Ворон, каркни на счастье

Глава 12 Мудрость слабых

Дрез я узнала не сразу, хотя она не то, чтобы вот прям сильно изменилась.

Постояльцев в трактире кроме нас не было, и хозяйка, вышедшая нам навстречу и распахнувшая деревянные ворота стены, с изумлением разглядывала нас большими тёмно-карими, словно сливы, глазами. В них искрилась радость и отчасти насмешка, розовые мягкие губы улыбались, и меня впервые за долгое время охватило чувство, что я дома. Рядом крутилась большая мохнатая собака, похожая на кремовое пирожное. Гарм, с видом победителя ехавший в седле Эйдэна, глухо зарычал при виде её.

— У нас нет десяти комнат, но мы можем предоставить вам шесть, — говорила Дрэз, держа в поднятой руке масляную лампу странной конструкции. — А как вам в них разместиться — решайте сами. Если есть какие-то предпочтения в еде — просьба озвучить заранее, потому что…

Эйдэн перебил её:

— Нет. Мы всеядны. У нас одно пожелание: ванная для женщины, широкая кровать в её комнате и хороший овёс лошадям. Если нет такой просторной конюшни…

— Есть. Сюда в основном добираются на лошадях. Моё имя Анна, с кем из вас я буду общаться по оплате и при случае необходимости?

— Со мной. Моё имя — Эйдэн.

Вороны спешились, шакалы приняли поводья. Гарм спрыгнул, подскочил ко мне и отчаянно залаял на кремовую собаку. Та припала на передние лапы и завиляла пышным хвостом. Я впервые видела такую: длинная чёлка падала ей на глаза, мохнатые уши свисали, словно два хвостика.

— У вас сука или кобель? — спросила меня Дрез деловито.

— К… мэ-э, — со вздохом ответила я.

— Это Гарм, — пришёл на выручку Эйдэн. — Если у вашей суки тецка, я его придержу.

Я наклонилась и потихоньку забрала Армана из пасти пёсика. Как только Гарм не перекусил ему лапку? А потом сделала вид, что споткнулась, и подбросила лягушку под крыльцо.

Внутри шале оказалось очень тепло и уютно. В руках Дрез вместо трости обнаружился мушкет, а за спиной вместо рюкзака оказался младенец, привязанный к женщине крест-накрест. Мы прошли на кухню, трапезная располагалась тут же. Хозяйка обернулась к нам, деловито убрала с лица пряди растрепавшихся волос:

— Приветствую вас в гостевом доме, уважаемые гости. Правила здесь такие: драки запрещены. Телесные наказания слуг — запрещены. Чины, сословия, выяснения кто знатнее, родовитее или богаче — запрещены. Будьте вежливы с хозяевами и друг с другом, и тогда всё будет хорошо. В противном случае администрация Дома оставляет за собой право попросить гостей покинуть наш дом.

— Кто? — переспросил Тэрлак.

— Я, — скромно пояснила Дрез. — Две комнаты на чердаке. Четыре вот за той дверью. Там прихожая и четыре двери — не заблудитесь. Я провожу госпожу наверх. Те, кто будут жить наверху, тоже могут подняться со мной. Потом разберусь с лошадьми, а затем уже займусь приготовлением еды и ванной. Герда, место. Полагаю, мужчины сами разберутся с жильём, да? Бельё я принесу позже. Идёмте, мадам.

Собака прошла к печке и послушно села на коврик. Эйдэн с изумлением смотрел на девушку. Она была похожа не на трактирщицу, подобострастно кланяющуюся постояльцам, а на принцессу, принимающую рыцарей в собственном дворце. Но я не удивлялась: Дризелла всегда была странной. И я очень любила в ней это.

— Нам не нужно бельё, мы — воины, — начал было Кариолан, но хозяйка Дома перебила:

— А мне не нужно чистить потом матрасы. Мне проще постирать бельё. В чужой монастырь со своим уставом не ходят.

Входная дверь хлопнула. Все дружно обернулись. Гарм на руках Эйдэна глухо заворчал. Вошедший мужчина в странной ушастой шапке привалился плечом к дверному косяку и вскинул пистолет, прищурив один глаз.

— Какие-то проблемы, Ань?

Она шаловливо улыбнулась, подошла и чмокнула его в небритую щёку, в щетине которой таяли снежинки.

