Ворон, каркни на счастье

Глава 27 Внутри и снаружи стен

— Ты уверен, Эйдэн? — устало спросил Аэрг и потёр виски.

— Да, — просто ответил Третий ворон.

Первый тяжело взглянул на него, затем на меня, испуганно выглядывающую из-за плеча защитника.

— Как такое может быть? Как может сестра воронов быть Псом бездны?

— Я не знаю. Но это так.

— Ты же понимаешь: если Элис — Пёс бездны, мы должны её убить?

— Понимаю.

Я вздрогнула, зажмурилась и уткнулась в надёжную спину.

— А если она — сестра воронов, то мы должны служить ей и беречь?

— Понимаю.

Аэрг закрыл лицо руками.

— А ещё, о, брат мой, Первый ворон утренней звезды, я скажу тебе, что в Элис — надежда и наша, и мира. Без неё нам не победить Великое Ничто.

— Почему ты не собрал воронов на совет?

— Как я им докажу то, что знаю? Я не могу отдать Элис Кариолану. Он сцитает её женой. А этого нельзя.

— Ты хоцешь забрать её себе?

— Я не могу забрать её себе. Я тоже ворон. Она — сестра моя. Но и отдать её я не могу. Я знаю то, цто говорю. И буду защищать её, пока жив.

Эйдэн произнёс это как-то почти обречённо, без радости. Я судорожно выдохнула:

— Не надо меня защищать! Я сама справлюсь. Я… я просто расскажу Кариолану всё и… Он обязательно поймёт. Он добрый.

Чёрные глаза Аэрга с любопытством уставились на меня.

— Ты видишь, — Эйдэн развёл руками. — Я могу защитить её от Кара, я могу взять её в свой шатёр, но тогда мне придётся биться с Седьмым, и я убью его.

— Это неправда! Если бы Эйдэн хотел убить Риола, он бы это сделал!

Я вышла вперёд. Ну почему они такие задиристые, эти во́роны?

— Элис, скажи мне, — Аэрг погладил узкую бородку, заплетённую в косу, — цьей женой ты хоцешь быть? Эйдэна или Кариолана?

— Да разве я могу выбирать? Вы же женили меня уже.

— Ты выберешь одного, а другого мы убьём, — просто ответил Аэрг.

Что⁈ Они с ума сошли⁈

— Не надо никого убивать! — возмутилась я. — Что за дурацкая привычка? Чуть что, сразу убивать кого-то.

— Ты одна, а их — двое. И каждый не хоцет отдавать тебя другому. Если Кар умрёт, Эйдэн заберёт тебя в свой шатёр. Сцитает сестрой, будешь сестрой. Это ваше дело. Если умрёт Эйдэн, ты вернёшься в шатёр Кара, и твой муж успокоица и больше не будет ревновать тебя. Пока живы оба — жива и вражда.

Я обернулась к Эйдэну. Тот молчал и смотрел себе под ноги. По его лицу, как всегда, невозможно было что-то прочитать. Ну разве что упрямство. Я снова посмотрела на седого Аэрга.

— Можно я просто уеду?

Краем глаза я уловила усмешку Эйдэна. Я даже не увидела её, скорее ощутила. Эдакую добродушную, как у отца, когда ребёнок сморозил чушь, и тут же поняла:

— Меня найдут?

Аэрг кивнул, снова провёл рукой по бородке:

— Элис, ты одна, их двое: решай. Кого оставим тебе живым?

— Вы серьёзно? — почти беззвучно прошептала я и снова оглянулась на Эйдэна, схватила Третьего ворона за руку: — Скажи ему, пожалуйста! Так нельзя!

— Так надо, Элис, — мягко сказал он и тихонько сжал мою руку, словно пытаясь успокоить меня.

Как будто можно было вот так просто взять и успокоиться!

— Должен быть другой вариант!

— Другой вариант есть, — Аэрг прикрыл глаза морщинистыми веками и стал похож на черепаху. — Если убить тебя, то воронам станет нечего делить.

