочить. А вот зацепило рукав, разрезало его, но зрители были слишком далеко, чтобы увидеть — ранило или нет. Ташт явно теснил Кота, да и понятно: у кочевника преимущество: он получал опыт в бою. А Бертран… Ну ходил на какие-то реконструкторские поединки, но…

Клинок Ташта сверкнул на солнце и, будто повинуясь словам кагана, наискосок разрезал противника от плеча до… бы. Если бы неуловим, перетекающим движением Бертран не поднырнул врагу под мышку и не оказался у того за спиной, тотчас прижав клинок к кадыку побеждённого.

Позади раздался судорожный выдох. Не надо было оборачиваться, чтобы догадываться, что он принадлежал Майе.

— Ловок, — мурлыкнул каган. — Ай да слуга! Ташта одолел. Подари мне твоего слугу, друг. А я тебе дам доц в жёны.

— Не могу. Я обет дал, — брякнул Герман не подумав.

Повелитель вздохнул:

— Ну, позови его сюда. Награжу.

Когда Бертран подошёл и, улыбающийся, вспотевший и раскрасневшийся, преклонил колено, каган любезно предложил:

— Ты порадовал наши очи, раб. Проси, цто хоцешь.

— Повелитель, кем любуются звёзды и от зависти вздыхает луна, — бодро прохрипел Кот, — горы смущаются перед крепостью твоей, а ветер не дерзает обгонять твоего скакуга. Прошу тебя, исполни просьбу сестры моей.

Каган милостиво кивнул:

— Пусть говорит.

Женщины заволновались. Между ними появились две закутанных фигурки, прошли по рядам сидящих. Та, что повыше, подойдя и замерев шагах в четырёх перед каганом, упала на колени, сбросила накидку и взмолилась:

— Господин мой, жизни наши — в твоих руках. Хоцешь награждаешь, хоцешь милуешь. Прошу тебя о милости: прости и верни мне мужа моего, Третьего ворона Эйдэна. Пощади. Если гневаешься на меня, пощади ради невинного ребёнка.

Она поставила вперёд совсем маленькую девочку, должно быть лет пяти, не больше. Перепуганный ребёнок сморщил носик и заплакал, зажмурившись от страха. У неё было круглое личико и коротенькие, тоненькие, жиденькие тёмные косички. А в женщине, похудевшей, испуганной и постаревшей, Герман узнал Касьму. Его сердце сжалось от жалости.

— Женщина, — каган нахмурился. — Иди и не гневи меня. Твой муж полуцил то, цто заслужил.

— Ты обещал, повелитель, — намекнул Бертран тихо.

Охраш зло прищурился.

— Я обещал выполнить просьбу сестры твоей…

— Касьма — сестра моя. Мы ночью заключили кровное родство.

«Вот же… бесстрашный», — восхитился Герман.

Что-то было не так с Касьмой. На её щеках алели пятна. Круги под глазами, темнели, как глаза совы. И вот этот тик на левом веке, и уголки губ дёргаются. «Она в предъистеричном состоянии, — холодея, понял Иевлев. — Это опасно».

— Повелитель, присоединяюсь к просьбам, — озвучил он вслух. — Вам ведь ничего не стоит пощадить одного мужчину. Давайте его жизнь поменяем на фонтаны?

Каган задумался. Поиграл пальцами в перстнях. Затем закрыл глаза и снова подумал. Усмехнулся.

— Нет, — а потом всплеснул руками. — Моё решение твёрдо и неизменно. Уйди, женщина. Состязания продолжаются.

— Ты просто ненавидишь меня! — вдруг закричала Касьма вскочив. Глаза его загорелись злобой. — Ты мстишь мне за дитя, в смерти которого я не виновата! Эйдэну, за то, цто меня спас. Ты убил моего отца, захватил его престол, взял меня в рабство и решил убить. Потому цто я — последняя из династии. Это низко! Это подло, это…

Герман подскочил к девушке, обнял её, прижал к плечу. Чёрт, что она делает!

— Горе помрачило её разум, — пояснил быстро. — Так, все остаются на своих местах. Праздник продолжается…

— Стража… — начал было каган, но Герман взмолился:

— Повелитель, мало ли что болтают женщины. Прошу вас, будьте выше этого.

В его руках билась и сотрясалась маленькая худенькая женщина. Стёганный халат на плече быстро стал мокрым. И рубашка под ним.

— Я позабочусь о ней, — выдохнул Герман, подхватил несчастную на руки.

Малышка обняла ноги матери и заревела ещё громче.

— Вы ведь не казните её за глупые слова? Тут же понятно: она просто волнуется за мужа. Ну и… бывает. Женщина же…

— У нас не казнят женщин, — снисходительно улыбнулся каган.

Герман облегчённо выдохнул и поспешил удалиться с праздника. Малышка бежала за ними, схватившись за пояс Иевлева и всхлипывая.

ПРИМЕЧАНИЯ

Бертран и Мари — герои книги «В смысле, Белоснежка⁈», о том, почему Бертран Кот и почему он «мастер по побегам» рассказано там.

Про двигатель на основе кроликовой тяги тоже рассказано в первой книге цикла

Герман ошибается насчёт Бертрана, у Кота есть боевой опыт, об этом тоже было рассказано ранее, плюс Бертран опытный дуэлянт