— Да, Рион. Там десять коней и повозка. Ты справишься?

— Тинэй, Энэй, Зинэй, — бросил Эйдэн, — помогите Риону. Госпожа Аня, не переживайте за бельё. Мы будем соблюдать правила этого дома.

Рион опустил пистолет и усмехнулся:

— Пошли, господа.

Аня взяла меня за руку и повела наверх. Эйдэн пошёл следом. Эх…

— Здесь довольно холодно — мы не топим мезонин, но, когда ремонтировали дом, Рион начинал складывать печки снизу, и вот в этой комнате она наиболее хороша. К тому времени печник успел набить руку, так что скоро в вашей комнате будет тепло. Вам помочь раздеться? Корсет, думаю, вам успел изрядно надоесть. Ванной у нас нет, но Рион сделал душ, правда в бак нужно натаскать воды и согреть её…

Мы вошли в комнату. Дрез закрыла дверь буквально перед носом Эйдэна. Прошла, сняла со спины ребёнка, положила в кресло, скрутила платки валиком и перекрыла возможность падения.

— Дрэз, — тихонько позвала я.

— Мы знакомы?

Я вдруг вспомнила, что когда видела её в последний раз, у Дрэз были короткие, выше плеч, волосы. Сейчас они отросли, но не намного, и перетянуты в тугие косички.

— Я — Элис, подруга Ноэми.

— А… Элис. Не сразу узнала.

— Мне нужна твоя помощь, — зашептала я.

— Тебя удерживают насильно? Тебя украли и…

Она нахмурилась. Тёмные брови сошлись на переносице так решительно, что я поняла: если скажу да, в трактире будет бойня. Но я не видела здесь слуг, и, судя по всему, Дризелла и Рион живут одни. Я посмотрела на кресло. Малыш спал. У него были светлые пушистые волосёнки. Наверное, потемнеют, ведь у родителей у обоих они тёмные.

Может быть, они смогут мне помочь. Особенно если очеловечить Армана. Принц Марион прекрасно фехтует, у него и его жены есть пистолеты. Большая собака. И вот — уже четверо защитников. И может быть даже я на что-то сгожусь, но…

Три ворона. Три опытных воина. Ладно, два. Хотя я видела тренировку Кариолана и Эйдэна, дрался мой жених неплохо. И шестеро шакалов, скорее всего, в далёкую Родопсию направили людей искусных в бою. Могу ли я так рисковать чужими жизнями?

— Нет. Кариолан — мой муж. Так решила моя семья Но я не могу… Я понимаю, как это звучит, но прошу тебя: помоги мне сбежать. Со мной заколдованный маркиз, его какой-то злодей превратил в лягушку. Или злодейка. Обычно так феи поступают. Ему нужно расколдовать Спящую Красавицу, чтобы остановить надвигающуюся тьму… Но это неважно. Просто помоги мне бежать.

— О да, — хмыкнул неприязненно Дрэз. — Обычно феи.

— Ночью в тепле он снова превращается в мужчину. Нам нужна пара коней и одежда, и провизия.

Гарм тяфкнул тихоньку и навострил ушки.

— Но я не хочу, чтобы из-за нашего побега кто-то пострадал. Ни ты, ни твой муж, ни твой ребёнок.

Она задумалась. Молча помогла мне расшнуровать и снять корсет. Вышла, вернулась с дровами и растопила печку очень странной конструкции: это была не круглая печка, и не камин — прямоугольная и довольно большая, сложенная из кирпича. Мне кажется, на ней можно было бы даже лежать.

— У нас есть крепкое вино, — наконец отозвалась Дрэз. — Я приготовлю сытный ужин, как следует прогреют комнаты. Твои спутники крепко уснут, и тогда, под утро, ты сможешь бежать. Я тебя разбужу, хочешь? Потому что если ты хочешь оторваться от них, тебе нужны силы.

— А раньше никак? Хотя… лошадям надо отдохнуть. Спасибо тебе!

Я хлюпнула носом, обняла сестру подруги.

— Конь у меня есть другой, — тихо шепнула мне Дрэз на ухо. — Но лучше на нём… скажем так… ехать, когда светло. Ночью это опасно. А сейчас отдохни, я попрошу Риона набрать воды. Вымыться можно будет через полчаса, будет уже немного тёплая вода. Но если ты хочешь согреться…

— Мне достаточно вымыться.