Открыл глаза и воткнул в меня ледяной, точно кинжал, взгляд. Я снова сжала ладонь Эйдэна, но на этот раз Третий ворон даже не попытался поддержать. Просто стоял и молча смотрел на свои сапоги, неподвижный, точно камень.

— А четвёртый выход?

Аэрг покачал головой.

— Ты — женщина, — сказал мягко, — ты — жизнь. Если убить Кара, то Эйдэн войдёт к тебе, как к жене и восстановит род Седьмого ворона. А потом заберёт тебя в свой шатёр. Если убить Эйдэна, то Сафат, его сын, станет Третьим вороном, и давняя вражда уляжется. Не бойся, Элис, Кар не станет тебе мстить за побег с Эйдэном. Ты — женщина. Твоей вина в этом нет. Кар будет любить тебя, и ты родишь ему детей. Всё будет хорошо.

В горле пересохло. Я попыталась проглотить слюну, но не смогла: внутри всё стало колючим.

— Я же сестра воронов. Мне нельзя… — прошептала сипло, с трудом преодолевая пустыню внутри.

Руки и ноги совсем заледенели.

— Так говорит Эйдэн. Он ошибаеца. Он оцень хоцет в это верить. Но всем видно, цто ты ему просто нравишься. Как женщина. Эйдэн готов на всё, цтобы не отдавать тебя другому. Даже нарец сестрой.

Мне вдруг вспомнилось, как дрожали его руки, когда Третий ворон надевал на мои ноги носки. И все эти прижимания к себе, как он зарывался в мои волосы. И словно наяву я услышала: «женщина, иди в шатёр». И только сейчас до меня дошло, почему голос ворона тогда был таким напряжённым. Кровь, ушедшая из конечностей, хлынула на лицо, заливая уши. Я внезапно ощутила, что у меня есть уши. И они сгорают. На всякий случай коснулась левого. Пламени не было.

— Хорошо.

Прокашлялась и повторила:

— Хорошо. Тогда можно сделать это не больно? И чтобы я не почувствовала? Я очень боюсь боли.

— Ты выбираешь умереть самой?

Я удивлённо посмотрела на Аэрга:

— Ну конечно. Раз вся причина во мне…

Эйдэн выдохнул, обнял меня, словно хотел закрыть от всех. Положил подбородок на мою макушку. Я попыталась освободиться. Третий ворон сжал сильнее.

— Ты видишь, Аэрг, — выдохнул он.

Видишь что? Как ты тискаешь чужую жену?

— Вижу, — согласился Первый ворон. — Цто ж. У неё жалостливое сердце, но это не знацит, цто она не просто добрая девушка. Но луцше надежда, цем ницего. Мы можешь выехать сейцас. Восемь. Семь воронов и одна сестра.

Выехать… куда? Я всё же вывернулась и прямо посмотрела в лицо Эйдэну. Там ничего не переменилось, только брови чуть сдвинулись.

— Она не готова, — возразил «брат» сухо.

— Тогда, Эйдэн, Третий ворон кагана, приказываю тебе: отдай мне свой шатёр. Элис останется со мной. Ей ницего не угрожает. Иди и готовься к штурму. Каган возьмёт себе свою женщину, а мы выполним перед ним последний долг и отправимся на восток. Пока скацем, у Элис будет время подготовица.

Эйдэн нехотя разжал руки.

— Ты сказал, а я услышал.

Наклонил голову, круто развернулся и стремительно вышел. Не попрощался даже! Я с упрёком посмотрела на полог шатра. А обещал защищать… эх.

— Не тревожься, женщина, — мягко сказал Аэрг. — Я тебя не обижу. Мой шатёр — твой. Хоцешь есть?

Я села к очагу, протянула руки. Значит, это было испытание? Что-то вроде того, что устроил Эйдэн вечером? Вот же… воро́ны!

— А где ваша жена? — спросила почти грубо.

Лицо ворона помрачнело. Мне стало стыдно:

— Простите, она… Ой.

Умерла?

— Она жива. Возможно. Каган велел разделиться орде на две цасти. Воины отправились вперёд. Женщины, старики, дети, больные и раненые остались позади.

Я закусила губу.

— Ложись спать, Элис. Завтра штурм Старого города. Будет тяжело. Ложись спать, девоцка.

Он сидел у костра, похожий на изваяние. В мою сторону даже не смотрел. Я легла, закуталась в шкуру и уснула. И мне приснилось, что я бегу по замёрзшей степи, стуча когтями по земле, а впереди клубится тьма. И мне страшно, очень страшно.

Утро наступило слишком быстро. Моего плеча коснулась Майя.

— Привет, — шепнула тихо. — Эйдэн попросил побыть с тобой. Что бы ни случилось, держись поближе к нам с Бертраном.

Шатёр был пуст. На носовом платке, расстеленном на земле, лежал кусок пшеничной лепёшки и ломоть сыра. Я быстро поела и поднялась.

— Не знаешь, Мари и Арман доехали до крепости?

Майя покачала головой:

— У нас нет информации. Ты поедешь на лошади Бертрана, позади. Держись крепче и не бойся. Это правда, что ты — Пёс бездны?

— Да, — кисло призналась я.

Майя задумалась. Смахнула светлую прядь со лба.

— Это очень странно. И ты никогда не превращалась до этого в волка?

— Нет.

Мне стало неловко отвечать на вопросы, и я поторопилась выйти наружу. Было ещё темно, небо только-только начало сереть. С краюшку. Кочевники седлали коней, засыпали костры землёй, перемешанной со снегом.

— Почему так рано? — спросила я жалобно, обернувшись к Майе.

Та пожала плечами:

— Война же. Торопятся, — фыркнула зло.

К нам подошёл Бертран, ведя в поводу двух лошадей. Помог жене сесть, обернулся ко мне. Он улыбался, и глаза блестели весельем.

— Ну что? Вперёд, в средневековое варварство?

— Смеёшься? — проворчала Майя. — У нас там дочь где-то, непонятно где. А малышка Осень вообще скоро в осаду попадёт. А тебе всё шуточки.

Кот рассмеялся:

— Так а грустить чего? Зло неизбежно. Если рыдать каждый раз, когда кто-то умирает, так слёз не хватит.

— Не кто-то, а хотя бы близкие…

— Мои слёзы им помогут? — хмыкнул Бертран.

— Не помогут. Но они были бы уместны. Слёзы ничему не помогают, только пыль с глаз удаляют. Но если есть сердце…

— Значит, у меня его нет, Май, — мягко ответил он. — Нам лучше выезжать сейчас, иначе мы окажемся в хвосте орды. А там не здорово, честно.

Он поднял меня на круп лошади, запрыгнул в седло, цокнул, ударил стременами, и мы помчались.

— Удобно? — спросил принц через некоторое время.

— Да. Вы же не поссорились?

— Нет, — Бертран рассмеялся. — Старый-старый спор. Герман, салют, бродяга. Ну что, шанс посмотреть на штурм своими глазами, а не в кино?

— Я бы предпочёл в кино.

— Знаю. Для вас и снимаю. На стены только не рвитесь, и всё будет хорошо. Пушек в это время не так чтобы много, ядра до́роги. Ни гераней, ни абрамсов нет. Никто не нажимает в бункере кнопочку, рвущую людей в клочки где-то за сотню километров. Всё ручками-ручками. Самим приходится.

И он снова ударил в бока коня, повернулся ко мне щекой:

— Кар злится. Не подходи к нему. Держись вот этого чистоплюя. Я бы тебя сразу ему отдал, но не поймут. А будет штурм, и никто особо ничего не заметит. Во́роны, насколько понимаю, сразу полетят на стены. Я — тоже…

— Ты будешь сражаться со своими⁈

Бертран расхохотался:

— «Свои» это такой философский вопрос, скажу тебе… Я эрталиец. Как думаешь, монфорийцы для меня свои или нет? А родопсийцы? Эрталия то воюет с Монфорией против Родопсии, то воюет с Родопсией против Монфории. Кто из них — свой? А когда моя маменька со своим мужем воевала, как думаешь, кто из них был мне своим? Нет, мне ближе слова одного замечательного товарища: «я дерусь — потому что я дерусь». И точка.