Мы сговорились на том, что Дрез придёт ко мне под предлогом помочь купаться, и мы обо всём договоримся. Купаются голыми, а потому никто из моих спутников точно не будет рядом. Когда Дрэз вышла, я упала на кровать, Гарм запрыгнул рядом, лмизнул меня в щёку в знак примирения и тихонько заскулил. А на меня снова накатил жар и в глазах потемнело. Ох и не вовремя же!

Разбудила меня снова хозяйка таверны — её прохладная рука коснулась моего лба.

— Ты вся горишь. Вымыться тебе действительно надо, а вот вниз спускаться, к общему столу — нет. Я принесу твой ужин сюда.

Когда я вымылась, Дрэз помогла не расчесать и просушить волосы перед печкой, а затем взяла и постелила прямо на её верху.

— Я там сгорю.

— Не бойся, наоборот — прогреешься.

И я снова провалилась в сон. И снова меня разбудила Дрэз, которая принесла рагу, кашу и горячее молоко с мёдом.

— У меня есть деньги, — прошептала я. — Десять золотых. Ты мне…

— Вот и оставь их себе. Они тебе ещё пригодятся. Рион сейчас с твоими спутниками, пьёт и веселится, так что уверена — они проспят до самого утра до задних ног. Рион вообще мастер в этом вопросе.

Она рассмеялась, и в её голосе прозвучала нежность.

— Нет, ты не думай, он не всё время «празднует», а уж чтобы напиться до состояния, когда отказывают ноги или мозги — никогда. Но вот повеселиться умеет.

Я прислушалась. Снизу действительно доносились звуки музыки. Лютня, кажется. И топота. И звуки песен.

— И… вороны тоже празднуют? — спросила я, пытаясь представить отплясывающего Кариолана.

— Это которые в странных чёрных плащиках? Да. Рион узнал, что сегодня была твоя свадьба, и убедил их, что это событие стоит отметить. Причём отметить в чисто мужской компании. Когда я проходила мимо, твои вороны называли Риона светлым братом и учили его плясать какой-то танец абджарад. Всё хорошо. Спи. Я тебя разбужу.

Я поискала глазами Гарма. Пёсик сидел на подоконнике и тоскливо смотрел в окно. Он вообще выглядел как-то понуро и встревоженно. Может, тоже заболел?

Мне снились какие-то зеркала, в них полыхал пожар, а я бежала по зеркальному коридору и не знала, как из него выбраться. Пробуждение стало продолжением кошмара. Чьи-то руки схватили меня за ноги, рывком сдёрнули с печки. Я распахнула глаза и вскрикнула.

— Тише, Элис, — пьяно велел Кариолан. — Пошли. Быстрее ляжем, быстрее встанем.

И он уронил меня на кровать, а затем так же рывком стянул с меня штаны. Я взвизгнула, одёрнула длинную рубаху (её подол закрывал мои колени) и попыталась удрать.

— Кардраш! — рыкнул муж, снова схватил мои коленки. — Элис, не бойся всё хорошо. Это я. Ницего страшного не будет. Я быстро, ты ницего не успеешь понять.

И он попытался развести мои ноги. Я вывернулась, попыталась удрать, он снова перехватил и притянул к себе.

— Элис, — попытался мягко воззвать к моему благоразумию, — мы всё равно должны с тобой зацать ребёнка. Ты думаешь, это мне приятно? Ты-то хотя бы не соображаешь ницего.

Но я снова рванула и забилась в угол. Сердце стучало как бешенное. Он, конечно, был прав: супружеский долг, и я должна, и… Но нет, нет, пожалуйста! Кариолан посмотрел на меня влажно поблёскивающими глазами. Присел на край постели. Вздохнул, зачесал волосы пятернёй назад. А потом признался честно:

— Да я бы рад, понимаешь? Совсем бы не трогал тебя. У меня есть домашние, они бы заботились о тебе, а я бы пас табуны или воевал. Но нельзя, Элис. Я не выбирал тебя и не выбирал судьбу, и ты не выбирала меня, но тоже как и я… Да кому я это говорю!

Он снова растрепал волосы и ссутулился.