И почему Пёс бездны — не он?

— Свои для меня это Майя. Анька, и её муж, потому что — её муж. Ребёнок их. Ты вот, свалилась на мою голову. Осень там, да. Эйдэн — хорош, воронёнок. Герман и Майя — свои. А остальные… Какое мне дело до них?

Орда снималась и перетекала в движение. Очень скоро вокруг я стала видеть только незнакомые лица. Они кричали что-то, цокали на своём наречии. Я покрепче обхватила талию Бертрана и прижалась к нему.

Если я смогу передать силу Эйдэну, то мы с ним остановим всё вот это?

Я закрыла глаза, зажмурилась и попыталась сосредоточиться, увидеть магию внутри. Но, кроме красных и зелёных кругов, внутри ничего не было. Тогда я тихонько завыла, для надёжности. А потом чуть не спрыгнула с коня.

— Рехнулась? — опешил Бертран, чудом меня перехватив.

— Гарм! — закричала я. — Гарм, он остался… он потеряется… Он маленький! Вдруг с ним что-то случится⁈

— Он наверняка у Эйдэна. В последнее время, твой пёс, мне кажется, души не чает в Третьем вороне.

— А если нет?

Бертран выругался сквозь зубы:

— Элис, мы не сможем повернуть назад сейчас — нас затопчут. Успокойся. Уже через два часа ты будешь всё знать точно. Если что — обещаю, я найду тебе твоего Гарма.

А если нет? А если… Меня продолжило трясти. Бедный, маленький пёсик. А если он сейчас мечется между лошадьми, уворачиваясь от копыт? Если скулит, зовёт меня и отчаянно боится? Если…

— Не реви, — буркнул Бертран. — Нам действительно невозможно… Эй, перестань немедленно!

Его глаза округлились. Лошадь рванула, отчаянно заржав, и я упала на землю. Встряхнулась, облизнулась и бросилась назад, туда, где мог быть Гарм, сквозь толпу кочевников, которые почему-то отчаянно вопили и стреляли в меня. Их лошади оказались умнее: они шарахались в стороны, уступая мне проход.

И тут мой нос уловил тонкий знакомый запах.

Гарм.

Я прижалась носом к земле, отвернулась и пустилась по следу. Гарм бежал тут часов девять назад. Он чего-то боялся, это чувствовалось. И очень-очень торопился.

Пара болтов ткнулась мне в бок. Я досадливо лязгнула зубами: ну надоели, честное слово!

Эйдэн крикнул не стрелять. Его приказ подхватил Аэрг.

Я прижала уши к голове: слишком громко. Слишком много шума. И страха. Все эти потные тела, воняющие злостью и страхом… Истошные крики лошадей.

Наконец, всё это осталось позади, я глубоко вдохнула аромат трав, мышей, глухарей и — Гарма. Он поранил лапки, и теперь его привычному аромату добавился запах крови моего пёсика. Я зарычала и прибавила ходу.

Вскоре мой нос уловил и другие запахи. Лошадь. Одинокая лошадь. А вот тут она останавливалась, и её седоки разводили огонь. Тонко пахло Мари. И лягухом. И остро-остро — сырными крошками. И…

Эйдэном?

А этот-то что тут делал?

Все эти запахи не были свежими. А вот след Гарма становился всё чётче и, не тратя время на историю, я побежала дальше.

Город я почувствовала раньше, чем увидела. Это был целый букет совершенно разных ароматов, но сильнее всего — живой человеческой плоти. И овцы. Овцы пахли особенно вкусно, и я снова облизнулась. Если прямо сейчас сломать во-он тот сарайчик… овчарню, это называется овчарней… то можно очень вкусно полакомиться. Шерсти, конечно, много, но шкуру можно не есть. А вот горячая кровь…

М-м-м…

Я снова облизнулась. И почти повернула к вкуснятине, когда дунул лёгкий ветер, и нос ощутил совсем близко, совсем рядом…

Он был здесь! Он едва дышал.