— Прости, — мягко погладил по моей ноге, — я тебя напугал. Никогда не был насильником. Отвратительное цувство. Может, Эйдэн и прав, и тебя надо было прируцить и… Вот только по-моему трахать безумную это тоже, цто трахать животное. Ты ведь даже не поймёшь, цто с тобой произошло.

«Да-да, — мысленно завопила я, — не надо этого делать!».

Признаться? Вот прямо сейчас? Но… А если его останавливает лишь мысль о том, что я не понимаю, что произойдёт? Одно лишь естественное отвращение? Я замычала, перекосила рот и выпучила глаза. Я буду очень-очень-очень омерзительной. Уйди, пожалуйста. А завтра…

— Ладно, — тяжело вздохнул ворон. — Ты не хоцешь да, вот так? И тебе страшно на меня смотреть, да?

Я закивала головой всё с тем же дебильным видом.

— Ну хорошо.

Он встал. Ура! Побед…да…

Кариолан рывком перевернул меня, вбил колено между моих ног и нажал рукой на спину. Я забилась пойманной рыбой, но вот в такой позе сопротивляться стало в разы сложнее.

— Так действительно всем будет проще, — пробормотал парень, и я увидела, как его штаны упали на пол.

Меня трясло, как в лихорадке. А потом я расхохоталась. Не то, чтобы мне было очень весело, нет. Это был дикий смех отчаяния, до судорог, до икоты. Кариолан растерялся, отпрянул. Я упала на пол, хохоча и вытирая слёзы, я не могла остановиться.

Боже, меня сейчас изнасилуют…

Закрыла лицо руками.

Дверь хлопнула.

Я обхватила колени, уткнулась в них носом и разрыдалась со смехом напополам. Это был странный смех, раздирающий внутренности. И тут меня подхватили на руки, прижали к плечу и стали баюкать.

— Тише, тише, — прошептал низкий голос мне на ухо.

Я снова всхлипнула. Вцепилась зубами в рубаху. Меня не трясло — меня колотило и содрогало.

Эйдэн — а это был он — лёг со мной на постель, обнял, прижал к себе и принялся гладить по волосам, мягко уговаривая меня. Я прижалась к нему. Постепенно истерика разжала свои ледяные острые когти.

— Прости, — прошептал Третий ворон. — Спи, Элли. Спи. Не бойся. Никто не войдёт.

Я уткнулась в его подмышку, всхлипнула, но меня уже почти отпустило.

— А что будет потом? Завтра? Послезавтра? Через неделю? — спросила его, и сама поразилась злому и безжизненному голосу.

— Потом тебе придётся сказать ему да, — тихо ответил Эйдэн. — Однажды тебе придётся разделить с ним ложе и зацать с ним детей.

— Я не хочу.

— Захоти.

— Не хочу захотеть, — прошипела я и оттолкнула его. — Уходи.

Третий ворон снова прижал меня к себе. От него пахло вином и мясом, и чем-то терпим и горьковатым.

— Элли, — прошептал он хрипло, — девоцка, рано или поздно тебе придётся сдаться. Тот, у кого нет сил, цтобы оказать врагу сопротивление, рано или поздно будет побеждён. Но цем сильнее он сопротивлялся, тем сильнее его заставят за это заплатить. Мудрый понимает, когда он может победить, а когда — нет. Мудрый примет поражение.

Да, может быть. Но иногда отчаяние и смелость, решимость стоять до конца важнее мудрости. Бывает и бывало, что сотня воинов одерживала вверх над тысячей. Но я промолчала. Вместо ярости и безумного смеха меня охватила усталость. Да и какой смысл с ним спорить? Мне надо дожить до утра. Я убегу, а если меня догонят — кинусь головой вниз со скалы. Я не стану безвольной рабыней кочевника.

Но об этом Эйдэну лучше не знать.

И я снова уткнулась ему под мышку, и почувствовала, как его пальцы перебирают пряди моих волос.

— Ты прав, — произнесла как можно более уныло. — Но я больна. У меня жар. Не сейчас.

— Хорошо, — согласился он.

Мы лежали так довольно долго. Все звуки в доме стихли, всё погрузилось в сон. «Ты меня отдал другому, — думала я, понимая, как глупо упрекать в этом ворона, — ты просто взял и отдал меня». И сердце щемило от тоски. Глупое, глупое сердце!