Я прыгнула в большую канаву и сразу увидела светлое тельце. Подбежала и облизала его. Гарм открыл глаза и слабо тяфкнул, словно просил за что-то прощения. И тогда я всё поняла.

Схватила его шкирку, как щенка, и побежала в перелесок, а оттуда по глубокому руслу мелкой реки, почти ручейка — к стенам замка. Там, наверху, ходили дозорные. И что-то происходило. Мы замерли у самых камней стены. Я прислушалась.

Наверху были войска. Эти войска были очень взбудоражены. Гарм осторожно высвободился из моих зубов и сел, виляя хвостиком. Я легла на прохладные валуны. Сердце вздрогнуло от страха. Там, наверху… Откуда она тут? Я тихонько чихнула, чтобы выгнать отвратительный запах из ноздрей, а затем снова втянула воздух и тряхнула головой.

Мы с Гармом переглянулись.

Маменька? В Старом городе? А рядом с ней… герцог Ариндвальдский? Я напрягла слух и сквозь шум разговоров, криков и биения сердец услышала её голос:

— Кретьен женится на Авроре. Гильом — на мне. Чем вы недовольны, Шарль?

— Чем недоволен? — голос герцога резал льдом. — А какое место, милая, вы отвели для меня в ваших планах? Чем я должен был быть доволен, по-вашему? Люсиль была дура, но она была хороша. Зачем такая поспешность, скажите мне? Вы убили её, не согласовав со мной! Вы похерили весь наш план…

Я поняла, что они находятся внутри стены, а я их слышу их голоса и чувствую запах из узкой бойницы.

— Шарль, Боже! Не будьте занудой. Вы могли бесконечно ждать, когда Гильом возьмёт вашу жену в любовницы. А я вам скажу: никогда. Он скорее с Синдереллой стал бы спать, чем с Люсьен.

— Это ещё почему?

— Да потому что он вас вычислил, Шарль. Не тупите.

— С какой стати…

Я почти увидела, как маменька закатила глаза:

— Они играли с вами. И только здесь мы могли бы устроить им ловушку. Марион заперся в башне вместе с женой, но он идиот. Как думаете, когда кочевники ударят в стены, что станет делать наш добрый принц?

— На его месте я бы атаковал вместе с войсками кагана…

Сессиль рассмеялась:

— Вы бы — да. А он — нет. Особенно после того, как я, рыдая, буду просить его о защите. Сначала враги — а потом предатели. Так решит Марион. Поверьте, я его хорошо успела изучить. И вот, пока он сражается с каганом…

Она многозначительно замолчала.

— Мы казним убийцу, — рассмеялся Шарль холодно. — Так себе план, дорогая. В нём слишком много слабых мест. Например, король Гильом может и не жениться на вас.

— Даже ради спасения жены? Не верю.

— Вы замужем. Это вторая проблема.

— Уже нет. Всё продумано, поверьте мне.

— Кроме того, что получу я, — резко напомнил герцог Ариндвальдский.

— Меня, — прошептала Сессиль, и я услышала звук поцелуя. — Но потом, когда я уже стану королевой Эрталии и Родопсии.

— А Кретьен…

— А Кретьен — кретин. Забудьте о нём. Лучше подумайте о том, как сломать Аврору. Гильома я возьму на себя.

И в этот момент тревожно запели трубы: дозорные увидели приближающуюся орду. Гарм вскочил, тяфкнул и из последних силёнок бросился в решётку канализационного стока. Я снова облизнулась и задумалась. А где же Арман и Мари? Но поздно было возвращаться к их следу.

«А был бы Румпель, он бы просто шагнул в зеркало. Плохо быть маленькой беззащитной феей» — вдруг вспомнилось мне. И ещё: «позови через зеркало того, кто явится». Речь же была о Дезирэ, да? О Псе бездны? То есть…

Обо мне?