Ворон вдруг тихонько запел, очень-очень низко, почти невозможно низко. Это была тягучая и странная песня на незнакомом языке, похожая на колыбельную. Когда он замолчал и положил мне на темя колючий подбородок, я тихо спросила:

— О чём ты пел?

— О смерти. Это старая колыбельная. Мать рассказывает сыну о том, как умерли все его родные: дед, отец, старшие братья. И о том, как придёт время, сын вырастет и отправится на войну с врагами, и там умрёт.

Я вздрогнула.

— Ну у вас и колыбельные! Миленько.

— Нас с детства уцат умирать, — прошептал Эйдэн, вдруг отпустил меня и рывком сел. — Жизнь коротка, жизнь есть ложь. Правда — лишь смерть. Спи, девоцка. Спи спокойно. Завтра я поговорю с Кариоланом о том, как не пугать женщину в постели. Не бойся.

«Я же тебе нравлюсь! — хотелось крикнуть мне. — Я же вижу, что тоже тебе нравлюсь! Почему же ты так легко меня отдаёшь⁈» Но я стиснула зубы и промолчала. Незачем унижаться. Он не может не видеть, как сильно меня к нему тянет.

— Ты спрашивала, поцему у нас разные слова для приказа убить мужцину и приказа убить женщину, — Эйдэн вдруг остановился у выхода. — Я думал над твоим вопросом. Мужцина рождается, цтобы его убили. Рано или поздно его кто-то убьёт. В бою, в поединке, неважно. Женщину убивать…

Он запнулся. Я молчала и не смотрела в его сторону.

— Женщину убивать — грех. Женщина даёт жизнь, мужцина — смерть. Если ты изменишь Кариолану, тот убьёт мужцину, покусившегося на его цесть. Не тебя. Если ты попытаешься убить мужа, тебя накажут, но не убьют. Цто бы ты ни сделала, тебя не убьют. Казнить женщину можно только если она убила ребёнка. Или если она сбежала от мужа. Сама. Без другого мужцины. Но и тогда никто не будет убивать её своими руками. Женщину закапывают в землю. По плеци. По шею. И она умирает сама. Или её съедают звери. Но не люди.

Я вздрогнула и всё же посмотрела на ворона. Тот стоял у закрытой двери и смотрел на меня, глаза его в темноте чуть поблёскивали. Уж не догадался ли он о моём плане?

— Поэтому «убей женщину» это совсем другое слово. А теперь спи, Элли. Спи спокойно и просто будь хорошей девоцкой.

И он вышел. Я села, закуталась в одеяло и посмотрела в окно. Как же страшно!

— Перестань, — прошептала сама себе, — иногда умирать не страшнее, чем жить.

И тут поняла, что в комнате нет Гарма. А если пёсик остался на улице? Выскочил, например, с Дрез, побежал охотиться на крыс и остался на холоде?

Я поспешно оделась и вышла. И вдруг услышала разговор из комнаты напротив. Дверь в неё была закрыта неплотно, и до меня доносился голос Тэрлака. Я прошла было мимо, но…

— Она была напугана, брат мой, — ответил Эйдэн. — Напугана и плакала. Мне пришлось её утешить и успокоить. Скажи мне, как назвать мужцину, в постели которого плацет женщина?

— Поцему бы тебе самому не взять её в жёны⁈

А вот это уже был Кариолан.

— Потому цто она — твоя жена.

— Йд, это цужая женщина, — устало отмахнулся Тэрлак. — Ты не должен её утешать. Ты не должен о ней заботиться. Она как щенок — привязывается к ласковой руке. Я вижу как она смотрит на тебя. Ты не должен становиться между Кариоланом и его женой. Пока ты есть рядом, она смотрит не на мужа, а на тебя. Пока ты есть рядом, она не ляжет с мужем. Ты не должен жалеть цужую женщину, брат мой.

— Может Эйдэн и возьмёт её в жёны? Я отрекусь, а он возьмёт…

— Помолцы, Кр. Не сотрясай воздух своей глупостью. У тебя нет сына, и ты — последний в своём роду. Каган пощадит тебя. Но у тебя есть сестры. Ты хоцешь, цтобы за твоё ослушание владыка велел сделать с ними тоже, что с доцерью Эйдэна? Ты хоцешь видеть, как они умирают одна за другой на твоих глазах?